Остров отрывок

Светлана Шахова
  Аша проснулся от ужаса, пересохшее горло сдавило так и не рожденный крик… Его обступали смутные тени из недалекого прошлого: перекошенные лица наглых журналистов со скабезными улыбками, нездоровые фанаты с бредовыми идеями, друзья детства смотрели осуждающе с притворным сочувствием, мама Голли с рукой, занесенной для пощечины, и над всем этим ужасом глаза самой Голли, молчаливые и покорные. Такие глаза Аша видел на иконе в одном из христианских храмов, когда они с Голли ездили отдыхать в Европу. «Голли, Голли, простила ли ты меня?»

            Сон слетел, до рассвета оставалось всего ничего. Аша вышел из своей пещеры и побрел к берегу. Ночь была теплой, и только перед восходом солнца посвежело. Под ногами суетились крошечные крабики-отшельники в чужих раковинах, какие то жучки, червячки и куча прочей живности, которые скакали, ползали, что-то деловито таскали. В общем жили. Он был зол на себя. Совсем распустился, каждую ночь кошмары, грива и борода приняли просто безобразный вид, мышцы некогда идеального тела совсем ослабли. Нужно брать себя в руки.

              Первым делом он подыскал себе подходящий камень и занялся разминкой. Его тело само вспомнило вкус нагрузок. Ночные кошмары выходили через все поры с потом, стекали по спине и груди, заливали глаза. Разогретое тело требовало жить, и Аша побежал. Сначала медленно, что бы не пораниться на камнях, потом, выйдя на песчаный пляж, быстрее. Ноги увязали в песке, сухие водоросли цеплялись и тянулись, как выброшенные тряпки. И он с разгона бросился в океан. Океан принял его в свои объятия. Человек плыл навстречу солнцу. Сильные руки рассекали пока еще темную воду, но разлетавшиеся брызги уже окрашивались в розовый цвет. Вода остудила разгоряченную голову, и Аша лег на ее поверхность. Он лежал на мерно колышущихся  волнах и наблюдал за встающим солнцем, впрочем, не забывая поглядывать на берег, что бы не уйти в океан навсегда.

              После того как солнечный диск оторвался от горизонта любопытные попугайчики наблюдали странную картину: черный лохматый человек в своей пещере рылся по разбросанным сумкам и что-то искал. Наконец его поиски увенчались успехом. И в его руках что то сверкнуло: ножницы! Правда, маникюрные… Волосы не подстрижешь, но вот бороду при желании укоротить можно. И вот уже на камне, заменявшем Аше стол аккуратно сложены пучки черной кудрявой бороды. Стало значительно легче. Нашелся и кусок пестрой ткани, который был приспособлен в качестве банданы. Хорошо бы смыть с себя соль. И он, воодушевленный и свежеподстриженный  направился к ручью.
               
                *     *     *

  Саша проснулась когда солнце уже поднялось над горизонтом. Его луч пробился сквозь дырявую крышу из пальмовых листьев. Она видела прекрасный сон, что именно ускользнуло из её памяти, но осталось едва уловимое воспоминание  о лыжне в заснеженном лесу. Пробуждение разочаровало: снова песок, солнце и мерный рокот океана. Её кожа от постоянного солнца, ветра и морской воды шелушилась и стягивалась, как шагреневая. Укусы насекомых зудели и раздражали. Да неужели же «райские острова» когда то были пределом мечтаний? Сейчас заветной мечтой было оказаться дома, в своей квартире, со своей дочкой, мамой и горячей ванной с душистым мылом. Как хочется вымыть голову горячей водой с шампунем! «Все! Больше не могу!» Где то, в какой то сумке еще остался последний кусочек мыла. Саша перетряхнула свои заначки и вытащила заветный пакетик с моющими принадлежностями. Там же лежал крем для бритья и станок. Шампунь из этого пакета закончился уже давно. Видимо этот чемодан принадлежал молодой семейной паре. В этой же сумке лежал аккуратно сложенный брючной костюм не слишком большого размера. Саша скептически осмотрела свои лохмотья, но взять чужую одежду… Сама мысль о том, что придется надеть чужие вещи вызывала тошноту. Единственное, на что она решилась, это вытащить большое махровое полотенце.

             Дорога к ручью была уже хорошо знакомой. Вот заросли колючих кустов, которые так немилосердно изодрали ее и ее одежду, вот россыпь черных ягод, а вот огромное дерево, с которого Ашу её снимал. А еще дальше вход в пещеру, расписанную древними символами. Проходя мимо дерева смуглые и изможденные щеки Саши залились румянцем. Было и стыдно и приятно при воспоминании о горячем, крепком мужском теле. Саша постаралась отогнать от себя крамольные мысли. На всем протяжении русла ручья нигде не было удобного места, что бы помыться. И она решила пройти дальше.

         Берега ручейка заросли буйной растительностью. Что бы пробиться через эти заросли приходилось то продираться сквозь них, то обходить особо неподатливые места или кусты с колючками. Поэтому Саша, прорвавшись через очередную стену зелени густо перевитую лианами, как с разбегу в открытую дверь вывалилась на открытую площадку с озерцом посередине. Ручеек втекал в это крошечное озеро и нигде не было видно, что бы он из него вытекал. Видимо уходил он уже под землей, что бы выйти на поверхность в той самой пещере с древними знаками.

        Одна часть озера была в густой тени, даже в разгар утра там было темно. Дно и берега озерка были каменистыми. И картина, представшая перед Сашей вызывала просто мистический ужас. Семена растений, занесенные ветром в каменные трещины и проросшие в них в этом благодатном климате, не находили места для массы своих корней. Деревья, растущие поблизости, так отчаянно боролись за жизнь, что их корни ползли по каменному ложу к воде, причудливо переплетаясь и сплошь его покрывая.И даже их неподвижность не мешала разыграться фантазии и нарисовать почти мистическую картину.
- Змеиное озеро! –  сказала Саша.
     Под тяжелым навесом из веток и листьев звуки были приглушенными, птичий гомон сюда не доносился. Воздух был сырым и душным.

     Она осторожно продвигалась по корням к воде. Одни, огромные, вились под ногами как степенные питоны. Другие, поменьше, извивались как ядовитые змейки. Их было так много, что каменный берег с трудом проглядывал через их толщу. Они, все так же извиваясь, спускались в воду, ползли по дну. Девушка зачерпнула горсть воды. После соленой океанской она оказалась мягкой и чистой. Хотя Саше казалось, что ее ладони непременно должны обжечься змеиным ядом. Ей страшно было стоять спиной к этим зарослям, к этим стволам, так по хозяйски распустившим своих змей. Казалось, что сейчас все это змеиное гнездо оживет, и ей не спастись…

     Весь этот ужас заканчивался за скалой, вдающейся в озеро, и разделяющей его на две неравные части. Другая половина была маленькой и солнечной. По огромным валунам, выползающим из лесных зарослей, и уступами спускавшимся к озеру широко разлился казавшийся маленьким ручей. Вот к этим то водопадам Саша и направилась. Лучшего места для купания не найти!

                *     *     *

     Аша еще с вершины скалы, когда обозревал окрестности видел, что к ручью есть более короткая дорога, хоть  и менее удобная. Но если перебраться через вот те высокие камни, то дорога к воде сократится чуть ли не вдвое. Нужно посмотреть, так ли опасна эта дорога.

      Подъем занял немало времени. Поднявшись на скалу он окинул взглядом окрестности: перед ним внизу бушевал лес, джунгли. В той стороне, где должен течь ручей, на крупных валунах выступающих из леса, были видны блики, которых он не замечал раньше. Видимо там и проходит его русло. Спуск оказался легче чем он рассчитывал. Но в некоторых местах, для удобства, необходимо смастерить и подвесить лесенки из лиан. Стоп! Для какого удобства? Ты сильный и здоровый мужик. Тебе не нужны никакие лесенки! А для некоторых… Для них есть обходной путь к ручью.

      Чем ближе к валунам, тем понятнее становилось, что там не просто русло, но, скорее всего разлилось небольшое озеро. И совсем уже вывернув из-за огромного камня Аша резко отпрянул назад. В ложбинке перед самим водопадом стояла нагая женская фигурка с намыленными волосами. Она стояла к нему спиной, и, поэтому видеть его не могла. Это было так внезапно, что кровь ударила ему в голову. Сердце бешено заколотилось. Желание взглянуть на эту картину еще раз сломило его внутреннее сопротивление. Он перебрался поближе к зарослям деревьев и осторожно выглянул.

     Саша стояла под струями водопада и с наслаждением мыла руки, плечи, маленькую, как у девочки подростка, грудь. Ее светлая кожа, даже после полугодового пребывания на тропическом острове казалась ослепительно белой. Ведь она никогда не загорала! Сколько он помнил, она всегда была одета.
В ее фигурке было столько трепетной беззащитности, почти прозрачности, что она больше походила на эльфа или фею, чем на женщину, вот уже полгода делящую с ним этот остров, этот океан, эту, такую растреклятую, жизнь.

       Аша не мог оторвать от нее взгляда. Нежность поднималась в нем, топила в своем разливе его сопротивление, его разум, его воспоминания. Это не было похотью. Это чувство было почти целомудренным, оно пробудило следом за собой желание защитить эту женщину от всех свалившихся на нее бед.

        Саша тем временем вышла из воды и завернулась в полотенце. Уже отросшие волосы мило торчали во все стороны. Потом она с таким трогательным старанием стирала обрывки своих салатовых брючек, лохмотья от своей, когда то бывшей белой кофточки. Потом она с расстроенным видом собрала свои мокрые вещи и, натянув их на себя снова, задумчиво ушла в лес. А на камнях одиноко остался лежать пакетик с моющими принадлежностями.

      Аша долго сидел за камнем в тени деревьев. Что с ним, что за дрожь в пальцах? «Я что, подросток пубертатного периода впервые увидевший женскую наготу?» С Голли все было иначе. Увидев ее на съемочной площадке он сразу знал, что это его жена. И это открытие было радостным и светлым. Ни тени сомнения не было ни в его чувствах, ни в ее ответе. Поэтому то он сразу предложил ей не дружбу а брак. А здесь?.. А сейчас?.. Остров, чертов остров! Ты своей изоляцией перемолол наши души, изорвал в клочья надежды. Правду говорят: Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах…

      Наконец, мужчина с черной длинной гривой и неровно подстриженной бородкой встал, и , стащив с себя шорты и бандану полез туда же, где совсем недавно мылась женщина.Влезть в пакет забытый на камнях ему совесть не позволила, поэтому он мылся пучком травы, сорванной тут же неподалеку.

    Саша дошла уже до россыпей черных ягод, когда поняла, что забыла пакет с мылом. От обиды на себя навернулись слезы. Не пойду обратно! Не могу. Не хочу. И пусть он там лежит до следующего раза. Но услужливая память нарисовала новую зубную щетку, по которой будут ползать насекомые, и она с обреченным видом развернулась и пошла назад.

     Когда в стене джунглей засветился проход к Змеиному озеру из звуков падающей воды стали отчетливо выделяться звуки мужского пения. Саша обомлела. Она осторожно пробралась через завалы корней, дошла до огромного камня и осторожно выглянула из-за него. Да! Там же, под водопадом, где совсем недавно стояла она, под теми же струями стоял её БОГ. Он    терся пучком травы, напевал какую то свою индийскую мелодию, фыркая в паузах. Он был наг. Смуглая кожа была просто шоколадной. Мышцы перекатывались по этому божественному телу, движения были четкими, лаконичными. Мокрая грива волос струилась по плечам, грудь, живот, плечи, ноги были покрыты волосами. Он все время ходил в шортах и футболках, как бы стесняясь своей наготы перед посторонней женщиной. Она помнила это тело, свободное от волос по фильмам, которые она с упоением смотрела раньше, и не ожидала, что он окажется настолько волосат. Но это его не портило. Вот только что-то изменилось. Борода! Её не было.
 
      Саша смотрела на него и не могла отвести глаз. Волна, растущая в ней, была настолько сильна, что до нее можно было дотронуться рукой. Могучая сила этой волны бросила кровь в ей в голову, потянула и выгнула навстречу ЕМУ все тело. Щеки загорелись румянцем. Она уже чувствовала на своих губах вкус его губ, тела, ощущала, как её рука зарывается в волосы на его груди, и как каменеют его соски под ее ладошкой. Призыв плоти был настолько силен, что… в мозгу Саши всплыли кадры буйной пляски колец могучего Каа перед бандерлогами. Она увидела себя в маленькой послушной обезьянке, глядящей в глаза питона и идущей на смерть. Уф-ф! Наваждение медленно стекало с нее. Теперь уже краска стыда заливала ее щеки. Украдкой подобралась к камню с злополучным пакетом, тихо стянула его и незамеченная скрылась в проходе через джунгли.

                *     *     *

       Маленькая женщина усталая но довольная тихонько дремала в кресле в своем шалаше. Купание внесло в ее жизнь нотку удовольствия и комфорта, которого уже давно не было. Ресторан на пляже не в счет. Заходящее солнце золотило ее волосы, светилось сквозь тонкие веки, и сон был легким и невесомым. Поэтому при звуке шагов она широко распахнула глаза и увидела смуглого лохматого мужчину со стянутыми пестрой тряпкой длинными волосами и одетого только в драные шорты. Неожиданность! В руках он держал небольшого мертвого зверька с короткой шерсткой.
- Алекс! Куда ночью спать будете? Смотрите, сегодня у нас барбекю. Вы сумеете освежевать тушку? Хотя, о чем это я? Вам снова идти за хворостом для костра.
Саша оторвала взгляд от широкой мускулистой груди, перевела его на лицо и звонко расхохоталась. Она смеялась взахлеб, как будто мстила себе и ему за ту обезьянку с питоном у водопада. Вывалилась из своего кресла и хохотала сидя на песке и держась за живот. Аша сначала не понял этого взрыва веселья, потом улыбнулся, видя как она хохочет в изнеможении, и, наконец залился таким же заливистым хохотом. Отсмеявшись Саша поднялась, сняла со стены небольшое зеркальце и протянула его ему. И только взглянув на себя в зеркало он понял причину ее бурного веселья: борода была подстрижена неровными клочками и выглядела действительно комично. Аша внимательно оглядел свой подбородок и думал, обидеться на ее смех или не стоит.

      И тут он увидел тот самый пакет с моющими принадлежностями, протянутый ею. И сразу же вспомнил, как не увидев его на камне понял, что она возвращалась и видела его купание. Их глаза встретились и в них было видно понимание. Её щеки снова заливало румянцем, а он был рад, что на закате смуглая кожа скрыла его смущение. Раскрыв пакет он увидел крем для бритья и станок с запасными сменными лезвиями.

      Давно забытое ощущение скольжения бритвы по подбородку пробудило воспоминания о доме, о маме и об отце. Как же им тяжело было сейчас! Ведь они нас с Голли давно похоронили… Мама, я всегда рос шалопаем. Моим проказам не было счета, но она неизменно покрывала их. И когда я заявил, что хочу стать актером, она тоже не сказала ни слова против, в отличии от отца. Отец. Он был для меня всегда авторитетом, но никогда не принимал моего стремления к сцене. Он сам был писателем и поэтом, но узнав, что я собрался бросить модельный бизнес и стать актером был резко против. Он сильно на меня кричал, говорил, что лицедейство позорит нашу касту брахманов, что он не будет мне помогать, если я выберу эту дорогу. А когда понял, что не убедил меня, то сказал: «Я прощу тебя только тогда, когда не увижу на сцене своего сына». Тогда я его не понял. Но, после десятка ролей, когда я научился погружаться в образ без остатка, не играть, но быть своим героем, он меня простил. И на премьере  фильма «Магараджа», когда  он подошел ко мне и сказал: «Сегодня я горд, что ты мой сын»- я понял, что именно он тогда имел в виду.

     Бритва скользила легко по намыленным щекам и подбородку. Лицо, освободившись от волос посвежело, помолодело. Зеркало, хоть и небольшое, показало уже зрелого мужчину. Как же много лет  добавил ему остров за эти полгода! В волосах даже стала проскакивать седина. Нужно будет утром, при свете солнца посмотреть на себя повнимательнее.

       Увлекшись бритьем и своими мыслями Аша совсем забыл про Сашу, сидящую неподалеку и внимательно за ним наблюдавшую. А она не сводила с него глаз. Ей очень нравилось, как он бреется. Как из под огрызков бороды появляется знакомое, и такое любимое по сериалам лицо. Открываются из под усов точеная линия губ, и такие любимые, хоть и изрядно похудевшие, щечки.
- Алекс, если ты и дальше будешь сидеть и смотреть как я бреюсь, мы останемся без костра и без ужина. А этот мунджак к утру погибнет еще раз.
Закончив бриться Аша ополоснул станок и аккуратно вернул его на место.

        Весь хворост, который можно было собрать быстро уже давно был сожжен, и каждый раз нужно было углубляться в лес все дальше. Темнело стремительно. Саша почти бегом мчалась к лесу. Под густой зеленой шапкой было и днем то не слишком уютно, а уж в сумерках, когда со всех сторон выглядывали чьи то глаза, раздавалось непонятное щелканье, жужжание, скрип было совсем страшно. Она хваталась за сухие лианы и пробовала их отломить, но в сумерках было не видно сухая она или же нет. Наконец ей удалось сломать несколько кусков лиан и стволиков из погибшего подлеска. Они были тонкие и длинные, тащить их было очень неудобно. Вылезшие из всех щелей насекомые набросились на открытые руки, ноги в рваных штанишках. Гигантские комары прокусывали изорванную ткань многострадальной кофточки. Саша пыхтела, чертыхалась, шлепала себя по всем укушенным местам, но старательно тащила с таким трудом добытый хворост. И то-ли со страху, то-ли на самом деле она услышала отдаленное глухое рычание хищника. Этот непонятный звук придал ей бодрости, и когда, наконец то, впереди засветился костер, она припустила во весь дух.

       Давно уже мерный рокот прибоя не доставлял Саше столько радости. Когда она, наконец то, добралась да костра, то увидела благостную картину: Аша разделил освежеванное мясо олененка, большую часть его засолил солью собственного приготовления, а задний окорочек нанизанный на ветку, был подвешен на рогатинах над костром.

        Запах жаренного мяса щекотал ноздри, вызывал слюну и будил воспоминания о нечастых шашлыках на природе из прежней жизни. Мысль «на природе» вызвала у нее раздражение. Дитя города, для которой дача, с её огородом и ровными дорожками садовых цветов, пара яблонь и слива с вишней, была уже дикой природой теперь уж точно знала, что означают слова: «жить на природе».

      Около костра темнота была гуще, и Аша не видел Саши. А она остановилась неподалеку и наблюдала за ним. Как он хлопочет возле мяса, собирает с песка рассыпавшиеся веточки, устраивает поближе к огню ее любимое кресло. Она невольно улыбнулась: мелочь, но приятно.
- Где же тебя так долго носило? Я уже начал за тебя волноваться! Уж не объявился ли на нашем острове крокодил?- лохматый, но чисто выбритый мужчина лукаво поглядывал на уставшую фею, притащившую охапку хвороста.
- Крокодила не видела, а вот рык какого то зверя слышала.
- Фантазерка ты, Алекс.- сказал он, но в его тоне послышалась озабоченность
  На камне, заменяющем им стол, были разложены фрукты, похожие на груши. Когда он успел их собрать?
- Садись, уже скоро мясо будет готово.

      Для Саши всегда эти пляски около жарящегося на углях мяса были непостижимы. Когда нужно огонь раздуть, а когда приглушить, какой травкой приправить, сколько соли положить.

      Наконец Аша придирчиво проверив состояние жаркого, отрезал кусочек мяса из глубины куска, пожевал его с недовольным видом. Морщины разгладились, и мясо перекочевало на банановые листья, предусмотрительно разложенные на каменном столе.

      Какое же вкусное оно было! Горячее, сочное своим собственным соком, пахнущее какими то непостижимыми травками, оттеняющими вкус мяса. Хотелось его есть и есть. Измученный фруктовой и рыбной диетой организм требовал калорий. Но, тут же всплыли воспоминания о прошлом фиаско, когда после длительного воздержания она впервые ела запеченную рыбу. И все последствия после бунта поджелудочной. Так что, после утоления первого голода Саша остановилась. Она смотрела как ест мужчина. Ему ведь для поддержания мышечной массы требовалось белка и жиров больше чем ей, маленькой фее. А он ел очень вкусно, но, как то очень опрятно. Длинные пальцы красивых, когда то ухоженных рук аккуратно отрезали небольшие кусочки мяса и, так же аккуратно клали их в рот. Саша любовалась этими руками, этими пальцами. Движения были идеальными. Да! В Индии ведь очень часто едят просто руками. Даже в ресторанах! И память услужливо подкинула картинки, где на съемочных площадках всех угощали кусочками торта прямо из рук.

      До полного праздника желудку не хватало самой малости: черного хлеба. Ароматного, чуть сладковатого, с привкусом жаренного тмина, нарезанного крупными ломтями, что бы подбирать мясной сок. И зеленого хрустящего лука с грядки, нежной зелени укропа и петрушки. Несмотря на сытость желудок сжало спазмом. И Саша потянулась за грушей, лежащей на столе, и излучающей одуряющий аромат. Разрезав ее на четвертинки и обнажив розовую мякоть осторожно срезала мягкую, пахнущую хвоей корку, нарезала ее небольшими кусочками.

      Закончив трапезу и омыв руки Аша благодушно расположился на теплых камнях у затухающего костра.
– Алекс, ты меня боишься? Не бойся. Иди поближе, я уже поужинал. Не съем.
Саша покинула свое кресло и перебралась на камни, поближе к нему. Последние языки пламени гаснущего костра освещали их лица багровым отсветом

       Аша заговорил тихо и медленно на хинди. Фразы были мягкими и лились ручейком, органично сливаясь с тихим плеском волн, потрескиванием углей костра и просыпающейся ночной жизнью острова. Постепенно нарастал темп, ритм и эмоциональный накал. Голос креп, его мягкие переливы уступали жестким рубленным фразам. Глаза ожили, засверкали молниями, руки непроизвольно сжались в кулаки. Она смотрела на него и, хоть и понимала только отдельные слова,  всей душой откликалась на его эмоциональный призыв. Когда затих последний звук и установилась тишина Саша заметила, что в его глазах сверкнули слезы.
               
      Он долго молчал.
– Это последние стихи моего отца о которых я знаю. Они о судьбах детей, брошенных своими родителями или и вовсе не рожденных из-за нищеты. Мне всегда было больно их слышать, казалось, что они обо мне…