3 «Поздние Переселенцы»-»Sp;taussiedler»
/Поздним переселенцем является лицо немецкой национальности, в рамках процедуры приёма переселенцев покинувшее после 31 декабря 1992 года республики бывшего СССР и в течение 6 месяцев прибывшее на постоянное место жительства в Германию /
Мои предки писали дневники, как и что было, я тоже решила написать, представляю его вам, не судите с разбегу, не разобравшись, читайте внимательней.
Читать предлагаю в этой последовательности
Глава 1 -«Живём как по писаному»
Глава 2-"Как это было"
Глава3 "Главы из прошлой жизни»
и так далее
***
«Главы из прошлой жизни» Глава 3
Подсобное Хозяйство.- Родилась я на Подсобном Хозяйстве на Учхозе. Наверно мне надо уже на этой первой строчке остановиться и дать вам объяснение. Я специально посмотрела в справочники и мне самой было интересно, что я знаю про те места, где я родилась совсем мало. В 1923 путём преобразования создался Первый Томский Сибирский политехникум имени К. А. Тимирязева. И на его основе тогда Туганском, а сейчас Томском районе создали большое опытно-учебное хозяйство Учхоз. Подсобное хозяйство располагалось на территории Семилуженского сельского совета, поэтому в свидетельстве о рождении у меня стоит место рождения Семилужки. Это и есть моя малая родина! Позже с моим отчимом мы ездили туда на мотоцикле, но я там ничего даже напоминающего о когда-либо учебном хозяйстве не нашла, обычный лесной пейзаж. А вот Семилужки, к которому относился Учхоз, теперь выходит на туристическую тропу. В детстве я часто ездила с мамой в Семилужки, там жила моя бабушка и мамины две сестры и брат с семьями, потом они уехали в Киргизию, а теперь живут в Германии. В последнюю нашу с мужем поездку в Томск, мы посещали это село. Село Семилужки Томского района может стать туристической Меккой региона. Именно факт создания в селе историко-культурного комплекса, и поможет селу преобразиться.
Отца пригласили на Учхоз, там немного больше платили и комнату давали чуть больше, у меня уже были две старшие сестры. Наша мама как лицо немецкой национальности была под комендатурой, как спец переселенка, и из-за комендатуры, мама не могла самостоятельно сменить место жительства. Да и паспорта у неё не было, только справка, так называемая в народе Волчий билет Спецпереселенцам запрещалось отлучаться за пределы территории своего сельского совета. Самовольное отлучение из района спец поселения более чем на сутки каралось в уголовном порядке. Согласно указу, самовольное оставление мест спец поселения наказывалось двадцатью годами каторжных работ. Вскоре они переехали. По рассказам мамы жизнь там была не из лёгких, и хоть было и тяжело, но у них был свой уголок, это бывшая кладовка какого-то склада. Мама с отцом отремонтировали своё так называемое новое жильё. Мама не забыла, как было у них дома на Родине на Волге и решила и в своём гнёздышке сделать уют. Отец как-то принёс домой медицинский бинт, такой простой марлевый и мама из этого бинта сделала рюшку и пришила её по краю простыни, когда заправляла кровать, рюша выглядывала и было «шикарно». К ней зашла соседка. Жена начальника, увидев такую прелесть, бегом куда-то убежала и принесла два бинта, из одного она попросила ей такую же красоту сделать, а второй маме за работу. Мама шила нам маленьким распашонки и у неё остались лоскутки, она сшила их вместе и обшила подаренным бинтом. Получилась шторка на их единственное миниатюрное окно. Такая новость разнеслась мигом, соседки завидовали, и мама стала в глазах соседок мастерицей. Отец работал бригадиром, он почти не бывал дома, вечером, после ужина он ложился в кровать, а мама стирала и сушила над печкой его одежду, потому что сменой одежды у него не было. Родителям удалось вырастить телёнка продать и на вырученные деньги они купили швейную машинку, она всё время была с мамой, потом ещё сковородку и чугунок. И всем этим мама пользовалась всю жизнь. Я хорошо помню эти бесценные вещи. Я не так много знаю примеров из той жизни, ну вот этот часто мама рассказывала. Мне было семь месяцев, я лежала в подвесной детской люльке, мама была занята, меня нянчила моя сестра, она на два с половиной года старше меня, так получилось, что я выпала из той люльки. Мама понимала, что со мной что-то не так, но там врачей не было и всё та же жена начальника нашла лошадь с телегой и отправила меня с мамой на станцию, потом поездом в Томск в больницу. Хорошо, что закон уже был снят и мама могла поехать за пределы с/совета. У меня была повреждена левая рука. Мама была со мной, а с моими сёстрами дома были соседки. Отец нас сильно любил и хоть уйти с работы было не так просто, он поехал искать меня с мамой в Томск. Только подумайте, мама, не зная языка, ещё не давно не имевшая права куда-либо поехать, одна с больным ребёнком на руках едет на поезде в Томск и знает лишь одно, что отец сейчас где-то на Хромовке!!! Спросить у кого-не могла, она плохо говорила по-русски, боялась, что отправят в комендатуру. Мама рассказывала, иду я с тобой по линии, а сзади идёт мужчина, он ещё далеко, не разобрать, да часто поворачиваться не получается, ты не даёшь. И вдруг слышу голос, Лена, ты что ли. Это было точно чудо. Это был отец. Мама говорила, вот о чём можно подумать в такие минуты, это было чудо, или случай, но это было! /Опять про то, что не поддаётся простому пониманию/. Не зря мама боялась. Спец поселение было снято формально, я выросла и не знала, что всё это время я тоже была под комендатурой. Но это уже не потусторонние силы, обычный городской адрес, здесь реальное здание и не обычный архив.
Моё тёмное прошлое
Перед отъездом в Германию мы зашли с мужем в спец часть в Томске, мы хотели для мамы взять справку, а работник этого учреждения спросил, а на остальных членов семьи вы не хотите получить справки. Я была шокирована, а кто ещё имеет такие справки, и услышала имена сестёр и своё имя. Сотрудник этого жуткого учреждения был в курсе, что многие из нас рождённых от спецпереселенцев и не подозревали, что тоже были под комендатурой. Я не могла прийти в себя и поэтому ожидание, пока будут готовы справки я не заметила. У меня тряслись руки, когда я взяла мою справку из рук сотрудника, а он привычным тоном стал мне объяснять. Дети спец поселенцев состояли на «посемейном» учёте с момента рождения до исполнения им шестнадцати лет. После этого их ставили на персональный учёт, то есть они становились «полноценными» спец поселенцами. Он понял моё состояние и решил добавить.
Дети, рождённые до пятьдесят шестого года, тоже были признаны репрессированными и тоже получают реабилитационные документы. Этот процесс продолжается до сих пор. Вы родились за месяц до отмены закона, значит и вы подпадали под Указ ПВС СССР №21/160 от 28.08.1941А Я не могла прочитать. Буквы прыгали в такт сердцу, а в голове кто-то твердил, ты была приговорена. Помню, что ко мне обратился этот сотрудник, оказывается я машинально спросила за что! А он не понял и думал, что у меня к нему вопрос. Он пожимал плечами, а я снова спросила-за что! Да, конечно, при чём тут этот сотрудник, он и так отнёсся к нам понимающе, чтоб не бегали все, он выдал нам всем эти справки. Меня что судили, я была подсудимая. Я с трудом разбирала строчки- родилась--Томская обл., на спец поселении; Приговорена, и обвиняется. Как так обвиняется, я ж только родилась. Это у моей мамы написано, что она обвинялась, как немка! А я как ребёнок, рождённый у немки. Вот такое у меня интересное рождение. Я родилась как раз в год второй волны реабилитации немцев, и хоть только месяц, но всё же успела. Я не знала до самого отъезда о существовании этой справки, но получается, что я тоже из «бывших»!
Лицо немецкой национальности
Я в сорок лет узнала мою тайну,
Как оказалось, что судима я была!
Узнала я об этом лишь случайно,
За справкой маме в НКВД зашла!
Интеллигентно пригласили на беседу,
Спокойно я зашла в приёмный кабинет!
И вкратце объяснила там законоведу,
Что справки маме надо для анкет!
На русский лад ей имя записали,
И долго мама Класиной была!
Наверно в паспортном столе не знали,
Что Классен моя мама быть должна!
Я видела в шкафу лежало много папок,
Но без ошибочно он мамину достал!
Каков специалист, так без особых знаков,
Он, видно, кабинет свой знал!
Вы говорите дочь! Вы Валя, Нина, Катя,
Я растерялась, как он знает и про нас!
Как будто дали мне глоточек яда,
НКВД тогда был страх, а это же сейчас!
Моё волнение его как видно не смутило,
Похоже здесь всё это не впервой!
Тихонечко во мне всё вновь ожило,
Хоть ситуация казалось не смешной!
Вам справки дать на всех и сразу,
Иль хочется про это вам забыть!
Ведь вы согласно новому указу,
Вы прощены и можно мирно жить!
Закон, указ уже я плохо понимала,
Реабилитация нужна для нас!
Да, знаю, мама пострадала,
А мы какая в этой папке связь!
---------------------------
Моя Справка-Родилась - Томская обл., на спец поселении. Приговорена: 12 декабря 1941 г., обв.: немцы (Указ ПВС СССР №21/160 от 28.08.1941).Меня обвиняли как члена семьи немецкой национальности, находившуюся на спец поселении в Томской области вместе с родителями. Источник: УВД Томской обл.
------------------------------------------------
А совсем недавно я случайно просмотрела нынешние льготы реабилитированным жертвам политических репрессий. Раньше я их не смотрела, в моём случае они на меня не действуют. И вот, когда я открыла на компьютере эту страницу со льготами, там было несколько страниц статьи, пункты и прочее, но главной была последняя строчка. В ней говориться, что все эти льготы действуют в каждом регионе в их региональной интерпретации. Я поспешила посмотреть, что же это такое. Просмотрела откуда мама была депортирована, а это район города Энгельс Саратовской области. Там список региональных льгот был, но существенно меньше. Я подумала, но если маму отсюда депортировали, то неужели их увезли не всех, и кто-то ещё остался, но тогда он не жертва, а может потом кто-то вернулся уже после пятидесятых, но таких наверняка не много. И вот смотрю томский район!!! Сюда маму привезли и здесь родилась я, то есть- мы жертвы политических репрессий и что нам здесь приготовила районная администрация! А вот тут ограничились пятью пунктами. Один, наверно важный теперь, внеочередная установка телефона. Закон вообще, вроде есть, но формальный. Выходит, мама была права, она так всегда и говорила, мы отработанный материал.
Пару месяцев назад у меня произошло большое переосмысление всего что было. Я на фейсбооке присоединилась к одной группе, там в основном были молочанские меннониты и группа была на английском. Через переводчик я иногда просматривала материал, конечно, не много, что такое переводчик в компьютере, поймут почему не много просматривала. А тут выставили фотку понятную и без переводчика, старая пожелтевшая фотка времён второй мировой. Вот только солдат не той армии. Я сначала возмутиться хотела, почему здесь ставят такие фото. А потом увидела, что и другие пишут и добавляют про своих. И я вспомнила, что в Канаде молочанских меннонитов много. Короче, я вышла с той группы и теперь я по-другому оцениваю депортацию и всё что потом было и с нами. Просто процесс объявили, а как и что никто не проверял, вот и делали там все то, что хотели. Я читала постановление как должны поступать на местах прибытия депортированных, и сама знаю, как это было на деле. Вот, к примеру, в постановлении стоит обеспечить жильём, мамина семья получила не жилой заброшенный дом в глубинке. На родине они сдали все имеющиеся продовольственные запасы, у них были квитанции что и сколько, а по прибытию ничего не получили, а их квитанции забрали покрыть госпоставки. Извечная человеческая проблема воровать, делать гадости и оставаться не наказанными вот такое и порождает, и сейчас ничего не изменилось. Вот только у меня прояснение наступило.
Копылово
В Копылово началась стройка ТЗСМиИ-Томского Завода Строительных Материалов и Изделий это был филиал, в самом Томске был второй завод, а наш был под номером один. В то время все режимные- военные заводы были под номерами. Наш завод относился к Министерству Атомной Промышленности №13 в Москве. Нет там не было военной продукции, действительно строй материалы, секретность была в том, что сколько и куда шло этой самой продукции. В то время рядом строился действительно режимный завод Томск 7, сейчас Северск, он и сейчас работает. Чтобы далеко не возить материалы наш завод и построили. Много кирпича шло и в Казахстан, и на Байконур. Мой отец, подумав, решил, что на такой большой стройке будет легче и работу найти и жить. К тому времени уже была снята комендатура, и мама могла свободна перемещаться. Но, как оказалось, перемещаться она могла, а вот работать на нашем заводе так и не пришлось. Её администрация завода так и не приняла на завод и не смотря на реабилитацию. А вот я отработала потом двадцать лет на этом заводе и не где-нибудь, а в бухгалтерии. Может потому, что я и сама не знала, что и я была под комендатурой. Но у нас же была спец часть и что они не знали кого принимали. Знали и проверяли, официально в штатном расписании было написано, что руководителей, начальников принимают с согласованием с Москвой, но это и был контроль, а на должности ниже такой проверки не было. Просто в голову никому не могло прийти, чтобы взять и меня проверить. К тому же у меня была фамилия отца. А больше всего, со мной было совсем по-другому. Во-первых, и про комендатуру стали забывать, а многие и совсем не знали. Когда началась стройка нашего завода, была создана строительная бригада, мой отец был в этой бригаде, а их бригадир, в последствии стал директором завода. Теперь, когда прошло столько лет, я понимаю, что, став директором завода, этот человек не забыл с кем он стоял у истока завода, с кем делил те трудности, которые всегда бывают в начале, но они выстояли. Когда умер мой отец и родственники хотели нам помочь и увезти нас в Киргизию, он предложил маме помощь. Не ужели так бывает, по правде, когда всё писала, сидела одна у компьютера, мысли обгоняя друг друга, тормозили воспоминания по отдельности. А теперь само собой все всплывает, нет сил остановиться. Кажется, не хватит бумаги всё отпечатать. Мне мама рассказала много позже. Когда умер отец, я училась в десятом классе, он умер второго января. Когда его похоронили, мама пришла к директору на приём с заявлением на увольнение. Директор спокойно выслушал маму и так же спокойно сказал, может не стоит сейчас, когда я заканчиваю школу, увозить меня. Там другая школа, другая жизнь, успею я за оставшееся время адаптироваться в новой школе. Да и потом, смогу там поступить учиться. У меня здесь хорошая характеристика. Отличные оценки, и с этим нельзя не считаться. Я была в школе секретарём комсомольской организации. И опять интересно, с моим прошлым и такое назначение. Наверно, если бы я знала, мне было бы не просто в той ситуации. Мама говорила, что она как будто проснулась, и ей стало страшно, она поняла, что это ошибка. Вообще, почему она не думала об этом, почему ей только сейчас открылись глаза. И это всё от слов директора. Куда, зачем она поедет, в чужую страну Киргизию, что она там забыла, тут её дети, и она собралась сломать жизнь младшей дочери. Оттуда с Киргизии племянницы едут учиться в Томск. Мама уже не слушала директора, она подскочила, заявление на увольнение было ещё у неё в руках, она смяла и порвала этот ужасный листок. Уже хотела бежать с кабинета. Но тут директор попросил её ещё на минутку задержаться и совершенно серьёзно сказал. Если всё же вы надумаете ехать, то пусть она оставит меня у них. Я с его дочкой училась вместе, и мы были подруги. Как у вас останется, а я что одна уеду. Вам самим решать, а вот за вашу дочь я попросил бы вас подумать. И я считаю себя ответственным за судьбу вашей дочери, мы с её отцом были в одной связке, а сейчас его нет, а это значить что судьба его детей мне не безразлична. Вот видите, оказывается такое бывает и не в кино. И он и правда, сдержал свои слова. Мы не уехали, но родственники отца не отставали от нас, оставаться в доме стало опасно, и директор дал нам место куда мы могли срочно переехать. Квартиры во вновь сдаваемом посёлке уже были распределены, поэтому мы получили комнату в двухкомнатной квартире. Или проще говоря, с подселением. Было тяжело с дома переезжать в такое не серьёзное жилье. Но альтернативы не было! Я закончила школу и выучилась на бухгалтера, и он пригласил меня на завод в бухгалтерию, потом отправил в Ленинград на переподготовку, и я получила диплом Бухгалтера экономиста, а это не просто бухгалтер любой отрасли, я учила работу на производстве, это кто понимает меня поймёт. Все строили разные версии, как я попала в бухгалтерию завода, я тоже не понимала. Я уже была почти оформилась в бухгалтерию Бройлерной птицефабрики, как вдруг меня пригласили к директору нашего Копыловского завода. Я шла в полном недоумении. Я первый раз шла в этот кабинет, казалось, чего бояться, там работает отец моей подруги, я часто бывала у них, и он хорошо к нам относился. Но когда я переступила порог кабинета, меня встретил очень даже официально совсем другой человек. Он правильно так сделал, он мне сразу дал понять разницу домашних условий и производственных отношений. И только мама просто так сказала, тебя возьмут на работу, он сдержит своё слово. Я не знаю, сейчас бывают вот такие случаи, чтобы вот так человек чувствовал ответственность по отношению к детям бывших своих коллег. И вот ещё с ним связанный случай. В школе я была одна из самых активных учениц, участвовала во всём что было, а последние года, как уже писала, была секретарь комсомольской организации школы. Школу я закончила одна из лучших, аттестат получала в первой тройке. Мне так охота было пойти на выпускной вечер, но у меня совсем нечего было одеть. Сестра перешили мне своё свадебное платье, а туфлей не было не то, что там каких-то, не было никаких. Ко мне пришла подруга и когда она увидела моё состояние пошла домой и сказала матери. Её мама знала мою ситуацию и решила мне помочь. Скоро подруга принесла мне белые туфли, в новой коробочке. А когда заиграла музыка, ко мне подошёл папа моей подруги директор нашего завода. Он пригласил меня танцевать, а потом сказал, какая ты у нас красавица и умница выросла. Ты сегодня на выпускном самая красивая, как жаль, что твой отец не захотел это видеть. Для меня это было так не привычно, я не знала такого внимания от моего отца. Я едва сдержала слёзы, мне кажется он это понял. Потом мы пошли провожать наших одноклассников, у нас были те, кто живёт далеко. Было так весело, но я не могла не думать о том, что я могу поцарапать туфли. И как мне их тогда возвращать, купить их мама не смогла бы, у неё не было денег. А потом ещё стал накрапывать дождь. Я сняла туфли, взяла их в руки и пошла босиком, было конечно больно, наверно от боли или от обиды я стала смеяться, хорошо, что был дождь и мои слёзы никто не увидел. Утром мы должны были идти в школу убирать после праздника. За мной зашла подруга, я сидела на стуле опустив ноги в тазик с водой. Она хотела засмеяться, а потом увидела мои опухшие и исцарапанные ноги молча подала мне полотенце, я надела носки и обула комнатные тапки и вот так пошла в школу.
***
Всегда у нас были два посёлка верхний и нижний. И в начале семидесятых начался строиться новый посёлок. И не простая была эта стройка. Сначала возвели забор, с вышками по краям и стали возить на эту стройку заключённых, прямо из зоны. Ощущения, по верти мне, очень непростые. Потом к концу стройки/ я забегаю вперёд/ скажу, было даже страшно. Уже сами машины для перевозки заключённых выглядели очень даже жутко, это были длинные металлические фургоны, с маленькими окошечками вверху. Выглядело это так, обычно две машины становились в ряд, по краям канвой с собаками, открывались ворота и начинали выводить из ворот осуждённых. Они прыгали в машину, собаки иногда даже сильно лаяли, конвой кричал, короче вот как-то так было. Я училась в десятом классе, нам стало известно, что наш бывший одноклассник, он к нам в класс попал как опытный второгодник, ну и, конечно, в десятый класс не пошёл, и вот он очутился в нашей зоне, то есть там за забором. Мы как-то собрали деньги и купили чай, и подошли к вышке, девчата болтали с охранниками, а парни перекинули пачки за забор. Вот и я участвовала в таких операциях. А там за забором, строили наш новый посёлок. А именно, новую школу, клуб, детский сад, но туда сельский совет вселился, и восемь многоквартирных домов. В этот посёлок переселили с верхнего посёлка с бараков, с общежития, финских домов, короче верхний посёлок почти отжил своё. Мне опять повезло, наш класс открывал новую школу. А потом я участвовала в концертной программе, и мы участвовали в открытие клуба. Заведующая клубом предложила нам девчатам десятиклассницам участвовать в монтаже. Мы представляли пятнадцать республик сестёр. На мужские роли взяли солдат. Мне досталось представлять Русскую. Наверно, потому что у меня была коса. Я помню, стою я на сцене, а в зале сидят во втором ряду мои мама и отец. Отец был трезвым, и говорит он маме, посмотри какая у нас дочь выросла, наверно, первый раз меня увидел, а я его таким видела последний раз. Это было до нового года, а сразу после нового года он умер.
Это был конец декабря, а потом наступила ночь со второго на третье января. Утром я как обычно, если отец загулял, искала пятый угол, или делала ноги. После вопроса фашисты. вы все дома, рисковать не стоило и я убежала к маме, она работала в общежитие, которое временно перевели в новый посёлок в пятый дом в средний подъезд, потом и мы там жили. Я схватила как всегда приготовленные вещи и побежала к соседям, я бежала к ним в том в чём спала, соседей дома не оказалось, я возле их дома оделась и пошла к маме километра полтора, а на улице зима, Сибирь... День я провела у мамы, она работала сутками,, но мы знали что в период запоя отца домашние проблемы не интересовали, а это означало что скотина стоит голодная. И мы с мамой пошли домой, мама сразу осталась в ограде, хотя бы сена корове и овечкам бросить я пошла в дом. В прихожей я встретилась с отцом--теперь я знаю--в последний раз. Он уже проспался, такого я его не боялась, на какое-то мгновенье наши глаза встретились, и, кажется мы очень долго смотрели друг на друга. Он любил меня, но водка брала верх. Когда ему было трудно он звал меня, а я, ещё совсем ребёнок скручивала ему самокрутку, прикуривала, составляла компанию за столом, мне он тоже наливал стакан. Наверно поэтому я не на вижу папиросы, водку, а также курение и пьянку. Наша мама никогда не пила, я часто, когда слышу говорят вот пили и дети пьют, это не правда, с чем человек родился, со своей программой, с ней и проживёт. Нас родственники до сих пор считают алкашами, но что поделаешь, у каждого свой уровень понимания. Если им так интересней жить, так пусть так и думают, обидно, что и людям рассказывают, а потом при встречи этих людей с нами, не стыковка получается. Отец огородами убежал, мама накормила скотину, а я взяла будильник, завернула его в лёгкое одеяло, и мы пошли с мамой к ней на работу. Мама из опыта меня одну дома не оставила. По дороге встретили знакомых, и они сказали, что отец прошёл вперёд нас. Понятно, пошёл искать опохмел. Как теперь мы знаем денег на выпивку ему дала его сестра-пожалела брата. На работе мама постелила нам, мне накрываться положила это одеяло, что я принесла. Мама уснула смертельно, а я не могла, ворочалась, и как-то отключилась, и тут очень отчётливо вижу, сон. Котельная, на угле работала, напротив остановки, на куче шлака лежит отец в низ лицом, ушки на шапке болтаются. И в этот момент стук в дверь, мама побежала открыть, по голосу я узнала, была младшая сестра отца. Мама закричала... Мы пошли, я шла впереди и прямо к этой котельной. Нас к нему не пустили, когда чуточку успокоились, тётя меня спросила, как я туда пришла, в посёлке было пять котельных, сама тётя оббежала несколько, а я сразу пришла, я же видела, вы спали, как ты правильно пришла. Я тоже не понимала и рассказала им мой сон. В пять утра приехала милиция, вызвали свидетеля, который его нашёл и он рассказал тоже, что и я. Нам рассказать до милиции никто не мог, его охранял солдат, который не говорил по русски, а когда ещё кто подошёл, я уже рассказала. Все присутствующие были шокированы, из моего рассказа, получились, что они были в курсе произошедшего вперёд милиции. Милиционеры сказали, что нужен его паспорт. А значит надо ехать домой, я поехала с ними, возле нашего частного дома из машины никто не вышел, я пошла в темноту одна. Когда открыла дверь, пахло ещё дымом от махорки. Милиционер спросил, кто сейчас там в доме. Я тихо сказала, там никого нет. Они промолчали, наверно поняли, что я о них подумала. Потом меня с Вовкой отправили к маме на работу взять то покрывало, что я принесла из дома и которым я укрывалась, и на этом покрывале выносили отца из котельной. Как я видела во сне, так и там увидела, что ушки от шапки покачивались в такт идущим. Было темно, тихо и жутко. Мы пошли с мамой домой, у нас стояла новогодняя ёлка, я стала её разбирать, и потом опять с Вовкой поехали в Холдеево, надо было сообщить родственникам, там жили и мамины и отца родственники. Мы сели в попутный самосвал, я знала в Холдеево, что дома куда мы едим стоят рядом. Но точно не знала где, давно там не была, да и трассу отвели с посёлка. Наш водитель хотел с нами пообщаться и спросил, молодёжь, что такие скучные, Вовка ему сказал, что сегодня ночью умер мой отец и его дядя. Водитель нас не высадил просто так, он вместе с нами нашёл дома куда мы ехали и только после того, как нас встретили он уехал. В ночь похорон отца, разбушевалась страшная метель. Дуло так, что казалось снесёт крышу. Не раз гас свет. Утром на кладбище два трактора пробивали дорогу.
А тогда, с тем сном во время смерти отца, я думаю-может телепатия, он всегда звал меня, просил воды или ещё что, вот и тогда он звал меня, а я не поняла, а потом было уже поздно. Во время похорон его родственники устроили нам очередной концерт, и серьёзно заверили, что жить нам в доме не позволят, это дом ихнего брата, вот только было очень интересно, а мы чьи.
Мама всегда говорила, что отец раньше был очень добрым человеком, но перемены в нём проходили, и он менялся в худшую сторону. Конечно, ему было очень тяжело сознавать, что его жена немка, везде, где бы он не был ему все об этом, напоминали. А он был гармонист, прийти на вечёрку со соей женой, он не мог, и он стал ходить один, а домой приходил накрученный, и стало доходить и до рукоприкладства. И переезд с
Учхоза в Копылово ничего не принёс. От себя не убежишь.
следующая Глава 4