Клава-горожанка
Совершенно неожиданно девочка Клаша-малаша, крестьянская дочь уехала из милой сердцу маленькой таёжной деревни в город вместе со старшей сестрой Ниной и младшим братишкой Минькой, по зову судьбы оставив свою родную Лысогорку. Так она оказалась в Красноярске на берегу великой реки. Клава легко преобразилась в горожанку, новое платье купила ей Нина, зять – босоножки и скромный берет. Тогда уже изменился крестьянский портрет – пробуждался в девочке Клаше рассвет ранней юности. Живя в семье любимой сестры, она училась в школе и хорошела.
Кудрявая беляночка с редким сиянием голубых глаз, достигнув шестнадцати лет, пошла на работу, стала девчонкой фабричной бойкой и очень симпатичной. Но на фабричных ребят бросала свой взгляд с опаской, словно остерегаясь от бед. Однако бригадир, известный на фабрике сердцеед, приглядевшись к девушке, дал ей приказной совет:
– Днём чтобы училась на швею-мотористку, а вечером, чтобы без проблем шла, как и все в школу рабочей молодёжи. Если умеешь молчать, буду тебя встречать из школы.
Парень давно в женихи набивался, и сердце её пытался захватить. Подружки язвили с упрёком, что кружит над Клавкой Сорока. Новую жертву наметил хитрец, наш искуситель девичьих сердец, не отстаёт от неё ни на шаг усатый липучий «лешак». А одна товарка напрямик всем заявила, что недавно Сорокин поник, ходит и тяжко вздыхает, сдвинув на брови фуражку – он обнаружил, что юную Клашку речник поджидает у проходной.
Это случилось на бал-маскараде во дворце культуры, где курсанты речного училища при полном параде давали шефский концерт. Он о романтике флотской со сцены что-то в стихах говорил нараспев, скользил взглядом по рядам рассеянно… вдруг встрепенулся, понять не успев – чьи-то глаза его обожгли и так взволновали, что сердце приятно заныло в груди. Взгляд в зрительном зале притягивал парня магнитом. Он в тревоге то терял, то опять находил это сияние глаз.
В танцевальном зале оркестр играл новогодний вальс, затейники наладили «почту», всех приглашая на карнавал. Музыка, смех, разноликие маски – как тут незнакомку найти и узнать? Все хороши и прекрасны, как в сказке. Принцы, принцессы, волки и зайцы идут танцевать. Курсантик один в углу за колонной прячет лицо в тени от танцоров, боясь показать слегка подбитую губу, и слышит зов крикуна-почтальона:
– Эй, номер пятый, а тебе письмецо!
Парень удивлён, но послание прочёл и тает от радости, как снежинка: «Отойдите от колонны – вдруг она надломится! Разрешите, морячок, с вами познакомиться! Как объявят дамский вальс, приглашу на танец вас, письмецо не надо комкать, мой адрес спрятан в сумме строк». И ниже подпись … «Незнакомка».
Урок немудрёный, он сразу смекнул, что у загадочной дамы почтовый адрес под цифрой «9». Опасливо начинает свой поиск. Кто она, эта тайна под маской? Рыжая, чёрная эта проказница, милая, юная? Есть ли в этом разница? Сомнения гложут, а может друзья подшутили, и наблюдают безжалостно шкоды за комедийным исходом?
Вальс объявили, и смелые дамы мигом выбрали своих партнёров. Вот когда самолюбие мы тешим, или страдаем?… Вдруг перед парнем с изящным поклоном девушка встала, как земной ангел – в скромном наряде с неброским кулоном. Он от смущения запылал огнём, когда увидал номер «9» на груди, и смело шагнул к обаятельной незнакомке.
Ему казалось, что всё это приснилось! Он любовался своей партнёршей, её кудри струились на плечи и золотились в сиянье огней. Чистая Золушка, взгляды-алмазы, хоть ситом их сей!
– Будем знакомы. А как вас зовут? – девушка тихо ответила, – Клава. – Он же сказал, – А я – Алексей.
И тут они расстались, их разлучили три хлопка – это постарались её подружки. И потом ещё несколько раз они встретились в танце. Бал-маскарад пролетел как сновидение. Проснуться помог друг-однокурсник.
– Срок увольнения, Алёшка, истёк! На построение команду нам дали, все уже в сборе, отвальный гудок!
Тут в раздевалку они побежали, даже не смог он проститься с Клавой, только успел шепнуть:
– Если не против, то в воскресенье в десять часов возле почтамта...
А сам уже летел по ступенькам, чтобы не слышать ответ девушки: Сладкое «ДА» или горькое «НЕТ».
Алексей всю неделю жил подготовкой к увольнению в страшном томлении. Одолжил шапку с кокардой, чтобы быть неотразимым флотским, расклешил брюки вставным клином и гюйс под хлоркой отбелил, как будто в море просолил. Но видно переборщил в таком старании идиотском, на построении придирчивый старшина, часто устраивавший смотрины, заметил безобразие. Подводя итог, он сообщил, что без всякого рассуждения лишает сразу увольнения.
И рота понесла потерю, когда стилягу он нашел и не поверил своим глазам, что ротный поэт так красочно одет. Супостат на курсанта посмотрел в упор, потом старшина как рявкнет:
– Шаг вперёд! За нарушение флотской формы и внедрение новых мод курсант Костров проживёт в казарме месяц без увольнения! – Лешка попробовал открыть рот, и вновь попался.
– Коль любишь клёшами бульвары в Красноярске подметать, то «три наряда» для навара ещё изволь приплюсовать за пререкания, как говорится!
Потом наставник-исполин, точнее просто сукин сын, одним рывком штаны «обесклёшил» и бросил в снег нашитый клин брезгливо, как ядовитую змею...
– Теперь в казарму «Шагом марш!». – Тут грянул смех курсантов, какой позор! Алексей перед строем прошагал как будто в чёрной юбке с разрезом до колена. В кубрике слёзы душат, как со свиданьем нашим быть, как рыба, выброшенная на сушу, парень глотает обиду?
Перед увольнением заскочил друг Женька и начал сразу утешать: «Что за беда, проштрафился маленько, это не трагедия».
– Не в этом дело, я назначил свидание одной девушке. Она придёт без опоздания и не увидится со мной, решит, что я трепач, и всё пропало сразу!
– Да ты об этом зря не плачь, на эту встречу схожу я и всё расскажу, как надо.
– Спасибо, но с уговором, что не уведёшь! Клятву дай, большой хитрец, что не будешь вором!
– О, рыцарь в образе печальном! – театрально воскликнул Женька, – Пронзит пускай мне якорь душу, коль я закон мужской нарушу. Я сберегу твою звезду, а коль прекрасна – уведу, имей заранее ввиду.
Так, потешаясь над дружком, Женька его рассмешил, и Лёшка засмеялся и расслабился, а пересмешник Женька с галантным поклоном толкнул дверь спиной и поспешил в увольнение. Лёшка только крикнул вдогонку: «Узнаешь адрес и отваливай!». Под вечер посланец явился и снова лихо поклонился, а вместо ответа запел: «В любви надо действовать смело, задачи решать самому, и это серьёзное дело нельзя поручать никому».
Сердце у Алексея забилось неровно, и он отступил от дружка, а Женька уже спокойно продолжал:
– Девчонка и впрямь хороша, явилась, не запылилась. Ходили мы с ней в кино, кошелёк мой опустел от такого разорения, купил для неё эскимо. Но говорила без умолку только о тебе. Хоть я и лишился обеда, но разведал кое-чего. Работает Клава в «Заре» обычной швеёй-мотористкой, живёт в Николаевке, аж на самой горе, вот и вся информация – добыл без особого риска.
Алёшка наскочил на дружка, как медведь сграбастал, как куклу носил на руках и вертел… пока Женька не вырвался с криком «Баста! Уймись стихотворец лобастый. Совсем от любви ошалел!».
Через месяц закончился срок мучений бравого курсанта Лёшки, отбывшего три наряда сразу кряду. Он извлёк себе урок, форму всю привёл в порядок – увольнение попросил. Старшина поворчал для вида, но открыл «тюремный» засов, увольнительную выдал до двенадцати ноль-ноль. Курсант рванул на шальной скорости до фабричной проходной, чтобы скорей увидеть Клаву, и успел как раз к концу смены. Затаился он у ворот, но мороз быстро научил парня плясать «чечётку» без музыкального сопровождения.
Сердобольная вахтёрша увидела, как он морщится и начинает коченеть, испугалась и позвала в будку, чтобы ноги отогреть.
– Вы к кому, матросик бравый, что-то я вас раньше тут не видала, не могу никак отгадать?
– Мне бы Клаву, – кое-как выбил зубами замёрзший курсант, – очень надо повидать!
– Как фамилия?
– Не знаю.
– Это что за кавалер!? Клав на фабрике, однако, больше сотни наберётся. Вот пойдут сейчас со смены, и любую выбирай, падки девки до военных…, а ты скорее щёки оттирай!
Только левый ботинок парня начал отпускать пальцы – появились королевы, он давай свою единственную искать среди толпы. Помнит ямочки на щёчках, белокура, синь в глазах...
Вдруг пройдёт, как мимо кочки и не затормозит? Тут фабричные девчонки, рассыпаясь звоном колокольчиков, хлынули лавиной в двери проходной. И давай шутить:
– Чей моряк? Немой, видать…
Алексей стоит, как на смотринах и сгорает от стыда с глупой миной влюблённого простака. Вдруг знакомый взгляд лукавый промелькнул как луч солнца. Три подруги. Кто же Клава? Ох, не мучь меня! Он за месяц наказанья позабыл её черты. Хоть закрыла лоб косынкой та, что встала в трёх шагах – вот же ямочки на щёчках, белокура, синь в глазах. Он рванулся:
– Здравствуй, Клава!
– Алексей! Откуда ты?
– Вот явился для расправы за обман…
Поражённые подруги раскрыли рты, и готовы были встать стеной для защиты своей синеглазой подружки, они почему-то подумали, что он задумал расправиться с ней.
– Да, что вы, право… я привёл себя казнить за неявку на свиданье, так как нет мне оправданья, наказанье заслужил, что бы ты ни пожелала. Вот если можно, провожу до дома для начала.
Клава вся зарделась, на вахтёршу поглядела, на подружек впереди и сказала: «Проводи…». Шли по тихим переулкам безмятежно, как гуляют дети. Сердце Алёшки отбивало барабанный ритм, стало жарко. Шли теперь вдоль рельсов, мороз всё крепчал, повернули к виадуку. Клава взяла его под руку, он онемел от счастья и даже глаза боялся поднять. У ворот большого дома оглушил их скатившийся снежным комом детский визг. К ним самый крикливый малыш подлетел из-за угла: «Ты уже с лаботы, мама? А конфетку плинесла?».
Алексей беззвучно охнул: «У неё ребёнок есть!». А малыш сразу взял его в оборот, парень едва успевал переводить быстрый детский лепет на понятный ему язык:
– Эй, моляк, с печки бляк, ластянулся как челвяк; папа мой на палавозе – он вагоны с глузом возит...
Курсантик совсем опешил, не придётся швартоваться…, а в глазах притихшей Клавы загорелся лукавый огонёк: «Что матросик оробел, и портрет твой белее снега? Заходи, погреешь ноги и ищи обходную дорогу. Если хочешь – угощу чаем, познакомлю с сестрой». Алексей шагнул за нею в дом, с трудом открыв дверь, разбухшую от мороза, а в душе такая заноза засела, что трудно вздохнуть.
Мальчуган кричит с порога: «Мама Нина, я немного поиглаю во дволе, там мои длузья – Наташка и Олег».
У курсанта всё сдвинулось в мозгу: «Это что такое, чей же сын? Мама Нина? Мама Клава? Мамы две, а сын – один? Сыт я этой игрой, отогреюсь и привет!». Познакомились сестрой, и раскрылся весь секрет – малыша с самых пелёнок нянчила младшая сестра, так ласково с ним обращалась, что стала ему второй мамой.
Теперь Алёшке показалась Клава ещё милее, ведь она не случайно улыбалась так лукаво, когда они шли наедине. Эта хитрая девчонка проверяла очень тонко на прочность чувства молодого речника – если влюбится с ребёнком, то тогда можно сердце наверняка доверять ему без всяких там условий.
Возвращаясь из увольнения, Алексей, поглупевший от счастья, громко пел сочинённый на ходу стих:
«Встретил я девчонку на своём пути
И не смог сторонкой счастье обойти.
Я в мечтах такую видел много раз,
Потому тоскую без любимых глаз».
Ему и город новым показался, вроде стал почти родным. Он улыбался всем прохожим и с каждым хотел познакомиться. И жизнь стала заметно интересней и полноводней, как река весной, и сердцу тесно сделалось в его широкой груди, а всё из-за милой застенчивой девчонки со сверкающими синевой глазами и звонким колокольчиком в голосе.
Появившись в будке вахтёрши перед вторым свиданием, Алёшка узнал от неё все новости фабрики, особенно выделила она конфуз бригадира, претендовавшего на расположение Клавы. Она назидательно наморщила лоб и, озираясь вокруг, нагнулась к самому уху, и, как всегда улыбаясь, изобразила знающий вид: «Думаю, флот не подведёт, вовремя зашвартует и всё до ума доведёт. Благословляю – Полный вперёд!».
По ночам влюблённый курсант строчил стихи в свой тайный дневник:
«Говорят, любовь зимою вянет,
Но никак я что-то не пойму:
Почему ещё сильнее тянет
Вечерами к дому твоему?
Под берёзой, снегом припорошенной,
Что грустит без густолистых кос,
Буду ждать тебя, моя хорошая,
Несмотря на ветер и мороз…».
Да, ещё много нежных строк далее записано в том дневнике.
К тому же он увёл прямо с Доски почета фабрики фотографию, с которой, лукаво улыбаясь, смотрит Клава. Он ругал себя «ослом» за это, ведь подруги могут подумать, что дирекция сняла фото за снижение трудовых показателей. Однако истинная причина этого поступка была совсем другая – он не мог стерпеть, что фабричные ребята глазеют на портрет его Клавы.
В старом городском парке была у них заветная беседка, где влюбленные часто встречались и ворковали вечерком. Девушка много рассказывала ему о своём деревенском детстве, о большой и дружной семье. Обо всех тяготах и бедах, обрушившихся на семью в таёжной Лысогорке в военную лихую пору.
А ещё она, смущаясь, поведала ему о том, что гадала на Святки, звала: «Наречённый, явись! Не играй со мной в прятки…, а ты вот возьми и явись во сне: веснушчатый облупившийся нос, глазастый и чем-то родной… Таким ты и наяву появился в тот памятный выходной на бал-маскараде при полном параде с немного подбитой губой…, был послан мне самой судьбой!».
– Ох, Клавушка-Клава, не верю я снам, наречённой судьбе, я верю только тебе!
– Ах, Лёшенька-Лёша, ты парень хороший, но флотские ребята, все говорят, не верны, хотя и чертовски нежны. – Такие вот арии они пели, сидя в заветной беседке...
. . . . .
Долго курсант бился в сомнениях, рассуждая сам с собой: «Очень рано, брат, влюбился! И какой же ты жених? «Вертихвост» на третьем курсе с бесшабашной головой вздумал в омут головой, но ведь можно потерять дорогого человека…, и зачем с огнём играть? На работе к ней пришился хитрый мастер, говорят!».
И тогда он только решился на коварный перехват. Проще всего будет взять в союзники Нину, ведь давно уже, с самой первой их встречи, Алексей стал называть её «тёщей», а она величала его «зятьком», но о женитьбе ещё не было и речи. Характер у Нины крут, она повар на заводе. Он стал вспоминать, каким маршрутом «тёща» ходит с работы домой. Вспомнив дорогу, он проявил лихую прыть и помчался к виадуку, чтобы встретить её и под руку проводить до дома. И если всё пойдёт путём, тут же и посвататься к младшей сестрёнке.
Алексей, без канители, всё так и сделал – Нина вся в прострации, но сдалась и подписала «Акт капитуляции», а точнее тайный сговор доброй «тёщи» и женихом. И что же здесь плохого при таком согласии, да и муж её Володя тоже был к парню лоялен, вроде. Нина в гору шла по лестнице, восклицая:
– Боже мой! Из поездки Резниченко скоро явится домой, он, когда как волк голодный – к разговору непригоден. Клава там готовит ужин, соревнуется со мной и совсем ещё не знает, что сегодня у нас будет пир горой». – Голос Нины сбился от неожиданного предположения…:
– Разлюбезный мой зятёчек, дело только за тобой! Вдруг у маленькой невесты в сердце добром большом для тебя не хватит места, или что-нибудь ещё приключиться может с вами?…
– На это Клава не имеет даже права, – шёпотом выдохнул Алексей – я пойду на абордаж, устрою бучу и украду её на виду у всех!
Вот когда увидел Клаву, а она сама весна – краснощёкое создание, сразила его небесным взглядом и прощебетала: «Ты прости, что на свиданье в ту субботу не пришла, я на фабрике была – сверхурочную работу мне начальница дала». Парень её поцеловал, а сердце колотилось как бубен в танце, голос осип, и он шепнул грубовато: «Если любишь, то не лги. Я пришел тебя сосватать и перечить не моги!». Клава вся как мак зарделась и кивнула головой. Тогда уже Алексей смело пошел на замысленный им разговор, как на великий свой подвиг.
За столом шумит Володя, он пригласил ближних соседей, всех с бутылкою обходит и весельем верховодит. Встав у стола, Алексей попросил слово, угасил в себе все волнения, кашлянул, ремень поправил, непривычно забасил: «Я пришёл просить руки… стать женой прошу я Клаву! И с таким прошением обращаюсь я по праву к Нине и Володе вместо матери с отцом, чтоб они благословили!». Клава руку подала, как подснежник расцвела от тепла в апреле, и сказала ясно: «Я согласна!». Нина мигом встала из-за стола, улыбаясь широко, их обоих обняла и поцеловала. А за ней её супруг очень ловко предложил всем гостям выпить за помолвку.
Когда весь шум веселья с поздравлениями и тостами улёгся, молодых и след простыл – они шмыгнули до ЗАГСа, чтобы время не терять. Там ведь надо три недели «кандидатские» пройти, чтобы вдруг не расхотели нести тяготы брака. Тогда решили сдать заявление, да и то получилось с большим трудом – на чиновных тёток вдруг нашло прозрение, что невеста по годам не доросла, в чём и была загвоздка, у красавицы не хватало восемь дней до отметки ВОСЕМНАДЦАТЬ. И пришлось ей разрыдаться, с «материнством» подхитрить и слезой строгую королеву ЗАГСа к снисхождению склонить. Дама назвала им день регистрации, и было ей ещё не лень затратить пять минут на чтение нотации.
Выйдя из красивого дворца, влюблённые до вечера бродили по бульвару у реки, обсуждая все детали будущей свадьбы. Курсант, смехом, собрался пригласить всё училище на праздник, а потом скостил до взвода, и дошел в своих рассуждениях до отделения, учитывая расходы, унял свои хотения. Но с дырявым его карманом даже в ресторан не пригласить добрую компанию, и у Клавы этот план не нашел признания. Решение было простым, провести торжество в доме Нины. Тут хотя и мало места, но легко утрамбовать всю родню невесты, и человек пять курсантов, друзей жениха, ведь тут нужен не банкет, а просто званый ужин.
Лёшка открыл свою тайну про помолвку и про ЗАГС дружку Женьке, тот выкатил глаза от испуга: «Остудись, подумай сам, до чего ты докатился – ни один ещё курсант до диплома не женился! Как без зарплаты супругу содержать, а надумает рожать? Для женатиков жилья не даёт начальник, узнаешь, где раки зимуют!». Тогда уже Алексею пришлось парировать укол, как в фехтовании отбиваться шпагой: «Это вовсе не преграда, молодым надо испытать все трудности, а моя работница себя точно прокормит, окончу я училище, и всё будет в норме! Пусть пока с сестрой Клава поживёт или у моих родителей в Балаганске мужа подождёт, там крепкий тыл».
Алексей написал объявление для своего отделения о свадьбе, месте и времени мероприятия. Его курсанты приняли на ура! У матросов нет вопросов, на войне, как на войне! Решил у старшины вопрос с увольнением для всего боевого отделенья, в тот же день отбил телеграмму родителям на родину, пригласил на свадьбу. Всю неделю ждал ответа, а его всё нет и нет. Понял, что маманя в шоке, батя-отчим сильно занят на работе… Он, признаться, ожидал от родителей скандал – как он только мог, без совета и намёка надумал вдруг жениться, а находится далёко, что нельзя и побраниться, лишь заочно можно злиться.
Но ответ от родителей пришёл, хоть не всё в нём хорошо, а настроение поднялось от такого поздравления. А к поздравлению есть небольшая приписка: «Проводить вас под венец в назначенное время мы не сможем. Я хвораю, и отец обезножил от ревматизма. Ваша свадьба городская наподобие смотрин, завершит её другая – деревенская простая под шатром родных рябин. Мы с отцом предполагаем, что доиграем эту свадьбу в конце весны в Балаганске, вариант удобный самый. Ваша мама».
Крепко сложенный блондин успокоился совсем, нет в письме проклятия, так что свадьба распахнула им свои объятия. Хоть и «на халяву», и без свадебных колец он поведёт красотку Клаву под венец, не печалясь ни о чём – отработает потом. Клава, лучезарно улыбаясь, прошептала: «Видят люди, видит Бог – я беру тебя в залог, чтобы век платил любовью ты за свадебный должок!».
Иркутск, январь 2020 года.