М. М. Кириллов Декабрьские рассветы Сборник очерко

 М.М.КИРИЛЛОВ






ДЕКАБРЬСКИЕ РАССВЕТЫ











САРАТОВ 2020


























     В предложенном Сборнике помещены очерки, написанные автором в декабре 2019 года. Очерки в целом  развивают проблемы общественно-политической тематики, критически оценивая существующее положение в нашей стране. Написанные в форме наблюдений, размышлений или воспоминаний, они рассчитаны на возможную дискуссию и обмен мнениями с читателями, имеющими различные собственные, в том числе, возможно, и альтернативные соображения.
     Эти очерки, как впрочем, и всё, написанное мной за эти последние, ущербные, годы, пронизано обидой и болью за мою, утраченную любимую Советскую Родину.
      Читателем может быть любой человек, осмысленно наблюдающий жизнь современного российского общества и желающего ему лучшего будущего.

      Автор: военный врач, профессор, «Заслуженный врач России», пенсионер, писатель, коммунист.

        Издание художественно публицистическое.



        Оглавление                Стр.

Крестный ход………………………………………….
Жить без любви, быть может, просто, но как
     на свете без любви прожить?..................................
Жизненные цепочки ……………………………………
Лежачие бойцы………………………………………….
После дождичка в четверг..................................................
Пустые Сбережение памяти народа……………………………….
И.В.Сталин и классовая борьба..........................................
Выбор главного…………………………………………









КРЕСТНЫЙ ХОД
     Кладбище – в лучшем случае это то, что ждёт каждого из нас. Так говорил мой Учитель.
     А впервые в жизни я познакомился с кладбищем ещё в Петропавловске-Казахстанском в 1942 году, когда наша семья (мама и мы – трое братьев) оказалась там в эвакуации из Москвы во время войны. Было мне тогда всего 9 лет, и я учился в 3 классе. А отец наш, командир Красной Армии, в это время в Москве был начальником производства артиллерийского завода, который  выпускал противотанковые снаряды для фронта.
     Я помню тот день в Петропавловске отчётливо. Стояла осень, но было тепло и тихо. Мы шли с мамой от знакомых, тоже эвакуированных в этот город, но из блокадного Ленинграда. Эту семью мама знала ещё до войны, со времён своей юности.
      Часть нашей дороги шла мимо большого, плохо огороженного кладбища. Оно просматривалось. Среди довольно высоких старых деревьев, вдоль заросших кладбищенских дорожек, рядами стояли, как правило, скромные земляные холмики с деревянными крестами или с невысокими деревянными надгробьями, увенчанными красными звёздочками. Видимо, похоронены здесь были простые жители города.
       Посетители встречались редко. Свежих могил было мало, хотя я слышал от взрослых, что в местном военном госпитале нередко умирали раненые бойцы, поездами доставленные в Петропавловск с фронта. Их тоже хоронили здесь. Кладбище было старое.
       Я понимал, что под этими холмиками захоронены умершие люди. И хотя я видел картину кладбища впервые, и не очень понимал её смысл, но почувствовал необычную загадочную тишину этого места. Даже говорить здесь почему-то не хотелось. Так бывает, наверное, когда впервые приходишь в гости к незнакомым людям.
       Мама держала меня за руку, и так мы с ней и шли потихоньку. Она рассказала, что в детстве, примерно в этом же возрасте, что и мой, посещала могилы своих родителей – моих дедушки и бабушки. У могилы дедушки, по её словам, рос недавно посаженный клён, а у могилы бабушки – ольха. Её мать умерла в её родах, так что моя мама никогда её и не видела. Только на фотографии. А отец, быховский поселковый фельдшер, уважаемый всеми, бескорыстный и очень хороший человек, умер, когда маме было только 7 лет. Так она стала полной сиротой. Давно это было – в 1914 году,
       Пока мы с мамой шли вдоль кладбища, она сказала мне, что всякий человек должен знать своё прошлое, тогда и его собственная жизнь станет осмысленней и духовно богаче. Она всегда разговаривала со мной так, как будто мы были ровесниками. Беседовали мы и о многом другом. Она посоветовала мне, когда её уже не будет, рассказать об этом разговоре моим младшим братишкам, которым было тогда 7 лет и 1,5 года. Я не понял, как это её не будет. Она ответила с грустью, что все мы, к сожалению, не вечны.
       Мы тогда с ней вообще часто разговаривали. И она, беседуя, как то незаметно и ненавязчиво смогла всё главное о себе передать мне. Ей уже тогда нездоровилось, а спустя 3 месяца у неё появились признаки туберкулёза лёгких (лихорадка и кровохарканье) и через 4 года, в 1946 году, уже в Москве, после долгой болезни, она умерла. Просьбу её о братьях я со временем выполнил.
        Вот тогда-то я уже во второй раз в жизни оказался на кладбище, но уже у маминой могилки. Это было известное Ваганьковское кладбище. С тех пор мы, её сыновья, а теперь уже её внуки и правнуки, навещаем дорогую нам могилку.
       Побывал я на многих кладбищах за свою долгую жизнь, даже в Черновцах на Украине, в Самарканде у городища Афросиаб, в разрушенном при землетрясении Спитаке, на Новодевичьем кладбище, где похоронены через одного коммунисты и предатели советской власти,
в Евпатории, где на военном участке кладбища похоронен наш отец коммунист.
      Кладбища живут долго, обычно, пока не станут вовсе безвестными. Особенно долго живёт только память, да и то, если она остаётся полезной людям. Только вандалы разрушают могилы и памятники до того, как память умрёт. Такова память о наших советских воинах-освободителях в современной буржуазной Польше и бандеровской Украине.
        Но я не ограничивался бы в этих моих грустных воспоминаниях только сказанным. В жизни моей и не только моей было и много радостного. Даже значительного. Прекрасные школьные учителя в подмосковной школе, Военно-медицинская академия имени С.М.Кирова, 7 лет врачебной работы в рязанском парашютно-десантном полку, вновь клиническая учёба в Ленинграде, руководство собственной терапевтической клиникой в Саратове, защита кандидатской и докторской диссертаций, работа в Кабульском военном госпитале в годы войны в Афганистане и в госпиталях разрушенной землетрясением Армении. 43 года службы в Советской армии и полвека врачебной, педагогической и научной деятельности, создание своей научной школы. Как и мой отец, я - коммунист с более чем полувековым коммунистическим партийным стажем. Я считаю, что сумел отдать должное воспитавшей меня советской власти. Я немало повидал и сделал, чтобы на старости лет, даже в это наше ущербное время, советские книги писать. Есть о чём.
       Иногда и сейчас кажется: завернёшь за угол, и точно также, как и раньше, весело стучит по рельсам городской трамвай мимо тех же знакомых заводских стен и труб. И  кажется: вот он прежний, родной, наш советский город! Но быстро приходит отрезвление: ведь это даже не утопия, а иллюзия, подмена желаемого тусклой современной буржуазной реальностью. И не только уже никакого советского города нет, нет всего советского общества, его идеологии, его людей, достижений и побед. А Вас посещают такие иллюзии и отрезвления?
       А что есть? Во всём, в крупном и малом,  откровенная эксплуататорская буржуазная власть в абсолютном классовым единстве с олигархией и зажиревшей церковью, и наряду с этим миллионы наёмных рабочих, бывших героев и хозяев страны, отсутствие надёжной социальной защиты и справедливости для большинства населения, коррупция и абсолютная власть денег, в том числе в здравоохранении, образовании и искусстве, лживость идеи общенационального, якобы бесклассового, патриотизма, деградация искусства и культуры, нарастание бедности большинства народа вплоть до его нищеты, устранение оппозиционных и организованных, политических и профессиональных протестных сил в обществе, строительство отечественного капитализма силами самого же угнетённого рабочего класса в интересах буржуазии, подавление любой возможности реванша идей социализма. В итоге закопали и внешние и внутренние враги великую Родину пролетариата, затоптали её богатую землю. А что осталось?
      Современная Россия представляет собой громадный государственный погост с крестами, уже редкими красными звёздами и надгробиями различного другого национального характера. Это надо видеть и слышать через отвлекающие телевизионные радужные и лживые картинки и трескотню расплодившихся ток-шоу. В основном, это громадный, во всю страну, интернациональный погост похороненного пролетариата. При всём возможном образном преувеличении автора, согласитесь, за тридцать лет буржуазного реванша в прекрасной стране сложилась грустная картина, сравнимая с картиной гигантского кладбища погибших кораблей. А что здесь неправда? Всё правда! Вопли о буржуазных ценностях, о великих, якобы всенародных, «скрепах», о «глубинных» общенародных интересах, о бесклассовом обществе и липовом общенациональном единстве и патриотизме. Среди убитых – морально, но насмерть - великие дореволюционные и советские писатели России и СССР (Чернышевский, Горький, Маяковский, Фурманов, Шолохов, Николай Островский, Фадеев, Борис Полевой и другие). Представляете, могилы таких произведений как «Что делать?», «Мать», «Чапаев», «Поднятая целина», «Как закалялась сталь», «Молодая  гвардия», «Повесить о настоящем человеке» и другие литературные могилы. Вот уже 30 лет их уже нельзя прочесть. Они запрещены, не издаются, не преподаются и в библиотеках их не держат. Это невиданный в мире погост советских писателей и даже их книг и фильмов. Сходите на погост!
     А что осталось на полках? Набоков, Солженицын, лирика и Гранин. Да и этих уж нет в благодарной памяти людей. Их тенденционно и безосновательно возвеличили, в качестве платы за антикоммунизм. Некоторым из них даже памятники поставили, но память их от этого не возросла.
      Если не могут ликвидировать память людей о победе советского народа и его Красной Армии, примазываются к этой памяти или пытаются временно даже возглавить её в собственных интересах. Торгаши и воры по своей природе, они торгаши и воры памяти великого народа. Им и в голову не приходит, что история им самим памятников не поставит и благодарной памятью не наградит. Канут они в вечном забвении вслед за Ельциным.
      Суд истории неизбежен и идёт непрерывно, в точном соответствии с ростом российского государственного погоста. За эти годы этот погост вырос в разы, вытесняя окружающие леса и поля. За эти годы заметно выросло и число «лавочников» всех мастей, потребителей и идеологов общества потребления. Но история принадлежит не им, а только созидателям, людям труда. А потребителям – помойка истории.
    А что, если бы все эти мертвые восстали разом и с крестами над головами рванули бы в города, полные живущих в хоромах нынешних хозяев жизни?! Вот это был бы потрясающий крестный ход! Репину и не снилось с его картиной «Крестный ход в Курской губернии». А хоть и символический, но всё же какой-то выход из безнадёжного положения в помощь ещё живым! Терять-то им нечего, кроме своих цепей и гробов.
      Известно, что в сороковые годы зарубежный писатель Андре Жид, не симпатизировавший социализму, посетил умирающего Николая Островского. Он назвал его «российским Иисусом Христом»! Как и Христос, тащивший на себе свой крест на Голгофу, чтобы погибнуть за страдающий и угнетённый народ, до последнего отдал себя народу и большевик Островский, но под Революционным Красным Знаменем. И это была правда, а не святая легенда. Кто ответит за создателя Павки Корчагина?!
        А что Вы думаете о возможной гражданской войне с буржуазией ещё живых трудящихся масс современной России или о крестном ходе преждевременно погибших их отцов и матерей?! Гражданская война – это же не прихоть, а законная необходимость тех, кто уже не может жить по-старому.
       Что бы мне сейчас сказала моя мудрая мама, посетив нынешний погост, в который буржуазия превратила всё наше отечество,  как Вы думаете?
 
ЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ, БЫТЬ МОЖЕТ, ПРОСТО, НО КАК НА СВЕТЕ БЕЗ ЛЮБВИ ПРОЖИТЬ?!

        В течение двух последних месяцев (сентябрь и октябрь 2019 года) я написал несколько более или менее  содержательных произведений. Так кажется мне. Как всегда, без цитирования кого бы то ни было. Среди них «Соль земли», «Вы помните, как закалялась сталь?», «Призрак бродит по России – призрак прошлого и будущего» и «Крестный ход». Тема-то вообще одна: отношение к постсоветской России и современной советофобии.
        Круг читателей, в том числе, и этих очерков, как правило, состоящих из моих друзей и товарищей, уже сложился и постепенно увеличивается. Преобладают их однозначно положительные отзывы. Но у некоторых читателей есть и сомнения, и даже иная точка зрения. Некоторые полагают, что не так уж всё мрачно, как я считю. Это не значит, что, дай им возможность, они бы смогли написать что-либо более путное сами. и это нормально, не всех истина посещает сразу. Некоторые хотят поискать книги исчезнувших писателей на современных книжных развалах или самостоятельно побеседовать со школьными учителями. А вдруг всё же преподают произведения советских писателей?! Я-то уже побеседовал с учениками старших классов: не преподают вовсе. И они обязательно поймут, но,  видимо, позже.
        Дело в том, что сразу после буржуазной контрреволюции 90-х годов, особенно после расстрела ещё советского парламента из танков, были запрещены, устранены из школьных и вузовских программ и массовых библиотек, перестали издаваться наиболее выдающиеся произведения советских писателей, демонстрироваться их фильмы и спектакли.
       Всё, начиная с романов Чернышевского («Что делать?») и Горького («Мать») и кончая Фурмановым («Чапаев»), Шолоховым («Поднятая целина»), Маяковским (всё, кроме, «Облако в штанах»), Фадеевым («Молодая гвардия»), Борисом Полевым («Повесть о настоящем человеке»), Алексеем Толстым и другими. За последующие годы этот советопад только усилился. Прекратилось издание и преподавание классиков марксизма-ленинизма, закрыт и уничтожен музей Ленина. Расстрелу из танковых орудий подлежала бы теперь даже народная память, если бы это быдо возможно. В основе этого вандализма лежит классовая ненависть буржуазии, пришедшей к власти.
      Я пишу об этом вновь потому, что многим это до сих пор неизвестно или недооценивается ими. Я это знаю не понаслышке. Живут люди в неведении и живут. Даже в коммунистической печати (КПРФ), казалось бы, необходимый протест не звучит. Как будто, так и надо.
       А что такое для большинства людей великая советская литература даже сейчас?! Ведь тем, что создаёт идеологически и творчески бесплодная современная российская буржуазная литература (и «искусство»), невозможно даже дышать, так оно зловонно!. Всё, что создаётся ею на народные деньги, сразу же может быть отправлено на историческую помойку. А советское искусство и литература, как и советская песенная культура, настолько прочно вошли в кровь и душу народа, что и сейчас, в период безкнижья, нельзя прожить «без светлых снов Веры Павловны» из «Что делать?», без Чапаева, без советского паспорта «из широк штанин», без питерского большевика Давыдова, без молодогвардейцев из шахтёрского города Краснодона, без Павки Корчагина и лётчика Маресьева.
       Судите сами, буржуазное зловоние и антисоветская пошлость, с одной стороны, и радость от встреч с литературными и реальными героями нашей молодости, с песнями от знаменитой «Каховки» до песен Пахмутовой и Добронравова, от артистов Бабочкина и Ульянова до Крючкова и Бориса Андреева. Какой урожай радости от одних только любимых героев и артистов! Народная любовь много значит.
       В трудное время мы живём, нас даже памяти о нашем прошлом лишают, а надо помнить и как-то жить, несмотря на безвременье и разруху. Обидно только: псевдокоммунисты предали Павку Корчагина и его товарищей, похоронили их заживо, а кара народная их не постигла до сих пор!
        Как в песне поётся? «Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?! Я не могу. А как Вы? Впрочем, живут же многие без любви, и ничего.




ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕПОЧКИ

РЯЗАНЬ И ОЗЕРО БАЙКАЛ
       На юго-западной окраине города Рязани размещён хорошо известный ещё с советских времён паращютно-десантный полк. Он известен своим участием в ежегодных парадах на Красной площади в Москве. Служил в 50-60 шоды в этом полку и я. Врачом в медпункте в/ч 41450.
        Служил долго, целых 7 лет. Это много, но достаточно, чтобы стать надёжным практическим врачом. Жил я с семьёй в доме, построенном, как и другие дома нашей части, «хозспособом». Была у нас комната–десятиметровка в коммунальной квартире. Трудности были, но преобладали радости, мы с женой были молоды и растили дочку Машеньку.
        Об этом времени позже мною было много написано. Заезжал я туда и много позже.
         Помню, встречался тогда в нашем городке некий штатский инженер из КЭЧ. Очень доброжелательный человек, специалист по всем вопросам домового хозяйства. Лет пять с ним встречались. Он сам где-то в этом же районе жил. Осталась добрая память. Но вспомнить о нём мне довелось неожиданно, случайно и много позже. Так бывает и нередко.
         Уже в мои профессорские годы пришлось мне побывать в Иркутске по вопросам набора слушателей к нам, в Саратовский Военно-медицинский институт
      Иркутск — это Байкал. Быть в этих местах и не дотянуться до него непростительно, как бы ни были ограничены возможности командировки.
      Дали машину! Едем вдвоём с шофером. Он мой сверстник, и по всему видно, что ему приятно быть гидом.
      Поездка к Байкалу напоминает катание на американских горках. Шоссе то взлетает па сопку, сплошь поросшую лесом, то падает глубоко вниз. И так без конца. По обе стороны бескрайний лес в глубоком снегу. Белый, как сметана, березняк вперемежку с тёмной зеленью кедров и сосен.
       Попытались нарвать багульника — не пробиться, такой глубокий снег. Если веточку багульника поставить в воду, то ещё до появления листьев вспыхнут красно-фиолетовые цветы.
      По словам шофера, осенью в этих местах полно грибов, брусники, малины. Правда, ещё лучше забраться в глубинку, но начальство машину не даёт. А хорошо выбраться всем коллективом. В лесу, на воздухе, и 100 граммов не вредны. Да и люди видят себя как бы в ином измерении. И, вспомнив, шофер добавляет: «Особенно хороши жареные рыжики с молодой картошкой. Объедение!»
        Справа — Ангара. К реке жмутся большие и, видимо, старые сёла. У каждого из них своя история — и торговая, и разбойная, и житейская, и революционная.
      Дома, тёсом обшитые, капитальные, над крышами в морозном воздухе трубы дымят, во дворах под навесами поленницы дров. Народу мало. Подумалось отчего-то, случись беда с машиной, пустят ли деревенские переночевать? А то еще накланяешься? А если война, выдержат ли эти люди, как выдержали те в 41-м? Тогда тысячи эвакуированных, в том числе детей, нашли приют и в этих сёлах.
      Вот и устье Ангары. На берегу посёлок Листвянка: несколько десятков домов, лимнологический институт, турбаза, школа, судоверфь. У берега стоят вмерзшие в лед судёнышки. Дорога заканчивается тупиком. Дальше отвесные сопки вплотную подходят к озеру.
      С какой любовью Россия смотрит на Байкал, как много о нём сложено песен и легенд, сколько людей стремятся побывать в этих местах. А здесь так буднично, безыскусно и даже бедно...
      И все же устье Ангары — место необычное, это чувствуешь сразу, хотя и не понимаешь, в чём дело. Высокие спокойные сопки, затянутые дымкой, лес, белое марево озера — всё застыло, и в противоречии с этим — бегущая Ангара. Покой и рядом яростное движение.
      Вроде всего здесь вдоволь, ничто ничем не стеснено, словно великан разлёгся и заснул. А чего-то не хватает, возникает беспокойство, сожаление, грусть. Говорят, здесь тоскливо и летом, когда и Байкал синий, и солнце яркое, и леса зелёные. Оттого ли, что Ангара прощается с Байкалом, и видеть это больно, оттого ли, что при виде Великана особенно зримой становится твоя собственная непрочность и временность.
       Байкал действительно огромен. Это и Ленинград, и Москва, и вся Октябрьская железная дорога, вместе взятые. А народу здесь столько, сколько в одних Сокольниках.
      У самого выхода из Байкала из воды едва показываются две каменные головы — вершины Шаман-камня. До строительства Иркутской ГЭС уровень озера был метра на три ниже, и тогда Шаман-камень высоко поднимался в устье реки.
      Ангара течёт из моря, пресноводного. Морская река. Невольно чувствуешь это своеобразие. Не оттого ли волнение и беспокойство, которое охватывает человека при виде убегающей Ангары.
      Неспроста и легенда. Отец-Байкал, отчаявшись удержать дочь — Ангару, бросил в сердцах камень в её устье (Шаман-камень), чтобы загородить ей дорогу. Но она вырвалась и бежит так, что не останавливает её и целый каскад гидростанций. Успокаивается она только в объятиях Енисея. Говорят, в прошлом был обычай: непутёвого, непослушного человека перевозили на лодке на Шаман-камень и оставляли одного. Ночь непроглядная, ветер, Байкал штормит... Одумаешься.
      В Листвянке мы с шофером пообедали. Столовая для рабочих судоверфи — из брёвен, тёплая. Из окон видно белое полотно озера. Повариха, чернобровая и румяная, во всю шурует кастрюлями. Омуля нам не подали, но котлеты были ничего.
      За одним столиком с нами обедал пожилой мужчина. Разговорились. Оказалось, он мастер на местной судоверфи. Я посетовал, что нет дороги вдоль берега. «Берегут Байкал, объяснил он, да и не безопасно: берег в этих местах нависает над озером. Получается, мы с вами на порожке сидим и котлеты едим». Мастер родом из соседнего села. Воевал танкистом. Дважды ранен, причём в одну и ту же ногу. Один раз на Днепре, другой — под Варшавой. «Вылезаешь из горящего танка, а немец только этого не ждёт. Кого в голову, кого насмерть, кто целёхонек. А меня оба раза в ногу. Сильно дрался немец. Но и мы не оплошали». А после войны? — «Домой вернулся, мастерую».
      Байкал защищали на Днепре. И вновь исчезают расстояния, и видится Большая Россия.
      Побродили по берегу. Шофер с увлечением рассказывал о зимней рыбалке на Байкале. 3—4 рыбака прорубают небольшую прорубь в метровом льду. Над прорубью ставят палатку — от ветра и солнца. Прозрачность воды поразительная: видно вглубь на десяток метров. Побросав приманку, опускают лески с мормышами на стальных крючках. Мормыша на глубине не видно, но хорошо видно, как замирает окунь перед «добычей» и, раскрывая жабры, начинает глотать. Тут его и подсекай. Иногда и омуль попадается, это деликатес — очень нежное мясо. -
      У шофера радикулит. Я рассказал ему о Цхалтубо. И он поделился своим опытом. К югу от Байкала имеются радоновые источники — Нилова пустынь. Есть и более далёкие места. «Доберёшься до них, а в лес к источнику тебя на лошади довезут. И живёшь там на своих сухарях, лечишься. Вода горячая, и зимой тепло. Сам себе процедуры отпускаешь. Потом, по договорённости, за тобой приезжают. Источники отличные, что там Цхалтубо...»
      В 200 метрах от того места, где начинается Ангара, по льду озера можно проехать на машине. От Листвянки до порта Байкал на противоположном берегу по льду расставлены вешки и проложена дорога. Решили мы перебраться на тот берег, чтобы возвратиться в Иркутск московским трактом.
      Колея накатанная, но всё же жутковато. Переехали — по спидометру 5 км. Тот берег ещё более крутой. На узкой кромке — железнодорожная ветка. В доках пережидают зиму корабли. В распадках — одноэтажные дома.
       За нашей машиной рванулись собаки, да поотстали... Через десять минут машина уткнулась в тупик. Нет дороги. Спросили у мужиков. Один из них ответил, подумав: «На тракт без провожатого не проедешь, круглые болота ненадёжны». А пьяненький дед — в шапке ухом вверх — погрозил пальцем: «Не ищите счастья!» И мы решили счастья не искать. Повернули и — в Листвянку.
      Жаль было расставаться с Байкалом. 5б лет прожил — первый раз и побыл. Когда ещё?
       Подъехали к берегу стремительной Ангары. Припай здесь высокий, нагнувшись, воды не зачерпнуть. Пришлось лечь на лёд. Перед глазами идеально прозрачные струи. Дно видно прекрасно. Опустил руку в воду, умыл лицо, зачерпнул в стакан, отведал. Чистейшая студёная вкусная байкальская вода. Шофер смеётся: «Вставай, Байкал не выпьешь».
      Возвращаясь в Иркутск, больше молчали или толковали о жизни. Удивительно, как всё переплетается в ней. Выяснилось в разговоре, что мы с отцом моего спутника 25 лет тому назад работали в одном полку в Рязани и жили где-то рядом. Я служил врачом полка, а он трудился в местной КЭЧ нашего гарнизона, инженером, и много лет мы с ним виделись. В самом начале рассказа я уже о нём писал.
       А сам мой шофёр, по его рассказу, повзрослев, уехал на целину, отслужил в армии, в Иркутске встретил девушку, женился и остался в Сибири. Родились у них девочки-близняшки, получили квартиру. Со временем острая тоска по рязанской земле прошла. «Здесь, в Сибири, говорит он, и дом мой, и работа, и свои друзья, и свои враги». А отец-то его так в Рязани и остался. Надо же, случайная встреча замкнула закономерную жизненную цепочку.
      Кто знает, может быть, только так и можно, преодолев российское притяжение, прирасти к Сибири.
      Солнце склонялось к закату, золотило кедры, и мы догоняли его.
      Сибирь. Необъятная, стылая и невесёлая. Далека ты от привычного русского края. Выстроилась цепочкой городов на дальнем русском большаке. Дымят трубы заводов и домен, но воздуха так много, что и дыму-то как от сигареты, выкуренной в лесу. Ползут составы, ревут тракторы, строится БАМ, но все это пока — лишь тропинка в снежном поле... Здесь особенно остро чувствуешь Пространство и Время. Подсознательно сопоставляешь быстротечность отпущенного человеку и поступь мира. Но поражает и упорство человека, завоевывающего этот суровый край.
      Россия прирастает Сибирью, прирастая к ней. И стоит уже за тридевять земель, вековая, каменная, прочная и современная. А для сибиряков — притягательная и тёплая, откуда никуда не нужно уезжать и где нечему завидовать. Ровно и мощно бьется здесь терпеливое, мужественное русское сердце.
       Позже я написал рассказ о Байкале и подарил черновик этого рассказа моему гиду, по его просьбе, на память о нашей встрече.

САРАТОВ И АНДИЖАН
       И на этот раз командировка помогла мне встретиться с необычным человеком. Это была одна из первых моих поездок в Среднюю Азию.
     Март 1985 г. Поездка из Саратова в Андижан. Места малознакомые. До этого мне приходилось бывать здесь только в Ташкенте. Стараюсь воспринимать увиденное и услышанное здесь непредвзято.
      Южнее Илецка (Казахстан) - бескрайние степи. Март, а здесь вдоль насыпи и дальше, сколько глаз хватает, поля мака. Я об этом уже писал раньше. На полустанках выскакиваем из вагона и рвём его тут же на букеты. Только мак – других цветов ещё нет.
      По пути к Андижану – Бухара, Коканд. В Андижане – медицинский институт. Предстоит традиционная работа на военной кафедре по набору из здешних студентов слушателей нашего Саратовского Военно-медицинского института.
      Главное на Востоке – торговля, рынки. Вот и здесь, магазины ломятся от товаров, но покупателей мало. Республика хлопка, особенно много тканей. Рынок – горы орехов, яблок, груш, граната, но и здесь покупателей нет: продавцы и фрукты. Всё дорого. Только к столу, только для гостя, для больного человека. Цены высоки и неподвижны, потому, что продают перекупщики, лишённые права широкой инициативы, а колхозники – производители – в сёлах сидят. Настоящей торговли нет, нет знаменитого восточного базара, нет острой реакции.
      Живу в гостинице. Вокруг – сады ветвистых деревьев без листьев, но с крупными розовыми цветами – цветёт абрикос. Красота! Много хожу по городу.
      Встал рано утром. С высоты гостиничного этажа хорошо виден ближний аул. Прохладно. Над чёрными дворами и стволами деревьев в застывшей тишине в голубом сиянии плывёт луна.
       С восходом солнца в номере зазвонил будильник, и в ту же минуту закукарекал соседний петух.
      На центральной городской площади – чайхана. Здесь одни и те же люди, определённый круг людей и потребностей. «Сейчас меньше, чем в прежние времена» – поясняет мой спутник – преподаватель военной кафедры. «Мужчина, какой бы низкий пост он ни занимал, дома у себя единовластен и высокопоставлен. Жена – домашний раб. Дети – исполнители воли и источник радости. Жена – только дома, а мужчина домой лишь заходит, а большую часть времени находится на работе или проводит с друзьями на улице, в чайхане. И так до поздней ночи. Не жизнь, а какое-то мужское пиршество.
        Опускается вечерняя дымка. Тускнеет голубое небо. Возле гостиниц, кинотеатров и рынков загораются уличные светильники. Оживают после дневной жары чайханы, лавчонки, бары. Шипят шашлыки, жарится рыба, высятся горы лепёшек, чуреков, льётся пиво, дымится в пиалах и чайниках зелёный чай. Собираются посетители, одетые преимущественно в чёрную мятую одежду, в тюбетейках, небритые. 
     Рассаживаются за столиками на помостах и подолгу сидят там. Играет тихая восточная музыка. Тихая беседа временами начинает прерываться громкими спорами. Время идёт, дым с жаровен растворяется в ночном небе, люди разбредаются по домам. И так изо дня в день. Для многих так проходит вся жизнь.
       Что это? Нужно ли это? Может быть, это медлительное течение угасающего дня – образ, в сущности, прожитой жизни. Во всяком случае, им так нужно. А мы, у себя в России, и в 70-летнем возрасте, даже глубокой ночью, всё норовим делать с утренней свежестью, насилуя волю природы.
      И ведь, что удивительно: в сотне километров отсюда Афганистан, где уже 5 лет идёт война, гибнут люди, а здесь – тихое царство. Но здешние люди говорят, что многое меняется и здесь. Прежде узбека в армию провожали как покойника. Плакали, рвали на себе волосы, даже умирали с горя, а теперь это – торжественное событие, собирается вся махаля, это толпа людей, ряды машин, это плов в домах и общий праздник.
      Познакомился поближе с уже знакомым мне преподавателем здешней военной кафедры майором запаса Потиевым по имени Иркин, татарином по национальности.
       Узнал от него много необычного. Прежде всего, об участии татар в революционных преобразованиях в Средней Азии. Отец Иркина, выпускник Высшей Духовной муссаватистской семинарии в Татарстане, ещё студентом, познакомился с Тукаем, татарским Пушкиным. Отказались от религиозных догм и приобщились к делу революции. В 1918-м году группа татар жила в московском Кремле. Они встречались с Ворошиловым, Сталиным, мимолётно даже с Лениным. Группа сколачивалась для отправки в Ходжентский центр с целью внедрения там современных агрономических технологий. Русских здешнее население не приняло бы, нужны были мусульмане. Советская власть выделила для приехавших работников бывший ханский дворец. Пригодилась религиозная грамотность отца. Дело пошло, молодые узбеки пошли учиться. Там, во дворце и родился Иркин – «наследник ходжентского хана».
     Сам Иркин участвовал в Великой Отечественной войне, был ранен, позже ещё долго служил в Советской армии. Женился на русской, та родила ему трёх сыновей, но в Узбекистане жить не смогла. Теперь женат на узбечке, но любви и счастья нет. При доме у него большой участок. Все сделано его руками, даже обсерватория. Сад, куры, индюшки. Помещик. Его твёрдое убеждение: «Нужно, чтобы каждый человек всё мог сделать для себя сам в любых условиях. Нужно уметь окапываться».
      Некоторые из его мыслей показались мне интересными. «Главное в жизни – умение окопаться. Кто этого не делает, - легко живёт, но и легко теряет. Труд, труд и ещё раз труд делает жизнь глубокой, обстоятельной, заслуженной, независимой. Это и означает, если по-фронтовому, окопаться в жизни». «Здесь у нас нужно резко увеличить представительство русских в местной и республиканской власти. Рано дали волю этим ханам. Вторые секретари (как правило, русские) – чаще всего пустое место, наблюдатели, лишённые права определяющих решений. Чтобы русское, прежде всего, язык, воспринималось естественно, нужно сделать обязательными совместные детские сады, тогда освоение языка стало бы прочным и всеобщим. Русский нужно изучать не потому, что «им разговаривал Ленин», и не потому, что его создал Пушкин, а потому, что без знания русского языка в СССР нельзя рассчитывать на эффективное развитие личности, образование, участие в науке и пр. И здесь нет ущемления национальных прав. Это нормальное расширение возможностей конкретного человека. И только тогда можно серьезно говорить о Ленине, Пушкине и т.п. А-то ведь здешние, узбеки, говорят, что у них есть свой Пушкин, и его им вполне достаточно». Разумно, вроде бы, но недалёко.
       Иркин считает, что помпезность Рашидова, как и Брежнева, - несомненный признак слабости советской власти, перерождение её рабоче-крестьянской сути. Партия переродилась раньше, чем успела довести своё дело до конца. Есть о чём подумать во время долгого пути в Россию.
       Моё пребывание в Андижане совпало с известным распоряжением Андропова о преследовании тунеядцев. В принципе это было правильно. Но были и перегибы: к примеру, людей ловили в кинотеатрах, в магазинах и на рынках, если это происходило в рабочее время и т.п. Это было заметно и в Андижане – днём площади города пустели.
       Помню, мы с кем-то из офицеров кафедры побывали в Ферганской долине, знаменитой во всём Союзе своей гидроэлектростанцией. Мне приходилось бывать на Днепрогэсе, на Волгоградской ГЭС. Это были гиганты. В сравнении с ними плотина на Фергане оказалась и не высокой, и не широкой. Да и выглядела она какой-то заброшенной, хотя и работала. С берегов её зарос бурьян и кустарник. А ведь Ферганская долина самая населённая и, к сожалению, и сейчас самая неспокойная территория Узбекистана и даже всей Средней Азии.
      Побывал я по приглашению Иркина и у него на усадьбе. Ел специально для меня приготовленный им рис. Это здесь традиционное блюдо. Ночевали в высокой обсерватории, выстроенной им во дворе его дома. Любовались ночным Анижаном и звёздами.
       Уезжал я московским поездом. Во всём вагоне я был один, не считая двух проводников. Так было до Илецка, когда в одном из купе не поселился ещё один пассажир, какой-то начальник. Он через проводника потребовал, чтобы я зашёл к нему. Оказалось, что он полковник КГБ одной из казахстанских областей. Хозяин. Я зашёл на минутку, но не принял его предложения разделить с ним трапезу и, коротко поговорив, удалился к себе. С проводниками же я дружил, подолгу сидел у них в тёплом купе, беседуя о жизни у них на родине и у нас в России.
      По мере того, как поезд уходил на север, уже где-то за Аральским морем, в купе стало холодать. Пришлось одеть шинель. Но и шинель грела плохо. Проводник по доброй воле, видя, что я замерзаю, принёс мне в купе пиалу с шурпой, горячей и сытной, и сладкий чай. Это было очень кстати.
      Илецк проезжали ночью, оказалось, что это довольно крупный железнодорожный узел, последний до Саратова.
       А года через три к нам в саратовскую квартиру уже в довольно позднее время постучались двое немолодых и небритых мужчин азиатской внешности. Один из них оказался знакомым мне андижанским Иркином Потиевым.
       Приехав в Саратов из Андижана, по пути в Татарстан, они решили нанести визит ко мне. А у нас, как назло, и угостить их  было нечем. Ужин, как следовало бы, не получился, да и внуков в это время пришлось спать укладывать. Попили, не спеша, за разговором чаю. Слава Богу, нашлись две плитки шоколада. Стыдобище! Совсем не азиатское гостеприимство. Саратов!! Но получилось всё же не в обиду. «Наследник ходжентского хана» уж очень хотел со мной повидаться. Но не предупредил. Видимо, наши андижанские встречи ему уж очень запомнились. Посидели, поделились новостями, и они ушли в ночь, куда-то в свою гостиницу. И всё же и эта жизненная цепочка состоялась.

КАБУЛЬСКИЕ ОТКРЫТИЯ
        Мною написана, несколько раз издана и до сих пор охотно читается книга «Кабульский дневник военного врача». Хорошая книга. Иногда мне даже кажется, что я после этой книги мог бы уже ничего и не писать (только в прозу.ру её прочитали около пятнадцати тысяч человек за десять лет – с 2009 по 2019 год).
       Во время работы в Кабульском советском военном госпитале (с коечной мощностью в 1000 коек) с октября по конец декабря 1987 года (время моей стажировки в качестве профессора-терапевта) мне пришлось сотрудничать с десятком опытных докторое, в основном лениградской военно-медицинской школы. Среди них выделялись В.Г.Новожёнов, В.А Черкашин, доктора Преображенский, В.М.Луфт, реаниматолог С.В.Науменко и другие. Часто заезжал в госпиталь главный терапевт 40 армии Н.М.Коломоец, работавший в основном в управлении Тыла армии и расквартированный там же.
        Передать свои впечатления о работе госпиталя в этом очерке я не берусь, это невозможно (читайте мою уже упомянутую книгу) и поэтому остановлюсь только на трёх-четырёх событиях, которые у меня были связаны в то время с деятельностью Главного терапевта Армии полковника м\с Николая Мироновича Коломойца.
       До поездки в Афганистан мы с Н.М.Коломойцем были незнакомы, но я знал, что он, но более младший по возрасту, то же ученик академика, генерал-лейтенанта м/с, Главного терапевта Советской Армии Евгения Владиславовича Гембицкого.
         Вот первый отрывок о нашей встрече.
         «Вернулся из поездки в Пули-Хумри, Файзабад и Кундуз армейский терапевт Николай Миронович Коломоец. Маленького роста, немногословный и неброский, но особенный какой-то своей                                крестьянской трезвостью и радикализмом. Скупо и коротко, как бы вспоминая и всматриваясь во что-то, рассказывает детали увиденного в ходе своей командировки. «В Файзабад — только самолётом, и то обстреливают. Там — всё на учёте: мука, соль, солярка, снаряды — как в блокированном Ленинграде». «С высокой заставы над Файзабадом в бинокль хорошо видно, как на одной из сопок копошатся вооруженные духи... Зарядили гаубицу и долбанули по ним: только пыль и груда камней. Артиллерия — страшная сила. Снаряды — вдвоём не унесёшь. Здесь так: не мы их, так они нас». «Заставы с жилыми солдатскими помещениями в «лисьих норах», где не только порядок, но и обязательно — Ленинская комната». «Кино в Файзабаде — на аэродроме. Ночь, прожекторы, взлетают и садятся вертолёты. Рёв моторов, на заставах постреливают. Нырнёшь в клуб, а там кино — про войну. Снаружи война и внутри война...»
        «Колонны, пробиваясь в гарнизоны, растягиваются по серпантинам, бывает, на многие километры. И кажется, всё тихо. Духи попрятались, а может быть, даже чай пьют в Пешаваре. Но как пройдут основные силы, последние машины начинают взрываться. Радиоуправляемые устройства взрывают зарытые в землю мешки тола: танк подбрасывает на несколько метров, башни отлетают. Кто внутри—насмерть, с брони — кто куда и кого обо что. Иногда катки катят впереди, так и их скручивает и отрывает».
     «Уйти отсюда будет непросто. Нужно хорошо знать эти места, эти горы и племена, чтобы сохранить людей и технику. Нынешний командир, очень талантливый военный, уже второй срок перехаживает здесь — если придётся уходить, он будет незаменим». «Когда взлетали, видели, как вслед нам шёл стингер. Ушли, но с жизнью уже можно было попрощаться». Жестокая война.
        Слушать его было очень интересно. Я ничего не записывал, Да это было бы невозможно. Привожу его прямую речь исключительно по памяти. Сказанное просто врезывалось в память.
   В его присутствии, помню, другие офицеры в ординаторской рассказывали о случаях жестокости душманов. Он обычно внимательно слушал и одобрительно молчал.
        «Кладбище на горе, рядом с кишлаком. Столбики торчат. Развеваются знамёна: зелёные — умер своей смертью, красные — не отомщён. Множество красных знамён — прямо демонстрация мести павших».
        «Месть. Жестокость. Рассказывают: команда в 19 человек во главе с прапорщиком, вооруженным только пистолетом, на грузовике отправилась в ближайший карьер за гравием. Дело было не новое, но их подстерегли. Какая беспечность! Издевались вдоволь. Одному, живому, кол забили через рот в живот... А сколько собственных «душманов», среди своих! Сколько красных знамён в душе, не отомщённых». А ведь шёл только 1987 год, и расстрел Белого Дома из танков ещё предстоял. Звучит сейчас, как предвидение, навеянное кровавым Афганистаном.
      Николай Миронович пригласил меня как-то проехать по Кабулу на служебном уазике.
  «9.11. Наконец удается посетить город, имея возможность на короткое время выйти из машины. Это не очень много, но всё же позволяет оглянуться. Впечатления стихийны, но их сумма закономерна.
           Едем. В ногах у Коломойца автомат Калашникова. Он больше молчит. Над городом господствует высокий горный хребет — Пананг. Гребень его в снегу. Это — как визитная карточка.
          В Кабуле троллейбусы. Ходят они так же редко, как и в Саратове. Автобусы переполнены. Люди висят на подножках, держась за рамы окон и, кажется, даже за колёса. На бешеной скорости едут ярмарочно разукрашенные большие грузовики с ободьями на кузове для тента. В них набиваются десятки людей. В центре города полно повозок, велосипедов, грузового транспорта. Движение суетливое: машины мчатся, ишаки идут медленно, перейти улицу или площадь сложно. Несмотря на то, что везде регулировщики, часты заторы. Нередко можно видеть, как молодой мужчина подхватывает на руки девушку, женщину или девочку и переносит сквозь уличный поток.
          Кабул разнопланов: от фешенебельных ресторанов и отелей, мечетей и дворцов—до лачуг, за глинобитными стенами которых ютятся грязные дети. С кишлаком соседствует современная улица с витринами, богатые дуканы, рынки. В стороне — тихий, чистый квартал, целиком состоящий из богатых вилл. Два советских квартала, застроенных пятиэтажными домами с верандами с центральным отоплением.
         В старых кварталах—дуканы, жаровни, лотки с фруктами. Город торгует, копошится, бедствует. Удивительно: каждый плод, каждая морковина — один к одному, — вымытые и будто лаком покрытые. Зелень разложена на земле, на циновках. Кое-кто из продавцов, сидя тут же, моет ноги, поливая из чайника. Не удивительна колоссальная инфекционная и паразитарная заболеваемость населения. В Кабуле все промышленные и хозяйственно-бытовые воды сбрасываются в единственную здесь речку, без очистки и обеззараживания. Лишь 30% городского и 10% сельского населения имеют доступ к доброкачественной воде.
          Люди в большинстве случаев одеты бедно. Видишь: обмотает один такой шею и голову грязным шарфом до бровей и бредёт вдоль улицы без дела. Душман? Безработный? Бездомный? На улицах много калек. Романтическому восприятию Востока здесь нет места».
         «То, что здесь происходит, напоминает медленную разновидность мелкобуржуазной революции, да и то — только в городах. Революция «дуканная». Только «до дукана». Следующей — пролетарской — волны нет. И дождаться этого невозможно. А более короткий срок может иметь лишь тактическое значение, значение торга и обеспечения вывода наших войск».
         «Шофер-цирандой просит разрешения у Коломойца остановиться. Выйдя из машины, он почтительно подходит к седобородому старику, степенно идущему по тротуару. Заговорив с ним, целует ему руки. Это учитель его, давший ему навыки ремесла. Стариков здесь уважают».
         «В городе — голубятни. Над крышами домов и мечетями весело, по-весеннему, и как-то, совершенно знакомо, кружат стайки сизарей. Мальчишки обегают с горы и запускают змеев. И кружат они, незамысловатые, разноцветные, в безоблачном небе. Мир просится в этот каменный город. Но уже в километре от Кабула по дороге на юг — духи. Окружили кишлак, блокировали все выходы. Цирандой (афганская милиция) держит оборону, но сил мало. Значит, нашим идти».
          Возвращаемся в свою госпитальную крепость, чуть-чуть приподняв занавес над неизвестным.
         «13.12. Еще одна наша совместная поездка в город.
          Всего лишь год назад, говорят, ездить и ходить по городу было сравнительно безопасно, а теперь это не рекомендуется, всё настороженно, вид российской тельняшки их раздражает. У шофера возле сиденья — обязательно автомат.
         Уже знакомые улицы. Дом-музей афганских архивов. Дуканы. Дуканы дуканам рознь. Есть и такие, которые умещаются в больших железных ящиках. Но если на крюках висят велосипедные колеса или ободья, или лежат кучи хвороста, или горками насыпаны зелень, дыни или апельсины — это уже дукан. И ты — грязный, оборванный, босой даже зимой — дуканщик — уважаемый человек. Неподалеку от такого железного ящика в пыли на маленькой скамейке сидит мусульманин в чалме. Напротив, на корточках другой мусульманин с намыленным лицом. Брадобрей священнодействует. По тротуару быстро-быстро идёт мальчик. На голове у него большое блюдо с фруктами. Голова—подставка: глаза смотрят, рот смеётся, а шея работает».
          «20.11. Специальный пропуск на переднем стекле вывел нашу машину на шоссе, ведущее на холм, на котором над всей округой возвышается бывший дворец Амина — ныне штаб нашей армии. Едем с Николаем Мироновичем по его инициативе в самое популярное место в Кабуле. Все здесь угадано зодчими: и высота холма, и высота дворца, пропорциональная месту, и вертикальный рисунок окон.
          Машина мягко останавливается у бортика на вершине холма, за которым обрыв. Мраморные лестницы, колонны, одетые в камень, похожий на малахит. В спокойные коридоры выходят двери, за каждой — службы. Здесь — мозг армии. В одной из этих комнат ранее был схвачен и убит  президент-предатель Амин
          С широкой смотровой площадки виден весь город. А за горой — окраина Кабула, дорога на юг, тесно сжатая вражьей силой.
          Спускаемся с холма и едем в наш госпиталь. Расстилаются улицы. Поток машин, ободранных, самых разных марок, особенно много «тойот». К тротуарам жмутся повозки, которых нередко толкают и тащат сами владельцы. Людей много: на остановках; у верениц автобусов, у дуканов. Старое с новым перемешалось. Нет степенности, неторопливости, столь характерных для старого Востока. Общество всколыхнулось, оно уже не то, что 8—10 лет назад.
       Молодежь уже не верит в аллаха, возник вкус массовой политической жизни  — симпатии и антипатии. Резко возросла информированность населения: радио и телевидение в городах уже делают своё дело. Вздорожала жизнь — война: некому обрабатывать и убирать поля. В самом Кабуле используется всякий свободный кусок земли. Народ голодает, зимой идёт в город, где хоть как-то торговлишкой можно продержаться. Торговлей и спекуляцией пронизана вся экономическая и общественная жизнь, более того, это основа жизни. Расслоение общества нарастает. Монолит отношений дал такие трещины, которые предвещают распад. Растёт и рабочий класс, которого ещё ничтожно мало, но это уже — носители пролетарского сознания. Эволюционирует и партия НДПА. И в ней нет единства, слишком разнородна её социальная основа. Руководить ею так, как 5—7 лет тому назад, просто невозможно. Афганское «молоко» еще не отдало своего «масла». Но история неумолима: дважды в одну реку войти нельзя.
        Спасибо заботливому вниманию ко мне Николая Мироновича.  Иначе не выбрался бы я из госпиталя и не увидел ни дворца, ни города».
       «Нужно сразу белыми стихами записать то, что память сохранить не сможет» (Шекспир. Кабул, фильм «Курьер»). Или всё-таки хотя бы запомнить».
     «Дело сделано — два месяца совершенно особой работы и какой-то особенной жизни. Впечатления накапливались, выверялись, отстаивались, ассоциировались, в чем-то трезвели и крепли, постепенно превращаясь в убеждения. Полагаю, что задачи, которые я предвидел, — я выполнил.
        Уже скоро уезжать. Меня то «носит» над этой землёй, и я потихоньку расстаюсь с делами, привычками, людьми, то «приземляет», и я во что-то ещё вхожу, вспоминаю, что не сделал. Мне то радостно, то тоскливо, но финишного синдрома нет: ем по-прежнему с аппетитом и сплю нормально».
        С Коломойцем перед моим отлётом в Союз мы так и не попрощались. Он не смог подъехать из-за множества дел. Но через года три увиделись в Москве.
      По афганским материалам Николай Миронович написал и защитил докторскую диссертацию. Его научным руководителем был ЕВ.Гембицкий, я был на его защите. Но посидеть вместе как-то спокойно нам уже не удавалось. Я – в Саратове, он в Москве… Позже, случайно, встретился с ним в ЦВКГ им. Вишневского. У него тогда только что умерла жена. Один остался.
       Он продолжал работать начальником кафедры кардиологии в госпитале им. Бурденко. Со временем Николай Миронович уволился с военной службы и уехал куда-то в Подмосковье, а я в это же время тоже вышел на пенсию. И мы потерялись.
       Шли годы. Не знаю, почему, но мне стало его недоставать. В старости так бывает, круг друзей сужается, и каждый ещё живузий становится ещё дороже. И я стал его искать, в том числе среди военных докторов, его бывших сослуживцев и афганцев. К моей радости, через год я случайно всё-таки нашёл моего пропавшего друга среди его же пациентов.
      Жив и здоров, Николай Миронович Коломоец, работает профессором-консультантом в одной из центральных поликлиник Министерства Обороны. Теперь активно переписываемся с иим. Афганистан (а это очень серьёзно!) связал нашу с ним неразрывную жизненную цепочку. Такое человеческое окружение помогает жить.
      Жизненно важные цепочки необязательно расположены за тридевять земель. Часто они рядом, только мы не помним о них или не смогли их сберечь. А как с этим у Вас?

ОСОБИ

     Сначала несколько слов о стилистике. Мы знаем много слов, имеющих один корень. Например: особы, особи, особняк, особенный, особоодарённый, особоважный, особоуполномоченный, особый, особость и т.д. Назначение этих слов разное и зависит от смысла самого объекта или субъекта, к которым они относятся, но всегда характеризуется высшей степенью их значимости.
      Но более интересно в этих словах то, что имеет определённое социальное значение. Особенно в слове и понятии  о с о б ы (с ударением на втором слоге). Узнаёте, о ком идёт речь? Это всегда очень определённые личности или даже целый общественный слой. Это вполне объективная, социальная в своей основе, категория людей (имущественная), но и, вместе с тем, вожделённо субъективная и довольно многочисленная (их тысячи). Иначе они именуются «господа» и очень гордятся этим.
     В противоположность этому выделяют (выделяются)   п р о с т о л ю д и н ы  (то есть, никак не особы и не господа). Их Вы не можете не знать – их миллионы. В советское время и сейчас они  просто товарищи. Это - азбука классового деления любого современного буржуазного (в том числе, российского) общества. Это, конечно, хорошо знают и вчерашние псевдокоммунисты, ныне - властные господа из «Единой России». В их новом качестве они и есть о с о б ы – якобы «золотой фонд страны». Многие из таких, уже разоблачённых и осуждённых особ (Ходорковский, Улюкаев, Хорошавин, Арашуковы и т.п.) в народе приобрели значение неких о с о б е й  (ударение на первом слоге), в животном мире имеющих значение паразитов.
      Со стилистикой и со смысловым определением значения этих слов можно было бы и закончить, но а в жизни-то как?
       Классический образ важной особы известен нам в основном из русской литературы 19 века и соответствующих кинофильмов (вспомните, к примеру, героев произведений Гоголя, Островского, Гончарова, Чехова).   
     Известно сатирическое описание, не помню чьё, визита одного маленького человека из департамента к губернатору… Вот оно.
      «Был на приёме у губернатора!». «Да ну!! Ну и как?!» «Вошёл тихо. Большой тёмный кабинет. На столе, покрытом зелёным сукном, большая лампа. Ковры на полу и на стенах. За освещённым столом склонился губернатор. Тишина. Бесшумно подойдя к столу, я осторожно покашлял в кулак, привлекая его внимание. Когда он, наконец, оторвался от бумаг и увидел меня, я быстро, нижайше, изложил ему свою просьбу о выдаче мне задержанного жалования». «Ну, а он??», спросил в нетерпении собеседник. «Медленно приподнявшись над столом, его Высочество гневно заорали, нахмурив брови: «Пшёл вон!! И указал мне рукой на дверь. Пятясь-пятясь, задом-задом, я поспешил выйти. Но, всё-таки, был на приёме у губернатора! Подумать только, это же особа, приближённая к самому императору!»
       Вы думаете, что в советское время не было случаев такого же начальственного чванства вельмож и низкопоклонства подчинённых?! Были, конечно. И партийные бонзы были. Пели же тогда «знатоки» «Кое-где, у нас порой…» Правда, наблюдалось такое редко, в отдельных случаях. Но в целом, тогда, вся наша огромная страна была советской, действительно общенародной. Даже в правительстве и в Верховном Совете работали непосредственно сами трудящиеся. Здравоохранение, образование и жилищный фонд были бесплатными, собственность - общенародной! Господ не было, быть господином, среди равных себе, было бы неприличным и смешным.
       А что сейчас, в нынешней, буржуазной, России?
       В стране, расколотой на господ и простой народ (поголовно чья-то собственность, «быдло») вкалывающий, конечно, как и раньше, но уже не на себя, а на господ, причём, по буржуазной Конституции (а это принципиально важно), необыкновенно расплодились всевозможные социальные паразиты. Их особенно много возле больших денег и власти. Они тучами обступили злачные места, что поближе к государственной кормушке. Судя по данным СМИ, это банкиры, руководители различных госкорпораций и холдингов, министры, депутаты, сенаторы. Представляете Сенат Федерации, состоящий в основном из  миллионеров. Здесь товарищей нет, только господа. Немудрено, что среди них мог затесаться даже известный крупный вор и бандит (Арашуков). Он ведь особенно ничем и не выделялся. Такой же миллионер.
     Совершенно исчезла разница между предпринимателем и вором. Просто, если ещё не пойман, значит, не вор. Но никто не может поручиться, что и непременно честный человек. «Всё смешалось в доме Облонских». Исчез государственный иммунитет. А, может быть, просто плохо ловили? Белые вороны в этом мире не выживают.
     Тюрьмы, колонии, СИЗО переполнены. «Сидят» не только водители-убийцы, педофилы, но периодически и губернаторы, и мэры. Некоторые «садятся» почти сразу после выборов. Эдак, ведь, и «народного» доверия не напасёшься… Работа поблизости к власти и к кормушке для многих - это своеобразные курсы повышения квалификации и усовершенствования. Успешное развитие капитализма (системы частного обогащения) требует даже создания «школ бизнеса» и смягчения уголовного преследования в случаях экономических преступлений. «Кадры» надо беречь. Давно известно, «кадры решают всё!».
      Написать можно было бы ещё о многом. Но теперь об этом и говорят, и пишут нередко. Народ давно прозрел, да он никогда и не был слеп. Наиболее наглядно образное сравнение.
    Каждый, кто жил не во дворцах (а это почти все мы), (да это и сейчас не редкость), знает, как домашнюю мебель периодически приходилось освобождать от насекомых. Ну, когда от них просто уже не оставалось никакого житья. Звери! В борьбе с ними, вооружившись тряпками, керосином и дифлофосом, опрокидывали кровати и столы, а навстречу тут же выползли целые полчища тараканов и клопов! Разбегались гады врассыпную, не догонишь. Крупные, средние, мелкие! Клоповник. Знакомая картина. Тут уж в ход шло всё. Паразиты живучи. Они же, как известно, только потребляют и ничего не создают. Накопили сил, кровососы!
     Кроме жизни в довоенных квартирах, вам это ничего не напоминает? По откровенной наглости и эксплуататорской хватке, истощающей народ, эти   о с о б и   из насекомых известного семейства «купи-продай» олицетворяют нынешних общественных паразитов, «хозяев жизни», собственников.
     Ничего не поделаешь, по законам пролетарской классовой борьбы или просто по справедливости, и, конечно, по суду, их, как и всяких паразитов, ждёт уничтожение. Вы знаете, в истории это периодически происходит. Помните пророческие слова из «Коммунистического интернационала»: «Лишь мы, работники всемирной, великой армии труда, владеть Землёй имеем право, а паразиты никогда!» Это и есть ответ на вопрос.
    Не так ли?! Но, может быть, у некоторых читателей всё же возникнут возражения, исходя из либеральных, так называемых «общечеловеческих», гуманных, «ценностей»? Помните, «Птичку жалко», сказал незабвенный Шурик из «Кавказской пленницы» и горько заплакал. Птичку, да. Но, стоит пожалеть паразитов, они же расплодятся ещё больше! Это однозначно.

«ПЕТЕРБУРЖЦЫ»

      Всё меняется на этом свете. Вчера ещё, казалось бы, обычный, вполне советский, человек, а сегодня он уже спокойно относится к произвольному, официальному запрещению поголовно всех, ранее любимых им, великих советских писателей и предпочитает читать уже не «Мододую гвардию» Фадеева, а Дидро, например. Да, хоть бы и Вольтера, вольному воля! Кстати, интерес к творчеству самого Дени Дидро, замечательного французского учёного, писателя и просветителя 18 века, может только  приветствоваться. Дело в том, что ситуация изменилась и человек изменился. Из ленинградца с его революционными традициями он превратился в благопристойного «петербуржца» из избранных. Ничего непонятного и нового. «Креативность» и удалённость от «совка» приветствуются. Это как бы пропуск в новое, избранное, общество. И такой человек не редкость. 
       Таким же был и остаётся прекраснодушный «петербуржец» артист Басилашвили, много сделавший в начале 90-х, чтобы вместе с Собчаком переименовать рабочий Ленинград в буржуазный Санкт-Петербург. Чувствуете аналогию с одновременной и произвольной (от слова произвол) заменой всех советских писателей на классово безвредных Набокова и поэтов «серебренного века». Лишь бы подальше от революционных идей! Тут и благородный Дидро пригодится.
       Звучит-то как! Дидро! Ни в какое сравнение не идёт с шолоховским большевиком Давыдовым и фурмановским Чапаевым. Чувствуете, тут же только от одного упоминания советских писателей появляется сермяжный запах рабочих-террористов?!
       Но как же быть всё-таки с вчера ещё дорогим для большинства жителей нашей страны писателем Фадеевым? Неужели его навеки придётся из сердца вон выкинуть по приказу идеологов «Единой России»?! Не случайно город Краснодон на Донбассе и герои-мученики краснодонцы ни разу не были упомянуты в российской прессе за все 5 лет вооружённой борьбы шахтёров из донецких республик с украинскими националистами. Как будто не было никаких фадеевских краснодонцев с их коммунистической убеждённостью! И никакой советской власти не было?! И писателя Фадеева тоже не было?! Как сказал Чехов: «Этого не могло быть потому, что этого не могло быть никогда!». А вот Дидро из 18 века, получается, был, и именно он «живее всех живых»! Да простят меня, грешного, Бог и невиновный Дидро!
       Видимо, прав, известный уже в 90-е годы, идеологический единомышленник господина Собчака, всё ещё Народный артист СССР, Олег Басилашвили, заявивший буквально на днях, что «советские люди – это рабы, вылезшие из клетки» (по сообщению из центрального телевидения за октябрь с.г.). Он так воспринимает победивший в Революции российский пролетариат и рабочий класс, построивший и защитивший от фашизма советское государство. Каково! Сказал он это сейчас, а думал-то так всегда. Себя он «рабом в клетке», конечно, никогда не считал. С самого рождения он был, по его мнению. свободным человеком мира! Хотя до поры до времени он это, всё-таки, скрывал, нескромно же было бы даже про себя считать себя самым равным, тем более среди «вышедших из клетки». Тоже, видимо, давнишний любитель Дидро, недоступного «быдлу».
       Тут всё, хоть и возмутительно, но предельно ясно. Не зря же он только что по Указу нашего Президента (тоже, кстати, «петербуржца») и знатным орденом был награждён по случаю 85-летия. Свой, проверенный, подлинный, «петербуржец»! Очень близок к такому же обласканному, уже покойному «петербуржцу» Даниилу Гранину.
      Полагаю, что, при всех его артистических талантах. именно этой преданностью «петербуржцам» он останется для всех знаменит и впредь. СССР для него теперь уже не нужен ни в каком смысле. Он же не из «рабов, вылезших из клетки»! Что Вы, что Вы! Упаси Всевышнего! Слишком от природы благороден, и изменениям не подвержен. Этим он и дорог своим поклонникам и власти.
       А как же быть нам, ещё советским людям, не живущим авторами 18 века и далёким от нынешней власти? Не тесно ли оставаться в отведенной нам «клетке памяти о прошлом», сохраняя навыки раба? Тем более, что ни Фурманова, ни Маяковского, ни Алексея Толстого всё равно практически не издают и не преподают уже лет тридцать?
       Тем, кто до сих пор «в клетке памяти», тяжело всё это особенно. По себе и друзьям знаю. Трудно ведь даже жить без героев «Что делать?» Чернышевского и «Матери» Горького, не говоря уже о Павке Корчагине! А ведь этих книг нет даже в районных библиотеках. Многое нам не по душе. Но ведь убеждения, в отличие от депрессии, таблетками не лечат. Что же делать?!
       Раньше я думал, на старости лет буду заново читать Чехова. Не получается: так плохо вижу, что ни газет, ни диссертаций, ни художественной литературы даже с лупой последние годы читать уже не могу, разве только в компьютере при значительном увеличении. И только так могу писать и свои собственные книги. И это уже большое счастье.
       Некоторые люди до сих пор не поняли, что народ нагло обокрали, и от этого поразительного неведения им кажется. что они живут как бы легче, всё ждут и ждут каких-то перемен в жизни без борьбы. Очень многие, особенно из студенческой и школьной среды, давно уже не читают вообще ничего и оттого безоружны в агрессивной общественной среде. Да и не книжное ныне время.
       Очень многих реально замучила безработица и бескормица или работа на 3-4 работах в коррумпированной экономической клетке неэффективной сегодняшней России. Миллионы людей теперь просто выживают. Вот уж клетка так клетка, классовая по существу, да к тому же с безудержным криминальным уклоном! Эдакое наёмное экономическое многомиллионное рабство. Тут уж не до «Молодой гвардии» и «Поднятой целины»!
Не спасает и жалкое протискивание некоторых в  средний бизнес. Убивают таких бизнесменов продажность и ненадёжность их подельников, неэффективность результатов и вечная замотанность при такой жизни.
       Вот тут-то кое-кто из особо продвинутых интеллигентов и находят утешение в чтении Дидро и поэтов «серебреного века». А ведь это в сущности идеологическое бегство и предательство в ситуации, чреватой уже даже новой гражданской войной в России. Но убежать далеко или избежать этого, если эта ситуация всё же произойдёт, не удастся никому. Классовая борьба догонит. Не надо забывать и того, что нынешний многомиллионный «Петербург», потому и не тихие и спокойные Стокгольм или Хельсинки, как им хотелось бы, а именно великий Ленинград, средоточие рабочего класса России и его исторической классовой памяти, а не только место для проведения всемирных экономических форумов, туризма и место жительства современных «петербуржцев» и их «продвинутых» и «креативных» земляков.
       Я и вся моя семья - потомственные ленинградцы – из Ржевки, Пороховых, а ещё раньше из посёлка Обуховского завода (после Революции завода «Большевик»). Рабочие люди. Да, это тоже был Петербург, но тогда у него не было другого имени. И мои старики были петербуржцами без кавычек.. Рабочие в Революцию похоронили тот Петербург.
        Сам я родился в Ленинграде, похоронил там своих деда и бабушку и других наших родных, умерших от голода в блокаду или убитых, закончил Ленинградскую Военно-медицинскую академию им. С.М.Кирова, я там  женился, там мои Учителя и их могилы, ученики, друзья и уже многие из молодого поколения нашей большой семьи.
      Ленинградцы мы! Нам и в голову не приходит, что теперь мы по чьей-то воле стали «петербуржцами» и что оказывается - это большая честь для нас, вчерашних «рабов, вырвавшихся из клетки»! Ленинград - не только потому, что это город Великой пролетарской Революции и город Ленина и назван так по велению подавляющего большинства народа, но и потому, что его отстояли л е н и н г р а д ц ы !
     Second hand. Что всё это? Для кого как! Для кого-то это Павка Корчагин и Василий Иванович Чапаев из революционного «быдла». А для ленинградцев это нынешние «петербуржцы» по Собчаку. Решайте сами.

ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА В ЧЕТВЕРГ

       По городским улицам бежит и бежит вода. Не весенняя, а из лопнувших труб: то холодная, то даже кипяток.. Знакомая картина? Телевидение с ног сбилось. Заливает то в Чебаркуле, то в Новосибирске, то где-то на Дальнем Востоке, то в Иркутске… А сегодня объявили, что и в Курске… Десятки тысяч жителей в наступившие морозы замерзают в нетопленных домах. Очередная всероссийская чрезвычайная ситуация, возникающая всякий раз из-за крайней изношенности и некачественности труб, а главное, из-за повсеместной халатности и постоянной неготовности к зиме коммунального хозяйства городов.
      Аварии устраняют, конечно, как могут, и на местах и в центре. Обычно только залатают, тут же рядом прорвёт. Старьё – оно и есть старьё. Какая страна, такие и трубы. Можно и наоборот: какие трубы, такая и страна
      Страдают даже школы и детские сады. Этот водный фейерверк стал на этот раз  красочвым фоном для проходящего в эти дни съезда государственной буржуазной партии «Единая Россия».
       То ли непозволительно «разговорчивее» стали СМИ, то ли дело всё же в том, что более ветхими и недостаточно финансируемыми стали коммунальные коммуникации?
Видимо, и то, и другое. И не первый год. Так что съезд и уличные фонтаны не случайное совпадение.
       Нет, конечно, в Москве заседают, грозят крайними мерами, но беда не кончается. Видно, те, кто на съезде сидит, и те, кто живёт в огромной России, разные люди.. Современное общество классово и социально расколото настолько глубоко, что эти полярные категории жителей России друг друга даже не слышат, или Вы полагаете, что миллионеры слышат рёв лопнувших водопроводных труб! Интересно. а на элитном Рублёвском шоссе трубы тоже рвутся?
        Системно трескаются и государственные законодательные проекты, растущие, как грибы. Чем труднее живёт народ, тем чаще рождаются законотворческие предложения власти, не улучшающие жизнь простых людей. Среди них предложения об отмене декрета советской власти столетней давности о 8-часовом рабочем дне, об отмене таких советских праздников, как Дни железнодорожника и Воздушного Флота, с безаппеляционным обосновапнием – раз умерла Советская власть, должны умереть и советские законы и праздники. А люди?! Они же ещё живые! Запрещены же в последние 30 лет все или многие книги выдающихся советских писателей, от Маяковского и Шолохова, до Фурманова, Островского и Фадеева. Скоро этих замечательных авторов читатели вообще не смогут вспомнить. И ничего. Читайте Набокова, Солженицина!
       Это у правящей элиты происходит от неутолимой ненависти к рабочему классу и невозможности предложить народу что-нибудь своё, позитивное. в связи с собственной идеологической и творческой бесплодностью.
      Вплёскивается в СМИ и никем не понятый законопроект о четырёхдневной рабочей неделе, законопроект о медицинском обследовании шоферов, о более либеральном (но не советском) облике и содержании бывшей «Википедии», об отмене подоходного налога с нищих (выглядит, как если бы кот пожалел голодную мышь и не съел её) и другие, не менее «радикальные» и «неотложные» проекты. Выплёскиваются, повисают в воздухе и, в лучшем случае, отправляются на доработку. А главное, тут же умирают от непродуманности, неактуальности, социальной недостаточности или дорговизны. Они не удовлетворяют хотя бы минимально реальные нужды людей и рассчитаны на создание видимости постоянной государственной активности власти и её непрерывной «заботы» о людях труда.
      Необходимость в социальной мимикрии и самопиаре власти заметно усилилась в последние годы, особенно после принятия Госдумой непопулярной пенсионной реформы. Эта пеобходимость заметно возросла у единороссов после последней, неудачной для них, избирательной кампании (губернаторов и др.). В сытой Москве на выборы не пришло тогда 80% избирателей! А что, если эта тенденция продолжится, ведь впереди новые выборы?
      Призрак советского прошлого бродит по России…Именно этим вызвана возросшая тревога правящего класса, что отчётливо прозвучало на последнем съезде «Единой России». Самобичевание уже не скрывается. Элита почувствовала нарастающую для себя опасность. Это даже уже не самокритика, а кадровая порка. Истерика, явное проявление слабости власти. Но она, тем не менее, не меняет свои идеологические и политические основы и потому остаётся заведомо беспринципной и поверхностной. Буржуазная партия по определению не может выражать интересы трудящихся масс. Здесь ей не помогут ни законодательные полумеры, ни волонтёры, ни Российский, якобы «народный, фронт».
       В противовес серии неудач в экономике власть формирует всё новые миллиардные мегапроекты. Мощь виртуального будущего призвана прикрыть очевидную скудность настоящего. Рвутся социальные «трубы», обнажая бедность и нищету миллионов людей. Ожидаемого властью повышения производительности труда в этих условиях не произойдёт. «Ишачить» на миллиардеров из госкорпорций - никого не заставишь, а рождение стахановцев в эксплуататорском обшестве в принципе невозможно. В этом и состоит классовое бесплодие всякого капитализма, в том числе и нового российского. Деньги многое могут, но всё-таки не всё.
      Что же делать? Разве что начать с восстановления неэффективных городских коммунальных коммуникаций? Подождём, может быть, что-то и произойдёт после дождичка в четверг.

ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ ?

   В Саратове, по пути 3-го трамвая, более половины  протянувшейся на многие километры улицы «50-летия Октября», сегодня, как и раньше, занимают заводы. По советским меркам, крупные или даже очень крупные. По своему значению 30 лет тому назад они были даже всесоюзного масштаба. Оборонные и секретные. С них когда-то и начинался этот наш район города. На этих предприятиях в те годы, говорят, бывал даже А.Н.Косыгин.
     Трамвайные и троллейбусные остановки приходились как раз напротив заводских проходных. 1-ая, 2-ая, 3-я, 4-я Дачные остановки точнее быдо бы назвать не Дачные, а Заводские. Много  раньше тут были только дачи.
      Десятки тысяч рабочих и служащих в то, советское, время каждый день поглощали здешние заводские цеха, конструкторские бюро и управления. К началу работы народ, спешивший на трудовую смену, бывало, буквально висел на подножках трамвая, держась разве что только не за колёса, так его было много. Залезть в вагоны было невозможно. Добирались часто пешком. Перед проходными люди тучами стояли – вахтёры не успевали пропускать. Радовались новому рабочему дню и ощущению коллективной мощи своих предприятий.
     А теперь, вот уже лет двадцать пять, как опустели трамваи, проходные и заводские корпуса. Заросли кустарником внутризаводские территории. Жалкими ручейками уныло тянутся теперь по здешним дорожкам одинокие заводчане. Прежние социалистические гиганты практически обанкротились и вымерли. Ставшие из государственных частными, заводы эти постепенно растеряли свою былую мощь, утратили высококвалифицированный рабочий класс и накопленную культуру производства. Это и «Знамя труда», и «Тантал», и «СЭПО», и завол «Алмаз», что у Трофимовского моста. Названия предприятий живут долго, сохраняя память Кто их не помнит! Прежние многозначительные вывески всё ещё гордо висят на высоких фронтонах ныне заброшенных заводских корпусов. Теперь это памятники пустоте за заводскими заборами. Обрывки былой формы при вымершем содержании. Словно застывшие истуканы с острова Пасхи…
     Такая картина характерна для многих заводов не только Ленинского района нашего города. Получается, социализм и советскую власть угробили, но ведь и капитализм не прижился. Какой-то он у нас однобокий и жалкий, в основном, сырьевой, по легенде «прорывной», но безсистемный и даже не рыночный, а скорее, базарный. И новая, буржуазная, власть, возникшая из наскоро переделанных, «посыпавшихся» из КПСС в девяностые годы, как из лукошка, псевдокоммунистов, такая же разнородная, несозревшая и бесплодная, как и сам этот, сложенный на скорую руку, малоэффективный и непрочный, но чрезвычайно алчный, кичливый и наглый молодой российский капитализм.
      Ну, о каком ожидаемом властью росте производительности труда может идти речь сейчас, при столь очевидной для всех деградации даже такого, прежде мощного, производства в миллионном городе?!
     Саратов, конечно, – не исключение, и отмеченная картина характерна для всего, переставшего быть общенародным, экономического уклада в нашнй стране. На этом фоне даже успешное решение ряда современных мегапроектов выглядят как строительство одиночных «небоскрёбов» рядом с плодящимися брошенными развалюхами, подобными старому послевоенному городскому шанхаю.
      Но, может быть, я, как не экономист, чего-то не допонимаю и просто не вижу на самом деле очевидного для других? Рабочий класс, прежде, гегемон, хозяин, это не нынешний наёмный рабочий «сброд», находящийся в чьей-то частной собственности. Из наёмного «быдла» Стахановы не рождаются. Разве что только за деньги. Сейчас всё за деньги.
     Та же картина деградации характерна и для многих других сторон жизни государства толстосумови, прежде всего, для системы высшего, особенно медицинского, образования и здравоохранения, ставших практически платными и, во многом, недоступными большинству народа. При колоссальной потребности в подготовленных медицинских работниках и их повсеместном дефиците, особенно в первичном звене здравоохранения, многие из них покидают свою профессиональную область, уходят в бизнес или вынуждены совмещать на двух-трёх работах в ущерб качеству своего труда. Всё дело, в конечном счёте, в крайне низкой заработной плате в этой области, как, впрочем, и в других отраслях. Не путайте со «средней зарплатой по больнице»! Сейчас обедневшие врачи лечат подчас столь же бедных, а то и нищих больных. Эту область я хорошо знаю, я ведь какое-то время был проректором по лечебной работе нашего медицинского Университета в 90-е годы, но всего не расскажешь.
      При элементарной бедности, тем не менее, власти действительно строят и высокотехнологичные центры, кардиологические, онкологические, перинатальные. Приходится: в стране плохо с демографией, а это, в конечном счёте, необходимые трудовые резервы. И это отлично, но явно недостаточно для громадной страны и не решает сложившегося положения. И очень напоминает уже знакомое нам строительство, на этот раз, медицинских «небоскрёбов» в государстве с запущенным здравоохранением. «Небоскрёбы» и медициинский «Шанхай». К тому же, медицина – это же  ещё более убыточное место, чем даже промышленное производство, хотя и особенно чувствительное. Опасно, много лет недофинансируемая государством, прежде знаменитая, бесплатная для населения, отечественная медицинская школа, постепенно сдаёт позиции. Предложенные недавно меры – капля в морн. Скоро больные будут лечить себя сами.
     А литература и искусство, писатели, книгоздание, библиотеки всех уровней?! Нищета. Вымирание шедевров и мастеров, опустошение даже минимальных потребностей людей. Книг не читают! Скоро только на Набоковых, Солнженицных и Граниных будем молиться. Но ведь советских писателей из книгоиздания, учебных программ и библиотек изгнали полностью уже много лет тому назад, а других-то нет. И не будет. Пустота творческого бесплодия, свойственная любому рыночному, потребительскому, обществу, основанному лишь на достижении прибыли любой ценой, рождает только массовую киркоровскую бездуховность и пошлость шпагатных балерин и пустышек с сахарными зубками. Живём-то ведь только старыми достижениями и упускаем воспитание молодёжи.
      Особенностью этой сферы общественной жизни является то, что ныне творческих «небоскрёбов» строить не из чего. В «смартфоновской», уже десятилетиями не читающей, России, Горькие и Шолоховы не рождаются, а зачатие Чеховых вообще невозможно. Не те теперь духовные ценности у модных «политических гурманов». Зато мертворожденных писак - море.
      Социальная сфера вооьще бездонна. Даже прикасаться к этой теме сложно. В нашей стране, ещё недавно объединённой общенародной собственностью и властью трудящихся, а ныне разделённой на несколько десятков миллиардеров, с одной стороны,  и миллионы бедных и нищих граждан, с другой,, социальные «небоскрёбы» возможны, как в народе говорят, разве только в Москве, на Рублёвском шоссе. Так и «общенациональное единство» народа возможно только в головах идеологов «Единой России». Эта их партия и есть, единственный, да и то, абсолютно виртуальный социальный государственный «небоскрёб». Честные люди в нём не живут. Брезгуют.
     Различия между предпринимателями и ворами исчещают, поскольку сущность их одна. Поощряют и тут же сажают. Взаимосвязь очевидна: и там, и там нажива. Разница только в величине награбленного.
      В сенате РФ и в значительной мере в нижней палате нашего парламента заседают исключительно только господа (они так себя и именуют). А во всей нашей необъятной Родине попрежнему живут не господа, а миллионы  товарищей, как жили и сто лет тому назад. Ни о каком классовом единстве при таком соотошениин социальных слоёв в государстве не может быть и речи, по определению. Народ живёт всё хуже, а число миллиареров в стране растёт и растёт. Если что-то и растёт, то только производительность накопления частного капитала.
      Одиночные «небоскрёбы, уродливо торчащме посреди, требующей тотального капремонта, стране, именно такое, невесёлое, зрелище представляет собой современная гибридная Россия. Защитить-то её надёжно, спасибо талантливым оружейникам и трудовому народу, есть чем, да было бы кого и от кого защищать.
      А каковы Ваши суждения на этот счёт? Не пустые ли хлопоты? 

СБЕРЕЖЕНИЕ ПАМЯТИ НАРОДА

      Тут как-то разговорились с 30-летним мастером из городской газовой службы. Приходил заключать договор об обслуживании. Оказалось, что сам он живёт недалеко от консерватории, у сада Липки, и каждыцй день ходит на работу мимо памятника Чернышевскому. Есть в Саратове такой замечательный памятник.
       Мастер оказался на редкость честным, даже денег не взял, сказав, что заключение договора не оплачивается.
      Я поинтересовался, читал ли он роман Чернышевского «Что делать»? «Не читал, и в школе этого не проходили», ответил он. Меня поразило, что в свои годы он даже не знает толком, кому этот памятник. «Памятник и памятник». «Что-то из истории?», неуверенно предположил он. «Но, как же, позвольте, ведь это великий русский писатель, уроженец Саратова!» воскликнул я. «Самая протяжённая улица нашего города, оперный театр, музей-квартира у Волги и Большой университет носят его имя!», продолжил я. «И памятник этот, воздвигнутый ещё при советской власти и по воле народа, ранее даже визитной карточкой Саратова считался. Писатель этот - наш великий земляк. Можно сказать, самый большой человек в истории нашего города», объяснил я ему. «Наш земляк», так часто говорят про Володина», раздумчиво сказал он, «а о Чернышевском я и не знал вовсе», ответил он, несколько смутившись.
      И верно, как это ни странно кажется, с начала 90-х годов переиздание трудов и преподавание в средней  и высшей школе произведений всех революционных и советских писателей было запрещено, а книги их были изъяты из библиотек. Я уже и раньше с возмущением писал об этом запрете. Как бы сотрудник газовой службы, а до этого учащийся средней школы, мог узнать об этом, если его обучение и пришлось именно на эти ущербные годы. Запрет даже чтения этих писателей безо всякого обсуждения с населением или хотя бы с педагогическими коллективами, существует до сих пор. Видимо, чиновник какого-то департамента тогдашнего ельцинского министерства образования так распорядился в меру своего невежества и классовой неприязни. А может быть, было свыше приказано.
     Пришлось рассказать моему собеседнику о  революционерах-демократах России середины и конца 19 века, о том, что Николай Гаврилович Чернышевский 30 лет провёл в Сибири на царской каторге, о его знаменитом романе, который в своё время очень ценил Ленин.
     О Ленине, кстати, собеседник мой, конечно, знал, особенно о том, что мавзолей ему на Красной площади стал как-то очень не угоден нынешней власти. Наверное, потому, что этот революционер и до сих пор чем-то опасен для неё. А почему памятники ни Ленину, ни Чернышевскому не снесли до сих пор, так только потому, что своих достойных «земляков» не вырастили пока, хотя очень надеются, да и народ может так сильно этого не понять, что в гневе снесёт и сам Саратов с его новой властью.
      Вот такая неожиданная встреча у меня случилась.
     Я, конечно, давно знал об этой российской буржуазной инквизиции, превратившей нашу молодёжь буквально в «Иванов, не помнящих родства», но пришлось мне всё это ему разъяснять. Хорошо хоть о Ленине мой собеседник не забыл.
    И это явление не единично, более того, это уже проблема. Проблема и в тои, что многие об этом ничего не знают и даже не предполагают, что такое возможно. Не одними же беспроблемными для большинства городскими пешеходными дорожками жить нельзя!. Ходить-то по ним, конечно, можно, но жить-то как? Не плохо бы и о сбережении исторической памяти народа подумать и о ставшем нормой опустошении преподавания истории и литературы в школах страны. Опасно, что подобные недоросли в министерствах с их ограниченной общественной ответственностью всё активнее занимают злачные места пресловутых «лидеров» России. А-то ведь так очень скоро и до полного скудоумия всей современной властной элите можно дойти. Мой знакомый мастер-газовик – редкий недоучка, конечео, но в этом смысле всего лишь невинная жертва нашего ущербного времени.
      О каком Размётнове или о каких великолепных снах Веры Павловны, подаренных человечеству Чернышевским, сидевшим в каземате Петропавловской крепости, можно теперь говорить! А многие либералы-интеллигенты, зная об этом, предпочитают читать антисоветчика Солженицина. им это ближе. К тому же это всячески поощряется. А школьная молодежь вообще ничего не читает и вызывающе аполитична. Вот и ходят люди вокруг городских паиятников, как вокруг истуканов с острова Пасхи. Ныне в чести у многих другое - только то, что учит наживе, даёт наживу и увеличивает её. Такие, как Чернышевский и Николай Осровский, им не нужны, только мешают воровать. Это современная буржуазная альтернатива советскому времени. А Вы чего ждали? С кем поведёшься…
      Моя боль – о Владимире Ильиче Ленине. Память о нём переживёт века, как и легендарная память о Христе. Ленин жил для людей труда, с ними он прорвал вековую мглу эксплоатации человека паразитами и построил впервые в мире государство рабочих и крестьян, государство бедных. В этом он даже превзошёл Христа, желавшего людям добра, но так и не освободившего их от угнетения.
     Всё это последнее время, особенно сейчас, мы слышим от власти, что Ленин всего лишь революционер, а не государственный деятель (!), что он не создал, а разрушил (!) Советский Союз, так как якобы ошибочно предпочёл его национальное, а не территориальное устройство, что положил начало борьбе с контрреволюцией и т.д, и т.д. Так говорят, пользуясь своей безнаказанностью,  «посыпавшиеся» из КПСС антисоветчики, ельциноиды, действительно рарушившие нашу великую страну и не способные её восстановить для трудящихся. Они мстят титанам советского времени за своё идеологическое и политическое бесплодие и государственную импотентность.
     Потому они и гнобят и ленинизм, и советскую власть, и успехи пролетарского интернационалима, потому и тяготятся сохранеиием памяти и Мавзолея Вождя мирового пролетариата, что сама по себе в принципе не могут сравниться с достигнутым советским народом, победившим фашизм. Паразиты, способны жить только за чужой счёт.
     Не надо обманываться: всё, что и сейчас строится в стране, всё, что её защищает, так или иначе достигается исключительно трудящихся, в том числе одетых в солдатские шинели. Это и есть подлинная Россия, пусть даже временно и находящаяся в оболочке буржуазной плесени. Не инвестиции олигархов решают исход исторического развития страны, а только трудовой народ. Понимая это, легче жить и в наше время.
      Сейчас готовится празднование 75-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Десятки оставшихся героев-ветеранов будут отмечены народом, миллионы потомков уже ушедших героев с благодарностью помянут их, а нынешняя несоветская  (антисоветская) власть, на глазах у народа своей страны и приглашённых лидеров других стран, вновь, как и прежде, заколотив фанерой Мавзолей Ленина и пантеон продетарских вождей и полководцев, в том числе могилу И.В.Сталина, будет позиционировать себя причастной к этой Победе, будучи всего лищь участвующей в собственных интересах в организации самого этого торжества. Разве что, потратятся «с барского плеча». Такой опыт у этих организаторов накопился.
   Так или иначе, народ и власть встретятся, как и всегла, в тех же своих разлчных ролях и в том же соотношении. А куда деваться: единство противоположностей. Откройте пошире глаза, и вы в этом убедитесь сами. Интересно, а чем в последующем будет подтверждаться это их, на самом деле, отсутствующее «общенациональное единство»? Торжество народа будет отмечено, но его единства с властью не будет. Ведь и эксплуатация памяти народа имеет свой предел.
      24 январяя 2020 года - годовщина смерти Ленина. Уже 96-ая годовщина. Коммунисты и многие люди во всём мире отметят эту дату. Отмечу её и я.
     Я родился через 9 лет после смерти Ленина. В день его смерти в 1943 году (так тогда практиковалось) меня принялм в пионеры. Было это очень торжественно и в то же время, естественно, серьёзно и траурно. После торжества я шёл по морозу из школы по шоссе Энтузиастов, мимо соседнего завода-гиганта «Серп и Молот», до нашего дома в Лефортово. Шёл, несмотря на мороз, в распахнутым пальто, чтобы все люди вилели повязанный у мена на шее новенький красный галстук и гордились мной. Мне было тогда 10 лет.
      С Лениным мы прожили вместе с тех пор 77 лет. Это немало. Из наших внуков только старшая внучка успела вступить в пионеры, а позже пионерию, как и советскую власть, антисоветчики отменили (детство тогда тоже оказалось под буржуазным запретом). Фашисты в войну,  расстреливали и сжигали советских детей, а ельциноиды, одним махом, сознательно, уже без пуль, расстреляли само детство миллионов ребятишек. И этот произвол, я уверен, им ещё аукнется.
    Изобрели какую-то внеклассовую, выдуманную, якобы «общпатриотическую» юнармию. Уже на парадах её демонстрируют. Что-то взамен отменённой рабоче-крестьянской пионерии. Тут вспомнили даже о тимуровском движении, детище погибшего на фронте Аркадия Гайдара, замечательнлого советского детского писателя-коммуниста, ныне запрещённого, как и Николай Островский с его Павкой Корчагиным. Ссылки о запрете автора, разумеется, при этом не приводится. Как всегда, сохраняют название, изменив понятие. Типичная мимикрия. Тимуровское движение, исключительно советское, явление искусственно приклеивают в своих идеологических интересах к юнармии. Беззастенчиво, как всегда, откровенно воруют из чужих, не принадлежащих им, кладовых народной памяти и творчества. Но на воре шапка горит.
     Забывают, что классовую суть истории безнказанно присвоить невозможно. Придёт время, что украдено , всё вернём.

И.В. СТАЛИН И КЛАССОВАЯ БОРЬБА

     Сталин, как руководитель нашей, советской, страны, всегда занимал в моей жизни много места. Он был для меня с детства  родным человеком. И  я думаю, не только для меня. Это чувство сохранялись во мне и после памятной всем хрущёвской «десталинилизации» 1956 года, когда о Сталине официально стало не принято отзываться уважительно даже среди коммунистов. Уже и тогда говорили, что умер он не своей смертью, а в 1956 году произошла его повторная, уже политическая, предательская, смерть.
        Но слёзы лили не все и тогда, когда его распинали.. Откровенно радующихся его смерти я в те годы среди простых людей не встречал, но тех, у кого слёзы в душе быстро высохли, позже попадались.
      Вступление страны в наше нынешнее, буржуазное, время в 1991 году вскрыло подлинный классовый генетический код предателей, скрытый до времени советской идеологией. Произошло естественное для многих внутреннее духовное перерождение и предательство. Ничего необычного не произошло: просто эти люди поменяли кожу (помните, довоенную книгу Бруно Ясенского «Человек меняет кожу»). Не рыдать же о добровольно сброшенной шкуре. Тем более сейчас. К тому же для многих это был сознательный выбор. Главное, этим людям стало спокойнее: жизнь поменялась, и их убеждения во-время поменялись. В новой-то коже было значительно удобнее. И утраченным прошлым жить не надо. И собственная новая власть не осудит. Да и выгоднее как-то. В сущности, обычное мелкобуржуазное перевоплощение. Это очень характерно для сегодняшней правящей элиты нашего государства.
       Ну, а если слёзы по Сталину комом встали в душе и глаза не сохнут?! Вот об этом я и пишу.
        Когда 3-го марта 1953 г. Сталин внезапно тяжело заболел и вскоре умер, это было воспринято миллионами наших граждан как личное горе. Возникло чувство реальной тревоги за будущее государства. Сталин самим фактом своего существования как бы уравновешивал те трудности, которые испытывали люди после войны. Такой добровольной, осознанной, безусловной подчинённости какому-либо человеку большинство из нас никогда больше не испытывали. А, может быть, других таких людей в нашей жизни и не было? С точки зрения создания и защиты рабоче-крестьянского государства И.В.Сталин – фигура великая.
         Трудное время переживала наша страна в 20, 30 50-е годы. Время классовой борьбы и ненависти. Я именно на этом вопросе и остановлюсь. Это во времена СССР руководителям партии и страны легко было стоять у руля на «капитанском мостике». А во времена Сталина приходилось в борьбе с окружающим предательством и огромными экономическими трудностями создавать этот самый «капитанский мостик» и прокладывать впервые тот путь, по которому, не без ошибок, но наш корабль, созданный и защищённый в боях, успешно двигался тогда. Жестокость классовой борьбы тех лет была неизбежна, но необходима и с точки зрения рабоче-крестьянского государства оправдана со временем в итоге. Истина конкретна, гласил марксизм.
         Забвение и даже уничтожение памяти о Сталине началось, ещё при советской власти, во времена Хрущёва. Это была декоммунизация, в ограниченной форме, -  предшественница современного бандеровского ленинопада. Тогда же было вынесено тело вождя из Мавзолея, уничтожены все его памятники и портреты. И хотя официальному забвению Сталина уже более 60-ти лет, память об этом великом коммунисте, несмотря ни на что, по-прежнему живёт в живёт в народе!
       В ноябре 1956 года, в рязанском парашютно-десантном полку, в котором я тогда служил врачом, как и в других городах страны, прошло открытое партийное собрание по поводу решений 20-го съезда КПСС. Зачитали письмо ЦК об осуждении культа личности И.В.Сталина по докладу Хрущёва. Предложенный в нём пересмотр представлений о роли Сталина в истории нашей страны оказался тогда болезненным для всех. Партсобрание напоминало растревоженный улей. У людей болела душа за приведенные в докладе Хрущёва факты уничтожения Сталиным и другими членами партийного руководства некоторых их бывших соратников по революции и социалистическому строительству.
        Нам всё это тогда надо было ещё как-то осмыслить. Может быть, в части случаев репрессии всё же были оправданы или, хотя бы, становились понятными в условиях жесточайшей классовой борьбы того времени? А как же быть с очевидными для всех заслугами Сталина в достижении победы над фашистской Германией?! Учитывался ли предстоящий неминуемый ущерб всему делу социализма от этого хрущёвского, по-видимому, небескорыстного разоблачения, даже если бы часть высказанных обвинений и оказалась правдой? Ведь сохранили же китайцы уважительную память о Мао-дзе-Дуне, несмотря на его известные ошибки. Хватило же им исторического предвидения.
         У меня тогда сложилось мнение, что аккуратное вскрытие нашего, отечественного, «абсцесса», наверное, было необходимо, но кому-то нужно было буквально размазать гной по всей советской истории, а это стало чревато ещё большими последствиями в будущем. Говорили о культе личности Сталина, но какова была его личность!
       Не оставляла мысль об излишней жестокости и недальновидности принятых решений, как если бы к правде примешалась чья-то месть.
         Мнения об адекватности самих репрессий и их причинах расходятся и сейчас. Вопрос сложный и решать его следует в классовых интересах трудяшихся масс. Репрессии в 30-50-е годы были, конечно. Но уничтожались и преследовались в основном враги революции и советской власти: вредители, кулаки и прочие эксплуататоры, спекулянты и инакомыслящие, в том числе священники, в большинстве своём несогласные с советской властью и активно выступавшие против неё, монархисты и бандиты, расхитители социалистической собственности, вооружённые последыши белогвардейцев и зарубежные шпионы.
       Шла жесточайшая классовая борьба. В её пламени уничтожался всеми силами сопротивлющийся старый мир. Вопрос стоял так: выживет или погибнет молодая советская власть – первое, ещё неопытное детище пролетарской воли. Вопрос тогда решался часто на уровне классового чутья.
        Гражданская война двадцатыми годами не закончилась, позже она даже ожесточилась. Противник, уменьшившись в численности, становился опытнее и изощрённее. Возглавили борьбу с контрреволюцией, конечно, коммунисты-большевики, начиная ещё с товарища Дзержинского. И, конечно, Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) И.В.Сталин. Было бы странно, если бы он поступал вне классовых, революционных, требований того времени.
       Дело не в самих репрессиях со стороны органов советской власти, а в их часто недостаточной обоснованности, отсутствии правовых норм и средств защиты обвиняемых, в беззаконии и массовом корыстном доносительстве. В результате отсутствия или несовершенства правовой системы молодого советского государства несправедливо гибли или преследовались сотни тысяч невинных людей.
        Конечно, прежде всего, уничтожались враги. Именно это было целью и, безусловно, преобладало в осуществляемой борьбе. В результате общество становилось классово более однородным и сплочённым вокруг власти, что позже положительно сказалось и в достижении победы над фашизмом. Но ведь страдали и невинные. Советская судебная система того времени не была совершенной в вопросах правовой защиты. Своё несовершенство она нередко оправдывала себя якобы тем, что «когда лес рубят, щепки летят». В этом и было всё дело. Но возможна ли рубка леса без образования щепок?! Может быть, большевики должны были отказаться от «рубки леса», чтобы не было щепок? Вот бы обрадовались паразиты всех мастей! В этом и состоит проблема единства и борьбы противоположностей. Идеально аккуратная классовая борьба невозможна. Это и есть конкретное проявление закона марксистсой диалектики.
      В какой мере конкретно виноваты руководители ВКП (б) – это большой вопрос. Время классовой борьбы того периода, боевых действий пролетариата против контрреволюции, диктовало достижение победы в этой борьбе, чего бы это не стоило, часто любой ценой.
       Большевики жили и действовали в рамках своего конкретного времени, или мы можем позволить себе сейчас рассматривать истину неконкретно, с позиций общества сегодняшнего дня, то есть общества с либеральной, буржуазной, идеологией? По Марксу и Гегелю, истина только тогда и верна, когда она конкретна.
        Время такое было, что помимо преобладающей классовой справедливости, в силу политического несовершенства допускало в какой-то части и несправедливость. Думаю, что сознательно, заведомо, при отсутствии каких-либо веских доказательств руководители партии к этому не стремились. Ошибались? Да. Они были людьми своего времени и другими, юридически сегодняшними, они просто не могли бы быть. Время такое было. 
       Сталину принадлежат слова: «После моей смерти на мою могилу нанесут много мусора. Но ветер истории развеет его». В том числе, и мусор клеветы. В этом и состоит его самооценка. Это нужно помнить. Ведь для нынешних властителей он ведь просто преступник, не заслужвающий памяти.
      Меня волнует не забвение памяти Сталина и других вождей Революции и советской власти. Это невозможно. Меня волнует забвение и предательство многими из бывших современников самих себя в прошлом.
            Их много таких. Откуда они? Как докатились даже до участия в новой власти, оторвавшись от рабочего класса, воспитавшего и взрастившего их ранее, подчас в трудное время для страны?
         Эти ныне «продвинутые» перерожденцы, бывшие члены КПСС, сразу распрощались с ленинизмом, считая, что время его уже прошло, поскольку оно прошло для них самих.
         Мы же понимаем, что ленинизм как учение о борьбе пролетариата за своё освобождение никогда не станет исторической мумией, даже если это и приходит в голову некоторым современным антиикоммунистам. Это их личное дело. Но они позволяют себе и сейчас безнаказанно и бессовестно заколачивать Мавзолей Ленина и пантеон пролетарских вождей фанерой по праздникам - святое место для коммунистов всего мира.
     Сталин - это -  великий человек свого времени!

ВЫБОР  ГЛАВНОГО

       О главном писать трудно, прежде всего, потому, что не всегда можно верно определить, что является главным. Тем более, что у каждого оно своё. Да и время такое, исторически переходное. Но, как правило, у каждого всё-таки есть возможность выбора. Это несчастье, когда его нет. Можно и ошибиться.
     Выбор может быть как твоим собственным, субъективным, так и выбором того большинства, к которому ты принадлежишь или тяготеешь, то есть, более объективным, и тогда он требует подчинения ему или согласия с ним. Коллективный выбор обычно более обоснован. Важно, если время и практика подтвердят его правильность.
      Сказанное является условием для последующих моих размышлений именно о выборе главного в происходящем в нашей стране в последние годы, и о возможности перемен в будущем. При этом важно, хотя и трудно, постараться избежать субъективизма в оценках и не переоценивать их.
      Коротко о себе. Я уже весьма старый, советский, профессор-терапевт, из семейной династии рабочих Петербурга (Петрограда и Ленинграда), работавших в своё время на заводах в Обухово за Невской заставой («Обуховский», он же позже завод «Большевик». картонная фабрика и др.), работавших на Ржевке (завод «Краснознамёнец»), на Пороховых и, там же, на известном артиллерийском полигоне.
     Мой дед, его братья и их семьи, бабушка, отец, брат отца и его семья жили в этих рабочих посёлках на протяжении более 80 лет. Мужчины в семье были, в основном, токари высшего разряда на местных оборонных предприятиях. Учились обычно в церковно-приходских школах, а позже, уже в советское время, на рабфаке. Дед и бабушка участвовали в известной забастовке «Обуховская оборона»» (1902 г.), участвовали со своими рабочими коллективами в революции 1905 года, буржуазно-демократической и социалистической революции 1917 года. Большевиками не были, но поддерживали их. Отец мой в 1918 году вступил в только что созданный комсомол, а в 1928 году в ВКП (б). В 1934 году он окончил Военную академию связи в Ленинграде.
     Дедушка, бабушка и многие наши родные на Ржевке умерли от голода во время ленинградской блокады. Отец и его родной и двоюродный братья – были участниками Великой Отечественной войны. Двоюродный брат погиб. Мы, их младшее поколение, дети войны, живы и сейчас. Но наша мама, кстати, выпускница Ленинградского педагогического института им. Герцена, тоже пострадала в войну - умерла от туберкулёза лёгких вскоре после её окончания, заболев ещё в эвакуации.
     Мы, все трое её сыновей, братья Кирилловы, - уже четверть века являемся членами рабочей коммунистической партии (живём в Ленинграде, Рязант, Саратове). Старшие из наших детей и внуков, ещё заставшие советское время, были и пионерами, и комсомольцами.
     Такова краткая история нашей семьи, тесно переплетённая с историей всей страны. Я - всего лишь продолжение её династийной, стержневой, линии.
     Таких семей, как наша династия Кирилловых (а нас и сейчас аж 43 человека, возрастом от года до 89 лет (!), причём только 9 из них «постсоветских»), в довоенное и послевоенное время в стране было большинство. В  жизни они были, как все, обычными людьми. Женились, нередко разводились, бывало, грешили, от чарочки водки, если позволяли здоровье и профессия, не отказывались. Уважали круг друзей, гитару и балалайку, знали и любили петь русские романсы и советские песни. Были честными, берегли семьи и собственную трудовую честь. Помогали слабым. В бизнесе не участвовали, богатств не нажили и родину на заграницу не променяли. Ничего особенного, а уважения людей заслужили все. Имели награды: боевую фронтовую медаль, орден «Красной Звезды», медаль «Материнская слава», орден «Защитник Дома Советов», орден Сталина и другие. Из жизни, те, кого уже с нами нет, ушли достойно. Обычная советская семья, причём и сейчас, спустя почти 30 лет, после того, как пришли креативные буржуазные «пришельцы».
     Так, когда-то евреи из Египта с Моисеем во главе, судя по Библии, «пришли в места обетованные (нынешний Израиль) и жили». А что стало с теми, кто жил там же до них?! И мы живём, мы же у себя дома. Или нам это только кажется?
     Эта справка приведена не случайно, так как судьба семьи естественно определила и мой выбор в оценке прошлого, современного настоящего и будущего России и характер моего собственного участия в общественной жизни. Выбор вполне самостоятельный, но учитывающий позицию единомышленников, рабочих коммунистов и моих Учителей. А то, что приходится   слышать из надоевших буржуазных (правительственных) СМИ, я учитываю, конечно, но, как правило, отбрасываю, как чуждое мне.
       Какое-то время, в период контрреволюции 1991-1993 годов, во мне ещё сохранялись обрывки прежней, советской, политической доверчивости, но с расстрелом Белого Дома из танковых орудий, с повсеместным и системным уничтожением памяти всех, даже наиболее выдающихся, советских писателей, с массовым предательством бывших членов «посыпавшейся» КПСС, сразу сбросивших свою прежнюю, советскую, шкуру и перешедших на службу к новой власти, и, наконец, с демонстративным заколачиванием фанерой по праздникам Мавзолея Ленина и могил пролетарских вождей на Красной площади, вот с этих самых пор с какими-либо ожиданиями позитивных предложений нынешнего режима, для меня было покончено.
     Таких, как я, оказалось много, миллионы людей. Разных, конечно, но одинаково обокраденных материально и духовно теми, кто рвался к личному обогащению и к власти.
     Все эти 30 последних лет мне самому, в клинике, которой я заведовал, и позже, уже на пенсии, также, как и моим сослуживцам и ученикам, пришлось жить в искусственно инкапсулированном, но советском, мире, подчас, как бы, в отдельно взятчх группах людей (своеобразные «партизанские отряды»), с тем не менее, небезуспешными попытками по-прежнему приносить пользу нашим, простым – бедным и нищим –людям, больным и здоровым, сохраняя в себе и в окружающих прежние социалистические ценности бескорыстия, справедливости и правды.
     Социальная и духовная жизнь возникшего нового буржуазного строя сделали активное противостояние идеологий практически неизбежным, но и, вместе с тем, затруднительным. Оно жёстко пресекалось «инородцами». Общество разделилось. «Хозяева жизни» обогащались нагло и без меры, обычные люди, живя от зарплаты до зарплаты, старались, как и прежде, несмотря ни на что, как можно больше сделать для людей. Лечили больных, готовили студентов, защищали диссертации, воспитывали собственных учеников в ценностях ещё классической советской школы.
      Наряду с некоторым, несовершенным, укреплением вертикали буржуазной власти и вынужденными мерами по усилению безопасности ранее уже во многом ею же разорённой страны, а главное, сохранению награбленного, наследники Ельцина продолжили уже избранный ранее курс на уничтожение даже памяти о советской власти.
     Вместо констатации реальных проявлений обострившейся в стране классовой борьбы и их учёта в своей государственной политике, властями были провозглашены собственные идеи якобы политически единой России и её, несуществующего, будто бы общенационального, единства, идеи мифических вековых народных «скреп», надуманного «глубинного» («доминирующего» над классовыми противоречиями) родства богатых и бедных и т.д. Идеи эти постепенно лопались, как мыльные пузыри. Они целенаправленно выполняли роль идеологической и социальной мимикрии, создавая ложный образ будто бы эффективного и креативного буржуазного государства.
     А государство это, на самом деле, зримо разобщённоё на бедных и богатых, все эти годы по-настоящему обеспечивало и охраняло только интересы миллионеров. Из советского, общенародного, на самом деле, оно стало государством толстосумов. Получилось, что Россия, как родина, будучи у всех нас общей, как государство, стало разным по классовому признаку, как когда-то в царской России: для кого пролетарское, а для кого буржуазное.
    Это разделение официально всячески затушёвывается. Власти очень важно разделённое и несовместимое выдать за единое и цельное. «Синий туман – это обман», поётся в романсе Добрынина. Обманывая людей, ими легче управлять и грабить.
     Впрочем, я, как и большинство соотечественников, вообще-то как бы рад многому, что строится у нас в стране сейчас или планируется построить в будущем. Просто какое-то капиталистическое ГОЗРЛО! Рад успешному окончанию строительства Крымского моста, спуску на воду очередного ледокола, развитию и использованию Северного морского пути, окончанию строительства многострадального «Северного потока-2», мосту через реку Амур, реализации проекта «Сила Сибири» и даже новым мега-проектам (мосты через реку Лену и на Сахалин). Это, конечно, неимоверно дорого и технологически сложно, но действительно грандиозно. Это привлекает огромные инвестиции государства и сотен застрахованных частных лиц, рискующих, конечно. но и рассчитывающих на получение щедрых прибылей.
      Однако, для меня это, прежде всего, огромный. тяжкий и рискованный труд миллионов рабочих, строителей, проходчиков, геологов, нефтяников, транспортников. эксплуатационников, инженеров и учёных. Главное, здесь, конечно, труд этих миллионов наёмных работников, в основном и обеспечивающий конечный результат всего дела. Именно это и вызывает уважение.
    С одной стороны, деньги буржуазного государства и толстосумов - государства «пришельцев», с другой, пот и кровь, самопожертвование и опыт людей труда, большинства людей нашей Родины. Вложения и польза в какой-то мере вроде бы обоюдны, но далеко неравноценны. Но дело не в недооценке сделанного (оно безусловно велико), а в заведомом нарушении паритетности прав, усилий и конечной прибыли участников строительства и его собственности, в том числе и в результате последующего владения построенным. Дело как раз и состоит именно в заведомом отсутствии паритетности. Образно говоря, кому-то, как всегда, достанется бублик, а людям труда лишь дырка от бублика и право ещё долго благоговейно смотреть на этот дорогущий бублик, ставший, в конечном счёте, чьей-то частной собственностью. Только не общенародной собственностью. «ГОЭРЛО» какое-то не ленинское! Неравноправие и многократное превышение прибыли толстосумов над их расходами – обычная норма любого капиталистического предприятия. Ничего личного, как говорят. Не забывайте, капитализм – это рынок и система частного обогащения немногих за счёт беспощадной эксплуатации миллионов других! Карл Маркс никогда не устареет, даже если перестать его переиздавать.   
     Тоже и с проблемой якобы общенационального патриотизма. Это, как и война, в сущности, классовое понятие, а выдаётся оно и здесь за общенародное. Даже общенациональное главное политическое управление в нынешних ВС РФ функционирует. В классово однородном СССР рабоче-крестьянское ГПУ было естественным. А чем наши «пришельцы», буржуины, хуже?! Но тогда правильнее было бы назвать его политическим Управлением верности государству толстосумов…Управлению нынешней, по своему социальному составу, по-прежнему, рабоче-крестьянской армии. По принципу «навались народ, защити господ -захребетников». Враги ещё и не напали, а управление якобы всеобщей верности уже существует. Неграмотность, помноженная на беззастенчивый классовый эгоизм. Предполагается защита государства за счёт рабочего класса, также как и выполнение мега-проектов. Всё это имеет прямое отношение к теме очерка. Ведь речь идёт о главном.
     А главное в нащей стране– это трудовой народ России и всё, что создано им. Это и есть настоящая Россия. Таков мой выбор и ответ на вопрос, заданный в начале очерка. С таким пониманием главного можно жить и спокойно делать своё дело. А то, что плавает на поверхности жизни – власть, буржуазные СМИ, бесконечные форумы, псевдоискусство, либеральная суета, мифические надежды на якобы спасительную роль оплаченного волонтёрства, «среднего класса» и общенационального «единства общества»– всего лишь буржуазная идеологическая самоутопия, потребительская философия правящего класса, обильно пропитанная долларами. Провозглашаемая им виртуальная «мощь» будущего буржуазной России служит лишь ложным прикрытием подлинной интеллектуальной, идеологической и творческой скудности её действительного настоящего. Реальная мощь России создаётся и представлена только трудящимися и принадлежит им. «А паразитам – никогда!» Понимая это, чувствуя себя уже сейчас реальным хозяином своей страны, несмотря на  буржуазную плесень, можно быть увереннее и в оценке будущего трудящихся России, и в собственной жизни и работе. Люди труда сами решат свою судьбу.
     Мои суждения о выборе главного в общественной жизни, имея значение, скорее всего, не только для таких, как я, тем не менее, могут, конечно, и не устроить других. Я предлагаю свое видение, но не навязываю его. А то, что предлагает власть, может быть, внешне и правдоподобно по форме, но антинародно по содержанию и копыстно. «Не верю!», сказал бы Константин Сергеевич Станиславский. И я ему верю.
     Для новоявленных господ («недобитков прошлого») жить в существующем обществе, это сокровенная возможность стать самым свободным и самым равным среди, по их мнению, вчерашних «совков» и «рабов, вырвавшихся из клетки». «Рабов», просто обречённых высшим, господствующим, классом страны оставаться лишь его наёмным «быдлом», не имеющим собственного будущего.      
     Довольно много и таких, которым происходящее не кажется таким уж мрачным и их вполне может устроить привычный мирок их жизни подальше от политики, как будто это возможно.
     Есть и те, кто обессилев от нищеты и фактического бесправия, давно уже оказался вне борьбы за свои права, забился в угол, довольствуясь крохами с «барского стола». Таких людей тоже не мало, к сожалению. За них выбор уже сделали другие. Сами они всего лишь жертвы выбора других. Отработанный общественный материал, поставщик преступности и люмпен-пролетариата.
       У этих основных общественных категорий судьбы разные. Нужно помнить, что убеждения людей, тем более их классовое поведение, таблетками от депрессии не лечатся, разговорами – тоже. Их решают только социальные революции масс. Почва для этого готова, нужны только сплочённость и организованность трудящихся.
     Интересно, а что об этом думают сегодня на той же  Ржевке, на Кировском заводе, в Кронштадте?

      ТРУДЫ М.М.КИРИЛЛОВА ПО ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ТЕМАТИКЕ ЗА ПЕРИОД С 1999 ПО НОЯБРЬ 2019 года
    Перерождение (история болезни) Саратов, 1999 – 2006 гг.
     Наши иноземцы, Саратов, 2016 г.
     Красная площадь и её окрестности. Саратов, 2016  г.
     Жадность. Саратов, 2017 г.
     Воскресший полк. Саратов, 2016.
      Цена перерождения. Саратов, 2017 г.
      Портрет шута. Саратов, 2017 г.
      Информационная война. Саратов, 2018 г.
      Гибридное время. Саратов, 2018 г.
      Мы были и мы будем. Саратов, 2018 г.
      Слёзы по Сталину. Саратов, 2018 г.
       Святые мощи ленинизма. Саратов, 2018 г.
   Об идее» общенационального единства». Саратов, 2018 г.
       Портреты наших современников. Саратов, 2018 г.
  Народные митинги в буржуазной России. Саратов, 2018 г.
      «Тёмная ночь. Саратов, 2018 г.
       Недоверие. Саратов, 2018 г.
       Партия пустоты. Саратов, 2018 г.
       Советские песни в буржуазной России. Саратов, 2018 г.
       Как закалялась сталь. Саратов, 2019 .
        Соль земли. Саратов, 2019 г.
         Рабочие коммунисты Поволжья. Саратов, 2019 г.
         Собака лает, ветер носит. Саратов, 2019 г.
         Рыла и рыльца. Саратов, 2019 г.
         Призрак бродит по России, призрак прошлого и
              будущего. Саратов, 2019 г.

        Приведенные, опубликованные в печати, работы приведены в Проза.ру. Mihail. Kirillov.








Кириллов Михаил Михайлович
Редактор Кириллова Л.С.
Дизайн – В.А.Ткаченко


ДЕКАБРЬСКИЕ РАССВЕТЫ
Сборник очерков и рассказов

Художественно-публицистическое издание

Подписано к печати          2020 г.
Формат 60х84  1/16  Гарнитура Times New Roman.
Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л.
Тираж 110 экз. Заказ  №
Отпечатано в ООО «Фиеста – 2000»
410033, Саратов, ул. Панфилова, корп. 3 А.
Тел. 39-77-29