27 января 2015 года.
Домработница Оня заварила в тазике большую кружку крахмала. Помешивая длинной деревянной веселкой, той, что она обычно пользуется при вываривании белья в баке, она аккуратно вымешивала крахмал до той критической степени густоты, которая была необходима.
Заранее сшитую из марли юбку, состоящую из десятка оборок, трудно было назвать балетной, до того тайного момента, пока она не искупается в тазу .
Поместив юбку в остывающий кисель на несколько минут, чтобы каждая ниточка впитала в себя клейкий состав, Оня , из уже остывшего густого месива вынимала жуткую и не привлекательную тряпицу, старательно выжимая остатки клейстера обратно в таз. От этого зависела будущая красота юбки, балетной пачки, которая являлась обязательным атрибутом в танце. Благодаря этому пышному воздушному наряду, балерина кажется невесомой и с легкостью порхает над сценой .
Оня аккуратно расправляла ее , развешивая над печью в кухне. Главная работа начиналась после просушки изделия. Из - под тяжелого утюга, ряд за рядом, ворох марли превращался в белоснежную балетную пачку, с каскадом пышных упругих оборок.
Анечка Тихомирова, ученица Вагановской балетной школы , занималась в ней дома, перед большим зеркалом. Ее ждало блестящее будущее…
Таинство явления чуда происходило накануне нового 1941 года. Роль Маши из новогоднего Щелкунчика , была долгожданной мечтой девочки, она оттачивала каждое движение до совершенства, всякий раз в домашней пачке, которую ей утюжила няня.
Пачка висела за шкафом, укутанная старой простынкой от пыли. В начале блокады, когда в доме еще оставались заготовленные няней припасы и сушеные травы ,никому в голову не приходило выварить пачку.
Нюрочка едва подавала признаки жизни между приступами колик, которые начинались с приходом судорог. Из организма, ослабленного голодом, выходили последние соки, оттого ноги и руки выворачивало , а сердечко сдавливали спазмы, дыхание затруднялось и кончик носа заострялся. Темные круги под глазами зияли провалами, а некогда пушистые белокурые локоны , превратились в редкие сосульки, облепившие высокий лоб , на котором пульсировали синие прожилки вен.
Озноб сменялся жаром, и, несмотря на холод в квартире, она пыталась освободиться от укутавших ее одеял. Сил справиться с этим у нее не было, их не было даже на то, что бы молвить слово, так как запеченные жаром губы потрескались, спеклись, а язык был не в состоянии повернуться во рту.
Оня, бесконечно любившая эту девочку, понимала, что теряет ее и не в силах была ей помочь. Даже смерть собственной дочери, она когда –то перенесла спокойнее. Теперь ее сердце не хотело мириться с потерей любимой воспитанницы. Она смачивала ее пересохшие губы. В порыве жара меняла пеленки под ней, вытирала насухо и вновь укутывала сухой простынкой, которая всегда была под рукой и грелась у печки.
На полке с сушеными травами, Оня нашла кулечек сушеной черемухи. Она замочила в тазу балетную пачку, чтобы выжать из нее все крахмальные соки и сварила киселек с перемолотой в порошок черемухой для своей умирающей девочки.
Нюрочка умерла в конце ноября 1941 года.