Дед Мороз без Снегурочки и планета-любовь

Венера Петрова
Полдня в улусном центре, а уже захотелось назад, домой. Хоть там у нас нет ни сотовой связи, и интернет не у всех, там мы все же у себя дома.
Сидим в такси и ждем остальных. Я не скучаю, без конца болтая по телефону. До этого кое-кому не дозвонилась, а тут он сам позвонил.
- Душа моя, что же ты раньше не позвонила?
Как говорится, «я так ждал, надеялся и верил».
- Ты где?
- Да тут дедморозничаю…
А он похож на Дедушку Мороза. Когда я только переступила порог местной телестудии, увидела первым его – краснолицего, со смеющимися глазами. Седой, а лицо вроде молодое. Меня без всяких проволочек взяли туда на работу, и мы с ним сдружились.
Года идут, а он не меняется, как Дед Мороз с новогодней открытки. Человек-праздник, кому возраст не помеха.
- А Снегурочка у тебя есть?
- Нет Снегурочки, иногда парни со мной хороводят вокруг очередной ёлки. Но они, скорее, снегуры, чем снегурочки.
- Взял бы меня Снегурочкой…
- А что, идея, давай сюда, заодно и подработаешь.
- Да я уже в машине сижу.
- Эх, какая досада!
Вот так всегда, что-то наши пути никак не пересекутся. Но мы достаточно повеселились. С ним иначе нельзя.
«Дед Мороз» - человек-легенда, про которого не одну книгу можно было написать. И сколько у него талантов! Он и мелодист, и кинооператор, даже экстрасенс. Человек-рентген… Мы посмеивались, мол, он видит нас всех насквозь, что и одеваться не надо, все равно видит. Потом привыкли. В ту пору мы жили, как бы табором. И в будни, и в праздники были вместе. Мы-то все разведенные, а каково было ему и его жене? Она, в конце концов, вступила в наш табор, предпочитая быть в гуще событий, чем теряться в догадках, оставаясь дома одна. И было это в лихие девяностые. Эти годы остались в моей памяти, как сплошной праздник. Людям зарплату не давали, а мы кормились из «черной кассы». Нас приглашали на все вечеринки, ведь считалось «за честь сидеть за одним столом с нами». Все, благодаря боссу в юбке, ее предприимчивости и кое-чему еще.
Какая из меня Снегурочка, смех, да и только. Правда, довелось и мне быть Дедом Морозом на корпоративе у… милиционеров. Не нашлось что ли ни одного сотрудника, подходящего для Деда Мороза, зато мне дали потом приз – утюг.
Не так давно вроде было или все же давно? Что изменилось с тех пор? Вот Дед Мороз не изменился, по крайней мере, юмор тот же.
- Я приезжала менять паспорт, сорок пять все-таки…
- Сорок пять?!
Забылась я, болтая по телефону с Дедом Морозом, что не одна в машине. Рядом парень сидит, мой односельчанин. Помню, он сидел за первой партой и снимал меня на видеокамеру на уроке, а сейчас вроде женат. Уже не мальчик, так почему мне не должно быть сорок пять? Водитель немного его старше, у нас с ним тоже есть общие воспоминания. Их не смущает, что мне столько-то лет, значит, еще не вечер. Снегурочкой мне не быть, но все же приятно, что могу иногда позволить себе многое, чего не светит сверстницам.
- Ладно, через несколько дней приеду за паспортом, тогда, может, и встретимся, - успокаиваю я Деда Мороза.
Мы всё не едем, ждем двух женщин. Час ждем, второй.
- Заберем по пути одного и поедем, - решается, наконец, водитель.
Или он кинул тех женщин, или те сели в другую попутку, мы так и не поняли. Последний же пассажир доставил хлопот. Пьяный в стельку, страшный, как черт, еще и орал всю дорогу, как резаный. Новый год же скоро…
Едем домой под аккомпанемент пьяного односельчанина. Его ор мне не мешает, мне не до него, я почти не здесь. Я думаю о нем, улыбаюсь так некстати…
О ком? Не о Деде Морозе же. Не о своих молодых попутчиках, тем более об этом орущем. О ком, кто слишком далеко отсюда. От кого была готова бежать на край света, но от себя не убежишь…
Нам, как обычно, хватает двух недель, чтоб понять, как мы дороги друг другу. Точнее мне, он-то, даже ссорясь, твердит, что мы все равно будем вместе. Я же пытаюсь сжечь все мосты, и хорошо, что мне не двадцать, ну, двадцать пять, когда могла порвать без  сожаления.
А ведь не так давно, хотела назвать целую планету его именем. Вертелась бы дальше, не подозревая, что она уже не Земля, а…
Мне присуща жажда к увековечиванию, даже любовь, которая, увы, не вечна, готова сохранить навсегда, хоть и вот таким образом. Сколько людей, столько любви. Но никому еще в голову не пришло назвать свое временное пристанище – планету именем любимого или любимой. Ну и что? Я – это я, и, любить хочу так, как могу только я… Пусть простит меня Мураками, что использовала его нетленные строки и опять-таки переиначила в свою пользу.