конец 60-х – начало 70-х
Мне б в лицо – холодный ветер,
Мне б воды, сводящей скулы,
И в глаза – винтовки дуло.
Мне бы утром на рассвете
Шаг ступить заре навстречу
И пожать по-человечьи
Руку друга, чтоб – навечно.
Это, наверное, самое первое законченное стихотворение.
Родилось оно, скорее всего от импульса соперничества.
Старший брат стал одним из победителей всесоюзного сочинения-конкурса со своим стихотворением «Ровесник».
Мне тогда захотелось доказать окружающим и убедиться самому, что я тоже мог что-то стоящее сочинить.
Появилось это творение – впоследствии никому не явленное и утраченное в подлиннике.
Но, вообще-то стихотворчество во мне возникло раньше, спонтанно, изнутри, до события с братом,
когда однажды во сне сама собою сочинилась, причём вместе с музыкой – песня «Цыганка».
Утром я её слегка помнил и даже напел что-то, но к обеду всё забыл. Следов ни на бумаге, ни в памяти не осталось.
Потом некоторые вещи я стал записывать и показывать друзьям, старшему брату, знакомому журналисту и поэту.
Получал в основном критические отзывы. У меня были очень строгие и придирчивые читатели,
поэтому следов из совсем раннего моего творчества сохранилось очень мало, что и хорошо, пожалуй.
Как нет и многого другого раннего, канувшего из моей синей школьной тетрадочки,
в которую я крапал свои стишата.
Она затерялась у кого-то из друзей, потом ещё и ещё случились потери тетрадей, блокнотов – вместе с друзьями.
Хотя чем-чем, а дружбой я дорожил с детства, но…
обстоятельства бывают сильнее нас.
А стихотворение про ветер в лицо я написал впервые для себя с вынашиванием определённого образа,
то есть как нечто, что можно вырисовать словом.
И благодаря этому, оно, нигде не сохранившееся на бумаге, чётко осталось в памяти, там и слов-то всего ничего.
Я его легко восстановил в 2010 году. Лет так через 40 с момента написания.
* * *
Нервы зудятся, как струны
у позабытых гитар,
голос нестройный и грубый прячет
пленительный дар.
Ждут, когда чуткие руки
к ним прикоснутся легко,
и затаённые звуки
вдруг зазвенят высоко.
* * *
Я, как рыцарь с поднятым забралом,
Твой удар не в силах отразить.
Сердце слишком долго помнит раны,
Чтоб их так небрежно наносить.
А потом, уткнув в подушки лица,
Вспоминать и мучиться в ночи, –
Только счастье вновь не повторится,
Не вернётся, как весной – грачи.
И пока ещё совсем не поздно,
Нам любовь от гибели укрыть,
Буду я срывать ночные звёзды,
И, как розы, их тебе дарить.
* * *
Вот и вечер долгожданный,
Снова встретились с тобой,
Снова бродим неустанно
Над притихшею рекой.
Ты скажи, ответь, родная,
В чём призванье красоты,
Я немало сказок знаю,
Из какой явилась ты?
Ты дотронешься рукою,
И я даже не пойму,
Отчего так неспокойно
Станет сердцу моему.
Ты посмотришь взглядом милым,
И вздохнёт тревожно грудь,
И я знаю, что не в силах
Будет в эту ночь заснуть.
Утону в подлунных росах,
Заблужусь в лесной глуши,
Ты вплетаешь в свои косы
Всю печаль моей души.
* * *
Я с тобой небрежно нежен,
Я с тобой не слишком ласков.
Приходить ты стала реже
Из своей далёкой сказки.
Ты живёшь со мною рядом,
Но дойти к тебе непросто, –
За твоим открытым взглядом
Вижу горы, реки, вёрсты.
Мне дороги непопутны,
Неприступны горы эти,
Для меня ты недоступна,
Словно на другой планете.
Мы с тобой друзья и только,
Но ответь мне, отчего же,
Мне порой бывает горько,
Что любовь так невозможна.
Понимаю – это вздорно,
Только я совсем невесел,
Потому что до сих пор я,
Не нашёл своей принцессы.
* * *
Какая грустная Луна,
Какая чёрная безбрежность.
Есть где-то девушка одна,
Моя звезда, печаль и нежность.
Я повстречал её случайно…
Пустой причал. Осенний вечер.
Она – красива до отчаянья,
А я вдруг скован и застенчив.
В сырой прохладной тишине
Мы у перил стояли рядом,
И преломлённые в волне,
На миг скрестились
Наши взгляды.
Всё, что я мог тогда сказать,
Столь незначительным казалось,
И только тёмная вода
У дебаркадера плескалась.
* * *
Ты меня не утешай,
Тем, что я хороший,
Я не брошусь под трамвай
С этой тяжкой ношей.
И напрасно ты твердишь,
Что его я лучше.
Сердце не перемудришь,
Бьётся непослушно.
Но, спасибо, за слова
На щемящей ноте…
Только жаль, не голова
У любви в почёте.
Новогодний вальс.
На застывшем стекле – лёд,
Над замёрзшим окном – пар.
За стеной, у соседей,
гремит Новый год
Каблуками танцующих пар.
Я в постели, больной – грипп.
Горсть таблеток, но не до сна,
И в бессоннице режет
бровей изгиб
И улыбка её, одна.
Неужели она весела?
Когда нет меня рядом с ней.
С кем-то в вальсе кружится
легка и мила
И смеётся подруг сильней?
И взлетает с улыбкой бровь?
Ревность застит весь белый свет!
Новый год, я болен, я верю в любовь,
Я один, мне пятнадцать лет.
* * *
Ты в жизнь мою вошла так незаметно,
Как тихо солнце всходит поутру,
И я теплом души твоей согретый,
О нашем чувстве память не сотру.
Как ты цветёшь берёзовою рощицей,
На небе глаз твоих ни облачка, ни тени,
И на ветру край платьица полощется,
Ласкает белые, упругие колени.
Клубнику губ твоих не обобрать,
Как ни сломить и стан осины.
Не будь безумною, но трать
Хотя б по капле омут синий.
Имитация под XIX век.
Когда увидев Вас впервые,
Я поразился красотой,
Вы для меня далёкой были,
Далёкой сказочной мечтой.
Я помню день:
Морозный, ясный,
Искрился солнцем
Первый снег,
И в том блеске
Вы – прекрасны…
Шли дни,
А этот свет не мерк.
Он всё сильнее разгорался,
Как жаркий пламень чудных глаз,
Я сам себе не сознавался,
Что жизнь бессмысленна без Вас.
Я не решался Вас тревожить
И чувства бережно скрывал,
Теперь мне стало невозможно
Хранить безумные слова.
Я не могу быть с Вами рядом
Немым свидетелем того,
Как Вы своим горящим взглядом
Скользите мимо моего.
А стою один в смятении,
Не в силах первым подойти
В восторженном самозабвении,
Упавшим камнем на пути.
Я был когда-то так беспечен,
Горяч и смел, имел успех,
И вот я даже не замечен,
А впрочем, я не лучше всех.
Но всё ж таю ещё в волнении
Надежду, что когда-нибудь
Смогу хоть на одно мгновение
Я Ваше сердце встрепенуть.
Лестница.
Я бежал по лестнице высокой,
Позади уставших оставлял,
Как из клетки вырвавшийся сокол,
Я в зенит полёт свой устремлял.
С высотой всё становилось мельче,
И уже не мог я различать
Чьи-то болью сгорбленные плечи,
И в глазах – усталости печать.
Я спешил к вершинам, спотыкаясь,
Постигал начала всех начал…
А теперь скорее только каюсь,
Что напрасно силы расточал.
Обида.
Мы ощетинились иголками обид,
В ответ, затачивая когти оскорблений,
Что не сочтёт никто за преступленье,
Ведь ран глубоких кровь не обагрит.
Но от обид спасенья не найдёшь,
Глаза закрыв, или заткнувши уши,
Обида жжёт, змеёй вползает в душу
И в ярости нащупывает нож.
Доспехи рыцарства тогда не защитят,
Не уцелеть и за щитом презренья,
Наверное, одно и есть спасенье:
Глухого равнодушья яд.
Слёзы.
Проклятье! Плакать разучился.
Сейчас бы – самая пора.
Каким бы ливнем разразился
Назревший сгусток старых ран.
Но нету слёз.
В глазах остывших
Лишь проницательности лёд
И блеск иронии, скривившей
В полуусмешке едкой – рот.
А сердце в чувственной неволе
На «не могу» идёт в разнос…
Я весь –
В невысказанной боли
Моих невыплаканных слёз.
Молодость
Хочу любви, хочу страданий,
Печали, радости, мечты,
Спокойной силы созиданья
И дум высоких чистоты.
Чтоб злом душа не замутилась,
Жирком добра б не заплыла,
Чтоб зрелость вовремя явилась
Но вечной молодость была,
Чтоб жизнь пройти
В крутой стремнине,
В кипящем русле бытия,
Чтоб не застрять посередине
Не кануть в суету житья.
* * *
Когда сольётся с поэтическим
Твой электрический заряд,
То две стихии, две владычицы
Стихи, как молнии, родят.