Дуализм личности Воланда в Мастере и Маргарите

Андрей Вахрамеев
ДУАЛИЗМ ЛИЧНОСТИ ВОЛАНДА В РОМАНЕ М.БУЛГАКОВА "МАСТЕР И МАРГАРИТА"

Маленькое предисловие

Автор данного литературного эссе не претендует на истину в конечной инстанции. О романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» написано много интересных трудов, рассказано лекций. Вы всё это найдёте в свободном доступе. В том числе и черновики произведения, чтение которых несомненно пойдет на пользу тем, кто решит серьёзно поразмышлять о «потаённых пружинах» романа. Если автору удастся пробудить у читателя новый интерес к уже прочитанному произведению, и ответить на некоторые вопросы, то свою цель он будет считать достигнутой.

Свидетельство Сатаны

При поверхностном прочтении романа создается впечатление, что Воланд – это цельная фигура, сверхличность, которая отлично знает, чего хочет и как этого добиться. Вместе с тем, из содержания романа, и высказываний этого литературного персонажа мы выносим немало странностей, нестыковок и тайн, разгадкой которых мы обычно себя не утруждаем, относя их насчет прихоти автора, то ли причуд героя произведения.

Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. (Амос 8:11) .

Зачем дьявол рассказывает на Патриарших Берлиозу и Бездомному свою версию истории Иисуса? Более того, решительно отвергает атеистическую версию, что Иисус никогда не существовал, но взамен религиозной, евангельской истории предлагает свою собственную. Парадоксальным образом он свидетельствует об Иисусе, но не как о Христе (имя, носящее сакральный характер, обозначающее Мессию), а о самом обычном человеке, правда, незаурядном. Воланд только что прибыл в Москву, узнал от литераторов, что огромная страна погружена в атмосферу активного атеизма и богоборчества. Сатана пока не понимает, что слов Господних никто не жаждет и готов «напоить» из своего «колодца». Из осторожности он говорит «благую весть» только этим двоим, чтобы проверить, как она на них подействует.

Идя на этот невероятный эксперимент, дьявол абсолютно ничем не рискует: Берлиоз вскоре погибнет под трамваем, Бездомный свихнётся, а его рассказам о нечистой силе и Понтии Пилате никто не поверит. Воланд внимательно следит за тем, какое впечатление производит его рассказ на слушателей, более того, он говорит, что лично присутствовал при тех событиях и подтверждает их достоверность, как непосредственный свидетель: «я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!». О, как он будет разочарован реакцией несчастных литераторов! Они не только не верят его словам, но и самого принимают за ненормального: «и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и убедились в том, что левый, зеленый, у него совершенно безумен, а правый – пуст, черен и мертв».

Впоследствии, Мастер будет искренне недоумевать, как Берлиоз – начитанный и достаточно эрудированный – не смог распознать с кем он имел дело. Ошибочно Мастер будет полагать, что дьявол ему «запорошил глаза».

Хотя вся сцена на Патриарших говорит как раз об обратном: Воланд усиленно пытается открыть глаза своим собеседникам и делает это весьма прямолинейно и настойчиво, вплоть до предъявления «седьмого доказательства». Но атеизм оказался не только оружием против Бога, но и оружием против его вечного оппонента - Сатаны. Не веря в Бога, атеисты отрицают и существование Его антипода. Они слепы в этом, и открыть им глаза невозможно. Что разумеется не могло не вызвать сильнейшего раздражения последнего. Создается впечатление, что Сатана вдруг понимает что-то очень важное: вера в Бога порождает веру и в него, и, наоборот, безверие отказывает в праве на существование обоим. «Но умоляю вас на прощанье, поверьте хотя бы в то, что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу», - удивительная просьба Сатаны, здесь и растерянность и даже отчаянье. И в то же время, холодный расчет, о чём «о большем» он не просит? Да о вере в Бога, как будто возможна вера в дьявола, как управленца всего сущего, с отрицанием божественного начала.

Столкнувшись в реальности с нечистой силой, люди инстинктивно тянутся к божественной защите и заступничеству. Взять хотя бы Ивана Бездомного, вооружившегося иконкой и венчальной свечой. А управдом Никанор Босой, кричит в кабинете следователя: «Бог истинный, бог всемогущий… Господь меня наказует за скверну мою.… Окропить помещение!». Разумеется, что такой поворот никак не мог устраивать компанию Воланда. В этом, вероятно и заключается разгадка, почему они способны на «нравственные» выводы по поступкам людей, мол, не воруй, не ври, не бери взятки. Но при этом, совершенно спокойно методично постоянно искушают и тут же наказуют падких на грех людей. Возможно, именно поэтому они отступают перед «всемогущим» НКВД. Или, если быть точнее, не вступают с ним и его представителями в острую фазу противостояния.

Ещё бы, ведь страх божий в сознании людей СССР прочно уступил место страху перед НКВД. Некое уважение чувствуется со стороны свиты Сатаны к этому ведомству. Вспомнить хотя бы их усилия, направленные на то, чтобы Варенуха не донес на них. Или немедленное возвращение в свой костюм Прохора Петровича, председателя главной зрелищной комиссии, после того как милиция вошла в его кабинет. И даже буффонада-перестрелка на нехорошей квартире выглядит невинной забавой в сравнении с прочими «фокусами» Коровьева и Бегемота. Единственным реально пострадавшим со стороны НКВД является барон Майгель, стукач и наушник этого ведомства. Однако Майгеля, НКВД само направило к Воланду, не понимая, что сослужило ему в данном случае хорошую службу, прислав, на самом деле жертву на заклание – не агнца невинного – а совсем наоборот, большого грешника, «отпетого негодяя-барона». Со стороны дьявола это было и обозначением красной черты, которой никому не дозволено преступать, в том числе и пресловутому всесильному ведомству в мире людей. Со стороны же автора мы видим понятное человеческое отношение к подобным персонажам.

Телесная сущность Воланда

Вот мы и подошли, после небольшой интеллектуальной разминки, вплотную к заглавному вопросу нашего исследования. Итак, дуализм Воланда, в чём именно он заключается и выражается. Для ответа на этот вопрос вспомним для начала, в каком виде прибыл Сатана в Москву. Образу этому в первых страницах романа уделено довольно много внимания, подробно описана его внешность: «ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был… высокого», «что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые», «лет сорока с лишним», «рот какой-то кривой». «Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец».

Данная телесная оболочка дьявола, конечно же не является его родной, изначальной. Она нужна ему лишь для путешествия в нашем мире и для общения с людьми. Косвенно это подтверждается дальнейшим текстом произведения. И в пользу этого свидетельствует христианская мифология, которая определяет его, как высшего ангела, павшего от своей гордыни. Мы можем, только предполагать каким именно способом происходило вочеловечивание Сатаны. Скорее всего, он использовал для этого тело одного из своих добровольных слуг на земле, продавшего ему собственную душу.

При встрече в «нехорошей квартире» Воланд не без иронии рассказывает Маргарите о «своей бабушке» – «поганой старушке», «оставившей поразительные травы». Тут уж точно речь идет не о бабушке дьявола, а именно о родственнице того самого несчастного грешника, в тело которого вселился дух зла. Судя по всему, им был некий колдун-чернокнижник, посещавший Чертову Кафедру в Брокенских горах, немногим более 350 лет назад до описываемых событий, где у него была встреча с той самой «очаровательной ведьмой», оставившей как память об этом событии, боль в колене. Поразительное долголетие физической оболочки Волонда – своеобразное «вознаграждение» (точнее – проклятие) за сделку с лукавым. Некоторые исследователи не без основания полагают, что во внешности булгаковского сатаны видны следы заболевания сифилисом в весьма запущенной стадии. Именно это объясняет, почему у него один глаз черен и мертв, другой безумен, и почему так сильно болит колено и, причем здесь встреча с очаровательной ведьмой.

Одним из эвфемизмов в назывании дьявола является «нечистый», а его слуги, воины нередко именуются – «нечистой силой». Автор доводит это определение до гиперболизированного состояния. Коровьев ходит в «рванине», под брюками грязные белые носки, пенсне без одного стекла, другое треснуло. В черновиках Булгаков называл голос персонажа Азазелло «сифилитическим». Воланд нечист во всем – ходит то в затертом засаленном халате, то лежит на грязных простынях в ночной длинной рубашке, грязной и заплатанной на левом плече, протягивает Маргарите свой грязный халат, чтобы она прикрыла свою наготу. Физическое состояние тоже, если так можно выразиться, «грязное». Тело, которое использует Воланд, источено отвратительной болезнью. И он стойко терпит все эти, мягко говоря, неудобства. Даже не так, не терпит, а несет с гордостью и достоинством, как собственное «священное» для него знамя. Невольно на ум приходит мысль, а стоит ли принимать за «чистую монету» слова этого существа?

«Позвольте поблагодарить вас от всей души!», удивительным образом звучит эта дежурная вежливая фраза в устах того, кто по определению души не имеет. А эта: «что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих». То есть обычные добродетели: трезвость, умеренность, воздержанность и чистоплотность непостижимым образом оказываются странными и даже опасными. А распутство, пьянство, лудомания – вполне приемлемы – так как всё то «недоброе» что находится в их обладателях не таится, а лежит на поверхности.

Не знаю как у тебя читатель, но лично меня не покидало ощущение, что нередко Сатана отвлекался на какие-то более важные дела, предоставляя своей телесной оболочке нести некую «отсебятину», особенно это заметно, когда в непринужденном разговоре Воланд со свойственной ему манерой мягкой вкрадчивости, описывает то, что произойдет с Берлиозом «только человек соберется в Кисловодск съездить, но и того сделать не может, потому что возьмет и попадет под трамвай». А вот когда уже речь прямо заходит о предполагаемой смерти Берлиоза, «консультант» как-то не совсем понятно медлит, что-то невнятное говорит о домах в знаках зодиака, и озвучивает практически ту же самую версию, но в каком-то дико завуалированном виде «вам отрежут голову… русская женщина, комсомолка». Да, конечно, нам известно о версиях в около литературоведческих кругах, что Булгаков нешуточно увлекался астрологией, более того, зашифровал дату, когда происходило действие московской части романа. Но представить себе такого могущественного персонажа, как дьявол, чтобы он серьезно размышлял над астрологической казуистикой, для меня практически невозможно. А вот физическая оболочка, по какой-то причине предоставленная на время самой себе, вполне могла «блеснуть» и продемонстрировать на что способен колдун-чернокнижник.

Ершалаимское наваждение

В ершалаимской части романа мы наблюдаем за масштабной картиной всеобщего вранья, предательства, лукавства, но и то, и другое имеет какие-то приглушенные тона. В какой-то степени мы даже воспринимаем всё это, как нечто вполне естественное и логичное. Неправду пишет в своем козлином пергаменте Левий Матвей, об этом говорит сам Иешуа. Неправду сообщает игемону его якобы верный и преданный слуга Афраний, он излагает совершенно иную картину о последних минутах жизни несчастного философа, что он делал и говорил. Лжёт Низа, заманивая в гибельную ловушку Иуду. Лгал и сам Иуда, якобы искренне интересуясь учением и взглядами Иешуа, на самом деле, провоцируя и предавая его в руки Каифы. Не всё пишет в свой протокол простой писарь на допросе у прокуратора. Неискренен и сам Пилат, говоря о самой великолепной власти императора Тиберия, и лжёт в разговоре с Каифой, умело интригуя. Он жаждет, чтобы и Га-Ноцри солгал на допросе, чтобы спасти ему жизнь. И только один Иешуа «рубит», что называется правду-матку. Да, он говорит именно то, что думает и во что верит. Этим он во многом поражает самого прокуратора, привыкшего иметь дело именно с лжецами и подлецами, и сам поступающий так, в соответствии с принятыми правилами игры. И всю эту свору лжецов, подлецов, садистов, прелюбодеев, убийц, предателей Иешуа называет добрыми людьми. Выходит, что вера может быть наивной и далекой от реальности? Правда, он при этом считает, что «вот если бы поговорить с ним…». Как легко бы тогда жилось людям, все, что нужно это поговорить с другим человеком. Хотя понимаем, что поговорить это сложнее всего на самом деле, найти такие нужные слова, которые полностью изменят человека, излечат его душу. Например, как в случае с Левием Матвеем, да и с самим прокуратором. И Пилат понимает силу слова, именно поэтому он строго наказывает страже, чтобы она лишила возможности приговоренного общаться с другими людьми.

Но давайте повнимательнее взглянем на те перемены, что происходят с Левием Матвеем после бесед с Иешуа, да он бросает ремесло сборщика налогов, а деньги бросает на дорогу говоря, что они стали ему ненавистны. Однако это становится известно нам из рассказов других людей. Ох уж эти рассказы. Мы уже видели, насколько сильно они могут расходиться с реально происходящими событиями. Хотя говорит об этом сам Иешуа, который всегда верит в то, что говорит. Но и о грязном провокаторе Иуде он отзывается очень лестно, видя только внешнюю сторону его поведения: интерес к своим проповедям, гостеприимство, любознательные уточняющие вопросы. Матвея сам философ никогда не называл своим учеником, а просто говорил, что «он стал моим спутником». Но сам Левий именует себя его учеником, и похож на одержимого Дон Кихота, он видит и слышит, только то, что хочет видеть и слышать. То, что он не понимает, толкует весьма своеобразно. «Ты глуп» – ставит ему свой диагноз Воланд в последних главах романа.

Вновь вспомним версию в устах Афрания о последних часах жизни Иешуа. Там всё не так. И не отказывался он от воды, поднесенной ему. И не говорил, что самый большой порок это трусость. Хотя в пергаменте Левия Матвея, Пилат находит именно эту фразу о трусости. Однако мы знаем со слов самого Га-Ноцри, что все, что там написано он решительно никогда не говорил, его это настолько тогда шокировало, что он умолял Левия сжечь этот пергамент. Воланд показывает наглядно, как может расходиться реальность с тем, что останется в памяти или записях людей о ней, и что они будут думать и говорить об этом, а не то, что происходило на самом деле. Именно таким образом, Сатана распространяет свой приторный яд, который должен разрушить веру во все евангелия нового завета. Он наглядно демонстрирует, что всегда происходит одно, а все что распространяется об этом событии – выдумка, обман или самообман. «Уж кто-кто, а вы-то должны знать что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда…» – говорит «консультант» Берлиозу. Но, даже следуя логике дьявола, непонятно чем его «евангелие» лучше или точнее тех, что входят в Новый завет. Воланд ссылается на то, что он был свидетелем описываемых событий. Однако и Афраний был свидетелем казни Иешуа, но рассказ его не имеет ничего общего с происходившими событиями в действительности. И здесь Сатана попадает в собственную ловушку, которую он так искусно сплетал для того, чтобы начисто опровергнуть библейские сюжеты Нового завета.

Зачем Афраний обманывает прокуратора? Один ответ очевиден: так нужно дьяволу, когда происходит нечто, то информация об этом событии всегда передается искаженной, порой настолько, что превращается в противоположность тому, что было на самом деле.Теперь попробуем понять, чем именно мог руководствоваться начальник тайной стражи Ершалаима, какая у него могла быть мотивация? Опытнейший интриган Афраний читает других людей и зрит насквозь, и прокуратор не исключение. Он видит, как очарован Пилат нищим бродягой. Он получает от него необычные указания, которые свидетельствуют о его истинных мыслях и чувствах. Но прокуратор под старость стал несколько нерешителен и даже трусоват. Да он еще способен грозно говорить и даже угрожать. Но великие дела, в понимании Афрания, ему уже не по плечу. Например, он не способен решиться спасти того к кому искренне привязался и даже полюбил по своему, цена риска очень высока, и он не готов платить такую цену.

Может быть, Афраний просто пытается его уязвить этим, отомстить, таким образом, за какую-нибудь давнюю обиду? Возможно. Хотя, скорее всего, он пытается побудить Пилата начать презирать себя за трусость, чтобы он забыл об осторожности и готов был действовать рискованно и даже неосмотрительно. И добивается своего! Тут же прокуратор отдает ему завуалированный наказ убить Иуду, и более того, омрачить радость Каифы подкинутым кошельком с деньгами за предательство и запиской о возврате проклятых денег. Ясно, что этот замысел он вынашивал до разговора с Афранием, однако, всё не мог решиться заговорить о нём. И скорее всего так бы и не решился, если бы Афраний не подкинул ему мысль о банальной трусости. Но и это не всё. Ночью, ожидая известий от начальника тайной стражи, Пилат забывается сном, в котором видит живого Иешуа, разговаривает с ним, наслаждается спором, и главное – казни не было!

«Но, помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи? – Да, да, – стонал и всхлипывал во сне Пилат. Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!». Разводим руками, Афраний добился своего, прокуратор «созрел» и потерял остатки осторожности. Его опала со стороны императора не за горами. Афраний похоже готовится занять его место.

А мы? А мы от простого сочувствия к Пилату переходим к настоящему и глубокому уважению его. Видим подлинное деятельное раскаяние сурового сановника, через которое начинает просвечивать его истинная сущность. А ведь и, правда, «добрый человек»? Не будем торопиться с окончательными выводами. Главную ловушку Пилату, как ни странно, уготовил всё-таки Га-Ноцри, впрочем, не отдавая себе в этом отчета: «У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним (Иудой – прим. автора) случится несчастье, и мне его очень жаль». Всепрощением Иешуа, Пилат отнюдь не готов руководствоваться. Он принимает меры к убийству Иуды. Хотя философ-бродяга, пусть неявно, но достаточно уверенно указывает, что предпочел бы иной исход: прощение виновника своей смерти.

Неосознанно (а возможно и вполне осознанно) прокуратор оказывается перед дилеммой: либо не сбудется пророчество Иешуа, и провокатор Иуда избежит наказания; либо пророчество сбудется, предатель будет наказан, но не сбудется пожелание и последняя воля Га-Ноцри. Мы знаем выбор Пилата, поэтому большой вопрос: за что именно прокуратор несет наказание в течение двух тысяч лет? Уж точно не за казнь философа-бродяги, он искренне пытался ее предотвратить всеми доступными ему способами в рамках верности императору или хотя бы видимости этого. А после казни, готов был преступить и через этот рубикон. Как ни странно, похоже, он нес свое наказание именно за свою «смелость» – убийство провокатора Иуды – отказа, по сути, исполнить последнюю волю Иешуа.

Заключение

В последней главе мы видим нечто абсолютно потрясающее и непостижимое – Иешуа вторит Пилату, что казни не было, и даже клянется ему в этом! Нам преподан самый главный урок – то, что стоит выше самой чистой правды и справедливости – необходимая ложь во спасение души и избавления от мук. Мы становимся невольными свидетелями огромной жертвы со стороны невинного Га-Ноцри: он, не задумываясь, жертвует своим самым главным принципом – говорить всегда только правду. Парадокс в том, что эти слова, которые можно было бы назвать «лживыми», невероятным образом становятся истиной. Действительно, казни просто не могло быть, иначе Пилат никогда бы не смог встретиться с Иешуа снова, и говорить с ним, и обращаться к нему, и слышать его ответы. Не забудем, что эту сцену видит не только прокуратор, что можно было бы объяснить его воспаленным воображением. Но и другие свидетели присутствуют при этом.