Предзакатное солнце всё ещё припекало. И ни единой тучки, голубизна небосвода.
Заросший молодой травой - муравой и густыми розетками подорожника просёлок манил к себе. Так и хотелось сбросить туфли и пройтись по молодой, мягкой, шелковистой травке босиком, ощущая, чувствуя подошвами ног мягкость, пышность и тепло молодой изумрудной травки, которая так бурно разрастается в окрестностях деревни Анкудиново.
Вот просёлок и кончался, появилась петляющая, набитая ногами местных жителей тропинка, к речке Пекше ведёт. Серебристые ивы, старушки- ольхи, молодые задорные берёзки в тёмно- зелёных платочках, цветущая черёмуха охотно обрамляли речные берега.
С лесной опушки звонко куковала одинокая кукушка. Из глубокого поднебесья слетела вдохновенная песня жаворонка. Он уже чуть – чуть виднелся, казался чёрной точкой, но песня его лилась и лилась, как ручеёк звенел.
Вечерело. Тишину нарушал звон первых комаров. Солнце было совсем низко. Его оранжево - красный диск, приобретал малиновый оттенок, опускаясь к зубчатой кромке ельника, отделяющий гладь речной заводи от лесной опушки. Над опушкой загорелась закатное зарево вечерней зари.
На кустах и на молодой травке появился мелкий бисер росы. Сгущались сумерки. От речки Пекши поплыл реденький белесый туман, как дымка.
Как крепко, душисто запахло цветущей черёмухой. На кустах береговых черёмух белое
кипение на загляденье. И не снег, а дивные кружева на ветках. Вот, поистине, радость цветёт! Нет – нет, не простое, а какое – то колдовское цветенье: пышное, броское, весёлое, очаровывающее сразу.
Да при таком волнующем запахе, армате! Всё в нём и сладость, и горечь, и свежесть.
В кустах цветущей черёмухи послышался какой –то странный вопрос светло - жёлтенькой птахи: «Как жить…. Как жить»
Чуть слышно позванивали синички на берёзах.
Дикие утки вразнобой пролетели к большому омуту. Просвистел крыльями чирковый селезень, шлёпнулся неподалеку, поднял брызги, прислушался.
Окрест - перекаты птичьих голосов полились. Майский вечер наполнился звуками: у речной и -воды гулко послышался покрик трясогузки:»Чи-зить, чи – зить» . Только слушай. Вот славно, призывно старается варакушка. С определённым интервалом в сосняке насвистывала пеночка:»Тонь – тонь-тонь».
Одну за другой щедро рассыпал трели прилетевший из деревни скворец. Как старается скворец:» Ти-и-ив ти-и-ив… тубрлю…чурррр»- и в жарком усердии забудется, и неожиданно выдаст мотив чужой песни - соловья. Не беда. Всё - таки на свой лад переложено.
Я спустился с берега к самой воде. И тут в кустах черёмухи что –то чмокнуло, раз, второй:
« Чок… чок… чок».
Соловей. Он пел звонко и вдохновенно, казалось безо всякого усилия, брал такой немыслимый разгон, мотив, что у меня дух перехватывало.
С возгласом:»Чив- чив- чив» робко пробовала голос малиновка, но у неё что – то не получилось и она утихла.
В ольховнике запел дрозд и играл с большим азартом песни, которые следовали одна за другой.
С лесной опушки, отчётливо доносилась песня овсянки:»Зинь- зинь-зинь», а ей вторил самец:»Тинь- тинь –тинь»
Прилетев на вершину береговой ветвистой берёзы, трепеща от восторга крылышками,
зяблик запел свою звонкую мелодичную песню. Когда зяблик поёт, у него дрожит каждое пёрышко, вот как старается певец весны.
С опушки леса доносится гулкий перестук дятла. На самой опушке громко стрекочут сороки.
Стою не шевелясь. За сороками подала тёплый, доверчивый голос иволга. Не иначе, как жар – птица. Оперение у неё яркое, солнечное, а увидеть её среди листвы зелёной да ещё вечером не так –то просто.
Едва уловимые блики вечерней зари осветили разом берега речки Пекши, русло и оно вспыхнуло розовым отсветом, и береговая шелковистая травка заиграла на миг темно - изумрудной расцветкой. Постепенно начал утихать гомон, шум чаек, а вечерней концерт
пернатых продолжался до полуночи.
Весна без птиц – не весна. О птицах иногда говорят: наши певчие птицы. Вкладывают в этот смысл, что птицы от нас улетают и к нам же должны прилетать, возвращаться.