Что прошло... 3. Тётенька

Елена Викторовна Скворцова
Дед был молодой, красивый и весёлый. Фантазёр и выдумщик.

Из старого дивана с откидывающимися валиками соорудил двухъярусную кровать – Нелька на верхней, Лёрик – на нижней полке. Фанерная стенка, отгородившая двухэтажный диванчик от остальной комнаты, довершала ощущение купе.

В восемнадцатиметровой комнате, где они вчетвером ютились, кроме столовой, двух спален, гостиной, детской и кабинета с библиотекой, дед ухитрился выкроить себе уголок для химической и фотолаборатории. Так что ещё совсем в розовом возрасте Нелька познакомилась  с    парал лельными мирами и смежными пространствами.

А в перерывах между своими химическими опытами дед сочинял для Нельки стихи, записывал их в маленькую книжечку, сопровождая забавными картинками.

Однажды с дедулей
Случился конфуз:
Шёл он по лесу,
Навстречу ему – КАРАПУЗ.
- Здравствуй, дедуля!
А где же она?
- Кто?!
- Внуча твоя!
Я поиграть с ней хотел…
Я ведь чудесный пострел!

Карапуз был изображён в виде уморительной неведомой зверушки.

***
Однажды дед пришёл с работы в приподнятом настроении и какой-то загадочный.

-Хочешь, фокус покажу? Смотри!

У него в руке была черная бумажка с какими-то белыми закорючками-червячками. Он включил яркую настольную лампу и держал свою бумажку против света.

- Вот. Внимательно смотри на эту картинку. Не моргай. Считай до десяти. Как до десяти досчитаешь – закрой глаза и жди. Всё поняла?

- Ага… раз… два…три….

Она зажмурилась и стала ждать… Ничего! Лишь кромешная тьма – как если бы с ночного неба чёрт украл все звёзды и месяц. Нелька решила, что дед как всегда шутит. Просто решил в очередной раз посмеяться над ней.

Вдруг из самой глубины чёрного-пречёрного неба выплыло и стало приближаться невероятной красоты женское лицо. Оно было не просто красивое, а как-то непонятно красивое. Во всяком случае к этой женщине никак не подходило слово «красавица».

Свет. Покой. Боль. Любовь. Что-то ещё, для чего у Нельки не находилось слов… Глаза! Они смотрят куда-то далеко-далеко. И в то же время в себя. И просвечивают душу…

- Де-ед… Что это было? – очнулась Нелька.
- А-а… Интереесно? То-то…
- Ну, правда, ну, скажи… кто эта … тётенька?
- Тётенька! Сама ты тётенька! Мотенька! Темнота!
- Дед, ну не тётенька, а… как сказать… ну я не знаю…
- Дева! Дева Мария. Святая Мадонна. Божья Матерь…  Про Иисуса Христа слышала?
- Это который у «Петра и Павла» на кресте… висит?

Бабушка часто брала Нельку с собой в церковь Петра и Павла. Пока бабушка там молилась, Нелька разглядывала «картинки» на стенах и на своде. Ей было жутковато и очень интересно, хотя и не понятно, что там изображено.
На распятого Иисуса она вообще старалась не смотреть. Его измученное страданием лицо, огромные гвозди в ладонях и кровь, стекающая с них, да ещё череп какой-то внизу – всё это было настолько страшно, что даже не хотелось ничего об этом знать.

 Бабушка никогда ничего не объясняла, была поглощена своими мыслями. Но этой «тётеньки» Нелька никогда там не видела. Там все «лица» были очень строгие. А некоторые «картинки» даже страшные. А тут…

- Твою «тётеньку» Рафаэль нарисовал. Итальянский художник такой был. Давно очень. У нас её нет.
- А почему у неё глаза такие грустные?
- Ну, наверное, она знала, что люди с её сыном сделают. - И добавил как бы про себя,- а потом молиться ему будут…
- А за что они его так? Он плохой был?
- Наоборот.
- Тогда почему?

Дед долго молчал.

- Вот потому и распяли, что хороший. Слишком хороший. Людям рядом с ним неудобно было. Стыдно.
- Что стыдно?
- Стыдно врать. Стыдно обижать кого-нибудь. Стыдно жадничать. Слова плохие говорить… Вообще злиться…  Выпендриваться… Канючить… А так – нету его – и всё вроде так и должно быть.  И не стыдно. Ведь все так делают.
Произнося всё это, дед сделался вдруг очень серьёзным. Нелька никогда раньше таким его не видела. Говорил медленно, с расстановкой, как бы искал – какое слово поточнее.

- А разве это так трудно… не врать, не обижать?..
-  Да вот…не всегда получается. Почему-то… по-че-му – то  не пол-лучается.

Дед совсем как-то сник – и вдруг встрепенулся и заговорил своим обычным спокойным и весёлым голосом:

- А насчёт Иисуса – ты не переживай. Он ведь ненадолго умер. Его через три дня Один Великий… Самый Великий Волшебник оживил.
- Как это? – у Нельки аж дыхание перехватило.
- Как-как! Не знаешь, что ли, как оживляют… Сказок не читаешь?
- А-а-а… наверное, он на него живой водой побрызгал … или как Крошечка-Хаврошечка…
- Ну, это уж тебе лучше знать.

Нелька опять задумалась.

- А тогда… а где же он теперь-то?

- Теперь… А теперь он везде. Только человек его видеть не может.
- Он что, невидимка? Как солдат из «Заколдованной королевны»?
- Ну,  вроде того. Или как Людмила. Ты уже читала «Руслана и Людмилу»? Помнишь, как она шапку-невидимку примеряла?
- Не, не читала. А как же узнать тогда, что он здесь может быть даже? Его позвать можно, вроде как «Сивко-Бурко… встань передо мной, как лист перед травой»?

Дед расхохотался и долго не мог успокоиться.

- Ну, уморила. Сивко-Бурко… Да нет, то есть позвать-то его, конечно, можно. Слова даже специальные  есть для этого. Но это совсем не обязательно. Можно только подумать о нём.
- И он сразу же появится?
- А он никуда и никогда не исчезает. Но видеть его нельзя. Только почувствовать.

Нелька всё равно не понимала, правду дед говорит или сказку рассказывает. Но ещё больше ей не давала покоя «тётенька» с картинки.

- Дед, а что это за бумажка такая волшебная? И как эта  Мария из неё получается?
- А-а, это секрет. Бумажка и вправду волшебная, поэтому – т-ссс! Поняла? Ни-ко-му! Береги её и не показывай никому. Она тебе всегда поможет, если страшно станет или обидит кто… или просто поплакать захочется. Но только одно условие!
Нелька замерла:
- Какое?
- Не смотри на неё слишком часто. Даже как можно реже. Только когда уж совсем плохо станет. Ина-аче…

Глаза у деда стали большие и круглые, а голос – тягучий и таинственный.

- Что? Что иначе?
- Инааче   в одиииин  прекрааасный дееень…
- Ну! Ну!
- Волшебство исчезнет и бумааажка  превратииится… в кучку пепла.

***
С того дна Нелька перестала бояться темноты. И ещё теперь она знала, что чёрная бездна – ночи ли, беззвёздного ли неба, закрытых глаз – вовсе не бездна. И не мрак. И не пустота.

Она – обитаема.

 
                Продолжение следует