Последнее свидание

Галина Савина
                1
             Жара стояла невыносимая. Все живое страдало. Суховей кидал в лицо пыль с мелким мусором. Стоял не просто солнечный день, стояло солнечное испепеляющее нечто. От быстрой ходьбы сердце бешено колотилось, спина ощущала скатывающиеся к копчику капли пота.
             Будущее было туманно. Мысль о том , что мама неизлечимо больна...о ужас!,поставила какую то точку в многомесячном страдании старого человека. Ну почему нельзя просто уйти, спокойно: без боли и страданий, без уколов и других малоприятных процедур, которые уже ничего не могли дать больному, а только усложняли его уход в небытие. Жизнь, что может быть ценнее. И за жизнь надо бороться всегда. Но почему таким образом?
             В палате заняты были все койки. На вопрос врача к нянечке, которая ухаживала за больными в этой палате, на какой койке лежит моя мама, нянечка многозначительно ответила:" На второй...". Сначала я не понимала, ну какое имеет значение то, что пациент лежит на какой то определенной койке. Оказывается имеет. Только позже я заметила, что мамина койка была с особенностями , ни как остальные. А еще позже, когда маму увезли на вторую операцию, после которой она уже не вернулась, я узнала, что на эту койку клали только тех, кто был безнадежен, "смертник" одним словом. Что была череда людских смертей, которых увозили в морг именно с этой койки.
                2
              Несмотря на солнечные дни, небо, казалось, висело низко и давило прямо на мою голову, и постоянно какая то темнота и холод сквозь солнечный свет щипали мне кожу. Неприятные отношения со старшим братом, с которым нас мама так и не захотела , а может не смогла помирить, усугубляли настроение... Младший братик с перепуганными глазами сидел в холле около палаты. Мама спала и он ждал меня. Мы вышли с ним на лоджию больничного корпуса, свежий воздух ударил по влажным щекам. "Это начало конца", -сказала я брату. Он махнул рукой, как будто хотел оградиться от этих слов и от всего этого. Да. Было б так легко это убрать все жестом. Ему надо было завтра уже с утра на работу, а ехать шесть часов в другой город. " Чем я могу помочь ",- вопрошал он. Ничем , мой дорогой, у тебя нет возможности часто приезжать,- говорила я... Братик уехал. Он потом еще раз приезжал, когда мама была в реанимации после второй операции, но это было уже свидание почти с потусторонним маминым миром. Что мы могли сделать для мамы? И надо было бы это ей? Ей, наверно, это надо было. Маме было страшно, но она боролась изо всех сил. Состояние свое мама не полностью знала и понимала. Но все вокруг, скорее всего, оценивала правильно. Душа ее уже разговаривала с Богом. Как воспитанный, интеллигентный человек она никого не докучала капризами, лишними просьбами. Как то рано утром к ней зашел проведать, как тяжело больную, дежурный молоденький совсем врач, интерн скорее всего. На вопрос- как она себя чувствует мама неожиданно спросила его: "Вы не голодны, вы хоть кушали что нибудь?,- чем совсем сбила с толку и расстроила молодого врача да так, что он поспешил из палаты, забыв зачем пришел. В маминых глазах отражался огромный океан терпения. Как любящая мать и бабушка она пыталась спрашивать у меня: как правнуки, как дела у моих детей, но что я ей отвечала, она уже не слушала. Некоторое время она все беспокоилась: сообщили ли мы ее двум сестрам, что она в больнице. Мама , мамочка... Это ты бы бросилась несмотря ни на что к больным сестрам. Когда она поняла , что ждать незачем, как то больше ушла в себя и даже стала спокойнее. Один раз я ей показала с телефона фото, где мои младшие внучата вместе стояли в кроватке: один ревел, другая улыбалась. За все время болезни первый раз я увидела опять мамину улыбку- добрую , строгую, огромнолюбящую и прощающуюся. Это была улыбка Ангела. Ангела, который хранит нас ежесекундно и сейчас.
                Предбанник реанимации- лестничная площадка, на которую вынесено было пару стульев. Наконец меня позвали. Я стою около мамы, мои руки немеют ,ощущение - полная безнадега. Искусственное дыхание, давление семьдесят на пятьдесят, как можно вообще еще существовать. Мама, мамочка... Я прислоняюсь своей щекой к ее влажной и холодной... Мама . мамочка... Веки ее чуть дрогнули, приоткрылись. Пелена мутной влаги закрывала глаза. Я зову сестру, чтобы мне дали чем можно протереть мамины глаза, сестра старается меня успокоить,говоря, что они сами все сделают. Глаза мамы опять прикрываются, она меня чувствует...и все понимает.Во всяком случае мне так хочется думать. Надо уходить, сестра торопит, долго здесь быть нельзя. Я чувствую, что это последнее свидание с мамой. Из глубины моей грудной клетки  неожиданно для самой меня вырывается наружу громкий стон: "Ой, мамочка моя...", - сестра кинулась ко мне с жестом прикрыть мне рот и другой рукой показывая в сторону , где на койке лежал мужчина, до селе мною незамеченный, помоложе мамы и внимательно наблюдавший за нами. Тяжело , наверно , лежать в реанимации рядом с умирающим человеком. О, жизнь, какие сюрпризы ты можешь преподнести! Я умолкла, сама закрыв себе рот ладошкой. На вопрос к сестре, когда же это может случиться и есть ли надежда, она неопределенно качает головой. У мамы пошли метастазы, до операции она почти месяц ничего не могла кушать. Организм боролся, истратил все силы. " Еще и сил откуда  столько!,- произносит сестра со вздохом. Восемьдесят лет , дочка, это не шутка". А мне все равно, я хочу, чтобы мама жила вечно. Она и будет жить во мне , пока буду жить я.         
                Кисель и бульон, принесенные для кормления, сиротливо стоят на маминой тумбочке:"Покормите кого-нибудь,- говорю я, не пропадать же харчам".  Не спешу уходить, не знаю что делать. Сестра с нежной улыбкой провожает меня до выхода:" Мы позвоним вам,-говорит мне,- ведь неизвестно: что, когда, как? А у вас дела, идите." Дела, дела...пропади они- эти дела извечные. Иду по улице, не понимаю куда, реву, не обращаю внимание на встречных прохожих. Мама, мамочка...Как же я тебя люблю, и зачем я спорилась с тобой, зачем обижала. Мне уже тебя не хватает, а что будет позже? И я не знала тогда, что позже будет хуже.
Мне позвонили через два часа.                3
                Нарастающая пустота и безысходность от потери, непонимание происходящего, не отделение события от реальности. Стою у гроба, сейчас будут опускать, думаю о том, что мама давно не звонила и надо бы ей позвонить , все рассказать, что как было. Ужас...Поминки, гости , родственники- все разъезжаются, а мысль, что надо маме позвонить- не отпускает. Приезжаю на квартиру мамы и папы. Подхожу к маминой постели, наспех заправленную,беру ее душечку, подношу к лицу, пахнет мамой. Рыдаю в подушечку навзрыд, забираю с собой. Зачем? Сплю сейчас с этой душечкой...
                Надо отпустить, и уже вроде бы отпускала, и в церковь ходила, но что то внутри не дает покоя, мучит, жжет, испепеляет. Какая то недосказанность, недоделанность, недоданность маме. Живу дальше, а что делать? Все больше замечаю, что очень похожа на свою маму: в ведении хозяйства, в обращении с внучатами, людьми. И только сейчас по-настоящему ее стала понимать. Почему так, что мешало тогда? Что мешает моей дочке понять меня сейчас? Может в этом и заключается Тайна нашей жизни, про которую долдонят тысячелетия пытливые умы? Не каждому дано понять...
                Выглянуло солнышко, иду на кухню печь блинчики по маминому рецепту. Вечером придут дети- моя радость. И мамина тоже...