Я бесконечно сильно боготворил и обожаемо любил моего хозяина. Ты славный малый, говорил он мне. В те долгие минуты счастья, когда он уделял мне свое драгоценное время, вселяли мне энергию на весь оставшийся одинокий вечер и скрашивали даже самые унылые дни непогоды.
Будучи совсем еще малышом, коротколапым и пузатым щенком, носившим на себе всякий прилипающий из-за шерстки мусор, я с интересом изучал приобретенный новый дом. Домом я называл всю близлежащую территорию, на которой были расположены непонятные мне человеческие постройки. То, что я однозначно знал, так это мое скромное жилище с мягкой подстилкой, пахнущей хозяином, и мисочку. Последнюю вещь я особенно любил из-за частого появления на ней вкуснейшей горячей еды.
Около моей будки росло могучее дерево с бедной кроной. Мне оно казалось больным из-за его обуглевших черных сучьев. Из-за раскидистой ветви, лишенной листвы, это дерево любили птицы. В частности, это были вороны. Ненавистные мной вороны. Мало того, что они были падкие до чужой еды, так они еще глумились надо мной. Неуклюжий ушастый малыш для них не являлся угрозой.
Временами по ту стороны сплошной изгороди мне были слышны различного рода звуки. Это могли быть и людской шум, и звуки других существ, подобных мне. Особенно страшны были звуки шумно грохочущих яростных и неизвестных мне зверей. Они были в тысячу раз громче и злее любых других больших собак, коих я повстречал по несчастию судьбы несколько раз.
А бывало, что на той стороне, стараясь заглянуть ко мне через высокие стены, топчась и шикая друг на друга, отчаянно пытались увидеть через узкие щели маленькие люди. У них были такие же короткие лапы как у меня, и их шум напоминал мне своеобразный щенячий лай. И когда они лаяли, я радостно им отвечал. Возможно, они хотели играть со мной или напугать. Во всяком случае, мне этого никогда не узнать, я был привязан к будке.
Я самозабвенно скучал по своему хозяину, я выл и скулил, я рвался в ту сторону, где появлялся мой человек. По моему незнанию, его бывало все реже, а когда (наконец-то!) приходил, он не хлопал по моей лохматой макушке, и я чуял резкий и отталкивающий запах.
Однажды мой сон прервали тихие подкрадывающиеся звуки. На тот момент я подрос, и был готов дать нужный отпор. Я встал в защитную стойку, мои зубы оскалились, и когда я был готов броситься на моего нарушителя сна, чуткий нос вдохнул еде уловимый запах моего хозяина. Сначала я растерялся, а потом радостный вскочил и оглушительно залаял. Моему счастью не было предела! Я так долго его не видел, так долго мое тело жаждало ласк его шероховатой руки, мне так хотелось прильнуть к его телу и облизать все его щетинистое лицо. Но шевеление чуть погодя прекратилось, и мой зоркий глаз устремился в его сторону. Я нетерпеливо потоптался на месте, чуть слышно рыкнул и стал ждать.
Ждал я до утра. Не сомкнув глаз, я был прикован взглядом в сторону хозяина. Я его охранял, как подобается каждой славной собаке. Мне не верилось, но он правда был со мной – мой хозяин. И я, его сторожевой пес, был рядом.
Но поскольку ворона, устремившая взгляд на мою пустую миску, раздражала меня, я немедленно гавкнул, да так громко, что испуганно вздрогнула не только она, но и мой человек. Тело, помявшее пожухлую траву, не торопясь, по-медвежьи косолапо приподнялось над землей, и, медленно встав, поковыляло в противоположную от меня сторону.
Я немедленно позвал его. Я звал его громко и долго. Я совсем по щенячьи скулил и завывал. И когда мне стало стыдно за мое неподобающее поведение, я замолк.
Но он ни разу не повернулся в мою сторону, не сказал «ты хороший малый», он не почесал за моим ухом. Наверное, я плохо себя вел, наверное, мне не стоит громко лаять на прохожих и мимо ревущих шумных зверей. Наверное, я не заслужил его одобрения и ласковых сов.
И тогда я смиренно лег на урчащий живот, мимолетом посмотрел на пустую миску, и могучее, больное дерево, кишащее воронами, казалось, по-человечески вздохнуло.
Ничего, завтра он обязательно придет за мной. Так подумал я, устало закрывая глаза от голода. Завтра будет славный день.