Дверь в светлицу распахнулась и, причитания, вяло просачивающиеся из коридора, наконец, обрели форму.
- Беда, беда, беда. Ой беда! - На пороге переминался кутный, нервно теребящий свой картуз. - Беда! - Особо трагично взвизгнул пришелец, решая хлопнуться ему в обморок или броситься в ноги к осоловевшей берегине.
По правде говоря, хозяйку горницы берегиней назвать можно было с огромной натяжкой. Длинная, невысокая, а именно длинная. Ну какая приличная домовушка может быть такого огромного роста? В два раза больше чем любой из обитателей подворья. А ещё у неё зелёные волосы. Да, да зелёные. Все знают что у домовых волосы рыжие, от медовых, до золотисто-коричневых. И никаких вульгарных оттенков! Поговаривают что у неё в родственниках не то Кощей, не то сама Моровна.
- Кто-то умер? — прервала причитания кутного берегиня. - Нет? Значит, мавки утащили? Опять нет? - Берегиня поджала губы и потянулась за сладкой плюшкой. Домовушки только-только закончили прибираться в светлице и накрыли на стол. - Тогда не беда Прохор.
- Беда, Настасьюшка, беда. Никола сгинул! - Кутный тихонечко сполз по косяку двери, глядя на берегиню, как мышь на кошку.
- Ч-и-и-иво? - Настасья встала с лавки и подошла ближе к кутному. Прохор мелко дрожал, но выглядел опрятно. Рыжие волосы аккуратно зачёсаны назад. Шерстяной сюртук застегнул на все пуговицы. Правда, карие глаза немножко странно блестят. Но на малахольного непохож, — А ну-ка дыхни, Прохор! - Потребовала берегиня.
- Да ты что, Настасьюшка? Мне и не доверяешь? - Кутный мигом перестал причитать и сел. - Тройка приехала, а Николы нет. Пашка дворовый ходил его выглядывать, да окромя снега ничего не нашёл. А кони, кони-то копытом бьют, глазищами красными косят!
- Так, погоди, а кто ещё знает, что Никола не приехал? - Настасья нехорошо прищурилась, глядя на кутного.
- Дык всё подворье говорит уже. Ой беда, беда. Что же эн-то делается-то? Как же мы без кормильца, а Настасьюшка? - Снова запричитал кутный. - Это ж грудень так и не закончится. Никакого тебе лютого, никакого березня. Никакого лета. - Севшим голосом объявил кутный.
- А ну цыц! - Шикнула берегиня на Прохора. - Всё подворье говоришь малахольное? Это плохо, дядька, ой как плохо. Работать вся встала небось?
- Да какая работа, Настасьюшка. - Снова вздохнул кутный. - Сгинем всё, как пить дать сгинем без Николы.
- Значица так, Прохор. Вставай давай. - Берегиня прикусила губу, нужно было что-то решать. Обстановка медленно, но верно выходи;ла из-под контроля. А к возвращению Николы обещала перерасти в трагедию. То что волшебник вернётся Настасья не сомневалась. Пусть только попробует не вернуться. Она вольная. К подворью непривязанная. Найдёт, непременно найдёт. - Собирай всех во дворе. Кутных, хоромных, дворовых, конюших будем ёлку наряжать!
- Дык Николы же нет! - Испугался Прохор.
- Вот он приедет, а ёлка уже наряжена. Как обрадуется! - У берегини дёрнулся глаз.
- Правда, приедет, Настасьюшка? - С надеждой спросил кутный.
- Правда, Прохор. - Берегиня улыбнулась, ободряя кутного. Блудному волшебнику её улыбка не сулила ничего хорошего.
Гомон во дворе нарастал, все духи-хранители подворья собрались вокруг ёлки. Вековое дерево возвышалось над постройками, да и над окрестными деревьями. Именно отсюда начиналась Коляда, плавно перетекавшая в празднование Нового года.
Все духи-хранители что-то принесли. У каждого из них была поделка. Стеклянный шарик, глиняная свистулька или мягкая игрушка, передаваемая из поколения в поколение. А также подле дерева стоял огромный короб со всевозможными ёлочными украшениями.
Духи гомонили, по цепочке передавая украшения друг другу, и те, волшебным образом оказывались на ветвях, иногда у само;й макушки.
- Настасьюшка, иди сюда, мы и тебе принесли! - Замахал руками Прохор, перекрикивая гомон и пытаясь привлечь внимание берегини.
- И что мне с этим делать? - Настасья с сомнением посмотрела на красный шарик у себя в руках. - Я не знаю, куда его вешать.
- Эх, молодёжь. - Прохор похлопал берегиню по руке. - А ты вспомни, что хорошего произошло в этом году. Что удивительного ты смогла сделать.
Настасья нахмурилась, глядя на шарик у себя в руках. Год выдался тяжёлым, было ли хорошее? Пока берегеня предавалась размышлениям, магия решила всё сама. Игрушка взмыла в воздух и устремились к ёлке.
- Работает, — пораженно выдохнула Настасья и захлопала в ладоши.
- А то, — явно довольный собой Прохор хмыкнул. - Девонька, нам бы это, ещё огонёчки зажечь.
- Какие огонёчки? - Берегиня отвлеклась от созерцания очередного украшения, пристроившегося на ёлку.
- Ну дык это, праздничные, — кутный шаркнул ножкой. - Какое настроение без огонёчков?
Настасья озадаченно осматривала ёлку. Что-то такое она смутно припоминала. В прошлом году дерево она видела всего несколько раз. Уточнять про то, откуда Никола брал огоньки берегиня не решилась. Духи-хранители снова могли впасть в меланхолию.
- Ну, была не была. - Выдохнула Настасья и зажмурилась. Созидательная магия пока ей давалась плохо. Поэтому её непутёвую и отправили на подворье Николы. Пущай учится у самых трудолюбивых.
- А неплохо, девонька. - Прохор осторожно потрогал берегиню за ладонь. - Только для метелей ещё рано.
Настасья распахнула глаза. Игрушки на ёлке перемигивались между собой, а с безоблачного неба валил снег. И как его остановить берегиня не имела ни малейшего представления. Ну дед, только попадись.
***
Настасью разбудил топот. Топот маленьких ножек. Топот маленьких мышиных ножек.
Берегиня села на полатях. Мимо неё прошествовала мышь. По столу. Неся письмо. Такой маленький конвертик. Даже с обратным адресом. Лучина не успела догореть. А конвертиков собралось четыре. Четыре письма принесённых мышью. Настасья растёрла лицо. Нужно что-то делать, срочно.
Баюн спал на печи. Как любой кот. Любой уважающий себя кот. Жёлтый глаз опознал берегиню. И закрылся. Вот так. Руки бережно обхватили Баюна. Кот протестующее мяукнул. И обвис в объятиях. Поди сметана, то есть. У Настасьи в горнице.
- Мышь. – Ткнула берегиня Баюна мордой.
- Сметана. – Полосатый избежал нежеланной встречи.
- Нахлебник, — укорила Настасья кота.
- Любимец. – Не согласился Баюн.
Была не была. Берегиня потянулась к письмам. Кот потянулся к сметане.
Дорого;й Дедушка Мороз. Хочу попросить серёжки, серебряные. И непременно колечками. И бусики, красивые. Ну, или бусинки. Сама сделаю. И тебе тоже.
Мороз Иванович. Пишу Вам веря. Веря в чудо. Очень хочу вафельницу. Мечтаю. Побаловать себя и домочадцев. Связала Вам варежки. Отправила посылкой. Так, надёжнее.
Святой Николай. Подари моей маме микроволновку. А мне рюкзачок. Пожалуйста. И приезжай в гости. Я ватрушек напеку. С творогом. Или с черникой. С чем ватрушки любишь?
Агиос. Ничего не прошу. Всё есть. Всего хватает. Даже в избытке. Помню, как хвалил виноград. И финики. А ещё рыбу. Много рыбы. Присылай посыльного, передам гостинцев. Почте не доверяю.
Волшебник. Подари мне велосипед. Или маме скажи. И папе тоже. Мне не нужны пижамы. Я не хочу полотенце. У меня семь блокнотов. И мыло тоже есть. А велосипеда нет. И фигурку из стекла.
Настасья смотрела на снег. Третий день сыпет. И не надоест ему. Духи-хранители сновали по двору. А объевшийся Баюн спал.
- Настасьюшка, котик у тебя? – В дверь заглянул Прохор. Румяный с мороза.
- У меня дядька. Дармоед. – Берегиня пихнула Баюна. Не с лавки. Просто в полосатый бок. Пальцем.
- Вот и славно. – Кутный зашёл в горницу. Намереваясь забрать кота.
- Скажи-ка мне, Прохор. Что Никола делает? – Настасья кивнула на письма. – Вот с этим всем?
- Как что? – Удивился кутный. – Исполняет. Вот ты веришь? В Николу веришь?
- Не-а, не верю. – Берегиня потянулась на лавке. – Не серчай Прохор. Чего мне верить. Коли я и так знаю. Знаю, что он настоящий. Я же его видела. Сама.
- А они не видели. А верят. И силу ему дают.
- А если не верят? Что тогда дядька?
- Верят. Мышка плохого не принесёт. Видит она сердце. Чьё верит. А чьё барыша хочет.
- Мышка... А как исполнять Прохор. Я и не знаю. Вот что такое вафельница? А микроволновка. А?
- Блюдце тебе на кой? Поворожи! Мне тоже интересно.
***
Снег всё падал и падал. Белоснежные хлопья кружились над дворовыми постройками, вокруг ели и... исчезали. Настасья пыталась проследить этот момент. Вот только ничего не получалось. Словно по волшебству они исчезали. Вот только что снежинка была, вот её уже и нет.
Берегиня подпрыгнула в попытке поймать снежинку. На вязаной варежке осталась белая крупинка. Удивительно большая и правильная. Она лежала на шерстяной пряже как маленькая звёздочка. Прекрасная и совершенная.
- Доброго дня, Настасьюшка. – Прохор в меховом тулупе шёл от конюшни. Каждое утро они с конюшим Девятко выходи;ли на дорогу и ждали возвращения Николы.
- Доброго, дядюшка. – Берегиня отвлеклась от снежинки и поклонилась кутному.
- А чегось ты тут? – Прохор махнул рукой в сторону кухни. – Наши поди все уже собрались, да и я туда иду.
- Кто наши, дядька? – Спросила берегиня.
- Ну дык все. Пока Николы нет, ты здесь барыня. – Кутный заметно погрустнел. – Настасьюшка, что ж мы будем делать? – Снова запричитал Прохор.
- Ждать, дядька. Никола вернётся. Ты давеча рассказывал, пока есть верящие, он существует. А мы в него верим.
- Пойдём, Настасьюшка. – Прохор ухватил берегиню за полу тулупа и направился в сторону кухни. – Пока Николы нет, помогай нам. Как помогала зажечь огонёчки. Одичаем, поди, без кормильца. Обленимся.
- Веди, — обречённо вздохнула Настасья.
Кухня дышала жаром. От растопленных печей пахло сдобой и разными вкусностями. На столе стояли блюда с печёными яблоками, политые мёдом и патокой. Домовушки распевали песни, месили тесто и наставляли малышей. Прохор снял тулуп и занял место у печи.
- А что Марьюшка, забаву-то ещё не начинали? – кутный оглядывал стол, весело поблескивая глазами.
- Погодь, нетерпеливый. Некому распределить угощение. – Домовушка с длинной пшеничной косой поставила на стол свежевыпеченный хлеб.
- Я могу, — прошамкала Настасья, цапнувшая самое красивое яблоко.
- А почему ты?
- А почему мне мышки приносят письма?!
- Чего ждать? – Всплеснула руками домовушка. – Угощение стынет.
- Берите, кому что нравится! - Объявила берегиня, потянувшись к сахарной плюшке.
- Эка выкрутилась! – Покачал головой Прохор, уплетая выбранное угощение.
- Эта фто? – Настасья держала на ладони стеклянный шарик медового цвета.
- А это твоё дело на три дня девонька, будешь помогать Марьюшке на кухне. – Довольно улыбнулся Прохор, наливая молоко из кринки.
- Да я же готовить не умею!
- Как это девонька? – Удивилась домовушка. – Срочно, срочно нужно учиться. Кто ж тебя замуж-то возьмёт?
- Меня и здесь неплохо кормят. – Настасья держала в руках ещё одно печёное яблоко, прикидывая, сможет ли его съесть.
- Ты эн-то, поаккуратнее девонька, — ухмыльнулся Прохор. – Много тут таких шариков запрятано. С тебя станется помогать Девятко в конюшне.
***
- Беда, Настасьюшка, ой беда. – Прохор ввалился в горницу к берегине утром. Настолько ранним, что спящий Баюн даже не соизволил открыть глаза. Он только доверительно ткнулся широким лбом в девичий бок и заурчал. Ловя ускользающий сон и вытесняя нарушителя спокойствия.
- Опять потерялся кто? – Настасья села на полатях и рассеянно почесала за ухом полосатого. В белой сорочке и с растрёпанными волосами она была похожа на утопленницу, но никак не на духа-хранителя.
- Гуси кричали. Симеон с Анчуткой пошли смотреть. Да не вернулись. Мы только лапоть один нашли. И следы страховидные к конюшне. Ромашку, лошадку белую с рыжим пятнышком лиходей зарезал. Кровищи в стойле натекло. – Кутного заметно потряхивало. Всегда аккуратный Прохор теперь был похож на малахольного бродяжку. Рыжие волосы всклочены, в бороде застряла не то солома, не то мусор. На правой щеке наливался багровый синяк. Да и тулуп был в чём-то изгваздан. – Что ж это делается-то, а? Николы нет. А вместо него игоша пришёл, или шишига? – Срывающимся голосом спросил кутный и неожиданно заплакал. – Пятнадцать зим тому, восемь духов сгинули, насовсем. И защитить нас некому. Пропадём мы девонька, все здесь сгинем.
- Не пропадём. – Настасья спрыгнула с лежанки и набросила тулуп. – Сейчас только валенки найду, и пойдём искать твоего лиходея.
- Окстись, девонька! – Прохор обхватил берегиню за колени. – Ты чего удумала? Негоже тебе ночью да ещё по таким лихим местам ходить. А коли и тебя лиходей споймает, что я Николе скажу?
- Ну, пусть попробует, если ума нет. – Настасья щёлкнула зубами, и кутный от неожиданности разжал руки. Берегиня надела валенки и направилась к двери, не слушая причитаний неуспевающего за ней Прохора.
Настасья надеялась, что рассказанная Прохором история просто преувеличение. Ожидания не оправдались. Ещё не дойдя до конюшни, она почувствовала запах. Тот самый, который ни с чем не спутаешь. С металлическими нотками, заставляющий сжиматься сердце. Кровь, много крови. Берегиня остановилась как вкопанная, так и не перешагнув черту света. Попятившись, Настасья зацепилась за неосторожно брошенную метлу и упала в снег. Совсем рядом с огромным звериным следом.
- Закрывайте двери! В хату, все в хату! – Внезапно охрипший голос разнёсся над затихшим подворьем. Берегиня вскочила на ноги. Её колотило, из приоткрытого рта вырывались облачка пара и пугающий хрип. – Прохор, собирай всех, и что бы до первого луча ни одна живая душа во дворе не показывалась. – Дико озираясь по сторонам, Настасья отступала к дубовой двери избы.
Перепуганные духи-хранители не стали спорить с берегиней и через два десятка ударов сердца в сенцах собрались все, кто не спал. Дверь была затворена, и чего ранее не случалось, опущен засов.
- А чавой-то сталось? А где это все? – Раздался голос снаружи, и Настасья едва успела перехватить кутного за ворот тулупа. Так, резво он побежал к двери.
- Симеон там! – Прохор попытался вывернуться, чтобы открыть дверь другу.
- Нет там Симеона, дядька, — отрезала Настасья. – И Анчутки больше нет. – Берегиня прислушивалась к происходящему снаружи. – Никого живого там нет.
Снег заскрипел под тяжёлой поступью. Кто-то массивный поднимался на крыльцо. Потоптался у двери и царапнул косяк когтями. Раз другой, третий. Громкое дыхание дошло до каждого затихшего в сенях. И раздался волчий вой, заставляющий кровь стынуть в жилах. Особо впечатлительные домовушки попадали, Баюн вздыбил шерсть и зафырчал. А Настасья обхватила голову руками, в её широко открытых глазах читался страх. Когда к первому голосу присоединилось ещё несколько певцов, берегиня вскочила и помчалась в свою светлицу, по пути натыкаясь на мебель. Мяукающий кот пронёсся следом, но не успел. Дверь захлопнулась перед самым его носом. А на робкие поскребывания и мурчания из комнаты отзывались лишь подвываниями.
Так и просидели до утра, до третьих петухов, пока зарёванная Настасья не вышла из светлицы.
- Здесь хутор рядом, я людей летом в лесу видела. – Берегиня зябко куталась в заячий тулуп. Её сходство с утопленницей стало ещё больше. – Нужно отвести меня туда. Предупредить крестьян.
Домовушки принялись с ней спорить, Прохор сердито сопел и поддакивал. Но никакие убеждения не действовали. Настасья словно зачарованная повторяла одно и то же ей нужно на хутор, к людям. Наконец, не выдержав, кутный махнул рукой, соглашаясь отвести берегиню.
Хуторской плетень встретил двух путников тишиной. Не толпились бабы у колодца, не резвилась ребятня у ледяной горки, не было слышно кур и гусей. Даже собаки и те не брехали на пришельцев.
- Оставайся-ка ты тут дядька. – Настасья неловко перелезла через плетень и поплотнее запахнула тулуп, надвигая шерстяной платок на глаза. – Днём он не нападёт, а хуторным видеть тебя ни к чему. Я мигом обернусь.
С тяжёлым сердцем шла берегиня по казавшемуся спящим хутору. И если Прохору было невдомёк, что здесь произошло. Она знала. Мёртвые, вырезанное под корень селение. Металлический запах крови висел в воздухе, пропитал каждую постройку. Но откуда это знать кутному?
Самострел нашёлся в третьем по счёту сарае. И в том же дворе Настасья натолкнулась на окровавленный снег. Берегиня некоторое время смотрела на алое пятно, а затем осторожно потрогала кристаллики, пропитанные красным. Упав на колени, она принялась поедать кровавый снег, остатки чужого пиршества, не заботясь о том, что кто-то может её увидеть. Живых здесь нет.
- Нужно успеть вернуться до темноты. – Настасья с самострелом на плече перелезла через плетень. – Не успеем быть беде. – берегиня мелко дрожала, а её глаза лихорадочно блестели.
Не успели. На полпути к подворью их уже ожидали. Зверь спрыгнул с дерева и повалил Настасью в снег. Защёлкали зубами ещё трое, окружая неудачливых путников. Прохор отступил к берёзе, в надежде найти что-то, чем можно прогнать зверьё. А берегиня с огромным волком катались в снегу. Внезапно Настасья завыла дурным голосом. Окружавшие их звери насторожились, и дерущийся клубок затих.
Волк шевельнулся пару раз, и из-под него выбралась берегиня, вся перепачканная кровью. Взгляд Настасьи горел алым, предавая ей некую схожесть с волками. Медленно, словно наслаждаясь моментом, она облизала окровавленные губы и выставила напоказ клыки.
- Это моя земля, мои угодья, — зарычало существо, некогда бывшее берегиней. – Кто вам позволил охотиться здесь? – Воздух задрожал и загустел. Волки поджали хвосты и попятились, но их что-то удерживало, не давало пуститься наутёк. Перепуганный Прохор хватал ртом воздух. Пару мгновений назад он собирался оплакивать Настасью, а теперь не знал, кого ему стоит бояться. – Изничтожу! Вы посмели нарушить границу! – Взгляд Настасьи остановился на кутном. Она замерла, а потом поспешно вытерла окровавленный рот. – Отвезите нас на подворье, и я сохраню вам жизнь.
Ближайший волк упал на пузо и начал ластиться к бывшей берегине. Настасья отпихнула ногой клыкастую морду и оседлала зверя. Прохора никто не спрашивал. Волк просто схватил его за ворот тулупа и помчал следом за новым вожаком.
- Я дочь Волчьего пастыря. – Произнесла Настасья, избегая смотреть на кутного. – Я не выбирала эту жизнь. Не хотела быть... такой. – Берегиня уронила арбалет и закрыла лицо руками, не в силах сказать, что-то ещё.
- А Никола знает? – робко спросил Прохор. Ему очень нравилась Настасья, а Омелко даже сказал, что хорошая из неё вышла бы жена для волшебника.
- Знает.
- Ну что ж, и я теперь знаю. – Вздохнул кутный. За свою жизнь он привык доверять Николе, даже больше чем себе. А уж если он доверился бесовице... - Пойдем в избу, нече мёрзнуть, нас уже заждались.
***
Баюн гордо прошествовал через сени. Немного задержался на кухне, дабы милостиво принять угощение и направился к горнице Настасьи. Толкнув дверь мягкой лапой, кот просочился в комнату и, задрав хвост, приветственно мяукнул берегине.
Настасья сидела на полатях, завернувшись в шерстяное покрывало. Зелёные волосы лежали спутанным колтуном. В последние несколько дней она не выходи;ла из светлицы. Сердобольные домовушки носили ей молоко и горячие пышки. Прохор несколько раз на дню подходил к двери, но так и не решался войти. И только Баюн практически не выходи;л из комнаты. Время от времени применяя свою ворожбу и усыпляя Настасью, даже если та пыталась протестовать.
- Ворожить будешь? – кот мягко толкнул головой руку берегини, предлагая себя погладить.
- Хочу Николу поискать. – Настасья держала в руках серебряное блюдце. Вглядываясь в своё отражение, она пыталась понять, что изменилось.
- Хорошее это дело, — довольно мурлыкнул Баюн. – Я тоже погляжу авось чего интересного узнаем. – Кот забрался на колени к Настасье, оказавшись аккурат перед блюдцем. – Можешь начинать.
Берегиня фыркнула и закатила глаза. Маленькое серебряное яблоко прокатилось по ободку блюдца, и вместо отражения растрёпанной Настасьи они теперь смотрели на снежную степь. Баюн потянулся понюхать иллюзорный снег, но не успел. Изображение подёрнулось дымкой. И вот уже два десятка человек в вышитых костюмах сидят полукругом. Девушки в кокошниках, парни с гармошками и ложками.
- Ну, Анечка, запевай, а мы подхватим! – Вперёд вышел молодец в лихо сдвинутом набок картузе.
Коляд, коляд, коляда –
Не пойдём мы со двора!
Коль не дашь оладушек,
Да орехов ядрышек!
Колядица, молодица,
Да и вся её станица.
Выходи и подпевай,
Не робей и угощай!
Говорят, тут есть колбаска,
Соус можно и табаска.
Мы за это вам несем –
В доме жить теперь втроём!
Отпирайте ворота!
Мы не зря пришли сюда!
Дайте нам опохмелиться,
Угоститься и забыться.
- А неплохо поют. – Кот взмахнул хвостом. – Но Николы тут не видать.
- Неплохо, — согласилась Настасья. – Они колядки поют. Песни хвалебные, ему. Вот и показывает блюдце.
- Давай посмотрим ещё, мне понравилось. - Баюн снова уткнулся в блюдце. – Там это. Баню топят. Я просил тебя позвать, как готово будет. – Как бы между делом сообщил кот.
- Ага, — Согласилась берегиня, внимательно вглядываясь в изображение на блюдце и почти не слушая полосатого.
***
Баня вышла на славу. Настасья сидела у печи в махровом халате, который был ей явно не по размеру. Свежевымытые волосы топорщились, просыхая целыми прядями. И превращались в изумрудно-зелёный поток. Берегиня уплетала горячие оладьи с душистым мёдом и иван-чаем. Марья суетилась с обедом то и дело, подкладывая переставшей поститься Настасье особо пышные оладьи.
- Ешь девонька, ешь.
- Угу. – Настасья поспешно прожевала надкушенный оладий. – Скажи, тётушка, а где вы халат такой достали?
- Дык хозяйский. Николы же. – Домовушка махнула поварёшкой в сторону одной из кухонных дверей. – В хозяйской части избы. Берегиня даже перестала жевать, уставившись на дверь. Словно впервые её увидела. – Всё он там хранит, благодетель наш.
Рядом с Настасьей на скамье примостился Баюн, недвусмысленно оглядывая на угощение и крынку со сметаной. Но берегиня его не замечала, продолжая рассматривать дверь. Там за ореховым деревом скрывалось множество секретов и тайн. Но так, же там ещё были подсказки. Где искать непутёвого волшебника.
Смазанные петли не скрипнули, и вторжение осталось незамеченным. Настасья с любопытством рассматривала открывшуюся ей комнату. Огонька лучины едва хватало, чтобы разогнать полумрак.
- Свечи зажги. – На полке рядом с дверью вспыхнули жёлтые глаза. – Так, ничегошеньки не увидишь.
- Ах, ты ж! – Берегиня пошатнулась, но удержалась от искушения запустить в Баюна что-нибудь. Да хоть тот же лапоть. – Шпионишь?
- Ну почему сразу шпионишь? – Судя движению глаз кот, спрыгнул на пол. – Я, можно сказать, самое заинтересованное лицо в возвращении Николы.
- Это ещё почему?
- Когда волшебник дома, я гуляю где хочу, а не только по подворью. В его же отсутствие кот-Баюн обязан блюсти порядок.
- А стаю ты проглядел… - Настасья, наконец, нашла подсвечники и теперь зажигала золотистые огоньки.
Первое что бросалось в глаза это печь. У Николы была собственная печь в доме! С открытым очагом. Выложенная голубой стеклянной мозаикой. На полатях лежало покрывало из белёного льна, с вышитым зимним лесом. Между очагом и окном стоял стол. Из такого же золотистого ореха, как и дверь. Чего там только не было на этом столе. Расписные игрушки, серебряная чернильница и гусиное перо, стопка писем, остатки обёрточной бумаги и много-много разноцветных камушков, словно сделанных из стекла. Казалось, что хозяин вышел ненадолго и вот-вот должен вернуться. Кот запрыгнул на стол и, распушив хвост, потрогал лапой перо, а берегиня, как зачарованная рассматривала россыпь камней.
- Никола много где бывает. – Прохор появился так же тихо, как и Настасья. – Он много рассказывает о разных чудесах. Это диво он нашёл в краю, где зимы не бывает. – Кутный впервые заговорил с берегиней после того злосчастного дня.
- Вот только это нам не поможет его найти.
- Значица будем ждать.
- Нет, дядька. – Настасья обернулась. – Ждать не получится. Вам нужна защита. Стая ушла, и Он непременно захочет узнать, что случилось. Повидать непутёвую дочь.
- Так, зачем ты их отпустила? – Прохор внимательно рассматривал берегиню. Знание что-то изменило в ней, да и в нём тоже.
- Это ничего не меняет. Не вернись стая, Он бы прислал сюда лучших. А затем бы приехал Сам. – Настасья тоже рассматривала кутного. Она не сомневалась, стоит ли ему доверять. Если сразу не выдал, то и теперь не выдаст. Вот только что у него на уме?
- Скажи девонька, сколько душ ты загубила? – Прохор насупился, глядя исподлобья на собеседницу.
- Нужно ли тебе знать это, дядька? – Настасья горько усмехнулась. – Мне вовек не отмыться, — добавила она помедлив.
- Вот и славно, что отпираться не стала. - Прохор заметно повеселел. – Коли сама свою неправоту признаёшь, так и дело на лад пойдёт. Сделаем из тебя настоящую берегиню. Может, и Никола Олюшку позабудет. Перестанет страдать сердечный.
- Олюшку? Что за Олюшку? – берегиня выбрала одно, самое важное, на её взгляд, слово. Может там стоит искать волшебника?
- Давно это было. – Кутный вздохнул и махнул рукой. – Что греха таить. Не уберёг благодетель зазнобу, свёл её Карачун. Лиходей прокля;тый. А страдал, как страдал-то Никола. А потом вдруг как отрезало. Чужой стал совсем. – Прохор пошлёпал губами. – Потом, правда, оттаял.
- Олюшка, — что-то не давало Настасье покоя. – Ольга Всеволодовна…
- Видела горлицу нашу? – Вскинулся домовой. – Что с ней ненаглядной стало?
- Молчи, — предостерегающе зашипел кот.
- Чего молчать? Шило в мешке не утаишь. – Берегиня сочувственно посмотрела на кутного. – Кто ж не знает Полозову жену. Свела у Карачуна семерых келпи и была такова.
- Полозову, — вздохнул Прохор. – Ах он супостат! Да и ты не лучше,— кутный бросил в Баюна картуз. – Знал и молчал, вражина!
- А кому от этого легче, — заметил полосатый, осторожно нюхая картуз. – Никола вас берёг.
- Да не уберёг, — огрызнулся Прохор. – Теперь самого искать нужно. Ты подскажи девонька, чего надо, может, подсоблю.
- Знала бы я, знала бы я, — Настасья задумчиво осмотрела комнату. Ну и где искать подсказки?
***
Мир огромен и непредсказуем, особенно когда ты маленькая мышь. Я родилась далеко отсюда в... ой, да ладно, вы и названий таких, поди, не знаете. Далеко, и всё тут. Шесть маленьких мышат не знали горя и резвились целый день. Пока не пришёл человек. Я, конечно, и раньше их видела, но этот был особенный. Он принёс орехи и печенье с семечками. А ещё он понимал, что мы говорим, настоящий волшебник! Кстати, зовут меня Серафима. И я почтовая мышь.
Вот пишите вы письма, в которых описываете подарок, что, желаете на Новый год. Кто доставляет их по адресу? Голуби? А, может быть, почта? Не смешите мой хвост! Эти лентяи ни за что не отправятся так далеко. Только мы, верная гвардия волшебника, невзирая на погодные условия и расстояния, всегда готовы прийти на помощь. Ведь мы знаем один маленький секрет. Который нам очень помогает. Тайные тропки, сокращающее расстояние так, что любой просвещённый сможет за полчаса преодолеть расстояние, на которое понадобилось несколько дней. Или недель. Или даже месяцев.
А как много среди вас хитрецов? Ой, как много. Зачем просить подарок, даже не веря, что получишь его? Ай-ай-ай. Он же волшебник, а значит и мы существа вол-шеб-ные. Чистое сердце и вера они особенные, дарят такой нежный свет, как весеннее солнышко. И пахнут такие письма по-особенному, овсяными хлопьями. А я их очень люблю.
Правда, в этот раз что-то пошло не так. Меня неотвратимо тянуло на восток, хотя ножки привычной доро;гой шли к подворью. А там пусто. Нет волшебника. И только тоненький след в другую горницу. И вы не поверите. В ней на полатях спала какая-то зеленоголовая кикимора! Давайте будем говорить честно, все знают, что волосы такого цвета только у приспешниц болотного, ну, может, ещё у лесовиц, но я их не встречала.
Ой, а чудная она. Баюна притащила, значица. Видимо, не знает, что этот дармоед за свою жизнь ничегошеньки не поймал, окромя пушинки из подушки. Вот и что мне с ней такой делать-то? Ворожить толком не умеет. Меня не понимает! Хорошо хоть письма догадалась почитать. А кто мне зачарованные семечки давать будет? Которые потом исполнят самые заветные желания. Ведь все они ждут подарков. Поди, так и верить-то перестанут, в волшебника. А как же моя работа? А угощения?
Мир огромен и непредсказуем, когда ты маленькая почтовая мышь.
***
Настасья сидела на крыльце и смотрела на снег. Ей больше не хотелось притворяться, волчья кровь не даст замёрзнуть. Но и резвиться в снегу, как прежде, не хотелось. Она изменилась, не внешне, нет, она стала другой внутри. Но что-то не давало покоя, грызло изнутри. Волчий пастырь придёт за ней, сомнений не было. Вот только его дочери больше нет, сгинула в тролльем замке.
- О чём задумалась, девонька? – Прохор облокотился на резные перила. Глаза домового лукаво поблескивали, — и не замёрзла ты здесь сидеть? Пошла бы с остальными песни петь да гадать на будущий год.
- Не мой это праздник дядька, и обряды не мои. – Берегиня печально вздохнула, понимая, что никогда не станет полноценной частью этого мира.
- А чьи же это, красавица, чьи как не наши? – Всплеснул руками кутный, натурально так, совсем как Марья. – Вот что ты каждую зиму делала, а?
- Резвилась, в стае, поди, слышал дядька про Дикую Охоту? – Настасья смерила домового взглядом, прикидывая получиться ли его напугать.
- Да иди ты, — кутный не глядя сел на ступеньку.
- Может, Прохор, может, — берегиня оскалилась, демонстрируя совсем звериный оскал. – В своре суждено побывать каждому волку, даже если однажды. А те, кто сопровождает пастыря с рождения, не пропускают ни одну охоту.
- Ох, девонька, как же так-то? За что тебе горемычной всё это выпало? – Запричитал Прохор, а Настасья скривилась, полагая, что страдания домового растянутся надолго.
- Поздно причитать, прошлого не воротишь, не споймаешь. – Отмахнулась берегиня от сердобольного кутного, — я-то знаю.
- Как же ты тогда тут очутилась, девонька?
- Сквозь замок Туле слышал, небось, о таком?
- Быть того не может! – кутный вскочил и начал мереть крыльцо шагами. – Туле — это крепость ветров в землях троллей.
- Она самая, — Настасья усмехнулась, — место, подарившее мне свободу.
- Расскажешь? – Прохор подался вперёд и заглянул в глаза берегине.
- Почему нет? – Настасья пожала плечами и поднялась. – Пошли в избу, Марья, поди, уже пирогов напекла.
Зима в тот год выдалась лютая, морозы ударили, чуть ли не в листопаде. Грудень и студень выдались снежными, бабушка Пурга трудилась кряду. А стая шла, всё вперёд и вперёд, сквозь метель ураган, собирая кровавую жатву.
Я шла сквозь пургу по колено, проваливаясь в жёсткий снег. Бывают такие морозы, когда птица на лету замерзает, а сердце, само собой, останавливается. Как же холодно было тогда, даже не знаю, почему не замёрзла. Волчья кровь греет, но всему бывает предел. Тело и разум требовали одного, обернуться, догнать стаю. Но я уже всё решила, лучше умереть, чем вновь подчиниться пастырю...
Сама того не зная я вышла на горную тропу. Каменные стражи настолько были засыпаны снегом, казалось, что их нет. Когда из-за туч вынырнула каменная громадина, я была готова сдаться. Громадный силуэт крепости заслонил всё небо, а каменный мост казался доро;гой к спасению.
Тролли были везде, они словно появлялись из камня. И первое что они сделали, дали мне кубок с горячим вином. Кубок Вечного Забвения, именно из-за него путники навечно остаются в крепости. Будь я человеком, уже никогда бы не вспомнила о доме. Но на дочь Волчьего пастыря их магия не действовала.
Тринадцать дней длилось празднество, а я была их гостьей...
Настасья замолчала, рассматривая остатки чая в кружке. Она вспоминала не только разумом, но и ощущениями. Говорить больше не хотелось, лучше забраться под шерстяное одеяло и уснуть. В тепле, холод той зимы навсегда остался в сердце.
***
Ворота со скрипом отворились, и в них вошёл молодой человек, одетый в чёрное. Его сопровождала лохматая собака, похожая на помесь овчарки и мехового коврика. Смахнув снежинки с лацкана плаща, незнакомец поудобнее перехватил трость и передал собаке свой саквояж. Духи-хранители бросали все дела и стекались к воротам.
- Разойдись ботва, алхимик идёт! – возвестил пришелец, в надежде освободить себе дорогу.
- Тангор, ты же умер, — на крыльце сложив руки, стояла очень удивлённая Настасья.
- Я просто очень сильно болел, — сквозь зубы процедил незнакомец. От слов берегини его передёрнуло. Хорошо так, правда, всего на долю мгновения. – И ты, кстати тоже.
- Я просто очень сильно заблудилась. – В тон ему парировала Настасья, начавшая спускаться с крыльца. За ней по пятам шёл кутный. – Ну и каким ветром тебя сюда занесло?
- Как это, каким? – деланно удивился Тангор. – Вам же нужен волшебник, и вот он я пришёл! – Он картинно раскинул руки в стороны.
- Ты волшебник? Правда-правда? – Прохор высунулся из-за спины берегини, жадно рассматривая пришельца. – А Николу нам найти поможешь?
- Самый настоящий, — покровительственным тоном сообщил Тангор. – Я крут как горы, всё могу.
- Ага, мастер-некромансер, — фыркнула Настасья, а духи хранители отпрянули как от огня.
- Ну почему сразу некромант? Алхимик я. – Тангор покосился на свою собаку, проверяя, удастся ли опознать в нём зомби.
- Томас Тангор, — наконец, представила берегиня пришельца. - Чёрный, решивший переписаться в белые. Алхимик!
Тангора снова покоробило, но скандалить он не стал. Наоборот, глубоко вздохнув, он изобразил блаженную улыбку и шагнул вперёд, протягивая руку для знакомства с Прохором.
- Проблемы с Конторой, или опять сектантам дорогу перешёл? – Спросила Настасья, пока кутный и некромант аккуратно обменивались рукопожатиями.
- Скажем так, мне необходимо отдохнуть, а у вас здесь климат и кормят хорошо. – Парировал Томас. – Ну, показывай объём работы.
- Бесплатно работать будешь? – Сощурилась Настасья.
- Командировка оплачена, но дары приветствуются. – Нагло улыбнулся Тангор.
- Так, — развалившись в хозяйском кресле, некромант закинул ноги на стол и пристально изучал деревянную коробку в руках. – Значит, ты читаешь письмо, говоришь мне, о чём мечтает отправитель. А я, в свою очередь, передаю это знание вот этим странным семенам? – Томас поворошил полосатые горошинки. – А потом мыши относят их адресатам? – Тангор скосил глаза на Настасью. – А пентаграмма где? Как я их зачаровывать буду?
- Ну, ты же гений, придумай что-нибудь, — берегиня демонстративно рассматривала стеклянные шарики, так очаровавшие её в первый раз.
- Я-то придумаю, было бы время да расходники. – Некромант почесал переносицу. – А попроси принести мне тех пирожков с брусникой, — Тангор облизнулся, — глядишь, и дело пойдёт быстрее. И Макса не мешало бы искупать. – Томас попытался ненавязчиво выпроводить Настасью из горницы. – Я это, ворожить буду, слабонервных лучше к двери не подпускай.
- Обидишь кого из них, с потрохами сожру.
- Да у меня брат белый!
***
Некромант сосредоточенно крутил в руках серебряное блюдце, пытаясь понять, как оно работает. Никаких линий силы и элементов проклятий он найти не мог. Яблоко валялось рядом, его осмотр тоже не дал результатов.
- Ты что творишь, ирод окаянный?! – завопил Прохор, едва зайдя в горницу. Весь пол и частично стены были расчерчены меловым маркером. Походный алтарь не удалось приспособить для зачарования семян. И некромант расчертил многоконтурную гектограмму с двадцатью шестью знаками. – Беда, Настасьюшка, ой беда!
- У тебя в роду баньши, часом, не было? – Оскалился Тангор. – Лучше покажите, как это штука работает.
- Отдай сюда, сломаешь! – Примчавшаяся на крик кутного Настасья отобрала у некроманта блюдце.
- Я алхимик! – Возмутился Томас.
- Ты только посмотри Настасьюшка, что он здесь натворил! – Прохора просто распирало от негодования.
- Да тихо вы, — цыкнула берегиня, призывая к порядку обоих. – Он нам помогает. А ты чтобы всё отмыл потом. - Настасья уселась на пол, держа блюдце так, чтобы было видно всем.
- Обижаешь, чёрный не подтирающий за собой следов долго не живёт. – Некромант с любопытством уставился на зеркальную поверхность. – Интересно, а учителя он показать сможет?
Изображение подёрнулось дымкой, там уже шагал мужчина. Взбежал по ступенькам ничем не примечательного здания и распахнул двери.
- Не спать, козлы! Ренегаты ждать не будут. Даю отсчёт к штурму!
Группа быстрого реагирования ответила хмурыми взглядами, но перечить главе департамента практической магии они не стали. Кто знает, что Шорохом тронутый колдун выбросит на этот раз?
- Разделились, чётные со мной, нечётные прикрывают эмпата. – Старший боевиков уже натянул респиратор и раздавал приказы.
- Задача. Задержать всех. Если я сказал всех, значит, ни один послушник или, не приведи Король, патриарх не должен сбежать. Развесим их на дереве вместо лампочек, будет нам развлечение на все праздники. А кто будет недостаточно расторопен, присоединится к ним! – Оскалился колдун. Взрыв.
Настасья уронила блюдце.
***
Стая шла с севера. Если четырёх волков Настасья могла пропустить, то три десятка никогда. По нервам словно прошлись бритвой. Берегиня как неприкаянная бродила по подворью. Даже некромант что-то почуял и спешно собрался домой.
- Объясняю один раз, — Тангор строго посмотрел на кутного. – Вот в эту тарелочку кладёте семечко. Замыкаете внешний контур, — некромант дал Прохору меловой маркер. – Чётко произносите, что требуется от него. Ты меня понял? Чётко! Итак, каждый раз. – Тангор ещё раз осмотрел своё творение. – Перед тем как забрать что-то изнутри, контур обязательно нужно разомкнуть. Иначе шарахнет откат. Я пуганый, я знаю. – Некромант пошлёпал губами, пытаясь вспомнить, что хотел сказать. – Вот ещё, у меня не получилось активировать трансмутацию на заказчика. Так что сразу будете забирать подарки. Дед будет здесь самое позднее завтра утром. Он разберётся с доставкой.
- Какой дед? – Прохор едва успел вставить два слова в монолог некроманта. От его объяснений кружилась голова, и хотелось выпить рюмочку чая, а может быть и не чая.
- Точно дед! Как его там зовут? – Томас достал блокнот из кармана плаща и начал его быстро перелистовать. – Так, к вам прибудет Дайдаин, он же Ноллаиг. С вверенной ему территорией он справился, так что будет помогать здесь. И заодно поищет вашего Николая.
Прохор печально вздохнул, но ничего не ответил. Странные дела творятся. Никола пропал. Объявился какой-то некромант, готовый помогать всем, кто его покормит. А Настасья, Настасья-то, бесовицей оказалась. С ночи как мавка шатается по углам. Даже собачку напугала, некромантову. Хорошая собачка, лохматая. Была и кутного когда-то такая, давно он ещё молодым был.
Настасья стояла на помосте над воротами и смотрела в снежную даль. Стая была далеко. Но она её чувствовала. Тёмную волю, повинуясь которой, стая вышла на охоту. Повинуясь которой, она сама убивала. Некромант собрался уходить. Оно и к лучшему. Кто знает, к чему может привести его вмешательство. Берегиня думала. Куда мог деться волшебник? Знал ли пастырь, где искать блудную дочь? А если и знал, то жив ли Никола? Настасья тряхнула волосами, отгоняя дурные мысли. Как там говорил Прохор? Пока веришь, он жив? Она верит, она будет верить, пока бьётся её сердце.
Хлопнула створка ворот, и некромант вместе с собакой выбрались за границу подворья. Берегине жутко хотелось узнать, как они сюда попали, но выйти за периметр она так и не решилась. Оставалось наблюдать, как они удаляются по заснеженной дороге. Два чёрных силуэта на белом. Только что были и вдруг исчезли. Чудеса.
Настасья спустилась к растерянному кутному. Пропажа Николы, да и все остальные события тяжело на нём сказались. Прохор, конечно, пытался крепиться. Первый парень на деревне. Но он боялся. Все боялись, что волшебник больше не вернётся.
- Что сталось, девонька? – Кутный осторожно потрогал Настасью за руку. – Вижу, что гложет что-то. Аки полуночница скитаешься. Места себе найти не можешь.
- Всё хорошо, дядюшка. – Берегиня не стала говорить о стае. Даже если она уйдёт прямо сейчас, пастырь всё равно приведёт её к подворью, и только потом пуститься в погоню. А не приди она сюда прошлым листопадом, выжил бы кто-нибудь из них? Был только один шанс. Увести стаю прямо от ворот. И помочь в этом было некому.
- А спойте-ка мне песенку! – Громогласный голос вырвал Настасью из мрачных дум. Сколько она просидела на кухне, мучая чашку с чаем? Первым порывом было броситься во двор и от души приложить блудного волшебника. Вот только это был не он. Опять.
Посреди толпы духов-хранителей возвышался незнакомый волшебник. Одетый в красный полушубок и такого же цвета колпак, он был похож на Николу. Вот только юбка в зелёную клетку и странный мешок с трубками портили впечатление.
- А кто порадует дедушку? – Жестом фокусника он достал из воздуха фарфорового ангела с твидовыми крыльями. – Ну что, дружок, расскажешь стихотворение? – Обратился волшебник к одному из домовых.
- Про него некромансер рассказывал! – Прохор дёрнул берегиню за рукав. – Сказал, поможет подарки отвезти. – Громким шёпотом объявил кутный.
- И кто это?
- Не то Дедлайн не то Налаих, поди, упомни.
- Уважаемый, а вы кто? – Настасья стала осторожно пробираться через толпу духов-хранителей. Им только волю дай весь день, будут песни петь. А работать, кто будет?
- Рад приветствовать хозяйку дома, — чужой волшебник снял колпак и поклонился встревоженной берегине. – Моё имя Дайдаин, я гэльский коллега вашего неожиданно пропавшего святого.
- Кого?
- Ну, Николая Ивановича. Волшебника.
Дайдаин оказался очень шустрым и понятливым волшебником. Пока он с деловым видом укладывал подарки свой мешок, Настасья пыталась втолковать ему местные обычаи. Особенно плохо получалось с украшениями. Привыкший к яркой клетке и орнаменту на стенах он везде порывался сделать нечто подобное. А этот его мешок. Стоило подуть в одну из трубок, как воздух наполнялся ужасными звуками. Балалайка и гусли даже вдвоём не могли произвести столько шума. Отчаявшись что-либо сделать, она отправила вместе с Дайдаином Прохора, в надежде, что тот лучше знает местные традиции.
А стая по-прежнему шла вперёд.
***
Настасью разбудили странные звуки, доносящиеся из кухни. Кажется, там таскали за хвост кошку или пытались её утопить. Чертыхнувшись, она нашарила в темноте валенки и поплелась на звуки. Разбираться всё равно придётся, лучше это сделать сразу.
За столом на лавке в обнимку сидели Дайдаин и Похор. Оба пьяные настолько, что членораздельной речью не владели. Пришлый волшебник разливал по кружкам отвратительно пахнущую жидкость янтарного цвета. Собутыльники чокнулись и залпом выпили. А, между прочим, эти два бездельника должны были развозить подарки!
- Да вы советь потеряли! – Завопила Настасья, уперев руки в боки. – Оглашенные, надрались как два выхухоля и песни распевают! – Берегиня схватила метлу и с силой жахнула по столешнице. – По;лно!
Кутный вздрогнул и едва не выронил кружку. Он целую минуту вглядывался в нарушителя спокойствия. И наконец, опознав Настасью, полез обниматься что-то бормоча. Дайдаин уже клевал носом, шум, воспроизведённый берегиней, вывел его из состояния покоя всего на один удар сердца. Волшебник снова начал засыпа;ть.
- Не ругайся, девонька, — Марья мышкой проскользнула на кухню. – Будет тебе злиться. Прохор, он больше всех переживает, что Никола пропал. По многу раз, и днём, и ночью, ходит его выглядывать. – Домовушка присела на край скамьи и печально вздохнула. – Эх, раньше такого не было, когда жили все вместе.
- Что Никола целый год жил на подворье? – Удивилась Настасья. И тоже присела, всё одно, уже не уснёт.
- Нет, девонька, мы с ним жили. – Марья осторожно понюхала кружку, из которой пил Прохор.
- А почему сейчас живете так далеко? – Как-то сам собой на коленях берегини появился Баюн.
- Ой, да всего и не упомнишь. – Решившись, домовушка, наконец, пригубила остатки янтарной жидкости. – Времена раньше другие были, девонька. Люди верили в нас. А сейчас что? Все посвящённые. Наука и религия совсем в оборот окаянные взяли. И ладно хоть первые, те просто не верят. А вот вторые... злые они, из домов нас выживают, нечистыми обзывают. Вот Никола и перевёз нас сюда, чтобы уберечь. – Как по волшебству в руках домовушки появилось стёганое одеяло, которым она укрыла счастливо посапывающих тружеников.
- А где вы жили раньше тётушка? – Настасья представить себе не могла, что всё это Никола перевёз из другого места. Да здесь духов-хранителей только душ двести!
- Далече, деревенька наша называлась Ольгино. Дом Николы стоял на самой горке, высокой, крутой. А из-под неё источник бил. Настоящая живая вода, даже зимой не замерзала. – Марья подпёрла щеку кулаком, погружаясь в воспоминания. Целый день мы работали, да и Никола с нами. Сено сушили, огород пололи. Гостинцев много было. Пойдёшь, бывало, по корову, а тебе кто горсть малинки даст или яблоко там. Хорошее было время. А потом пришёл прогресс. Не то колхоз, не то другая, какая мракобесина. – Домовушка стукнула кулаком по столу. – А эти их механизмы, страх-то какой. Гудят, дымят, глазищами огненными светят! Страшно нам стало девонька. Да и люди верить перестали. Совсем механизмы из них душу вытрясли. Вот и схоронил благодетель нас.
- А какой он, Никола, тётушка? – Настасья видела волшебника всего несколько раз. Придя без спросу на его подворье, впервые увидела она его только в грудне. Тогда она подивилась, с какой лёгкостью он управляет ватагой духов-хранителей. Как быстро волшебник понял, чья она дочь. И как легко принял.
- Хороший, не задумываясь, ответила домовушка. - Он и сейчас нам гостинцы привозит всякий раз. У него и силы-то появляются в двадцать второго студня и по девятнадцатое просинца. Это его время. А в остальной год, знаешь, кто он? Знаешь? – Марья замолчала, давая возможность Настасье обдумать ответ. - Не знаешь. Человек он. Книги пишет, иногда мудрёные. И людей чему-то там учит. Не знаю уж чему. – Домовушка печально вздохнула. – Этак жить в одной комнатушке. И писать про старый мир. Хочет он веру в нас вернуть, да и в себя заодно. Только не всем это нравится. Им вместо сказок боевики и всякое распутство подавай.
- Вот оно, значит, как...
Стая шла с севера. Подстёгиваемая волей Повелителя, не знала она, ни сна не отдыха. Туда, вперёд. Где притаилась змея, посмевшая Его придать. Где посмели принять меченную.
Настасья стояла на площадке над воротами. Все двери, все щели были закрыты. Для стаи забор не представлял проблемы. Берегиня надеялась на защитную силу круга.
Три десятка сильнейших зверей в стае. Они всегда были готовы к битве. Когда-то Настасья была одной из них. Очень давно, в другой жизни. И сейчас между ними зияла про;пасть.
Огромный вожак вышагивал перед воротами. А на его спине восседал тот, кого берегиня боялась и ненавидела. Волчий пастырь, закутанный в шкуру предыдущего вожака. Он жёлтыми глазами смотрел на свою дочь и молчал.
- Уходите, вас сюда не звали, — сквозь зубы процедила Настасья, глядя отцу в глаза.
- Я дарую тебе один шанс, — от голоса пастыря пробирала дрожь. – Подчинись моей воле. Убей их всех. Стань вновь частью стаи.
- Никогда, никогда боле не подчинюсь я тебе!
- Нужно было задавить тебя вместе со всем выводком, — выплюнул пастырь. – Никчёмная. – Он достал из складок меха маленького ещё слепого волчонка. – Её я воспитаю правильно, без поблажек.
Настасья раскинула руки и завопила. Некоторые волки в стае прижали уши, кто-то присел, а другие были готовы убежать. Она дочь волчьего пастыря, и кому как не ей управлять стаей?
- Стоять! – Пастырь спрыгнул в снег, всё так же держа волчонка за шкирку. – Вырвите ей сердце и принесите мне!
Голос Настасьи стал тише и в то же время пронзительнее, теперь она не пыталась испугать стаю, она звала на помощь. И ей откликнулись. Одинокий вой раздался совсем близко.
- Брысь, шавки безродные! – рыкнула берегиня и некоторые волки, не слушая окриков пастыря, опрометью кинулись прочь.
Занималась вьюга. И по первым снежинкам, на огромных белых лапах бежала волчица. Она бежала на зов, на крик о помощи. Спускаясь с облаков. Сердце вело её туда, где потерянная душа отчаянно жаждала мести. Волчица опустилась на помост рядом с Настасьей. Её жёлтые глаза, не мигая, смотрели на пастыря.
- Небесный волк, — усмехнулся он. – Подчинись мне, убей её!
- Ты так ничего и не понял, да? – Настасья осторожно погладила широкую голову зверя и уткнулась лбом ей в щеку. – Не бойся, он больше не сможет тебя ни обидеть, ни убить. Теперь я с тобой... Сестра. – Настасья оседлала волчицу. – Мы загоним тебя, как бешеного пса!
***
Метель, начавшаяся с ухода Настасьи, не затихала. Едва лапы белой волчицы коснулись снега, укрывшего землю, поднялась настоящая буря. Много душ откликнулось на зов берегини. Их всех загубил пастырь, и они желали отомстить.
Волчий вой разносился по округе. Коровы беспокойно мычали в стойлах, били копытами лошади, кудахтали куры. А огромный серый волк мчался через сугробы, убегая от белой волчицы и её желтоглазой всадницы. Оборотень на его спине скалился, но не спешил перекидываться, только прикрикивал на ездового зверя.
Вой раздавался со всех сторон, отрезая пути к отступлению. Белые волки гнали серую стаю прочь. Дикая Охота закончилась жатвой, как и положено. Вот только жертва отрастила клыки и когти и теперь гналась за охотником.
Пушистые снежинки превратились в огромные хлопья. Мороз, которого с нетерпением ждали, наконец, решил заявить свои права. Пар окружал бегущих, холодил дыхание и сердца. Снег скрипел под мощными лапами, а жертва нагоняла охотника.
Уход Настасьи кутный воспринял очень тяжело. Он порывался бежать следом, по глубокому снегу. Омелко едва успел перехватить его у ворот и воротить в избу. Будто блаженный он рвал на себе волосы и пытался убежать. Марья велела всем собраться в кухне. Духи-хранители словно пришибленные сидели вокруг стола. Они не гомонили, не обменивались шутками и даже не пытались выпросить у кухарки лакомый кусочек.
Никто из них не слышал, как открылись ворота, как скрипел снег под тяжёлой поступью. Они не заметили, как отворилась дверь в кухню. Только холод заметили всё.
У двери стоял мужчина. Высокий, с голубыми глазами., завёрнутый в необъятную шубу отточенную белым мехом. Тёмные волосы были собраны в хвост. Льдистые глаза осматривали духов-хранителей, по очереди останавливаясь на каждом из них. В них не было злости или жестокости, только усталость.
- Николушка, родненький, — всхлипнул Прохор и бросился в ноги к гостю. – Прости, прости меня дурня старого!
- Не уберёг... — с укором произнёс волшебник и грустно улыбнулся.
- Не взыщи, благодетель, — кутный вновь принялся рвать волосы на голове.
- Поздно плакать, лучше топите баню.
- Как так, Николушка? А как же Настасья.
- Мне лучше знать, — шуба соскользнула с плеч волшебника.
Теперь он возвышался над горой белого меха, держа в руках берегиню. Настасья сжалась в маленький комочек. Её одежда была порвана, а руки и спина были покрыты ссадинами и царапинами. Зелёные волосы слиплись и потемнели. Кожа берегини приобрела нехороший синий оттенок. Едва обрадовавшийся Прохор шарахнулся как от чумной.
- Она же мёртвая...
- Забываешь, кто я? – Мороз начал расползаться по кухне. Захрустел под ногами иней, а слова превратились в пар. – Остановив живое сердце, я смогу вновь заставить его биться. – Глаза Николы светились голубым. Волчий вой раздался совсем рядом. Волшебник повернул голову на звук и совсем по-звериному оскалился. – Не зови её, она будет жить.
Домовушки осторожно снимали остатки одежды с Настасьи. Медленно розовеющая кожа и тихое дыхание обнадёживали духов. Они распрямляли задеревенелые мышцы, готовясь обмыть и перевязать возвращающиеся к жизни тело. Рубаха на животе берегини вопреки ожиданиям вздулась, а под ней обнаружился маленький дрожащий комочек. Волчонок. Не зная, что с ним делать, Марья отнесла находку Прохору.
Волшебник сидел в кресле. В своей горнице, рассматривая творение, оставленное некромантом. Белые меловые линии никуда не делись. Невероятно красивый и зловещий рисунок неожиданно органично вписался в окружение.
Дверь тихонько приоткрылась, и в горницу просочился Прохор, держа в руках берестяной короб. Он, молча, смотрел на волшебника, решая, стоит ли отругать Николу за отсутствие или поперед спросить, где он был?
- Чего стоишь? Показывай. – Волшебник отвлёкся от завораживающего танца линий и повернулся к гостю.
- Поди, сам лучше меня знаешь, — вздохнул кутный, открывая короб. На обрывке лоскутного одеяла, сыто посапывая, спал маленький серый волчонок. От него пахло молоком и сдобой. Сердобольные дети мгновенно приняли нового друга и даже накормили парным молоком.
- Сытый, спит... - Волшебник протянул руку к коробу.
- Не тронь его, Николушка. – Прохор отступил на несколько шагов назад. – Ни в чём не виноват махонький.
- Вижу, ты совсем забыл кто я. – Волшебник встал. – Я никогда не убивал слабых и беззащитных.
- А приди ты вовремя, смог бы защитить Настасью. – Всё-таки не удержался от укора кутный.
- Думаешь, убей я её отца, что стало бы с ней?
- Не тронь волчонка, добродетель. – Тихим голосом попросил Прохор.
- Не волчонок — это, оборотень. – Усмехнулся волшебник, держа за шкирку серый комочек. – Она спасала его жизнь ценой собственной. И вправе ли я её отбирать?
***
Маленький темноволосый мальчик, сидя на полу с упоением тискал полосатого кота. Радостно агукая он прижимался к пушистому другу, попеременно трогая мягкий хвост и ушки с кисточками. Чуть дальше, на домотканом ковре лежала игрушечная лошадка, вырезанная из дерева. На ней виднелись отметины от зубов. Кот с достоинством принимал внимание от младшего друга, лишь изредка подёргивая хвостом, когда объятия становились слишком сильными.
За окном горницы в свои права вступала весна. Вовсю таял снег, чирикали птички, на ели во дворе начали появляться молодые мягкие иголки. Настасья наблюдала за ребёнком упершись в косяк рукой. Произошедшее оставило на ней глубокий след. Высокая и тонкая словно жердь, она приобрела какой-то внутренний стержень. От ссадин и царапин практически не осталось следов, рваная рана на левом предплечье превратилась в неровный шрам и глаза навсегда стали жёлтыми.
- Он убьёт тебя, как только вырастет. – Никола, до этого молча наблюдавший идеалистическую картину, сложил руки на груди и изобразил улыбку, больше похожую на оскал.
- И что ты предлагаешь? – Настасья немного повернула голову и скосила глаза на волшебника. Ей очень не нравилась его манера вот так подкрадываться. Казалось, он находился сразу во всех местах подворья, появляясь, как бес из-под печи.
- Ты знаешь, — Никола перевёл тяжёлый взгляд на ребёнка, внимание которого полностью было поглощено котом.
- Никогда. Никогда этому не бывать.
- Но он заявит свои права на стаю. Ты же знаешь, что вожак может быть только один?
- Заявит. – Настасья, наконец, повернулась к волшебнику. – Вожак всегда один. – Берегиня выделила последнее слово. – Вот только старый всегда учит молодого. – Взгляд Николы её пугал, казалось, пожелай он и всё здесь же обратиться в лёд.
- Учить будешь псеныша? Охотится, убивать? – Голос волшебника стал тихим и вкрадчивым.
- Да, — Настасья сглотнула. Ей нелегко далось это решение. Стая без вожака могла стать огромной проблемой, и она это понимала. Как и то, что со временем её брат станет сильнее. – Я научу его всему, что знаю. Как охотиться, загонять добычу, вести стаю. И как дорого стоит жизнь. Своя или чужая.
Никола, молча, рассматривал берегиню, подмечая только ему известные моменты. Губы волшебника изогнулись, когда взгляд скользнул по волосам и зацепился за седую прядь. Он несколько мгновений рассматривал шрам на руке.
- Ты изменилась, с нашей первой встречи. – Произнёс Никола, глядя Настасье в глаза. – Ты стала сильнее, а ещё злее. Пропала обречённость, покорность судьбе.
- Всё меняется, — берегиня хотела отвести глаза, когда из её рта вырвалось облачко пара. Холод коснулся пальцев и неожиданно пробрался, внутрь холодя сердце. Совсем как в ту зиму. – Неужели. – Выдохнула Настасья, смотря в горящие глаза волшебника.
- Каждый имеет шанс. В моих силах было подарить его тебе. – Никола отозвал свою магию, словно ничего и не было.
- Но почему? – Случившееся не укладывалось в голове у Настасьи. Ей казалось, что она сама смогла уйти из стаи. А теперь получалось…
- Ты хотела уйти. Сбежать от мира, который был для тебя единственным. Но не решалась, не могла сделать всего один шаг к свободе. - Волшебник внезапно изменился, он казался усталым, умудрённым жизнью. – Как получивший второй шанс, я знаю, что всякий желающий изменить свою жизнь, достоин хотя бы попробовать.
- Второй шанс? – Настасья совсем перестала понимать, что происходит. Всё смешалось в каком-то причудливом танце. – Ты не всегда был Волшебником?
- Нет. – Никола печально улыбнулся. – Я жил с сёстрами прядущей и неумолимой, пока не захотел измениться.
- Три сестры, у тебя три сестры. – Настасья испытующе взглянула на волшебника. – Жизнь, Судьба и Смерть. – Голос внезапно перестал подчиняться берегине. – И брат их Рок. – Прошептала Настасья не в силах отвести глаза от Николы.
- А ты на удивление много знаешь, — усмехнулся волшебник.