Рабиндранат Тагор - интересно, познавательно!

Розена Лариса
© Розена Лариса Вениаминовна
                Посвящается Самому
                дорогому Человеку Б.М.
          
                Рабиндранат Тагор

Из книги Розена Л.В. "Долгая беседа подходит к концу или новая Шахерезада", Екатеринбург, 2021, Ридеро;  повторяется на Стихи.ру https://stihi.ru/2023/11/25/1894 ; Дзэн - канал "Чудачка" - смотри внизу страницы ссылку - другие ресурсы.
 

-Предлагаю устроить экскурс в поэзию, - заявила писательница Татьяна своему  постоянному собеседнику - игумену. Он каждый вечер звонил ей и она рассказывала ему всё новые и новые истории.
-Хорошо, согласен.
-Читаю сейчас Рабиндраната Тагора. Он восхитителен! Утром взяла в руки его книгу – «Избранное». (Индийский писатель, годы жизни 1861-1941). Настроение у меня было обычное. Но стала вникать и внезапное тепло охватило сердце. Слушайте, кое-что прочитаю из его стихов:

Дети возле храма в день весенний.
Что ни миг, становятся шумней.
Бог не внемлет голосам молений,
Смотрит на игру детей.
           ******

Обычай неба не таков,
Чтобы в силки поймать луну.
Она сама и без силков
Ликует у него в плену.
           ******

С зарёю берега ночного
Примчалось утреннее слово.
И мир проснулся освежённый,
Оградой света окружённый.
         *******

Скажите, батюшка, что бы мы делали без такой красоты? Художники, писатели, музыканты, если они настоящие, показывают мир с другой стороны, не замеченной ранее нами, обычными людьми. И мы от них учимся чище, тоньше, поэтичнее воспринимать жизнь, человеческие чувства, беречь их. Продолжу чтение:

Хочет Бог, чтобы воздвигли храм
Из любви и состраданья.
Что же люди, кланяясь Богам,
Строят каменные зданья?
          ******
Итак, о Рабиндранате Тагоре. Семья его была обеспеченной. В 1877 году его отец отправил сына в Англию получать классическое образование, изучать юриспруденцию. Там он провёл два года. Но занимался, в основном, музыкой и литературой. Вернулся домой, не завершив юридического образования. В 1980 году становится общепризнанным поэтом Бенгалии, соотечественники называли его Кабигуру – поэт, учитель. Когда он находился ещё в Англии, то сочинил свою первую книгу стихов, за которую в 1913 году получил Нобелевскую премию. Вернувшись в Индию, он писал, печатал, любил семью, помогал людям. На свои средства построил школу, колледж. Читая его стихи, я натолкнулась на воззвание к девушке из будущего, предполагаемой читательнице его книг. Он писал об этом приблизительно так: много лет спустя, когда его уже не будет на свете, она возьмёт в руки томик его стихов, сядет, закинув нога на ногу, в длинноносых узких туфельках, будет не в сари, а в обычном домашнем халатике и скажет:
-Ах, если б он был жив, он бы меня любил, - пухлые губки у неё сложатся бутоном, локоны небрежно рассыплются по плечам, на щёчках заиграет румянец. Капельки пота выступят на лбу, глаза покроются влажной истомой.
После прочтения этого стихотворения, я вздрогнула, - сказала Татьяна, - от волнения глубоко вздохнула и воскликнула:
-Ах, если б!
Но вот, Рабиндранат живёт в своём большом доме. Всё превосходно: женился на индианке, его любят члены семьи, почитатели, друзья. Но это открытая книга его жизни, а что делалось в книге закрытой? Всё было спрятано глубоко в сердце. Этого видеть никто не мог. Порой там рождались воспоминания о другой, далёкой женщине из Туманного Альбиона. У неё было красивое имя Маргарет, происходила она из английского старинного дворянского рода. Училась в высшем учебном заведении и часто засиживалась в библиотеке, в читальном зале, где он её и увидел впервые. Любовная стрела пронзила сердце юноши, он затрепетал. А Мэги, так ласково звали её близкие, не обращала на него внимания. Одухотворённое бледное лицо с карими глазами, белокурые волосы, гладко зачёсанные назад, подчёркивали её необычайность. На ней было миленькое, почти школьное, платьице тёмного цвета, делавшее её похожей на подростка. Но серьёзность, с которой она штудировала науки, говорила о том, что она уже взрослая, студентка вуза. Он очень захотел познакомиться с ней. И ничего не смог придумать лучшего, как взять книгу со стеллажа, и проходя мимо, уронить её на колени девушки. Она вздрогнула от неожиданности, затем подняла книгу, машинально прочитала – Диккенс и протянула ему. Он покраснел, извинился. Увидев его смущение, она улыбнулась, спросила:
-Так Вы читаете Диккенса? Я нахожу его скучным. При желании можно найти более интересную литературу.
-Что именно Вы предлагаете, - обрадовался он.
-Ну, хотя бы стихи Вийона. Вы, наверняка, знаете, что он был поэтом, разбойником. За последнее, бедняга, и поплатился, был казнён. Мне нравятся его стихи. Озорник и бедокур. Помните его стихотворение «Плач оружейницы прекрасной»?
-Да, конечно. А кто Вам ещё нравится?
-Из более современных французов – Бодлер, Аполлинер, Элюар, люблю ещё русских, немецких поэтов.
-Я тоже всех их люблю, - он говорил, словно во сне, - что Вы делаете сегодня после занятий?
-Иду сразу домой.
-Вас кто-нибудь встречает? Если нет, то разрешите Вас проводить?
-Хорошо. Но Вам придётся долго ждать, я сижу здесь до закрытия библиотеки.
-Я тоже посижу, позанимаюсь. Тем более, молодой леди опасно одной ходить ночью. Вы ведь в курсе, что здесь орудует банда «Сорок слонов»? В ней только одни женщины, они очень беспощадны, злокозненнее мужчин, поймать их полиции не удаётся.
-Но они знают на кого нападать, что можно взять с бедной студентки, разве я похожа на леди?
-О, не скажите!
И вскоре, весело болтая, будто знали друг друга давным-давно, они побрели пешком, минуя старинные переулки, улочки. Накрапывал дождь. Он раскрыл зонт. Так они и шли, ничего не замечая.
-Значит, Вы предпочитаете поэзию?
-Не только, на свете много интересных вещей.
-Ну, разумеется, а как Вы относитесь к живописи?
-Рисую иногда на пленере.
-А из художников кто Вам нравится?
-Я люблю всё классическое. Например, англичанина Гейнсборо. У него есть портрет утончённой светской дамы «Портрет герцогини де Бофор».
-Кстати, Вы очень похожи на эту герцогиню, о которой говорите.
-Да? – растерялась девушка и вдруг чмокнула мальчишку в щёку. Зонтик упал в лужу. Он взял её за плечи, долго смотрел в глаза, она, смутившись, отстранилась и подняла зонт, - Ну что ж, придётся его почистить, - обоим стало неловко. Мэги быстро вышла из положения и, будто ничего не случилось, продолжала:
-Ещё люблю французских классиков – пейзажистов: Пуссена, Лорена, восхищаюсь Энгром. Всё у него чисто, тонко, чётко и неповторимо по технике исполнения.
-Да, его «Одалиска» превосходна!
Мэги удивлённо посмотрела на него и, передав ему зонт, захлопала в ладоши:
-О, как я рада, что Вы прекрасно образованы! Сейчас это не в моде. Значит, мы с Вами не современны. Люблю искусство каждой клеточкой своей души. Ещё нравится Делакруа «Смерть Сардонапала». Тяжелобольной царь убивает своих прекрасных наложниц, и они, как благоухающие цветы, вянут под безжалостной рукой, срезающей их со стебля жизни.
-А Каро? – поддержал он, - Как изумительно поэтичны женщины на его полотнах, не правда ли? Например, женщина с кувшином у источника. Воздух дышит, живёт и даже дымка осязаема.
-Согласна. Но я не только классиков люблю и импрессионистов тоже. Вы о них слышали? Я уже многое видела из их работ. Они произвели настоящую революцию в искусстве.
-Нет, не видел ещё. Слышал, все их ругают, плюются, но ходят смотреть.
-Хорошо, познакомлю Вас с ними, немногих знаю лично. Это - фурор! На их картинах затрепетали цветные рефлексы, блики от солнца. Всё ожило, заиграло, засияло. Они поняли, что различные цвета проникают друг в друга, и от этого жизнь на их холстах становится красочней и поэтичней. О, эта детская, чистая радость, восторг, счастье от всепобеждающей красоты бытия! Так и хочется закричать во всё горло, смотря на их полотна: «Спасибо тебе, жизнь за всё прекрасное, что ты даришь нам!!!».
-Ура-а-а! Мы оба любим искусство!
Осмелев, он тоже чмокнул свою подругу в щёчку. И они расстались.
О, что творилось в сердце юноши! Он почти не спал, а если дремал, то вновь просыпался, наполненный любовью, восторгом, весной. Состояние влюблённости хорошо отразил французский скульптор Роден в изваянии «Вечная весна». Влюблённые не могут надышаться друг другом, насмотреться, расстаться. А наутро – стихи:
Эта ночь, как невеста в разлуке
Краем сари закрыла свой лик,
Будто ждёт в нетерпенье и муке,
Чтоб жених, светоч утра возник.
Их, много позже, он опубликует в своём первом сборнике. Когда вечером, провожая её из библиотеки, он прочитал их Мэги, та внимательно выслушала и вдруг заплакала, закрыв лицо руками.
-Почему Вы плачете, стихотворение не понравилось Вам?
-Если честно, мне трудно вместить в сердце такую красоту и поверить, что оно написано Вами.
-Ну а кем же, конечно мной, всю ночь старался, - прихвастнул он, улыбаясь.
-Поэтому я и лью слезы, свершилось чудо, я встретилась с необыкновенным человеком, о котором не смела мечтать, чтоб не задохнуться от разочарования, в этом неуютном, сером мире.
-Ну, Вы и фантазёрка, я обычный, а не перестать ли нам, говорить друг другу Вы? – оживился он.
Она зарделась, и он услышал взволнованные слова:
-Да. Зови меня Мэги, а я буду звать тебя Раби, хорошо?
Вскоре на каникулах они вместе отправились погостить в её родовое поместье. Он был представлен, как друг их дочери: интересный, образованный, воспитанный. Но о сватовстве речи не шло. У неё уже был жених, из графства Дарем, чиновник из департамента юстиции, лорд Гарри. А у него – невеста в Индии. Что же им, бедным влюблённым, оставалось делать в подобной ситуации? Сколько они не ломали головы над этой проблемой, решить её было невозможно. И они договорились, пока об этом не думать. Хотя думать-то всё-таки приходилось. Она часто не спала по ночам, плакала в подушку. Но ему не говорила о происходящем, он ведь тоже страдал. Сначала они хотели убежать далеко-далеко, где их никто никогда не найдёт. Но пара была заметной, яркой, контрастной, привлекающей к себе внимание. Она – тёплый солнечный день, он – прохладная, нежная ночь. Редко такое увидишь. Но главное, у них не было своих средств. Они зависели от родителей и боялись вызвать их гнев.
Однажды, после чудесного скрипичного концерта, который давал заезжий гастролёр русско-еврейского происхождения, им не захотелось расходиться по домам. Вечер был зимний, тёплый, поэтичный, таинственный. Они уселись в небольшом скверике на скамеечке. Вокруг светили фонари Дикенсовской эпохи. Там они провели всю ночь, читая стихи, обнимаясь, не чувствуя холода. Им было очень хорошо. А падающие крупные снежинки, будто понимая их состояние и боясь вспугнуть, медленно таяли на их лицах от тепла и любви. Тишина, полумгла окутывали их, словно убаюкивая в своих объятиях, будто чувствуя единение их душ. Им даже самим казалось, что они не каждый по себе, а одно целое, и имеют одно на двоих сердце. Губы у обоих распухли, глаза искрились и сияли от счастья. Сдавалось им, что вокруг ни души, на свете только одни они, переполненные любовью.
Но всё тайное, становится явным. Их увидели, постоянно находящимися вместе, и рассказали её родителям. И те решили немедленно принимать меры. Мэги спешно выдали замуж. Поэт был сам не свой от горя и тоски, ведь он ничего не предпринял, чтобы быть вместе с любимой. Сделав свою книгу стихов, он засобирался домой, на родину. Находиться в этой стране уже не было сил.
Она, узнав об этом, прислала ему прощальную весть, стихотворение, верлибр. На досуге она их писала:

Какую уж ночь я мечтаю увидеть тебя,
Какую уж ночь сливаюсь с тобой в нежнейшем упоении,
Какую уж ночь похищаешь меня ты во сне,
Уводишь от дома, семьи и роли хозяйки
В тот беззаботный и ласковый край, что зовётся туманом.
И, может, в действительности нашей мрачной
Не мог бы так долго видеть меня,
Ласкать мои локоны,
И жадно кусать мои губы,
И всё обольщать, обольщать меня
Сладкой надеждой.
А будни? Проснусь я, и серость стучится в окно,
В дверь входит не прошеный гость,
Заползает туманом холодным.
Но греют меня мои детские, сладкие сны,
И в них, ты со мной, навсегда и навеки...

Он вспомнил, как совсем недавно, они вместе ездили в шотландскую деревушку. Там жила няня её детства, добрая, простодушная женщина. Она приняла их с радостью и любовью, ни о чем, не спрашивая, не поучая. Видимо, поняла, что они влюблены друг в друга. Вот тогда он и признался ей:
-Я не смогу без тебя, Мэги!
Она побледнела, смахнув набежавшие на глаза слёзы, и стала похожа на маленького, беззащитного ребёнка. Всё в прошлом. Как жить без души, если она отделена от тела? Находясь дома, он смешал несколько химических веществ, напустив ядовитого газа, выпил немало таблеток и лёг на диван, положив на грудь её платочек. Сначала он задыхался, а потом поплыл в бесконечность. И тут раздался громкий стук в дверь. Он поднял почти весь квартал. Наконец она вынула ключ из сумочки, вспомнив, что когда-то он дал ей его, чтоб, в случае большой необходимости, навестить. Открыв дверь, Мэги молнией влетела в комнату, заранее почувствовав что-то неладное. Быстро распахнула окна и дверь, накинула на него пальто и вытащила на воздух. Жадно дыша, он прислонился к рядом растущему клёну. Тут она упала перед ним на колени и стала целовать его руки. Он, придя в себя, поднял её. Она же, затрепетав от волнения, горячо зашептала, обжигая его тёплыми, неповторимыми словами:
-Не делай больше этого никогда, слышишь? Не надо, иначе я тоже умру. Где бы ты ни был, чтобы ты не делал, наши души всегда будут вместе. Ты большой поэт, прозаик и художник. Ты должен жить, воспевая красоту, любовь, жизнь!
Они спешно наняли кэб и уехали за город до вечера. Она боялась оставить его одного, желая отвлечь от всего гнетущего. После прогулки, они расстались. Он вернулся в Индию, женился, писал, рисовал, вроде бы жил счастливо, но сердце его, видимо, осталось с Мэги.
Вновь он встретил её много лет спустя, когда начал рисовать, выставляя свои картины в столицах Европы. Мэги посетила все его выставки. И вновь им было трудно, почти невозможно расстаться. Она была ошеломлена, покорена его картинами. Ей казалось, что всюду в них она узнаёт себя, только не белокурую, а с тёмными волосами. Там – овал лица, тут – улыбка, а здесь прищур карих глаз с озорными зайчиками в таинственных зрачках. Она навсегда осталась в этих рисунках и никто, никогда не узнает об этом. То была их заветная тайна. В них она продолжала вторую жизнь…
Игумен прервал рассказ Татьяны:
-О, да Вы фантазёрка!
-Может быть. Ведь как художник, с помощью Бога, духом своим, я могу проникнуть сквозь изысканные творения другого художника, в его сердце, почувствовать его душу. Хорошо сказал некогда о любви Антуан де Сент Экзюпери: «Любить – это значит смотреть в одном направлении». А разве не тоже делаем мы: я и наши герои? Встречается всё-таки настоящее единение душ. Скажу больше. Я настолько была покорена его творчеством, полюбив, как художника и человека, хотя его уже нет на свете, что взвыла от боли, когда показалось, проникла в его святая святых, в тайну любви, скрытую ото всех. Я хотела любить его сквозь время и расстояние, но, оказалось, сердце его было занято другой, навечно, навсегда. И обреталась в нём не другая, находилась там она, его любовь. А мне, места уже не оставалось.
Уверена, здесь настоящее чувство, а не «похождения» наших мужей и жён. Простонав, проплакав от потери его, любви к нему, я произнесла, считая, что он слышит:
-Я люблю тебя, мой дорогой поэт, и хоть я уже не молода, как ты оговорил в своём стихотворении, обращаясь к юной читательнице, я тоже скажу: «Если б ты был жив и не встретил её, может, полюбил бы меня!». На этой грустно-возвышенной ноте, заканчиваю повествование о прекрасном человеке и поэте.
-Но все-таки, судьба юной Мэги меня взволновала. Расскажите, что происходило с ней дальше?
-Она не смогла жить с тем человеком, за которого её выдали замуж. Встретив такого гения, как Рабиндранат, все мысли её уже были только о нём. Первое время после свадьбы она закрывала свою комнату на ключ, и никто не мог к ней проникнуть. Её супруг возмутился и повёл безапелляционное наступление:
-Почему, Мэги,  Вы не подпускаете меня к себе? Я Ваш супруг.
-Называйте себя, как хотите, я не желаю других отношений.
-Вы любите этого черномазого урода?
-Он не урод. Можете разрезать меня на части, и каждая клеточка моего существа будет кричать: я люблю его! Не прикасайтесь ко мне, иначе я не отвечаю за себя. Вы просто воспользовались моей беззащитностью, наш брак аннулируется, я развожусь!
Она решила посвятить свою жизнь изучению творчества Тагора и распространению знаний о нём в Европе. Мэги ездила в Индию, чтобы понять, какие особенные условия могли породить такое чудо. По частицам собирала материал о нём, чтобы написать его биографию С Рабиндранатом она больше не встречалась, не хотела бередить прошлое, мешать ему и себе жить дальше. Вновь выходить замуж она не стремилась, но одинокой оставаться было нелегко. В Индии она усыновила маленького беспризорного мальчика и назвала его Рабиндранатом. Он очень любил свою названную мать, гордился ею. Знал, его белая мама, красивая, добрая и общительная. Они оба жили в Европе, но часто вместе ездили в Индию, и Мэги делала там значительные вклады в детдома, сиротские приюты, школы для бедняков. Когда он называл её мамой, держа за руку, все недоумевали: «До чего докатилась белая женщина, к чему такой мезальянс?». Они же оба гордо поднимали головы и, улыбаясь, продолжали своё дело. Но однажды произошёл отвратительный случай. Стряслось всё в Лондоне. Мэги с приёмным сыном спешили на выставку картин Тагора. Вдруг один человек, нетрезвого вида, закричал им вслед:
-Белая распутница, тебе мало наших мужиков? Почему путаешься с черномазыми?
Мэги побледнела, по лицу пробежала тень. Но двенадцатилетний сын неожиданно подскочил к вопившему мужчине, схватил камень и закричал во весь голос:
-Я убью Вас, сэр, слышите, убью! Вы оскорбили мою маму!
Алкоголик что-то прохрюкал, но, успевшая подбежать, Мэги прикрыла мальчика собой, испугавшись за него, и тяжёлый увесистый кулак прошёлся по её худеньким плечикам. Подоспевший на помощь, полисмен быстро увёл хулигана в участок. А сын ещё долго не мог успокоиться, обнимая маму и всхлипывая. Мэги сама расстроилась, но, не подавая вида, ласково уговаривала сына:
-Не плачь, ну, не плачь, моя радость, ведь я же с тобой, всегда с тобой, я, твоя мама!
И здесь Мэги вспомнила, какую бурю подняли её родители, когда она с маленьким ребёнком вернулась из очередной поездки в Индию. Они напирали на неё, чтоб сдала ребёнка в приют, ибо они умрут от позора, которым она их покроет. Но Мэги твёрдо стояла на своём. На все ласковые уговоры и на угрозы, отвечала отказом. Про себя же думала: «Всё, хватит! Я послушалась когда-то, уступила просьбам и уговорам, и это сломало мою жизнь. Сейчас я не уступлю, нет! Не позволю никому распоряжаться мной и моим ребёнком!». Собрав свои вещи и одежду сына, навсегда покинула их дом. В этот момент её воспоминания прервал незнакомец, проезжавший в кэбе мимо. Он остановил кучера и выскочил на мостовую. Подойдя к молодой леди, извинился и спросил, не нуждается ли она в его помощи. Она растеряно посмотрела на него и спросила, откуда он её знает. Тот ответил: по благотворительным делам он часто встречался с ней, но она его, видимо, не запомнила. Мэги извинилась за невнимательность. Так началась их совместная работа по филантропическим тяжбам. Он полюбил её и предложил ей выйти за него замуж, но она ответила, что любила и любит другого человека. И он, грустно, улыбнувшись, заявил: «Не простого, великого человека!». Мэги не смогла сдержать слёз и, поднеся платок к покрасневшим глазам, добавила: «Вы правы, гения!».
Обеспеченный дядя, обожавший и поддерживавший племянницу, завещал ей всё своё небольшое состояние. Она ещё и сама работала литературоведом, писала книги об искусстве, о ярких выдающихся личностях. Им полностью хватало с сыном на жизнь и благотворительность. Мальчик не знал, почему у него такое имя, чей он биологический сын. Он всегда считал, свою белую маму родной и единственной. Только много лет спустя, когда не стало Мэги, нашёл её дневник, всю ночь читал и плакал из-за её несостоявшейся личной жизни. Наконец, он догадался, почему она воспитывала его, чьё имя он носил. Он очень разволновался и тоже взялся за перо. Живя в Европе, писал о своей дорогой Индии. Мэги привила ему любовь к ней. Рабиндранат-сын женился в Европе. Его избранница вместе с ним полюбила Индию, Мэги и великого поэта и художника Тагора. Они, считая себя их последователями, продолжателями их дела, уехали в Индию. Там он преподавал в калькуттском университете, а супруга занималась благотворительностью и ухаживала за несчастными, бедными и больными. У них было трое детей, и все они любили Тагора, гордились им, будто он был их родственником. Портреты Тагора и Мэги стояли на письменном столе сына. Когда он принимался за работу, то целовал их по очереди. А маленькие дети, входя в кабинет отца без разрешения, шептали друг другу, показывая на красивые фотографии:
-Это наша бабушка, а рядом её боль-шо-о-й друг! И мы их очень любим!
Каждый год, в день кончины его мамы, они всей семьёй ездили в Англию и заказывали заупокойную службу по ней.
Священник, слушавший это повествование, вдруг произнёс:
-Спасибо, Татьяна, понравилось. Не помню, откуда стихотворение, но хочу им закончить нашу беседу, оно похоже на то, что Вы рассказывали сейчас:

Зимородок – это вовсе не птица,
Это сердце мальчишки,
Взлетевшее ввысь. И крылатое сердце
Ничего не боится.
Может врезаться в солнце
И жить!