После освобождения Урала Красной армией в городе и на селе господствовала полная разруха. Отступая на восток, колчаковцы увезли в Сибирь всё самое ценное оборудование предприятий, затопили рудники и шахты, взорвали мосты на реках, уничтожили линии телеграфа. Из деревень белогвардейцы вывезли зерно и фураж. Весеннюю посевную проводить было нечем, а весь скот порезали ещё осенью по причине отсутствия кормов. А продразвёрстку никто не отменял.
Перед новым годом Константин ездил с продотрядом в деревню Черемшанку собирать продовольствие для нужд Красной армии. Крестьяне были настроены враждебно к подобным действиям властей и прятали от продотрядов свои последние крохи. Начальник продотряда Николай Анисимов приказал своим бойцам произвести обыски в домах жителей и забрать всё продовольствие, какое найдут. Константин остановил его, зная о том, что крестьяне сами голодают. Он решил собрать жителей и попробовать их уговорить отдать продовольствие добровольно, без применения к ним насилия. Народ собрали в местном сельсовете. Костя выступил с призывом к жителям проявить сознательность и помочь родной Красной армии.
«Каку таку сознательность ещё выдумали? У меня вон ребятишки семеро по лавкам с голоду пухнут, а вы последнее отбираете. Мужа на фронт забрали, помощи от вас никакой, а только всё дай, да дай! А где мне взять–то?!» – возмутилась крестьянка в засаленной телогрейке, сидевшая в первом ряду. «Товарищи крестьяне! Поймите, всем сейчас трудно. Времена такие. Надо как–то выкручиваться сообща» – примирительно попытался убедить Костя присутствующих «А ты тут как не крутись, а жопа сзади! Причём голая!» – заметил инвалид без руки со второго ряда, с солдатским георгиевским крестом на вылинявшей гимнастёрке. Крестьяне засмеялись.
«Степка, ты тут пропаганду супротив советской власти шибко не разводи. Она нам, как не крути, а родная» – одёрнул инвалида председатель сельсовета. «Да с такой роднёй лучше вовсе в сиротах ходить!» – выкрикнул кто–то с галёрки. «А ну, прекратить базар! Если у кого есть чего сказать, говорите по делу» – крикнул Анисимов, прерывая одобрительный гул зала.
«А если по делу, то забрали у нас уже всё. Поначалу белые прошли, как саранча, а потом и красные вслед за ними подмели все остатки» – сердито пояснил Тимофей Зыков из раскулаченных крестьян, встав с лавки на первом ряду. «Это, какие такие «красные»? Чего ты брешешь, кулацкая морда? Я тебя запомнил, ещё в 18–м раскулачивал. Не добили тогда вас, мироеды, а зря. Опять хвост на Советскую власть поднимаете» – резко прервал его Анисимов. «Вот такие красные. Две недели назад проходили. Они сказывались красноармейцами 2–й бригады Уральской Красной дивизии, а там кто их знает?» – ответил Зыков.
«Что ты тут мелешь, контра недобитая. Не могли наши красные герои что–то забрать у трудового крестьянства. Они за него кровь проливали на фронтах. Что они взяли? Покажи нам их расписку!» – грозно выкрикнул Анисимов. «Кака там может быть расписка! Они так моему мужику прикладом по зубам расписались, что он теперь и вовсе без зубов остался. Он энту расписку вам хоть сейчас предъявит» – вступила в разговор молодая баба, показывая на мужика, сидящего рядом. Мужик оскалился, показав Анисимову свой беззубый рот. Крестьяне возмущённо загудели. С разных сторон в адрес непрошеных «гостей» посыпались критические реплики, а на галёрке кто–то, осмелев, даже засвистел.
Анисимов наклонился к уху Константина и сказал ему шёпотом: «Говорил я тебе, что нужно было сразу по дворам идти. Зря их тут всех вместе собрали. Теперь буза намечается. Уходить надо, несолоно хлебавши. Да и попрятали они давно всё, пока мы тут разговоры разговариваем». Продотряд так и вернулся в Верхнюю Салду ни с чем. Константин после этого случая на городском партбюро получил строгий выговор «за проявленную нерешительность и слабоволие при выполнении ответственного партийного поручения». Анисимов отделался устным предупреждением. Константин быстро забыл об этом, окунувшись с головой в текущие дела.