Я хочу идти.
Хочу видеть незримые пасхалки на стенах. Правильно, мол, идёшь. Молодец. Так держать.
Держать, впрочем, никого и никак не нужно. Сами останутся, не маленькие. К лотку приучены. А ежели не останутся, знать туда им и дорога.
Что-то я совсем загнался. Не зря бабки на лавке с утра наркоманом окрестили. Чуют неладное, бедолаги, а доосознать как следует не могут. Я, впрочем, не лучше. Сам сегодня ни черта не понимаю, кроме того, что хочу идти.
Куда? Зачем? Мелочи. Главное - хочу. Точка.
И иду ведь. Иду, задаваясь дурацкими вопросами, которые все как один по вкусу похожи на кофе с мятным сиропом, который я давненько нигде не встречал. Перевёлся в этом мире мятный американо. Пал смертью храбрых, вечная ему память. А ведь как тоскливо без него, кто бы знал. Еле ноги волочу. Но иду.
Спрашиваю себя на ходу о разном. Например, есть ли жизнь после манной каши? Или, скажем, по чём улыбка Чеширского кота на чёрном рынке? А если вместе с котом? А если кот, но без улыбки? Хотя какой же это тогда Чеширский кот? Так, основа. Канва. Безжизненно-радужное полотно. Даже звучит как-то грустно.
Иду и думаю, цветут ли лютики на границе нижнего мира? И если цветут, то для кого? Для жителей этого мира или для внезапных его гостей? И если они цветут прямо на самой границе, не может ли быть такого, что ни одни, ни вторые их попросту не замечают? Бедные, бедные лютики. Бесцветно-радужные, как кот без улыбки.
Думаю, а самому так тепло на душе становится. Потому что, с одной стороны, вроде и о грустном думаю, а с другой явственно осознаю, что в этот самый момент всё, что я себе представляю, материализуется наилучшим образом. То есть, вот если кот, то обязательно с улыбкой. А если лютики, то не на самой границе, в вдоль её, причём с обеих сторон, чтобы и вашим, и нашим. И даже жизнь после манной каши, кажется, более чем возможна. Хотя проверять я бы всё равно не рискнул. И ещё кое-что...
Открываю входную дверь. Достаю из черной холщовой сумки - вечной замены её богомерзких шуршащих пластиковых собратьев - бутылку с мятным сиропом. Ставлю кофейник на плиту и вожделенно жду, пока сварится лучшее, что я умею в этой жизни. То, что не купишь ни в одной кофейне. Бессмертие.
Внутреннее чутье подсказывает, что бессмертие с мятой на вкус как абсолютное счастье. Я уже уверен - мне точно понравится. Хотя счастье я не очень люблю. Слишком, на мой взгляд, приторное. Во всяком случае, в общественно-одобряемой концентрации. А мне того и не надо.
Я просто хочу идти. А идти куда-то без полной чашки лучшего на свете бессмертия - бред собачий. Ищите дурачков в другом месте. А я лучше немного подожду, чтобы собственными глазами увидеть, как капли моей вечной жизни бегут по кромке кофейника прямо на плиту, потому что знают - уже пора. И им. И мне. И вообще.