На улице морозно. Январь. Я спешу на остановку и периодически оборачиваюсь всем телом, посмотреть, не едет ли автобус. Автобус не едет, а меня забавляет, что из-за обилия одежды я похожу на крокодила. Без сомнений, он тоже оборачивался бы всем телом, если бы ему, конечно, пришлось также спешить на остановку и проверять наличие подходящего общественного транспорта позади.
Этот момент врезался в мою память. Тогда я опаздывала на первые пары и строила пьянящие планы на жизнь. Тогда было счастье, тогда была жизнь! Наверное…Так странно. Прошла четверть века с того времени. Четверть века! Представляете? А я помню, будто это случилось на прошлой неделе.
Вот вы смотрите на меня с таким явным неодобрением, если не ненавистью. И хоть не проронили ни слова за это время – я слышу ваши мысли.
Последние 20 лет я каждую ночь просыпаюсь в холодном поту. Вот уже 20 лет, как каждую ночь я вижу один и тот же кошмар.
Ранним утром четверо солдат выволакивают меня за волосы и в одной только ночной рубахе тащат на главную городскую площадь. Нас уже ждут там палач и народ, которому недодали хлеба и теперь он трижды сильнее жаждет зрелищ. Средневековье, кажется. Сначала я пытаюсь сопротивляться – кричу, плачу, угрожаю; но потом время резко замедляется! И пока меня волокут по узкому проходу, оставленному для последнего шествия густой толпой, я успеваю вдохнуть запах пробуждающейся земли, смешанный с иным – резким запахом пота, собравшихся тут крестьян, живущих простой и честной жизнью. Вглядываюсь в лица толпы и вспоминаю, как соблазнительно легко было выбрать их путь, в своё время. Но полно, я слишком устала, закрываю глаза и опускаю голову на плаху, опускаю так же, как каждую ночь на подушку. Слышу жаворонков в небе и вспоротый резким взмахом топора воздух.
А потом обнаруживаю себя в 21-м веке в просторной квартире в центре Москвы и в холодном поту. Мне страшно. И я не смерти боюсь. Но той, пусть и короткой, но не совместимой с жизнью, боли. И это не о той, что причиняется личным или публичным отрубанием головы, а о той, что вызвана осознанием, что всё, из-а чего ты претерпеваешь подобные неудобства, зря.
Воровство, взяточничество и прочее нарушение закона, приводящее к какой-никакой прибыли, - давно уже не порок, а всего лишь (из зависти) осуждаемый способ заработка. И не смотрите на меня так. В этой жизни всё продаётся. И за хороший достаток ты платишь совестью. И за доброе имя, честь или спокойный сон, – Как вы это там называете? – Отсутствием денег.
Выбор, вроде, очевиден, честен и прост. Но почему этот свой «правильный» выбор я должна навязывать своим близким? Когда, например, придёт необходимость в дорогостоящих лекарствах или обучении? Почему я должна бросать ИХ в беде, ради СВОЕГО доброго имени? Вам не кажется это латентной формой эгоизма?
А если вам интересно, чтобы я выбрала, будь у меня второй шанс, знайте, я бы очень хотела изменить решение, но не изменила бы! Потому что никто кроме меня, не принял его! Никто кроме меня не принял бы его!
В тесный кабинет, с дешёвым наследием советской эпохи в виде тяжёлого деревянного стола, жёлтого, лакированного шкафа и унылого цвета стен, торопливо вошёл тучный адвокат. Женщина тихим голосом произнесла: «Простите, кажется я слегка повысила голос…»
[Выдержка из протокола допроса подозреваемой в хищении гос.средств в особо крупных размерах N**кой от 08.13.2356 г.]