У Бориного начальника сбежала пуделиха. Холеная, балованная Жизель. Нашлась ее через три дня в каком-то ужасном подвале - грязная, голодная. Щенков раздавали быстро и стыдливо. Отказать начальнику Борис не смог. Щенок был размером с ладошку, очень смешной. Назвали его в честь начальника, Изя. Собачьи гены папаши-подлеца оказались сильнее аристократических материнских. Ушки песика встали конвертиком, а хвостик завернулся поросячьим крючком. Кушал плохо, был неласков. Видимо, чуял, что его непородистый вид хозяевам был не по сердцу.
Чтобы Изя смотрелся солиднее, Боря достал ему рыжий поводок и ошейник финского производства. Очень добротная вещь. Гулял с псом сам Борис. Потому как сын Ильюша все время сидел за фортепиано или грыз гранит школьной программы, особо налегая на английский.
Изя тихо жил в прихожей. Мало ел, никого не беспокоил. Мужественно терпел, когда Боря задерживался на работе. И не знал, как сильно Борина семья желала покинуть СССР. Выезда добивались очень долго – пес успел состариться. И когда все дела были улажены, оказалось, что Изю никак не пристроить. Кому нужна беспородная пожилая собака? Да еще и неласковая? Так не оставаться же в Ленинграде навечно! Ради пса.
Боря надел на Изю ошейник, пристегнул поводок и поехал на трамвае до кольца. Привязал пса к поручню и торопливо вышел, пряча глаза. Фанерные двери, с лязгом, закрылись.
Изя никогда не ездил в трамвае один. Минут пять он подождал, как воспитанный пес. Но ничего не происходило. Открывались и закрывались двери. Заходили и выходили люди. Бросали в кассу свои три копейки. Откручивали на кассе голубые билетики. Но среди них не было хозяина и хозяйки. А между тем время было ужинать. Изя облизнулся, вспомнив кусок докторской колбасы. Надо попасть домой! Срочно!
Изя повертел головой и вывернулся из модного рыжего ошейника, за столько лет уже изрядно потертого, но все еще крепкого. Он так и остался висеть на поручне, а пес ловко прошмыгнув мимо входящих в трамвай чужих людей. Изя мчался по рельсам в направлении дома.
***
Это был первый рабочий день стажерки Нади. Ее поставили на пятьдесят второй маршрут и дали старенький бирюзовый, деревянный еще, состав. Надя хорошо училась на курсах и отлично знала, что где расположено и куда нужно давить и нажимать. Почти отъездив смену, Надя заметила впереди, на рельсах, собаку. Она сосредоточено бежала бодрой рысцой. Но с явно недостаточной для нормального трамвайного движения скоростью.
Надя позвенела собаке, но та даже ухом не повела. Тогда Надя остановилась, вышла из вагона и попыталась ее прогнать. Но та упрямо бежал по рельсам, тормозя все трамвайное движение Сосновой Поляны. Так кавалькада и двигалась со скоростью собачьей рыси – Надин трамвай и еще десяток следом. На кольце пса изловили, но график движения уже был сорван. Девушка получила строгий выговор от начальника Кузьмина. Пойманный пес сидел в «дежурке», смешно крутил головой и ждал, когда перестанет кричать этот злой дядька. Итог был печален – Надю переводят в трамвайно-троллейбусное управление. За профнепригодность.
- Гадкий Кузя! – погрозила Надя кулаком вслед ушедшему начальнику. Когда песик услышал это имя, он залаял. Так он стал Кузей.
Надя погрустила-погрустила и занялась устройством собаки. Песик беленький, чистый. Не уличный. Надо искать хозяина. А пока забрала пса домой. Дочка Нади Танечка давно просила собаку. Но, когда появился Кузя, Таня расстроилась. Она хотела щенка. Настоящего, породистого. Чтобы воспитать по всей форме собачьей науки. А с этим пожилым господином что делать? Но послушно надевала на пса брезентовый советский ошейник, к которому прицепляла брезентовый же поводок, и шла гулять. Кузя прогулкам был не очень рад. Просто чинно поднимал лапу под каждым кустом и столбиком, которые представляли интерес с точки зрения собачьей коммуникации.
Проходили недели, а Кузин хозяин все не находился. Сам Кузя был худ и плохо ел. Надя ползала за ним на коленках, пытаясь затолкать в его пасть докторскую колбасу. А Кузя неизменно отворачивался. И минут через десять Надиных мучений соглашался-таки прожевать кусочек.
Кузя только-только начал обживаться на новом месте, как все опять поменялось. Хозяин стал сильно кашлять и все никак не мог поправиться. Потом куда-то уехал. Кузя краем уха слышал, что то про «надо климат менять срочно». Потом пропала и хозяйка Надя. Ее не было долго, очень долго. Когда вернулась Надя, Кузя впервые в жизни визжал от избытка чувств и вилял крючковатым хвостом.
- Ну что, Кузя! – поедешь жить в Абхазию, - весело сказала псу Надя. И провела к ветеринару. Там его осмотрели. Лазили в зубы, светили в глаза. Засадили в зад больнючий укол. Дали паспорт.
И Кузя поехал на поезде. Это такой большой дом, который сам едет и постоянно гремит. И стоит мало на каждой станции, еле успеваешь найти хоть какой-нибудь столбик. К сожалению, ничем собачьим не пахнущий. Хозяйка боится, что поезд уедет без них. Поэтому надо торопиться. В купе Кузя всегда в наморднике. Вроде тех, что надевают мишкам в цирке. И его маленькая мордочка кажется уж совсем крошечной и несчастной.
На новом месте Кузя захлебывался от нагретого воздуха и незнакомых бушующих запахов. Дом был большой. Стоял на земле. Раньше Кузе приходилось бегать по лестнице на четвертый этаж и даже ездить в противном дрожащем лифте. А тут и асфальта то нет, не то что лифта.
Кузя грелся на солнышке, ел одному ему известную заветную траву, ходил с хозяевами на море. Плавать научился легко и непринужденно. Аппетит у старичка прорезался отменный. И с тех пор он ел все, что не приколочено. Иногда приходил к Наде, склонял ей голову на руки – очень одолевали клещи. Надя вытаскивала паразитов, и Кузя опять убегал во двор. Дважды в день Таня подцепляла Кузю на брезентовый поводок, и Кузя старательно метил улицу – деревья и заборы. Городской интеллигент приехал!
Возраст брал свое. Слезливые глаза пробурили на морде коричневые бороздки. На спине появились розовые проплешины. Все чаще Кузя приходил к Наде, клал морду на ее подол и надолго замирал. Аппетит снова испортился, и Надя снова ползала за псом на коленях с кусочками печенки, пытаясь накормить Кузьму.
Он ушел умирать в самый дальний угол сада, не желая никого тревожить…
А в бруклинском доме престарелых «Сан Райз», что на Эммонс авеню, Борис доживал свои последние дни. Жена его давно покинула этот мир, а сын Илья колесил по миру с концертами и отца навещал редко. Последний раз на Хануку. А ведь скоро Пурим! Борис ворошил в памяти ленинградское свое бытье. А чаще всего вспоминал почему-то рыжий поводок, что оставил в трамвае номер пятьдесят два. Добротный поводок. Хорошая вещь…