Держу в руках сборник стихов Есенина. Весь рассыпавшийся, в убогом переплете, изданный в Казани в 1977 году, памятном мне тем, что я поступила в пединститут и стала студенткой. Книгу привезла пятикурсница Мальвина, жившая со мной в одной комнате, из глухой деревни, когда ездила проведать родителей. В тех местах Есенин не был популярен. В городе купить стихи любимого поэта без блата, без подписки, без членства в «Обществе книголюбов» было нереально.
В десятом классе стали изучать творчество Есенина. Надо было выучить наизусть «Я иду долиной...» и ещё одно по собственному выбору. В библиотеке дали четвертый том из собрания сочинений, видимо, стихи последних лет. Я знала о Есенине, а кто о нем не знал? По радио то и дело звучали песни композитора Григория Пономаренко « Отговорила роща золотая...» и «Не жалею, не зову, не плачу...», в начальных классах учили «Белая береза под моим окном...». Очень красивые, лирические стихи, душевные.
И вдруг- тако- о- ое!
Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Или:
Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, бога ради,
Обучусь когда нибудь!
И совсем уж:
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.
И даже в совсем безобидном «Закружилась листва золотая»:
Отрок- ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.
После горячо любимого Маяковского!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
Мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою –
ведь мы свои же люди,--
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм.
Полное смятение чувств! Так откровенно об отношениях между мужчиной и женщиной со мной ещё никто не говорил, он обращался к спящей во мне чувственности и находил отклик. Лицо горело, внутри что- то обрывалось и падало в теплую темноту. Было и стыдно, страшно, что могу быть уличена в занятии чем- то непристойным, порочным и любопытно заглянуть за грань недозволенного. Особенно тревожило, что отец уже прочитал эту книгу и для него не секрет мои переживания.
Да, так было. В шестнадцать лет моим кумиром была «Чудачка» Эдуарда Асадова:
Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочется крикнуть: «Любви звездопада!
Красивой- красивой! Большой- большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!»
Прикинувшись, что стихи оставили меня равнодушной, с наигранным возмущением сказала отцу: «Столько стихов, а выбрать нечего, одна любовь, ни одного «приличного»! В ответ отец пробурчал что- то вроде того, что до них дорасти надо. Такой ответ меня несколько успокоил.
Остановила свой выбор на:
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Там конечно тоже не обошлось без гибкого стана и плечей, но лиризм и загадочность покорили сердце романтичной барышни совершенно и я нашла для себя возможным прочитать перед классом это стихотворение.
Так произошло моё первое знакомство с Есениным. Потом одноклассница дала почитать книгу воспоминаний о Есенине женщин, близко знавших его.
И я влюбилась! А как можно было не влюбиться в такого Антиноя? Да ещё такие стихи!
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Или
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
И много, много чего, и всё любимое...
Я бредила им, для меня он был живее всех живых. На тумбочке у кровати стоял его портрет в рамке.
Думаю, дальше не надо объяснять?
Однажды, когда моему мужу в очередной раз приспичило поскандалить и поунижать меня, начал он как обычно, с упреков в том, что я грубая, невоспитанная, плохая хозяйка, плохая мать, на уме у меня другие мужики и так далее. Высказывалось всё с видом нестерпимой душевной боли, с жалостью к своей молодой загубленной жизни и кем, кем! Но я к таким сценам привыкла почти за десять лет супружества и не впечатлилась. И тут прозвучал последний аргумент в доказательство моей неоспоримой испорченности: «Ты, девушка, на свидании с парнем читала ему «неприличные» стихи!» (под парнем он имел в виду себя).
Это было что- то новенькое: «Какие стихи, когда, да ещё неприличные? Я не знаю неприличных, только классика...». Стала вспоминать и вспомнила!
Вспомнила, как поздним вечером в конце мая мы стояли на шатком мостике над оврагом, всего в сотне шагов от оживленной городской улицы. Над нами склонялись купы деревьев с молодой листвой, свет уличного фонаря едва пробивался сквозь густые кроны. По дну оврага, по изумрудной зелени травы вверх поднимался хмель, обвиваясь вокруг стволов. Я была зачарована! Просто царство берендеев!
И меня понесло:
Припадок кончен.
Грусть в опале.
Приемлю жизнь, как первый сон.
Вчера прочел я в «Капитале»,
Что для поэтов-
Свой закон.
Метель теперь
Хоть чертом вой,
Стучись утопленником голым,-
Я с отрезвевшей головой
Товарищ бодрым и веселым.
…..........
Так пей же, грудь моя,
Весну!
Волнуйся новыми
Стихами!
В то время это было моё любимое.
(продолжение следует)