В ярком, но каком-то грустном и унылом свете заходящего осеннего солнца тускло поблёскивал старый потёртый пластик приборной панели. Сверкал и тонкий обод руля с характерными неровностями для лучшего хвата, словно отполированный руками водителя. Сквозь пыльное лобовое стекло с разводами и кляксами от разбившихся при движении насекомых впереди виднелась вялотекущая стальная река из автомобилей. Она причудливо изгибалась, повторяя контур дороги, и упиралась в большую открытую постройку с крышей, наподобие автозаправки. Но это была не заправка. Контрольно-пропускной пункт «Катериновка» на границе с Украиной...
Залетевшие в открытую форточку две мухи, как-то лениво жужжа, нехотя бились об стекло, то и дело отдыхая от этого бестолкового занятия и принимаясь бесцельно ползать взад-вперёд. Погранцы с сопредельной территории тоже чем-то походили на этих мух. Они медленно прохаживались вдоль машин, стоящих в зоне таможенного досмотра, вяло помахивали руками, веля водителям открыть то капот, то багажник. А затем просто уходили в свою будочку и не появлялись достаточно долго, вынуждая людей ждать и создавая большую очередь. На нашей же стороне такого не было. Российские пограничники работали куда оперативнее и живее. Проверили документы, досмотрели машину – и вперёд. И если бы не волокита на украинской стороне, я бы сейчас уже подъезжал к Киеву...
– Эх, теперь придётся ночью ехать, – с грустью подумал я. – А дороги там поганые, яма на яме... Зато Европой себя называют, чубатые...
Честно говоря, посещать эту странную во всех смыслах страну, бывшую советскую республику, вставшую на путь откровенной вражды с Россией, желания особого не было. К тому же, такой визит вполне мог стать для меня роковым. И я реально боялся не вернуться оттуда домой. Но причина моей поездки на Украину расставляла всё по своим местам и гнала прочь все сомнения. Я ехал не смотреть достопримечательности и гулять по улицам, названным в честь фашистских палачей-детоубийц, я ехал туда спасать одного очень хорошего человека, попавшего в беду и практически не имеющего шансов выкарабкаться самостоятельно...
Моя подруга Надя, с которой мы познакомились на просторах Всемирной паутины, с детства жила в прекрасном цветущем городе Винница, окружённом бесчисленными садами. В советское время, когда Украина ещё была частью нашей общей большой Родины, там жилось словно в раю. Отличная природа, экологически чистая местность, все условия для комфортного проживания и труда... Но люди этого не ценили. Их поманил призрачный блеск далёкого и ложно-прекрасного Запада. По инерции независимая Украина ещё двадцать с лишним лет катилась по старой колее, упорно пытаясь свернуть с московской дороги и повернуть в манящую Европу. И вот, свершилось. Кровавый государственный переворот, майдан, хунта у власти... Все деструктивные и откровенно националистические силы, дремавшие до поры до времени, внезапно оказались на коне. И мирная добрая Украина окончательно превратилась в кромешный ад. Теперь там рушат памятники и переименовывают улицы и города, искореняя всё советское, всё русское. Теперь там маршируют неонацистские подонки со свастиками, вооружённые до зубов. Теперь там идёт гражданская война – настоящая, жестокая и очень кровавая. Под запретом символика СССР, под запретом наша Великая Победа, под запретом русская речь...
Многие делают вид, что ничего страшного не происходит. И в самом деле, регионы, не затронутые войной, продолжают сохранять видимость прежней жизни. Украинский феномен сложно понять, осмыслить... Города Донбасса нещадно обстреливают и бомбят, население вынуждено прятаться по подвалам и лишено полноценной жизни. Каждый день гибнут мирные жители. И при этом – по украинским каналам идут развлекательные передачи, во многих городах и посёлках проводятся концерты, увеселительные мероприятия. Но тяжёлое, смрадное дыхание войны и нацистской оккупации ничем не прикрыть, не замаскировать. Нет-нет, да и проявится оно. То в виде бесконечного потока гробов, идущего из горячей точки обратно, в населённые пункты, откуда были призваны солдаты украинской карательной армии. То в виде захлестнувшего страну огромного количества свободно гуляющего по рукам оружия. Взрыв гранаты в школе, стрельба из автомата в центре большого города – эти явления уже стали привычными в современной Украине. Подобного всплеска насилия местные жители не помнят со времён Великой Отечественной войны.
Захватившие власть в стране неонацисты так или иначе добрались и дотянулись до каждого. Теперь украинцам законодательно запрещено сомневаться в правильности выбранного страной курса на разрыв всех связей с Россией, запрещено критиковать и даже подвергать сомнениям новую историю Украины, выдуманную проходимцами и лжеисториками по указке из США. Каждый украинец теперь просто обязан искренне ненавидеть всё русское, почитать в качестве героя палача Бандеру – фашистского прихвостня, и прочих предателей, коллаборационистов, детоубийц, бандитов и просто трусливых неудачников, когда-либо боровшихся против «москалей». В честь подобных персонажей называются улицы, им ставятся памятники... Также нельзя теперь украинцам отмечать русские и советские праздники, носить и использовать где бы то ни было символ серпа и молота. Под запретом многие советские фильмы и песни, произведения, книги...
А кто отваживается сказать хоть слово против, кто пытается чтить культурные традиции своего народа, а не жить по правилам, придуманным националистами и их американскими хозяевами, тех жестоко прессуют, начиная с хамства на бытовом уровне, увольнений с работы и кончая уголовным преследованием. До сих пор нет внятных данных по количеству незаконно арестованных и удерживаемых в местах лишения свободы граждан Украины, попавших в застенки исключительно за свои «неправильные» взгляды. Но судя по всему, их много, очень много... Непокорные и чрезмерно свободолюбивые люди в этой стране просто бесследно исчезают. Живы ли они, томятся ли в тайных тюрьмах, или давно закопаны в ближайшей канаве, никому неизвестно...
Народ запуган до такой степени, что до сих пор не может осознать своего численного превосходства над нацистами и решительно смести хунту. Люди боятся не то, что открыто высказывать своё мнение, они боятся даже разговаривать на русском языке, который является родным для доброй половины населения. В некоторых регионах Украины за русскую речь можно даже получить по лицу. Русскоязычных перестают обслуживать в магазинах и госучреждениях, им отказано в праве обучаться на родном языке. И люди из страха вынуждены мимикрировать, натягивать на себя маски типичных «правильных» украинцев, чтобы банально выжить в этом аду. Иначе – затравят, причём, свои же, которые боятся не меньше и подобной агрессией пытаются демонстрировать лояльность режиму...
Вот и моя виртуальная подруга Надя оказалась в такой ситуации. Она долго пыталась обходить все щекотливые ныне в украинском обществе темы, но жить в чужом обличии так и не смогла...
Эта милая 31-летняя девушка окончила Педагогический институт и уже несколько лет работает преподавателем в музыкальной школе. Ведёт разные тематические кружки, возглавляет творческий коллектив музыкантов, этакий небольшой самодеятельный симфонический оркестр. Уже на примере этого видно, что Надя – далеко не обычный обыватель, интересующийся лишь пивасиком и тупой бессмысленной попсой. Её интересы разнообразны. И многие из них связаны с музыкой: с её историей, разными жанрами, разными композиторами и музыкантами. Значительное место в душе девушки занимает советская музыка, которую она любит и очень хорошо знает. Но именно это сыграло с молодой скрипачкой злую шутку... Она не стеснялась использовать в своём творчестве произведения русских и советских композиторов, смело добивалась включения в программы концертов подобных мелодий и песен. Поначалу в её сторону летели лишь циничные насмешки и издёвки от «идейно-правильных» коллег. И это длилось годами. Но по мере нарастания в обществе нездорового градуса русофобии, антисоветизма и просто безумия, ситуация стала резко меняться в худшую сторону. Начались угрозы отобрать у девушки и разогнать её творческий коллектив, лишить дополнительной работы по кружкам и вообще уволить. Но беседы «по душам» с директором школы, мужчиной умным и всё понимающим, всякий раз спасали Надю. Начальник тяжело вздыхал, сетовал на то, что все вокруг сошли с ума и настоятельно рекомендовал скрипачке «вести себя потише». Сама же девушка не осознавала истинной угрозы и поначалу никого не боялась. Ей казалось немыслимым то, что всего лишь за «неправильную» музыку могут сломать человеку жизнь. И она продолжала гнуть свою линию, всем безумцам назло.
Всё круто изменилось буквально неделю назад. Директора школы сняли и отправили на пенсию. Взамен прислали молодого и «идейно верного». Однако, Надя даже не успела с ним познакомиться, как произошло нечто из ряда вон выходящее. Те её коллеги, что постоянно доносили на девушку куда-то «наверх», добились своего, и в школу с проверкой нагрянули представители украинских спецслужб. В нищей и погрязшей в криминале стране силовикам нет другой заботы, кроме как проверять музыкальные школы и искать «враждебную» музыку...
Люди из СБУ направились прямиком к Наде, прервав её урок с ребятишками. Лысый низкорослый мужчина чуть за сорок, в каком-то занюханном спортивном костюме, совершенно не похожий на контрразведчика, представившись старшим лейтенантом, в грубой форме принялся разъяснять скрипачке, в чём конкретно она неправа и какие её ждут за это санкции. Происходило всё прямо в классе, при детях. Помимо угрозы увольнением, на этот раз было заявлено и об уголовной ответственности за нарушение закона о запрете коммунистической символики. А за это в нацистском государстве полагается до десяти лет тюрьмы.
Неумно всхохотнув, лысый СБУшник потыкал жирными пальцами в клавиши стоявшего в классе пианино и с двумя своими коллегами, больше похожими на гопников из подворотни, удалился. Вот теперь-то в травлю включился и новый директор. Он и рад был бы уволить непокорную преподавательницу, но девушку банально не кем было заменить. Преподавание по классу скрипки никто из её коллег вести не мог. Более того, Надя итак тянула почти две ставки. В итоге всё вновь кончилось угрозами тюрьмы, в которые девушка по-прежнему не особо-то и верила. Ей казалось, что в современном мире такое уже невозможно, угодить на нары за музыку...
Но ни СБУшник с почти уголовной физиономией, ни тем более новый директор школы, этот тощенький визгливый червяк, не смогли заставить девушку покориться. Страха просто не было. Вместо него ощущалась какая-то странная уверенность в своих силах, в своей правоте, в абсурдности происходящего. Однако, длилась вся эта уверенность недолго. И уже вечером Надю буквально приземлили, спустили с небес на землю. Когда она возвращалась с работы домой, прямо во дворе её встретили трое парней, похожих по виду на того «старшего лейтенанта». На рукавах у них были повязки с символикой нацистской, запрещённой в России организации «Правый сектор». Один из нациков крепко держал в руках мешок из-под сахара. А внутри мешка что-то шевелилось.
Глаза подонков горели какой-то фанатичной, доведённой до крайней степени ненавистью. Встав полукольцом, парни преградили девушке дорогу.
– Ну что, коммуняшка, допрыгалась? Москалям служишь? – по-русски и почти без акцента заговорили нападавшие. – Сейчас мы тебе покажем, что бывает с врагами Украины.
Тот, у которого был мешок, сунул туда руку и извлёк наружу небольшую серую кошечку. Животное, видать, уже было травмировано и почти не сопротивлялось. Взяв его одной рукой за передние лапы, а другой за голову, бандит подставил кошачье горлышко второму подонку. А тот, с кривой и необычайно злобной улыбкой быстро извлёк откуда-то нож и резким взмахом нанёс кошке глубокое ранение. Кровь брызнула фонтаном, едва не попав на Надю. Девушка в ужасе закричала, попыталась убежать, но нападавшие её настигли и схватили, так же крепко, как и бедную кошку.
– Этим же самым ножом, курва, и тебе глотку перережу, – рычал один из бандитов. – И только посмей сделать не так, как мы скажем. Умирать будешь медленно и в мучениях.
– Да, – заговорил тут второй, тот самый, у которого в руках был мешок, – через неделю в парке будет концерт для героев АТО. И ты, падаль, будешь на нём выступать. Играть станешь то, что мы тебе скажем.
– Марш защитников Украины пусть лабает! – пробасил третий. – Тот самый, под который дивизия СС «Галичина» громила московских собак!
– А если откажешься туда идти, мы тебе в тот же день кишки выпустим и на пенёк намотаем. Поняла, сука?
Девушка лишь дрожала, негромко всхлипывая, и глядела своими большими зелёными глазами на озверевших бандитов. А люди, которые находились в тот момент во дворе, предпочитали смотреть в другую сторону и быстрее улепётывать отсюда подальше.
– Смотри у меня, – первый подонок замахнулся на Надю ножом. – Ещё раз узнаем, что ты коммуняцкие песенки исполняешь, живо покажем, кто в Украине хозяин.
Тут скрипачка резко отпрянула назад, вывернулась и со всех ног побежала к своему спасительному подъезду. Но ловить её уже не стали. Вдогонку девушке лишь полетела бандеровская кричалка «Слава Украине!». Выкрикнув со злобой своё проклятое заклинание, эти звери, покачиваясь, направились к оставленной у соседнего дома машине.
Обо всём случившемся Надя, вся в слезах, рассказала мне по телефону. А потом мы ещё долго обсуждали с ней в Интернете сложившуюся ситуацию. По её настроению я понимал, что прогибаться под фашистов девушка не хочет. И ни за что не станет идти им на уступки. А они хотят именно сломать её. Не просто добиться, чтобы советские мелодии больше не звучали из-под её смычка, а переломить своенравную скрипачку через колено, заставить играть нацистские марши под угрозой смерти...
Мои слова поддержки нисколько не помогали... Да это и неудивительно. Надя упорно не верила, что я, живя за полторы тысячи километров от неё, в другом государстве, смогу ей чем-то реально помочь. И девушка каким-то обречённым голосом продолжала цедить своё:
– Я не стану играть марш убийц, марш насильников... Я туда вообще не пойду, и будь, что будет. Пусть режут. Закроюсь дома...
– Надя, ну нельзя же так! Тебе нужно уезжать оттуда, и чем скорее, тем лучше! – говорил я.
– Куда мне ехать? У меня никого нет. Родители здесь, в деревне. И всё. Кому я ещё нужна? А эти... Эти везде теперь найдут. Видел бы ты их глаза... Они не люди, Дима, они звери...
– Как же ты раньше этого не понимала?
– Я считала, что всё это – пропаганда. И что меня не коснётся такое никогда...
– Но я всё-таки советую тебе уезжать, пока не поздно. Бери билет до Москвы, а оттуда ко мне, в Саратов. Без крыши над головой не оставим. И паспорт российский тебе выправим.
– Дима... – громко всхлипнула девушка. – Какой билет, о чём ты? Как ты не понимаешь, я уже у них под колпаком. Они всё про меня знают. И адрес, и телефон, и даже то, что я люблю кошек... И сейчас, не удивлюсь, если они нас прослушивают...
– Ну это вряд ли... Ты же не политик и даже не журналист. Чем ты можешь быть им опасной?..
– А попытку уехать отследят точно... Так что, наверное, не увидимся мы с тобой никогда...
На том конце раздался приглушённый плач. И я не знал, что ответить... Ситуация такова, что нужных слов просто не существует. Слова не помогут. Никакие...
– Надюша, солнышко ты моё... Я приеду за тобой. Ты слышишь? Я обязательно приеду!
– Дима! Ты знаешь, как это сложно, дорого и далеко?.. Денег много надо, документов много оформлять... Я боюсь, что у тебя просто ничего не получится... И потом, что ты сможешь сделать, как ты мне поможешь? Думаешь, это зверьё станет тебя слушать? Они ведь и тебя могут запросто...
Девушка не договорила и вновь заплакала... И мне хотелось прямо сейчас, в ту же секунду, оказаться с ней рядом, обнять это маленькое нежное создание и сделать всё, чтобы защитить милую подругу от свирепых кровавых дикарей... Я сжал кулак, ударив им по столу, и твёрдо заявил:
– Всё, жди, в день концерта я обязательно буду. И увезу тебя с собой. Это не обсуждается.
– Димочка мой, какой же ты наивный... В твоей стране не правят фашисты, по улицам не ходят толпы непредсказуемых вооружённых головорезов. И ты даже не представляешь, что это такое и как это страшно... Не выпустят они нас никуда... Сам пострадаешь и мне не поможешь...
– Я своё слово сказал. Жди, – отрезал я.
И вот, предо мной простирается украинская земля. Земля как земля. Такая же, как и у нас. И там, где сейчас граница, все эти контрольно-пропускные пункты, люди раньше ездили безо всяких остановок. Мы были единой страной... Мы и есть единая страна, насильно разделённая врагами и рассоренная...
Наконец, очередь дошла и до меня. Украинский пограничник в камуфляже с жёлто-голубыми нашивками вальяжно подошёл к моей машине, скривив лицо в насмешке:
– И она ещё ездит?! По-моему, этому хламу место на свалке.
– Ещё как ездит, – надменно произнёс я и хотел, было, добавить «Это тебе место на свалке, скотина», но не стал.
Документы он проверял долго и въедливо. Погранцу не понравилось, что у моей старой «Волги» нет VIN-номера.
– Езжай обратно. Мы тебя не пропустим. Не положено без этого.
– То есть, как это не положено? Вот здесь чётко написано: «номер не присвоен». И в техпаспорте, и в страховке. Так какого ж чёрта вам надо?
– Довёл вас Путин, на таком старом говне ездите, даже VIN-номеров нет! – зло усмехался хохол.
– А вы на чём ездите? – просто опешил я от такой наглости. – У вас вообще вся военная техника – советская, лохматых годов производства. Это ли не старое говно? И ему можно колесить по Украине, а моей ухоженной и аккуратной машине – нет? Да не имеете права!
Пограничник вылупил свои круглые глазищи и бросил на меня обжигающий взгляд, по которому я сразу понял, что этот хлопец теперь упрётся рогом, но меня не пропустит.
– Я сказал, назад. Проезжай, не задерживай!
Но тут внезапно меня спас начальник этого хама, пожилой украинский майор. Выглянув из будки, он так выразительно посмотрел на подчинённого, что тот аж вытянулся по струнке.
– Мыкола, ну шо ты артачишься, пропусти его. У меня такая же «Волга» была раньше. Хорошая машина.
– Ладно, проезжай на досмотр... – недовольно пробурчал Мыкола.
Дальше начался новый этап. Из машины пришлось всё вынимать, опорожнять мой бездонный багажник. Конечно, значительная часть хлама, который я обычно там вожу, осталась дома, в гараже. Но вещей всё равно было много. Инструменты, запчасти, запас ГСМ. Хохлы очень долго рылись в моих сумках, ящиках, тазах. «Кривой стартёр» поначалу даже хотели изъять как холодное оружие. Но после того, как я объяснил им, что это такое, оставили железяку в покое.
В общей сложности больше трёх часов мучений – и наконец, угрюмый украинский погранец открывает предо мной шлагбаум. Уверенно втыкая первую передачу, я трогаюсь с места и выруливаю на трассу. Всё, одним препятствием меньше. Теперь надо только доехать и не сломаться. А с этим, признаться честно, могли быть большие проблемы. Раньше машина часто глохла, не заводилась. И найти причину, казалось, невозможно. Вот просто встала и не едет. Всё исправно. Всё по отдельности работает. А в общем и целом – не хочет! Нечистая сила, да и только!
Однако, сюда доехал я без проблем. «Волга» немного побарахлила на выезде из Саратова, но потом работа двигателя стабилизировалась. Видимо, мелкие засоры в топливной системе устранились сами собой, пробились, когда машина вышла на большие обороты и стала потреблять больше бензина на скорости. Но, тем не менее, поломка могла повториться в любой момент...
Вцепившись в руль и врубив на магнитоле мелодии, которые ещё совсем недавно прислала мне через Интернет Надя, я гнал на предельных скоростях. Мелкие кочки и ямки «Волга» не замечала. Но дорога становилась всё хуже и хуже. Местами не то, что сотню, сорок километров в час ехать страшно. И пришлось ползти, переключаясь между второй и третьей передачами...
Машин на дорогах было не шибко много. Кстати, встречались, в основном, тоже старые советские автомобили: «Волги», «Жигули», «Москвичи». Количество иномарок резко возросло ближе к Киеву. А в самой украинской столице их было уже подавляющее большинство. Правда, сам город на столицу походил мало и смотрелся откровенно бедно. Кругом наблюдалось множество коммерческих будок, как у нас в 90-е. Море мусора вдоль дорог, даже на крупных магистральных улицах. Фонари горят далеко не везде. В разных закутках кучкуются какие-то подозрительные люди... Некий подсознательный страх холодной клешнёй сжимал моё сердце. Казалось, что бандиты неминуемо меня заметят и бросятся останавливать машину...
Но вот жутковатый ночной Киев стремительно пролетел мимо и растаял в зеркалах заднего обзора. Вновь передо мной чёрная лента шоссе, озаряемая редкими всполохами фар. По обе стороны проплывают бесконечные тёмные шеренги лесополос. Изредка встречаются указатели с названиями населённых пунктов на украинском и английском языках. Видимо, хохлы пытаются создать своим заокеанским хозяевам максимум удобств, облегчить им путешествия по Украине.
– Дебилы... – произнёс я вслух. – Лучше бы дороги нормальные сделали. Даже у нас в Саратове давно уже таких ухабов нет...
Подпрыгивая на неровностях трассы, ныряя в ямы и колдобины, машина стрелою летела вперёд. Я с напряжением всматривался в темноту, стараясь не допустить, чтобы узкая извилистая лента асфальта выскользнула из-под колёс. Голова гудела, казалось, даже громче, чем измученный долгим марафоном двигатель. Глаза закрывались уже сами собой, и только сильная тряска не давала мне заснуть, быстро приводила в чувства.
«– Нельзя опоздать, никак нельзя... – думал я, ещё сильнее сжимая пальцы на ободе руля. – Я непременно должен успеть вовремя...».
Эта ночь была очень мучительной. Несколько раз движок начинал барахлить, и «Волга» уже почти вставала, как вдруг в неё словно впрыскивали новых сил, и она вновь начинала работать бодро, развивая обороты и ускоряясь. Каждый раз я ужасно переживал, просто до какой-то панической дрожи в коленях и дикой, ломящей боли в виске... Спина вспотела, на лбу выступила испарина...
А под утро, когда встающее откуда-то сбоку большое оранжевое солнце озарило распростёртые на многие километры золотые степи, я вконец расслабился. Всё виделось словно во сне. Будто происходит не со мной, и я лишь наблюдаю со стороны. Усталость одолевала. И в этот самый момент тихо и как-то обречённо заглох мотор... Какое-то время машина ещё катилась на выбеге под горку. Но вот начался подъём, и она беспомощно остановилась.
Сил не было. И я, выключив зажигание, просто упёрся лбом в руль и отключился. Сознание, что называется, вылетело вон. Сложно сказать, сколько я проспал. Но судя по всему, недолго. Привёл меня в чувства громкий автомобильный сигнал. Что это было, поначалу я даже и не понял, подскочив, как ошпаренный и в ужасе закрутив головой по сторонам. А прямо передо мной, остановившись у обочины, стояла пожарная машина. И какой-то парнишка, выбравшись из её кабины, с интересом разглядывал мою «Волгу». На часах к тому моменту было уже девять утра.
– Эй, друг, ты там живой? – донёсся до меня голос пожарного.
– Да вроде... – отозвался я. – А машина вот, похоже, уже нет.
– Что с ней? Давай поглядим! Я карбюраторные тачки умею ремонтировать.
– Да бензонасос опять чудачит... Замучался я с ним...
– Что, прям из России на ней доехал? – спросил парень. Но в голосе его было не презрение, как у того пограничника, а некие нотки восхищения.
– Да, из Саратова. Чуть-чуть не доехал...
– А куда тебе надо-то?
– В Винницу. Далеко там до неё ещё, не знаешь?
– Минут двадцать ходу! Вон за тем леском будет Стрижавка, а дальше уже Винница начинается!
– Всё-таки доехал! – улыбнулся я.
Паренёк оказался моим тёзкой, Дмитрием. Вместе с ним мы осмотрели бензонасос, карбюратор. Внешне всё выглядело нормально. Чтобы понять причину, надо разбирать и то, и другое. Но время поджимало. Злосчастный концерт начнётся уже через час...
– Да сейчас мы всё продуем! У меня сжатый воздух в баллоне есть. В момент весь мусор вылетит к чертям! Давай отвёртку, располовиним карбюратор и будем чистить жиклёры, – лихо взялся за дело Диман.
– Слушай, у меня тут такая ситуация... Срочно надо попасть в город... А то человек один может погибнуть...
– Вон как... Ну ладно, с карбюратором можно и потом разобраться. У тебя трос-то есть?
– Ага, сейчас достану в багажнике...
– Может, чем помочь тебе? Что за дело-то такое? Кто погибает?
Отказываться от помощи было бы глупо, но в тот момент я не знал, кто сейчас передо мной. Вроде что-то такое наше, русское, советское было в этом пареньке. Но несмотря на это, пожарный вполне мог оказаться, кем угодно... Здесь ведь страна-загадка, в которой ненавидящие русских украинские наци практически не знают собственной мовы, и говорят на языке «агрессора». Поэтому и не поймёшь, от кого что ожидать.
– Ну... А как ты относишься к этим... ребятам... Ну бандеровским... – я хотел ещё добавить «петухам», но вовремя сдержал язык за зубами. – Поддерживаешь или не очень?
– Бандеры-то? – усмехнулся Диман. – Да их здесь никто не уважает. Падлы редкостные. Они ж только кучей сильны, как крысы. А по одному боятся вякать свои кричалки. Сразу огребают по полной!
– Значит, ты наш человек?!
– Ну, что значит, ваш? – улыбнулся он. – Крым отдайте назад, тогда посмотрим!
– Эх, тёзка... Кому ж ты его отдавать хочешь? Бандерам? Чтобы они и там нацистские порядки установили?
– Да понимаю я всё... Но обидно как-то, знаешь... Мы каждое лето туда отдыхать ездили с родителями...
– А сейчас что мешает? Насколько я знаю, проблем с пересечением границы нет.
– Назад уже не пустят. Был я там. И по мосту проезжал. Возвращаться обратно крюком пришлось, через Беларусь. Нелегально. Всё вскрылось уже потом, когда я дома был. Теперь задолбали повестки слать, судить хотят, черти лысые...
– И посадить могут?
– Да нет, вряд ли. Только сделают меня невыездным. Уже сделали, наверное...
– Ладно, с этим как-нибудь разберёмся потом. Время поджимает...
– Сейчас домчим, не переживай! Куда тебе там надо?
– Проспект Юности. Там она живёт...
– Девушка?
– Да, девушка. Концерт у неё в десять начинается. Она скрипачка. Заставили эти правосеки её играть какие-то нацистские марши, а она не хочет. Грозятся убить...
– Эти могут... – с каким-то едва уловимым испугом произнёс новый знакомый. – Ладно, не будем терять времени...
Быстро зацепив трос за проушину буксировочного крюка своего ЗиЛа, Диман ловко запрыгнул в высокую кабину и завёл мотор.
– Трогай! – крикнул я, заняв позицию за рулём «Волги».
Пожарная машина помчалась вперёд просто какой-то адской ракетой. По обе стороны дороги промелькнул сначала довольно большой лес, затем посёлок, и уже после мы въехали в черту города. Разглядывать пейзажи, признаться честно, было некогда. От волнения у меня буквально дрожали руки и бегали по спине мурашки... «Что там сейчас с Надей? Жива ли она ещё?.. И как отбивать её у толпы разъярённых фашистов?..» – эти жуткие мысли червями вгрызались в мой воспалённый от всех кошмаров мозг. К ним ещё добавлялся страх не успеть вовремя затормозить, если ЗиЛ резко остановится. Сейчас ведь мотор у меня заглушен, гидровакуумный усилитель не работает, и педаль тормоза просто дубовая... Но Диман тормозить не собирался. Врубив сирену и проблесковые маяки, он летел по встречке, проезжал на красный... И это – с болтающимся сзади «прицепом»! Каким чудом нас не остановили полицейские, сам чёрт не знает. Но зато в без пятнадцати минут десять мы были уже во дворе Надиного дома.
Выскочив из машины, я сразу же достал телефон и принялся звонить. Гудки, гудки, снова гудки... Ответа нет. Тогда решил попробовать позвонить в домофон. Аналогично. Никто не отвечает.
– Может, она всё-таки пошла на концерт? – предположил Диман.
– Выходит, что да... Или попыталась уехать из города...
– Давай проверим. Где этот концерт будет?
– В парке, там какая-то летняя эстрада есть.
– Знаю. Поехали. Только давай тебя отцепим, где-нибудь в соседнем дворике.
– Хорошо!
В городском парке имени Горького, ещё с советских времён носящем такое название, на площадке перед фонтаном расположилась высокая сцена, украшенная электрическими гирляндами, огромным количеством искусственных цветов и шариков. За сценой – большой баннер с красочным изображением бескрайнего поля: море из жёлтых колосьев пшеницы под насыщенно-голубым небом. И поверх всего этого великолепия в цветах украинского флага – здоровенный чёрный тризуб – герб нынешней бандеровской Украины. Какой-то необъяснимой ледяной жутью веет от этого зловещего символа... Но люди в большинстве своём давно привыкли и не обращают внимания. Десятилетиями из их сознания вытравливалась память о кровавых зверствах, творимых нацистскими выродками в фуражках с таким вот тризубом. Современные продолжатели дела Бандеры тоже носят данный символ. И тоже убивают мирных людей, детей и женщин. Но это где-то там, это далеко, на пылающем Донбассе. Здесь же мир и покой. В разукрашенном в осенний багрянец старом парке басовито играет духовой оркестр, гуляют мамаши с колясками, бегают и смеются дети. И всё вроде бы нормально, всё вроде бы в порядке. За исключением одного. Солдаты в парадной форме ВСУ и просто в камуфляже с нашивками нацистских батальонов спокойно сидят на лавочках в летнем театре и посасывают пивко. Ещё совсем недавно эти люди собственноручно уничтожали мирных жителей городов и сёл на востоке страны, расстреливали из миномётов жилые дома и заводы, терзали со звериной яростью измученную и кровоточащую донецкую землю. И вот, по горло вымазавшись в крови, намародёрствовавшись в оккупированных населённых пунктах, они вернулись в родной город. Власти встречали их здесь как героев, вручали медальки, грамоты, денежные премии. И даже организовали в их честь концерт.
Кровавых «героев» окружали сейчас простые мирные жители, пришедшие на праздник: женщины, дети, старики. Точно такие же, как и там, на Донбассе, в которых они стреляли, которых беспощадно лишали жизни. Горожане смеялись, улыбались. Они не знали, они не верили, что эти суровые и благородные на вид мужчины в военной форме на самом деле жестокие преступники. И окажись они не здесь, а на улицах какой-нибудь Горловки, и «герои», не моргнув и глазом, расстреляли бы любого из них, не пощадив ни мамаш с колясками, ни весёлых карапузов с румяными щёчками...
Лишь немногие из горожан знали и понимали правду. И на бандеровский шабаш, естественно, идти не собирались. За исключением тех, у кого не было другого выхода. Участники творческих музыкальных коллективов никак не могли не пойти сегодня в парк на концерт. В принудительном порядке их отправили развлекать прибывших с войны головорезов. Конечно, далеко не все музыканты и артисты задумывались над тем, для кого им придётся сегодня выступать и что исполнять. Кто-то боялся быть уволенным, кто-то думал об обещанной премии, кто-то просто делал свою работу. Но добрая половина людей искусства осознавала весь ужас происходящего. Однако, ни на какой, даже минимальный протест решиться не могла...
Когда нацистские вояки собрались все и вальяжно развалились на лавочках в окружении своих «младших братьев» из «Правого сектора» с красно-чёрными флажками, началось официальное мероприятие. Перед собравшимися с довольно длинной речью выступил какой-то чиновник средней руки из местной администрации. Он зачитал по бумажке заранее приготовленный, присланный из Киева стандартный «патриотический» текст, ему вяленько похлопали, и далее артисты местной филармонии открыли концерт.
Молодые девушки и парни в национальных костюмах весело пели и задорно плясали. Но особого разнообразия в их выступлениях не наблюдалось. Всё это уже давным-давно знакомо. Современные песни и композиции с закосом под народный стиль с лёгким душком пошловатой деревенщины чередовались с нелепыми опусами, полными высокопарных, пафосных слов, восхваляющих и возносящих до небес Украину... Везде и всюду, во всех городах и сёлах одно и то же. Новая культура, совершенно оторванная от реальной жизни народа. Яркая снаружи и пустая внутри.
Выступающие сменяли друг друга, не менялась лишь тематика мероприятия. Весь этот приторно-сладкий елей, вся эта вычурная, показушная народность с ежесекундными, насквозь фальшивыми признаниями в любви к Украине.
Зрители, большинство которых составляли прибывшие с Донбасса вояки, лениво помахивали жёлто-голубыми и красно-чёрными флажками, позёвывали и сквозь лёгкую пелену алкогольного дурмана наблюдали за артистами.
И вот, после выступления очередного коллектива народных танцев, после пёстроты шароваров, вышиванок и ярких цветочных венков, на сцене появилась светло-русая девушка с аккуратной причёской-колокольчиком и в строгом костюме: чёрном жакете с большой брошью в виде скрипичного ключа и длинной юбке в пол. В руках она держала скрипку. На забавном светлом личике с маленькими смешными веснушками читалось сильное волнение, словно перед первым выступлением. Однако, опыт всевозможных концертов у девушки был большой, и, по сути, волноваться она не должна.
– Надiя Вишня, – объявил скрипачку мужичок-конферансье придурковатого вида в вышиванке, заправленной в синие джинсы. – Марш захисників України, композытор Мыкола Панасюк!
Девушка нерешительно подошла к микрофону и на мгновенье застыла. Окинув взглядом сидящих на лавочках боевиков с нацистской символикой на рукавах, она едва заметно нахмурилась, сдвинула брови. Подняв смычок, Надя занесла его над струной, и тот уже готов был издать пронзительный звук... Но в воздухе продолжала висеть напряжённая тишина. Зрители начали недовольно перешёптываться, возмущаться, почему их не развлекают. Но тут скрипачка решительным взмахом смычка выдала первую ноту и энергично, с суровым и злым выражением своего нежного личика заиграла пролетарский гимн «Интернационал»!
Большинство пьяных вояк, собравшихся на площадке перед летней эстрадой, ничего даже не поняли. Их примитивный уровень образования не позволял им отличать «идеологически верную» музыку от «враждебной». Но нашлись и те, кто сразу же почуял зраду. Первыми бучу подняли представители радикалов, так называемые «правосеки». Они, словно ужаленные, подскочили со своих мест на скамейках, завопили, засвистели, затопали ногами. Тут же оживились и «герои», сообразив, что что-то здесь не так. Забегали как тараканы и стоявшие неподалёку представители власти, чиновники городской администрации и полицейские. А в сцену тем временем уже летели бутылки, яблочные огрызки и прочий мелкий мусор. Но Надежда, с ненавистью глядя в толпу беснующихся нацистских подонков, продолжала смело играть гимн всех трудящихся, бессмертную мелодию Пьера Дегейтера.
Внезапно в руках одного из главарей местного «Правого сектора» появился пистолет. Что-то неистово вопя и едва не выворачиваясь наизнанку от внезапно обуявшего гнева, бритоголовый радикал с выпученными глазами пальнул в воздух. Поняв, что надо делать, своё оружие повыхватывали и «ветераны» АТО. Бесстрашной скрипачке оставалось жить считанные секунды...
Дальше медлить мы не могли, и Диман, уже заранее запустивший центробежный насос в своём стареньком пожарном ЗиЛ-131, уверенно направил лафетный ствол на толпу озверевших фашистов. Мощная струя воды молниеносно посбивала с ног самых агрессивных радикалов, и те растеряли свои пистолеты. В то же мгновение, повалив секцию кованой ограды парка, с примыкавшей Хлебной улицы на концертную площадку влетел тот самый ЗиЛ, стоявший до поры до времени в сторонке. Давя на газ и крутя огромный руль, я направлял машину в самую гущу народа. Визжащие от ужаса «герои» разбегались как крысы, роняя оружие и свои нацистские флажки. А Диман, заняв позицию на крыше автомобиля, с каким-то неистовым азартом поливал удирающих бандитов водой и кричал им вдогонку «Смерть фашистским гадам!».
Сбив высокую стойку с колонками звукоусиления, я подъехал вплотную к сцене и увидел растрёпанную и страшно растерянную девчонку, крепко вцепившуюся тонкими ручками в свою скрипку.
– Надя, скорее, в машину! – выкрикнул я.
– Стоять!!! – в ту же секунду исступлённо завопил поднявшийся из лужи и промокший насквозь полицейский без фуражки, порываясь расстегнуть кобуру и достать пистолет.
Но мой товарищ не дал ему такого шанса. Развернув лафетный ствол в сторону негодяя, он отбросил его мощной струёй на несколько метров назад. В этот момент Надежда вышла из оцепенения и, прижав скрипку к груди, бросилась к нам. Я пулей вылетел наружу и буквально протолкнул испуганную девчонку в салон.
Пожарный ЗиЛ вновь взревел своим могучим мотором и сорвался с места, чадя чёрным дымом из глушителя и разгоняя вопящих от ужаса националистов. А Диман даже и не думал прекращать «стрельбу» из брандспойта. Словно пулемётчик, вращал он свой лафетный ствол, ища в прицеле врагов, и сбивал с ног мечущихся по площадке бандеровских вояк струями ледяной воды.
Ни о каком организованном сопротивлении речи больше не шло. Трусоватые боевики, привыкшие воевать с женщинами и детьми, в панике драпали, кто куда. А мы тем временем уже прорывались отсюда на улицу, чтобы покинуть опасное место и увезти подальше спасённую скрипачку. Ловко спустившись с крыши в кабину, Диман, сам не свой от восторга, вслух восхищался удавшейся операцией.
– Вот это мы им задали жару! Загнали хероев в очередной котёл! – кричал он, весь сияя. – Ты видел, как они удирали?! Один даже штаны потерял! Вот умора!
А пожарная машина, ломая ветки, неслась аллеями парка к выходу. Объезжая людей, я вдруг заметил впереди какой-то уродливый монумент с крестом, явно не советского происхождения.
– Во, дави эту дрянь! – выкрикнул Диман. – Знаешь, что это такое? Памятник жертвам большевизма! То есть бандеровцам, расстрелянным за убийство мирных жителей...
И могучий бампер пожарного ЗиЛа уверенно сокрушил подставку монумента. Хлипкий некачественный цемент от удара разлетелся фонтаном во все стороны. Корявый крест завалился сначала на капот, а потом сполз вниз и рухнул на асфальт. Переехав и разломав его колёсами, мы устремились дальше. А вдалеке маячили ворота парка, ведущие на оживленную улицу, Хмельницкое шоссе. И там нас уже ждали. Перегородив выезд, прямо у ворот стояли две полицейские Тойоты «Приус», визгливо вопя своими мерзкими сиренами. Но что могли сделать эти японские косоглазые корыта против мощного советского ЗиЛа?
Грузовик, увеличив скорость, буквально снёс раскрашенные в цвета украинского флага иномарки. Одна из них от удара даже перевернулась на крышу, раздавив собственную мигалку. Опешившие от такой наглости полицаи в своей вычурной нацистской форме забегали, заметались, принялись палить из пистолетов вдогонку. Но мы, расшвыряв их корыта, уже выехали на Хмельницкое шоссе и устремились в сторону выезда из города. Басовито ревел мощный ЗиЛовский движок, надрывно гудела трансмиссия. Пожарная машина легко и уверенно шла на разгон, ловко объезжая и обгоняя легковушки. Включив сирену и проблесковые маяки, я сигналил другим водителям, и те охотно смещались в сторону, пропуская ЗиЛ.
Погоня за нами была, но очень быстро застряла в пробках. А мы, свернув куда-то в частный сектор, быстро растворились в лабиринтах и хитросплетениях улочек винницкого пригорода. Товарищ прекрасно знал эти места, он провёл здесь своё детство. Указывая мне дорогу, он то и дело говорил, куда повернуть дальше. В итоге мы выехали через безлюдные дачи к большому заброшенному ангару, бывшему корпусу какого-то недостроенного предприятия.
– Всё, теперь можно отдохнуть... – устало произнёс Диман, открывая дверь и выпрыгивая из машины. – Здесь они нас не найдут...
– Я надеюсь... – сказал я, выключая зажигание.
Надя же сидела сзади со стеклянными глазами. Она всё ещё не могла поверить в реальность происходящего. Какие-то считанные минуты назад девушка была на волоске от гибели...
– Надюша, солнце моё, всё позади! – повернулся я к зеленоглазой скрипачке. – Мы их победили! Я же обещал тебе, ты помнишь?
– Дима... – тихонько простонала она в некоей прострации. – Они теперь нас убьют... Ты не представляешь, какие это мстительные и поганые люди...
– Ну вот, убьют! – усмехнулся я. – Что это за паника такая? Только что я видел храбрейшую девушку, которая не побоялась выступить фактически перед лицом смерти, сыграть фашистам «Интернационал»! На такое далеко не каждый решится! Надя, да ты геройский поступок совершила! Я горжусь тобой, подруга моя, теперь уже не виртуальная!
И тут бедная девчонка окончательно дала волю чувствам. Обняв меня своими тонкими рученьками, она выронила любимую скрипку и разрыдалась практически в голос.
– Спасибо тебе... Спасибо, родной... А я до последнего не верила, дура, что ты приедешь... – сквозь плач причитала Надя.
– Я своё слово держу, – сказал я. – Да и не мог я, зная, что тебе грозит гибель, спокойно отсиживаться дома... Надя, вишенка ты моя, я люблю тебя сильно-сильно. И никому не отдам...
Девчонка же зарыдала ещё громче, всё сильнее прижимаясь ко мне своим маленьким, нежным девичьим тельцем.
– Дима, не бросай меня, пожалуйста... Мне очень страшно... – словно в каком-то бреду говорила она.
– Да зачем же я тебя брошу, маленькая? Кто ж я буду после этого? Всё, дорогая моя, едешь ты со мной, в Саратов. Подальше отсюда, от этих фашистов, от этого сумасшедшего Бандеростана!
– Эй, ну как вы там, всё нормально? – заглянул в машину Диман. – Я думаю, нам надо поторапливаться. Пока бандеры не устроили прочёсывание местности. ЗиЛ – не иголка в стоге сена, его рано или поздно найдут.
– Сейчас, сейчас... Ты видишь, человек в себя никак не придёт?.. – шикнул я.
– Да я понимаю... Такое пережить... Но давайте побыстрее всё равно. Нам пешком придётся уходить. Если попадёмся, ничего хорошего не будет.
Кое-как успокоив рыдающую Надю, я помог ей спуститься из высокой кабины пожарной машины и не запутаться в длинной юбке. Вокруг нас были дремучие заросли, какие-то бетонные столбы со свисающими вниз кусками обрезанных проводов. Под ногами горы битого кирпича, какая-то стекловата и много мусора. ЗиЛ стоял перед заброшенным ангаром, частично замаскированный высоким кустарником.
– Идёмте туда, через те дачи, – звал нас Диман. – Вернёмся к твоей машине, починим... И надо тикать из города.
– Ты тоже с нами в Россию поедешь? – спросил я. – После такого фееричного погрома житья тебе здесь точно не будет...
– Ну, почему же не будет? Меня вряд ли кто-то разглядел. Могу сказать, что машину угнали террористы... Но нет. Я не хочу здесь больше оставаться...
По лицу товарища читались даже не страх и боязнь расплаты, а какая-то брезгливость, гадостное омерзение от собственной, слетевшей с катушек, родины. От всех этих ополоумевших агрессивных дикарей, бывших когда-то давно нормальными людьми...
– Да, спасибо тебе большое, неоценимую помощь оказал... Иначе и не знаю, что бы я делал... – сказал я.
– Да что я?! Это всё он! – улыбнулся пожарный, показывая на остающийся позади ЗиЛ. – Послужил делу мира и борьбы с фашизмом!.. Правильно мы их прессанули. Так им и надо. Заслужили, сволочи...
И лишь Надя шла молча, то и дело всхлипывая и вытирая слёзы рукавами жакета. В своей юбке до земли, во всём этом концертном наряде, да ещё и со скрипкой в руках, здесь, в дачном массиве, смотрелась она как-то нелепо. Но сейчас, поздней осенью, людей на дачах уже нет. И к счастью, никто нас так и не заметил.
– А где у вас машина? – спросила вдруг девушка.
– В твоём дворе! – улыбнулся я. – Ну, не совсем в твоём. Рядом. Мы же тебя сначала дома искали.
– Я надеюсь, там у неё засады ещё нет? – задумчиво проговорил Диман. – Иначе туго нам придётся...
– Может, сразу поедем тогда, не будем заходить ко мне? – сказала Надя.
– А паспорт? А вещи? Нельзя не заходить...
– Ещё потом ко мне заскочим, – товарищ указал жестом куда-то влево. – У меня дом на Келецкой... Вещички тоже соберу. И бензина у меня целая бочка!
– Во! Это очень кстати! А то у меня на обратную дорогу впритык только хватит, – обрадовался я.
– Только это, Диман, просьба одна... Я помог тебе, ты помоги мне. Через Крым давайте поедем. Я там хочу остаться... Душа у меня туда просится...
– Да не вопрос! Я сам только за! По новому мосту проедем! Давно мечтаю уже! – воскликнул я.
Тем временем мы миновали большой дачный массив, плавно перетекший в какой-то унылый, депрессивный частный сектор с покосившимися, старыми избёнками и занозистыми серыми заборами. И вновь вышли на Хмельницкое шоссе. К счастью, мы успели уехать не слишком далеко, и теперь возвращаться назад пешком пришлось не так долго. Прошли несколько кварталов по городу, свернули направо – на проспект Юности, а затем налево – во дворы. У Надиного подъезда, как ни странно, никаких полицейских машин нет. Тишина. Мрачно. Безлюдье...
– Так, товарищи, давайте сначала разведаем, – предложил я. – Вы остаётесь здесь, прячетесь за углом дома. А я прохожу в подъезд, поднимаюсь на этаж, осматриваюсь, всё ли в порядке. И тогда вы заходите.
– Добре. А если есть там кто-то? Что делать будем? – сказал Диман.
– Посмотрим по ситуации...
Надя сунула мне в руку связку ключей, и я направился к подъезду. Всё вокруг казалось каким-то тревожным, неспокойным. Под каждым кустом ожидал я увидеть притаившихся правосеков, бандеровцев. Но пока что причин для беспокойства не наблюдалось. Вот из того самого подъезда вышла какая-то тётка. Бросив на меня хмурый взгляд, она со стуком каблуков протопала мимо. В щели медленно закрывающейся домофонной двери была кромешная тьма. Света внутри нет.
Открыв магнитным ключом замок, захожу в этакий тамбур. Дальше ещё одна дверь, деревянная. За ней лестница из нескольких ступеней на площадку первого этажа. А слева какой-то большой тёмный проход, где по идее должна быть дверь в подвал. Пулей взлетев на этаж, я огляделся. Дальше уже светлее.
«– Вот это у неё домик... Рай для маньяков просто, – подумал я. – Прирежут – и никто не найдёт даже, в этой чёртовой темноте...».
Вызвал лифт, но на нём не поехал. Решил пойти пешком, на всякий случай. И на пятом этаже встретил подозрительного мужика. Тот не курил, ничего не делал – просто стоял и смотрел. Невысокого роста, лысый, в спортивном костюме. Словно обжегшись его колючим взглядом, я пошёл выше. Надя живёт на шестом. Но сразу кидаться к двери и открывать замок было нельзя. Надо проверить, что там дальше. А дальше, на седьмом, стоял ещё один мужик. И тоже изучающе на меня смотрел. Но я сделал вид, что он не существует, и молча, с невозмутимым и гордым видом прошествовал мимо.
Поднявшись на восьмой этаж и убедившись, что тот странный тип не увязался за мной, я погремел ключами об чью-то железную дверь и затих. Тишина в подъезде стояла мёртвая. Мужики молча стояли на своих местах и ждали. Известно, кого. Теперь сомнений нет.
Я вызвал лифт и спустился вниз. Стрелой вылетел на улицу через жуткий тёмный холл первого этажа.
– Ну что, всё плохо, да? – встретила меня Надя взволнованным взглядом.
– Сколько их? – вопрошал Диман.
– Вы поразительно прозорливы! – улыбнулся я. – Но не всё так ужасно. Двое их там. Один на пятом, другой на седьмом...
– Это как раз плохо... – махнул рукой пожарный. – Сразу видно, что работает СБУ. Ещё где-то во дворе наверняка есть подкрепление в засаде. Сидят в какой-нибудь машине. Нас увидят – и всё, пиши – пропало...
– Но прорываться-то надо. Нас в лицо они не знают. Поэтому пойдём мы. А Надежду спрячем.
– Может, не надо прорываться? – умоляюще посмотрела мне в глаза девушка. – Они же наверняка вооружены... Я боюсь за вас...
– А ты не бойся! Моё слово – верное! Вырубим уродов, соберём твои пожитки и вернёмся! Не переживай, вишенка! – улыбнулся я, наклонился и нежно поцеловал Надю в её забавный носик.
Девушку мы разместили в кустах, на границе с соседним двором. А сами, по одному, направились к подъезду. Сначала вошёл я. Затем, когда дверь закрылась, к ней подошёл Диман. И я изнутри открыл ему замок кнопкой.
– Короче, будем действовать так: садимся в лифт, – сказал товарищ. – Ты выходишь на четвёртом, я на восьмом. Оглушаем этих подонков и встречаемся на шестом.
– Попробуем... – с лёгкой неуверенностью ответил я.
И мы сели в лифт. Когда я сошёл на четвёртом этаже, тот мужик почему-то был уже там. Словно разгадал наш замысел. Снова встретившись со мной взглядом, он заговорил каким-то утробным голосом:
– Вы здесь живёте? Покажите ваши документы.
– Да... Сейчас...
Растерявшись поначалу, я расстегнул куртку и сунул руку во внутренний карман, извлекая свою записную книжку, в которую у меня традиционно вложены водительские права и прочие мелкие документы. Идея, что делать дальше, пришла внезапно. Я раскрыл книжицу и стал пристально в неё всматриваться, будто пытаясь разглядеть что-то в полумраке тёмного подъезда. Наклоняясь всё ниже и ниже, я резко рванул вперёд и просто боднул головой мужика в живот. После удара он по инерции согнулся и что-то довольно громко замычал. Но этого мгновения мне хватило, чтобы ударить СБУшника локтем по затылку и повалить его на пол. И дальше, ногами, я шустро «выключил» бандита. Сам от себя такого не ожидал...
Под курткой мужика обнаружился табельный ПМ в оперативной кобуре. И пистолет, и кобуру я у него конфисковал. Ещё в ходе скоротечного обыска нашёл маленькую портативную рацию, связанную с блютус-гарнитурой в ухе негодяя. Забрав и это, я поспешил наверх. Но оттуда, как ни странно, не доносилось никаких звуков.
«Как там Диман, всё ли в порядке?» – занозой сидела в моём мозгу мысль, пока я поднимался по лестнице.
А товарищ уже ждал меня на шестом этаже. Рядом с ним, раскидав конечности по бетонному полу, валялся второй СБУшник.
– Быстро ты его! А мне вон повозиться пришлось...
– Да я слышал... Я своего двинул мордой прямо в стену. Он даже пикнуть не успел. Ствол вон забрал.
– У него ещё рация должна быть. Сломать надо на всякий случай.
Разбив обе рации, мы открыли Надину квартиру и вошли внутрь. Скромная однушка выглядела довольно уютно. Все полы устланы красивыми домоткаными ковриками в украинском народном стиле. На стенах, в картинных рамках – вышивка. Видно, девушка рукодельница... Жалко было проходить в квартиру обутыми, нарушать такой идеальный порядок. Но что поделать...
Ещё там, на улице, Надя сказала, где искать документы, где лежат вещи первой необходимости. Мы быстро всё похватали, сложили. Набили большой дорожный чемодан с колёсиками и четыре сумки одеждой, впихнули шубку, пальто, несколько пар туфель. Оказалось, что вещей у девчонки не так уж и много. Уместилось почти всё.
Когда мы собрались уходить, неожиданно раздался телефонный звонок мне на мобильный. Звонила Надя.
– Дима, всё в порядке? Удалось попасть в квартиру? – спрашивала она дрожащим голосом, жутко обрадовавшись, что я взял трубку. Раз взял – значит, живой.
– Да, нормально, собираемся обратно. Ты как? Во дворе тихо?
– Никого не видно. В подъезд никто не заходил... Слушай, Дима, возьми там в ящике письменного стола серую тетрадь... Это мой дневник. И фотоальбомы на полочке. Там жёсткий диск-накопитель ещё лежит рядом... Если будет, куда положить. Очень много на нём ценного для меня осталось...
– Хорошо. Найдём, куда засунуть. Давай, жди нас.
Класть действительно было некуда. В набитые сумки ничего уже не полезет. Пришлось мне сложить всё в свою куртку и застегнуть «молнией».
– Вот это у тебя пузо! – пошутил товарищ. – Как будто двойню ждёшь!
– Да иди ты! – усмехнулся я.
Задерживаться в квартире дольше было просто опасно. И мы с Диманом поскорее направились вниз, закрыв дверь на ключ. Спустившись с тяжёлыми сумками, по одному вышли на улицу. Идти решили в разные стороны, чтобы потом, обогнув квартал, встретиться в соседнем дворе, возле моей машины.
От страха подкашивались ноги. Казалось, что вот-вот к нам подойдут вооружённые СБУшники и арестуют. Или вообще застрелят на месте. Но к счастью, ничего такого не произошло. Мы успешно вышли к намеченной точке, открыли «Волгу» и сложили вещи туда.
– Давай, дуй за своей Надей, я пока карбюратором займусь, – скомандовал Диман.
И я, осторожно оглядываясь, направился в обход к тому месту, где мы оставили девушку. Обойдя два дома, я просто остолбенел... Надя стояла посреди двора с какими-то двумя мужиками. Ужас холодными мурашками пробежал у меня по всему телу. Сердце упало в пятки... Но тут стало очевидным, что это никакие не СБУшники. Видать, просто соседи или знакомые. Затаившись за деревом, я наблюдал, что будет дальше. А дальше мужики деловито зашагали в сторону улицы, даже и не думая хватать и арестовывать девушку.
– Кто это был? – подкрался я сзади и едва не испугал подругу.
– Я не знаю... Они спросили, как пройти к остановке троллейбуса. Я сказала...
– Ладно, сейчас не до этого. Идём скорее!
– Погоди, скрипку надо забрать, тут в кустах...
Схватив свой инструмент, девчонка, озираясь, спешно устремилась за мной. Пошли мы тоже в обход, петляя по кварталу. И вот, усадив Надю на заднее сиденье «Волги», я немного успокоился. Самая опасная часть нашей операции, грозившая арестом или даже смертью, осталась позади. Теперь нужно только завести машину и выехать из города. А дальше война план покажет.
– Ну что, нашёл поломку? – метнулся я тут же к Диману.
– Скорее да, чем нет. Тут у тебя какая-то дрянь плавает. На сопли похоже. В клапанах бензонасоса. А карбюратор чистый, он не причём.
– Ладно, давай, собирай. Ехать пора... Гнетущая тут атмосфера...
– Я ещё предлагаю номера поменять. Сейчас все машины с российскими номерами тормозить будут, стопудово. Вон с той «Таврии» открути, пока я шланги соединяю.
– Логично... – задумчиво ответил я, и тут же, словно опомнившись, бросился за отвёрткой.
Машина, стоящая под деревом и обросшая нехилым слоем опавшей листвы, давно уже не ездит. Колёса спущены, боковое стекло с водительской стороны разбито... И позаимствовать у этого автопризрака номера можно было смело. Тем более, что здесь, в укромном закутке, под раскидистыми вязами, ни из окон домов, ни с улицы практически ничего не видно.
Быстро сделав своё дело, я вернулся назад, снял номера с «Волги» и бросил их в салон. Затем прикрутил новые, украинские.
– Заводи! – крикнул Диман.
– Что, неужели заработает? – недоверчиво спросил я.
– Как миленькая!
Машина и впрямь завелась. Легко и непринуждённо. Будто и не было того ослиного упрямства на трассе.
– Ну, слава труду! – воскликнул я.
– Поехали! – с задором, по-гагарински, произнесла Надя.
– На взлёт! – сказал Диман.
Вырулив со дворов, мы миновали несколько улиц, переулков и очутились в частном секторе. Подъехав к указанному товарищем дому, я заглушил мотор. Здесь уже не было никаких приключений и засад СБУшников. Дмитрий, как и положено настоящему пожарному, сделал всё быстро: нырнул в дом, собрал вещи. Никаких огромных баулов он набивать не стал. Взял лишь спортивную сумку, да небольшой походный рюкзачок. И, бросив вещи в салон, выволок из гаража бочку с бензином.
– Ну-ка, взяли, ну-ка, дружно! – сказал он.
– Ты что, на крышу её хочешь что ли? – вытаращил я глаза.
– А куда же? – удивился Диман. – Давай, подсоби. Она не полная, поднимем.
– Не лучше ли сначала заправиться из неё? – подсказала Надя.
– Вот! Две головы – хорошо, а три – ещё лучше! – усмехнулся я.
В бак из бочки перекочевало литров сорок. И ещё примерно столько же осталось. Полегчавшую тару мы без особого труда закинули на крышевой багажник и привязали резиновыми тросиками.
– Всё, прощай, родной город! – сказал товарищ, махнув рукой. – Вряд ли теперь доведётся здесь бывать...
– Да, уезжать тяжело... – вторила ему Надя. – Вся жизнь здесь прошла...
– И у меня тоже...
– Ладно вам! – пытался я развеять витавшую в воздухе грусть. – Не навсегда же майданная хунта к власти пришла. Прогонят их поганой метлой, и тогда спокойно можно будет сюда приезжать. Город-то и впрямь прекрасный, он же не виноват, что в стране правят бал фашисты.
– Правильно, тёзка! Мы ещё вернёмся! На танках! – улыбнулся пожарный. – Всё припомним бандерам проклятым!
И наша «Волга» взяла курс на юг. Из Винницы выехали без особых проблем. Посты дорожной полиции миновали легко. Украинские полицаи даже не посмотрели в нашу сторону. И всё благодаря новым номерам! А бочка на крыше и вовсе сделала нас похожими на каких-то пенсионеров-дачников. «Зачуханные колхозники на старой каракатице, но никак не российские шпионы» – подумали, наверное, вооружённые люди на постах.
Я врубил на магнитоле советские песни, прибавил громкость и втопил в пол педаль «газа». «Волга», заметно потяжелевшая, нехотя пошла на разгон.
– Как шли партизаны, и пули свистели, и жаром горели клинки! Когда Украину родную посмели германские тронуть полки! Как сёла вставали, и немцы бежали, и каски валялись в пыли! Когда мы их били, рубили и гнали с могучей советской земли! По балкам степным мы сражались недаром, нам Родина всем дорога. Поднялся народ и могучим ударом разбил и развеял врага! – гремели колонки мощной аудиосистемы.
А мимо тем временем проплывали бесконечные поля, зарастающие бурьяном и мелкой порослью. Часто встречались многочисленные деревни, сёла. Многие были заброшенными, покинутыми. Пустые хаты с дырявыми крышами разинули большие чёрные рты выбитых окон. Всюду невероятная разруха, запустенье. Такого, честно говоря, увидеть здесь я не ожидал. На подсознательном уровне Украина всегда ассоциировалась у меня с цветущим краем, с богатыми сёлами, бескрайними садами, развитым и полнокровным сельским хозяйством. А тут – одни «заброшки»...
На ночь решено было остановиться в такой вот заброшенной деревеньке, чтобы случайно не нарваться на полицаев и правосеков. И потом, силы уже покидали меня. Почти двое суток за рулём, без сна и отдыха... Остатки адреналина стремительно выветривались, прогорали в спокойной и сонной обстановке, средь мрачного однообразия полупустой трассы. И я зевал практически беспрерывно, а мои глаза упорно закрывались... В итоге мы не стали дожидаться ночи и свернули в покинутую деревеньку ещё засветло.
Жутковатые пейзажи полностью обезлюдившего поселения виделись мною словно через некую пелену. Всё как во сне... Вот мы остановились, я заглушил мотор. Диман уже выскочил из машины и побежал осматривать хаты. Надя тихонько сидела сзади, положив свою маленькую нежную ручку мне на плечо.
– Устал, Димочка? Ничего, потерпи ещё немножко... Сейчас будем отдыхать!
– Здесь так тихо, непривычно... – прошептал я. – И спать хочется, и как-то боязно. Мало ли, кто здесь есть...
– Я надеюсь, никого...
Вдруг я заметил Димана, который трусцой бежал в нашу сторону из-за высоких зарослей.
– Слушай, тёзка, там что-то необычное. Я один не решился подойти ближе. Идём... – сквозь одышку проговорил пожарный.
Тряхнув головой и решив таким образом хоть немного взбодриться, я потянул на себя блестящую скобу дверной ручки и распахнул дверь. Выбрался наружу, словно пьяный. Голова, итак куда-то плывущая, закружилась ещё сильнее. Но я нашёл в себе силы справиться с этой вязкой дремотой. А окончательно привёл меня в чувства вид, открывавшийся из-за кустов, за которыми мы припарковались. Там, метрах в двухстах от нас, стоял добротный кирпичный дом с целыми стёклами и слегка приоткрытой входной дверью. А на его широкой веранде, под большим козырьком покатой крыши висел на верёвке человек!
– Ничего себе! – воскликнул я. – Труп что ли?
– Не знаю, но очень похоже...
– Только Наде не говори. Идём, посмотрим.
Ближе загадочный висельник оказался муляжом, пугалом. Толстый ватный матрас, связанный какими-то проводами, был привязан к стропилам крыши. Просто запрыгнув на него, Диман оборвал верёвку, и «труп» рухнул на пол.
– Стой, ты зачем так гремишь? – возмутился я. – Вдруг в доме кто-то есть.
– Следов-то нет. На крыльце пыль, прибитая дождём. Дождь шёл позавчера. И если бы с того момента кто-нибудь проходил в дом, то на досках остались бы отпечатки подошв.
– Но проверить всё равно не мешает.
– Идём, поглядим, что там внутри.
А внутри оказался вполне обычный жилой дом. Несколько комнат с хорошим ремонтом, прихожая, кухня, санузлы. Вещи практически нетронуты. Нет только бытовой техники. Куда девались хозяева – загадка.
– Вот здесь и отдохнём! – улыбнулся товарищ. – Зови Надю!
Мы быстренько переставили машину поближе к крыльцу и стали обживать наше временное жилище. Девушка боязливо обошла со мной за руку все комнаты, везде заглянула.
– Вдруг там покойник где-то лежит? – с испугом в голосе прошептала она.
Но покойника не было. Были лишь чьи-то вещи, брошенные так, будто хозяин куда-то ненадолго вышел и вот-вот вернётся. Конечно, виднелись и следы лёгкого погрома. Выворочены выдвижные полочки шкафов и комодов, по полу раскиданы какие-то мятые бумажки, старые документы, фотографии. Вся электроника украдена, даже розетки местами выдраны вместе с проводами.
– Странно как-то, – произнёс я, – такой хороший дом, а людей нет... У вас тут на Украине часто такое бывает?
– Не знаю... – тихонько сказала Надя. – Первый раз вижу.
– На Донбассе точно бывает. Но мы сейчас явно не там. Это ещё Винницкая область. Или, может быть, уже Николаевская...
Ещё раз всё обойдя и заглянув во все укромные места, убедившись точно, что никто там не прячется, мы выбрали одну из комнат и разместились в ней. Комната маленькая, спальня. Внутри две кровати и высокий шкаф для одежды.
– Кому-то из нас придётся лечь на пол! – улыбнулся я. – Кровати-то две.
– Ну могу я... – отозвался Диман.
– Не надо. Тут самый уставший и измученный – я. Так что, я и лягу на пол. Думаю, отрублюсь сразу же и ни о каких неудобствах подумать даже не успею.
На том и порешили. Покрывала с кроватей вытрясли в соседней комнате и застелили обратной стороной. А я притащил матрас и подушку из гостиной и уложил в сторонке, у шкафа.
– Так, ну, как это у вас говорят, на добраніч! Спокойной ночи по-нашему! – сказал я, укладываясь.
– Давай, отдыхай! Я пока спать не буду, понаблюдаю в окна за местностью. Мало ли, кто бродит по округе... – произнёс товарищ, поправляя кобуру с изъятым у СБУшника пистолетом.
– А я, пожалуй, прилягу. От всех этих кошмаров голова разболелась... – сказала Надя.
Как и ожидалось, я провалился в сладкий мир снов ещё даже до того, как коснулся головой подушки. Во сне сначала мелькали какие-то обрывки недавних страшных событий вперемешку с чем-то нереальным, вроде полётов над Крымским мостом прямо на моей «Волге», превратившейся в самолёт. Причём, за мной мчались чёрные натовские F-35, и я, выполняя немыслимые пируэты в воздухе, искусно уворачивался от их ракет... Дальше и самолёты, и мост, и весь яркий насыщенный пейзаж воздушного боя пропали, и вот предо мной уже какие-то дремучие заросли, старый страшный лес. Вдалеке, в самой чаще, пробирается отряд фашистов в характерных касках и с автоматами. Заметив меня, гитлеровцы развернулись и открыли огонь. Оглушительно застрекотали их МР-40. Затем что-то взорвалось с чудовищным грохотом... И я проснулся.
Первая мысль – «приснится же такое»... Но выстрелы с пробуждением не пропали. Они звучали весьма ясно и чётко. Поднявшись, вижу окно, за которым в кромешной тьме мелькают яркие всполохи. Надя сидит на кровати, вжавшись в угол. Заметив, что я проснулся, она тут же вскочила и бросилась ко мне.
– Стой! – отрывисто выкрикнул я не своим от ужаса голосом. – Ложись, не мелькай перед окном!!!
Поймав девушку буквально на лету, валю её на пол. И вместе мы закатываемся под кровать. А выстрелы продолжают грохотать совсем рядом. Димана не видать.
– Что это? Кто стреляет? – испуганным голосом прошептала Надежда.
– Не знаю, сейчас проверим... Лежи здесь, не поднимайся! И, слышишь меня, ни в коем случае не выглядывай в окна! Я сейчас приду...
– Дима! Не уходи, я боюсь!
– Жди меня здесь, надо разведать, кто там...
Отстранив плачущую девушку от себя, я выкатился из-под кровати и пополз в коридор. Там никого не видать. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Вещи на месте, всё цело. Встав уже на ноги, я аккуратно обхожу помещения, осматриваюсь. Никого. И тогда направляюсь к выходу. Входная дверь приоткрыта. Прильнув к ней, вдруг замечаю, что в прихожей на полу кто-то шевелится. И этот кто-то сразу же меня заметил. Слишком близко я подошёл. Отпрянув резко назад, я вдруг узнаю в незнакомце Димана. Тот сам не свой от ужаса проскальзывает из прихожей обратно в дом и подходит ко мне.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Кто стреляет? Я думал, это ты бой ведёшь с кем-то...
– Я ничего не понял, там какие-то люди бегают, палят без разбора во все стороны, что-то орут...
– Пошли посмотрим. И надо скорее тикать отсюда.
Мы осторожно выбрались из дома, огляделись. Буквально выкатившись по полу крыльца, я скользнул под это самое крыльцо и там затаился. Диман, пробежав на четвереньках, нырнул рядом.
– Вон, вон они! Смотри! – шептал он.
И я с ужасом заметил совсем рядом, за кустарником, троих солдат в немецкой форме времён Великой Отечественной. В руках у них были пистолеты-пулемёты МР-40.
– Не понял, кто это? Фашисты? – просто опешил я.
– Да чёрт их поймёт... Откуда фашисты-то? Ряженые какие-то, клоуны...
– Ага, сейчас эти клоуны перестреляют нас тут как куропаток... Ты смотри, что они делают...
А люди в нацистской форме расстреливали из автоматов дома. Били, в основном, по стёклам, по заранее расставленным бутылкам, банкам, каким-то мелким вещам.
– Похоже, просто развлекаются, – сказал Диман. – Я знаю, что делать. Видишь вон того, в высокой фуражке? Фюрер их, офицер. Сейчас мы его...
– А как? Они вооружены до зубов...
– Мы их ослепим. Наша машина как раз на них смотрит. Ты врубаешь фары на дальний, а я выхожу прямо к ним и, пока эти сволочи не опомнились, беру за яйца того «фюрера».
– Смело... А если они стрелять начнут?
– Куда? Ты помнишь, как наши фрицев на Зееловских высотах штурмовали? Ослепили прожекторами.
– Да, но сначала артподготовкой утюжили долго...
– А мы используем эффект неожиданности!
Тянуть кота за хвост не стали, и пока «немцы» не открыли огонь по нашему дому, пошли им навстречу.
– Считай до тридцати и врубай! – прошептал товарищ. – Раз!
– Два, три, четыре... – проговаривал я про себя, кидаясь к «Волге». В кармане тяжелел трофейный «Макаров».
В тот момент страшно не было. Я даже не успел задуматься об опасности нашей дерзкой операции. Всё ведь могло закончиться очень плохо...
Тихонько открыв дверь ключом, я ужом прополз в салон и положил руку на рычажок включения света.
– Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять... – считал я шёпотом. – Тридцать!
Тут же, как мне показалось, громко щёлкнуло реле головного света, и мощные галогенные лампы фар озарили всё вокруг. За жиденькими кустиками виднелись три солдата в серой фашистской форме и железных касках, чуть поодаль стоял офицер в характерной фуражке с высокой тульёй. У всех – автоматы.
– Стоять! Хенде хох, свиньи! – басом заревел Диман, вылетая откуда-то сбоку и молниеносно подскакивая к «фюреру». – Оружие на землю! На землю, я сказал, скотина!
Выстрелив в воздух из ПМ, он выбил из рук человека в офицерской форме автомат и от души врезал фашисту по морде. А те трое растерялись, и как какие-то трусливые детсадовцы скорчили испуганные морды. Сами побросали оружие и кривенько так задрали ручонки вверх.
Тут уж подоспел и я. Не сводя глаз с этих перетрухавших вояк, собрал автоматы.
– Ещё оружие есть? Быстро на землю, – грубо командовал Диман. – Лейтенант, обыскать их!
– Есть, товарищ капитан! – выкрикнул я, вжившись в роль.
В карманах и подсумках у «нацистов» оказалось немало патронов и готовых магазинов к МР-40. Помимо того, у каждого имелось по пистолету Люгера и по ножу. Ножи, судя по всему, современные. А вот огнестрел весь аутентичный.
– Кто такие? Что здесь делаете? – строго спрашивал «товарищ капитан», усаживая «офицера» на землю и грубо вытаскивая у него магазин из подсумка.
– Мы это... – мямлил каким-то пришибленным голосом «фюрер». – Мы реконструкторы. Я Виталик Чёрный. Игра у нас такая...
– Зачем дома расстреливаете?
– Просто так... Для прикола.
– В фашистов играете? – не выдержал я. – А деды ваши поди кровь свою проливали, гнали этих самых фашистов с Украины.
Реконструкторы не ответили.
– А вы кто? Полиция? – вопрошал «офицер» испуганным голосом.
– Нет, не угадал, – сделав рожу кирпичом, сурово проговорил Диман. – Штурмовой инженерно-сапёрный батальон разведки 38-й Армии 1-го Украинского фронта. Попались, касатики. По закону военного времени всех вас сейчас к стенке поставим. До подхода основных частей...
– Э, вы чего, мужики? – взвизгнул один из рядовых «немцев». – Мы не фашисты! Мы только играем!
– А мы не играем, – пробасил «товарищ капитан». – Быстро встали – и вон к той стене. Лейтенант, дай сюда один автомат.
В этот момент даже мне стало как-то не по себе. Похоже, Диман всерьёз решил пустить в расход этих ряженых придурков. По его голосу ощущалась железная уверенность в словах и обещаниях.
– Да не имеете права! Вызовите полицию! – завопил «офицер».
– Молчать! – подыграл я Диману. – Пошли, пошли, уроды.
Повизгивая от ужаса, но всё же повинуясь, реконструкторы на дрожащих ногах дотопали до стенки старого сарая и остановились, глядя на нас безумным взглядом.
– Лицом к стене, – зло скомандовал пожарный.
– Быстро, я сказал! Уткнулись мордами в стенку!
По уверенным действиям товарища было понятно – сейчас он их расстреляет. Сомнений не было. Но и жалости, признаться честно, тоже. Эти люди осознанно нацепили на себя форму палачей и убийц. Это доставляло им удовольствие, ощущать себя настоящими гитлеровцами. И не факт, что их глупые игры ограничились бы стрельбой по бутылкам в заброшенной деревне. Наигрались бы, набрались смелости – и вперёд, на Донбасс, стрелять по живым людям, женщинам и детям. Это любимое занятие фашистов...
Диман проверил наличие патронов, сменил магазин и взвёл затвор. После чего как-то буднично, без тени сомнения, навёл ствол на ёрзающих «немцев». Я смотреть не стал, отвернулся. И тут же раздались выстрелы. МР-40 застрекотал длинной очередью, без остановок, выплюнув за раз весь магазин.
– Всё, сушите штаны, – грубо произнёс Диман.
Оказалось, стрелял он мимо, над головами реконструкторов. Чисто ради того, чтобы напугать.
– Нифига себе! – воскликнул я. – А я-то думал, всё, кирдык нашем пленным «немцам»!
– Да что ж я, зверюга?! – усмехнулся товарищ. – Пусть живут. Но при этом знают, что у всех фашистов конец один – пуля.
– Ну, или верёвка!
– Верно мыслишь! Ладно, оружие заберём, выбросим потом где-нибудь. И пора уже отсюда отчаливать.
Надя же пережила ещё один шок. Осталась одна в тёмном заброшенном доме. Её друзья ушли куда-то в жуткую стреляющую темноту, откуда запросто могли не вернуться...
– Дима! – выкрикнула девушка, едва завидев меня в дверях комнаты. – Живой!!!
– Всё хорошо! Это просто реконструкторы, никакие не фашисты. Мы их напугали хорошенько, будут помнить теперь...
– Дима, я чуть с ума не сошла, как страшно было... – девушка просто схватила меня своими нежными ручками, крепко прижала к себе.
– Уже всё позади, не бойся. Мы собираемся и сейчас едем дальше, – обнял я маленькую хрупкую Надю, поцеловав её в лобик.
Желание спать о себе больше не напоминало. Видимо, за те несколько часов крепкого сна я успел хорошенько выспаться. На часах было около семи утра. Скоро рассвет. И наша «Волга», взревев мотором, уверенно вырулила с грунтовки на трассу. Всё трофейное оружие в мешке из-под картошки тут же улетело под откос шоссе, за обочину.
– Да, крепко мы их проучили! – всё восхищался Диман. – Ты их рожи видел? Как у заплаканных первоклассников, выпоротых настоящим армейским ремнём!
– Всем обер-генералам хороший дал урок весёлый запевала, пожарный паренёк! – всхохотнув, процитировал я слова одной советской песенки. Товарищ рассмеялся и показал известный жест большим пальцем.
– Давайте что ли музыку включим? – сказала Надя. – Мне сейчас это просто необходимо, после всего пережитого...
– Тоже боевой дух поднимаешь советскими песнями?! – спросил я. – Правильно!
И тут мощная аудиосистема машины просто взорвалась громким аккордом. Красноармейский ансамбль песни и пляски весело запел:
– То не ветер, по полю гуляя, по дороге пыль несёт. Это наша удалая, удалая конница идёт! Нас не трогай – мы не тронем! А затронешь – спуску не дадим! И в воде мы не утонем, и в огне мы не сгорим! Угощаем мы гостей незваных острой саблей и свинцом. Били немца, били пана, и других, коль надо, разобьём!
Под такие мелодии и «Волга», казалось, едет быстрее. Бодро урчит 90-сильный горьковский движок, мчит нас на всех парах к границе. А там, впереди, у самого горизонта пустынной степной трассы разгорается рассвет. Мелькают слева и справа деревни, посёлки. Но мы идём без остановок. Осталось чуть-чуть, и будет родная русская земля. Земля, на которой безопасно, нет нацистов и сумасшедших полицаев. Мы проехали Николаев, Херсон. И остался нам последний безлюдный участок трассы до Перекопа. Конечно, условно безлюдный. Машин-то тут уже было полно. Нет лишь крупных населённых пунктов.
Добрались на сей раз без приключений. Ни один полицай за всю дорогу нас так и не тормознул. Мы ненадолго остановились, вернули на место мои номера. И вот уже виднеется вдали Перекопский вал. День вступил в свои права, окончательно рассвело. На КПП маячит российский флаг. Таким родным и любимым я ещё ни разу в жизни его не воспринимал. Но сейчас, после путешествий по враждебной, полной опасностей стране, на триколор смотрел я совсем иначе, нежели раньше.
– Ну что, приготовили документы! Надеюсь, проблем не возникнет! – сказал я, заранее вытаскивая паспорт из кармана.
– Поглядим! – загадочно проговорил Диман. – Мне в этом плане будет сложнее всех. Хотя, есть шанс, что невыездным меня пока ещё не сделали. Суда-то не было.
– Да они и без тебя могли вынести решение, – пробурчала Надя. – Сейчас такие вещи легко делаются...
А вот уже и контрольно-пропускной пункт, украинская сторона. Очередей нет. Осень, в Крыму не сезон. И мы первыми попали на досмотр. Погранцы здесь уже намного шустрее и живее, чем те вялые мухи в Катериновке. Всё досмотрели, все проверили. Документы наши изучали долго, но никаких вопросов не задавали.
– Счастливого пути! – сказал молодой украинский пограничник, возвращая нам наши паспорта.
Терять времени даром мы не стали и тут же рванули к границе. Всё! Жуткая, зловещая и непредсказуемая Украина позади! На нашей стороне тоже обошлось без проволочек, всё проверили довольно быстро.
– Добро пожаловать домой! – улыбнулся мне российский пограничник в зелёной фуражке, отдавая документы.
– Спасибо!
Словно на крыльях полетел я к машине. Радость и какой-то невыразимый словами восторг просто распирали изнутри, хотелось петь, кричать, прыгать!
– И сердце бьётся с новой силой под небом Родины моей! – сказал я словами одной советской песни, садясь за руль.
– Неужели пронесло? – с облегчением вздохнул Диман.
– Мне не верится! Неужто мы прорвались? – восхищённо воскликнула Надя. – Там, на концерте в парке, да и в заброшенном доме ночью это казалось чем-то невозможным, непреодолимо-сложным... И вот, мы уже здесь, в России!
– Да, вишенка ты моя золотая! Всё самое страшное позади! Только у нас с тобой ещё полторы тысячи километров пути осталось.
– Прорвёмся! – сказала девушка, расплывшись в милой доброй улыбке.
– А меня тогда десантируйте в Керчи! – подал голос Диман. – У меня там тётка живёт, обрадую её!
– Что, теперь навсегда в Крыму останешься?
– Думаю, да. В этой гнилой Украине больше нечего ловить. Пусть идёт ко дну вместе со всеми своими фашистами и клоунами. Там ей самое место...
– Правильно! – обрадовалась Надя. – А мы будем жить в нормальной стране! Да, Дима?
– Да! У нас с тобой всё будет прекрасно! Поехали, что же мы стоим?
И «Волга» с пробуксовкой сорвалась с места, устремляясь по залитой солнцем утренней крымской трассе. Дороги здесь уже совсем не такие, как на Украине. Всё отремонтировано, всё новое, всё сверкает! Ни ямки, ни трещинки! В итоге до Керчи домчались мы всего за два с небольшим часа. Надя прямо на ходу фотографировала моим фотоаппаратом местные красоты, горы, скалы, реликтовые леса. Будет теперь, что вспомнить!
Вот уже и Керчь. Прекрасный светлый город. Свернув с оживлённой трассы, я остановил машину на одной из тихих периферийных улочек.
– Ну что, спасибо тебе, Диман! Очень выручил! Без тебя у нас бы ничего не получилось, – сказал я, крепко пожав руку другу.
– И тебе спасибо! Ты мне эту сказку открыл! Иначе сидел бы я сейчас, ждал, когда долги по зарплате соизволят отдать... А здесь новая жизнь начнётся!
– Удачи! – воскликнула Надя, расплывшись в доброй улыбке. – Я верю, у тебя всё получится!
– И вам удачи! Счастливого пути! Летом приезжайте в гости! Надеюсь, уже как муж и жена! – хитро улыбнулся пожарный.
Надежда смущённо потупила взгляд, опустила свои красивые зелёные глазки. Щёчки девушки стали пунцовыми.
– Обязательно! – радостно проговорил я. – Другие курорты даже рассматривать не будем, только Крым! Наш, российский Крым!
– Ладно, езжайте! А я прогуляюсь пешочком. Давно здесь не был... – сказал Диман, забирая из салона свои сумки.
– Пока!
Машина наша вновь вырулила на трассу и взяла курс на знаменитый Крымский мост, проходящий над Керченским проливом. Дороги здесь нереально ровные! Мой ГАЗ таких в жизни никогда не видел! И, обрадовавшись, нёс нас вперёд легко и уверенно.
Мы проехали последнее пересечение с второстепенными дорогами, над нами промелькнул небольшой путепровод, и, наконец, показался сам мост! Вначале по обе его стороны шли высокие непрозрачные ограждения, но потом нам открылся чудеснейший вид на море! Вернее даже, на два моря! Справа – Чёрное, слева – Азовское! По правую сторону ещё шла вторая нитка моста с железной дорогой. Пока что движение там ещё не запущено, ведутся подготовительные работы.
Впереди показались арки. Две громадные, грандиозные стальные конструкции, поражающие воображение!
– Дима, я чувствую, нам надо остановиться, – как-то испуганно проговорила Надя.
– Что такое, что случилось? Здесь же нельзя...
– Дима, останови машину!
Испугавшись, я включаю аварийную сигнализацию и торможу прямо под аркой. Моя спутница тут же выскакивает наружу, бросается к ограждению и смотрит туда, на море.
– Надя, Наденька, что случилось, что с тобой? – подбегаю я к ней. – Тебе плохо?
– Нет, Дима, мне хорошо! Мне очень хорошо с тобой! – воскликнула девушка, разведя руки в стороны и устремляясь ко мне. – Я очень счастлива!!!
Крепко обнявшись прямо на фоне арки железнодорожного моста, мы с Надей впервые по-настоящему поцеловались. Что я ощущал в тот момент, просто не передать словами. От безумной радости кружилась голова, на глазах выступили слёзы. Схватив свою милую Вишенку, я поднял невесомую малышку на вытянутых руках, затем снова прижал к себе. И мы вновь сошлись в поцелуе.
– Молодые люди! Ну-ка перестаньте целоваться! – раздался громкий хрипящий голос из большого колокола-репродуктора, висящего на одной из мачт освещения. – Садитесь в машину и продолжайте движение! На мосту остановки запрещены!
Мы с Надей как по команде обернулись в сторону громкоговорителя, помахали ему.
– Ну что, поехали?
– Поехали, Дима! Домой!
Хлопнули дверцы, и «Волга» с радостным клокотанием мощного мотора устремилась вперёд, к счастливому будущему!
2019г.