"Смысл больших вещей скрыт в вещах маленьких".
На поезд мы, к сожалению, опоздали. До следующего поезда оставалось около часа, но когда последний вагончик гордо скрылся за холмом, к нам с Борисом Ивановичем подошёл сухой, сжатый, маленький старичок лет шестидесяти пяти, с тоскою в глазах, с бородкой клином и с напущенными бровями.
-Куда путь держите? - спросил его унылый, но как будто желавший казаться добрым голос.
-Во Ржев, - ответил громко Борис Иванович. Он всегда опережал и во всём, как казалось мне, превосходил меня, и мне часто становилось не по себе от этого. В течение многих лет он был моим коллегой по работе,вот и сдружились.
Тут старичок начал что-то тихо и спешно говорить. Он говорил, останавливался, думал, опять говорил. Из обрывочных и непонятных фраз мне удалось запомнить только: "И во Ржеве я не был. Эх, жизнь"!
-Вы не были во Ржеве? - спросил Борис Иванович.
Старик посмотрел на нас неприятным, подозрительным взглядом.
-Не был, - протянул он. - Там, где я бывал, я не выносил жизни. А там, где я мог бы жить спокойно и свободно, я никогда не бывал. Несчастье это, вот что!
-А где вы могли бы жить спокойно? - Борис Иванович задавал вопросы с полусерьёзным видом, так, что нельзя было понять, смеётся он над стариком или жалеет его, или просто хочет скоротать время до следующего поезда за счёт своих вопросов. Старик немного замялся.
-Там, где свобода есть, - тихо ответил он.
-Ясно, - засмеялся Борис Иванович. -Свобода, значит... Как это глупо! А здесь, в Москве, не свобода?! Не здесь купола дворцов и церквей взмывают в небо?! Не здесь театры и музеи сплелись в одно необыкновенное царство?! Не здесь Пушкин родился? Не здесь, чёрт возьми, усадьбы и парки встречают тебя как старого друга? Не здесь?
-Свобода - это ведь не купола и дворцы, - покачал головой старик. Он часто на месте переминался с ноги на ногу, шатаясь при этом так, что многие проходившие люди могли бы принять его за пьяного. - Свобода идёт из нашего сердца, и мы должны найти на Земле то место, в котором сможем легко и непринуждённо выпустить её. А у меня нет такого места.
-Чем же вам Москва не угодила? -с немного наигранным любопытством спросил я. -Вы откуда родом, если не секрет?
-Родом я из Брянска, -старик сурово наклонил голову. -Но и там мне не жилось. Нигде не жилось! - кричал он.
Тут Борис Иванович небрежно и холодно высказал то, что и я невольно подумал в эту минуту:
-Да вы ненормальный.
Толпа любопытных уже скопилась вокруг нас небольшим, неопрятным кольцом. Всё это вызывало во мне чувство неприязни.
-Пустите меня, -усталым, но сердитым голосом сказал старичок и выбрался из толпы.
Это небольшое кольцо неумолимо окружило нас так, как будто позабыло обо всём на свете и ничего более не волновало его в эти минуты. Оно шепталось, хмурилось, смеялось, один бородач неаккуратно дёрнул меня за рукав. В конце концов толпа расступилась и скоро разошлась. В половине шестого к вокзалу подъехал наш поезд. Всю дорогу я был довольно молчалив, чем раздражал Бориса Ивановича. Я был занят мыслями о старике. В его словах и голосе было много искренности, но всё равно трудно было понять, как может человеку не нравиться Москва. И почему ему нигде не жилось? А всё-таки жаль, что мы так сурово расстались с ним.
После этого события, не так уж надолго врезавшего мне в память, прошло двенадцать лет. К тому времени я и сам cтал чуть ли не стариком, волосы мои безнадёжно седели, мне казалось, что мой белый свет упал мне на голову с небес, как безнадёжно и с какою-то тяжёлою и неведомой силой чистый снег падает на улицы, словно принуждаемый к этому серым январским небом.
Я наведывался в гости к моей племяннице Ирине Фёдоровне. Летом она подолгу проводила время в деревне, со своей матерью, моей двоюродной сестрой Людмилой Константиновной. По пути в деревню на одном из придорожных холмов мне показался маленький деревянный ухоженный домик, а рядом, на деревянной скамье я увидел до боли знакомую мне фигуру. Где же я видел этого старого человека? До боли знакомыми казались мне черты его лица, сухие и между тем добродушные.
-Здравствуйте, -сказал я старичку.
- Здравствуйте, - проговорил он с улыбкой. И тут-то я его вспомнил. Не так уж сильно он изменился за такое долгое время.
- Как вам здесь живётся? - спросил я.
-Чудесно, - ответил старик. -За семьдесят лет лучшего уголка не сыскал.
- И вы чувствуете себя свободно?
- Как же не чувствовать! Я выпустил здесь свою свободу, с тех пор она меня не покидает. Ведь вы поймите: всё самое ценное в жизни мучает нас, пока мы не выпустим эти чувства наружу. Свобода, вера, любовь... Мы должны выпускать их из своего сердца, как выпускаем птицу из клетки.
- А если выпустишь - и не поймаешь? - бесцеремонно перебил я.
- Зачем ловить? - удивился старик. - Пусть эта клетка будет из золота, и тогда птица Свобода будет жить в ней и радоваться. Ведь эта клетка -её Родина, здесь она родилась.
И тут, почувствовав себя неловко и глупо, я спросил наконец о том, что так интересовало меня, о чём, правда, до этого момента я стеснялся спросить.
- Но... Неужели в Москве, обустроенной дворцами и и парками, цветущей садами, кишащей музеями, памятниками и театрами, вам жилось хуже, чем здесь, в маленьком деревянном домике?
На что старик так же неопределённо ответил мне:
-Слышите, как поёт река? Знаете, о чём она поёт?
Я в недоумении пожал плечами.
- Она поёт обо всём - и о Москве вашей, и о свободе великой, и Пушкину поёт славу, и обо всей стране, и обо всём мире поёт, и даже о нас с вами немножко...
22 июля 2019,
Пущино.