— Я — Иноземцев Николай Иванович, в сотый раз повторяю вам! Судебный врач из Воронежа, — гладко выбритый молодой человек приятной наружности с огромным кожаным чемоданом в руке мялся под проливным дождем напротив двух дюжих городовых и совал им в лицо бумагу с печатью. Вымокшие до нитки полицейские, стоявшие у железнодорожных путей сразу за зданием вокзала, не пропускали настырного врача к месту, где два дня назад обходчик обнаружил зверски убитых людей. Иноземцев же, в свою очередь, не уступал им и начал грозить городовым всевозможными карами. Холодные дождевые капли ручьем стекали по его длинному суконному плащу с двойным воротником, шнурами и причудливыми кистями.
— Господин урядник велел никого не пускать! — рослый городовой с залихватскими усами был неумолим и пренебрежительно махнул рукой в сторону врача, приказывая ему удалиться.
— Николя! Не может быть! Пропустите его! — за спиной полицейских появился невысокий плотный мужчина в зеленой форме урядника. Стражи правопорядка мгновенно расступились, пропуская врача по приказу своего начальника. Молодой человек гордо прошел мимо нахмурившихся полицейских и стиснул офицера в дружеских объятиях. Потом отступил от урядника на пару шагов и оглядел с головы до ног.
— Как у тебя дела, Миша? Не виделись, наверное, сто лет. Слышал, на Кавказе ты служил, ранен был и орденом награждён! — разволновавшийся врач, неожиданно встретивший старого друга, даже проронил скупую мужскую слезу.
— А сам то? Ты вообще журналистом в Англии быть должен, как раньше планировал! Зачем околачиваешься в нашей глуши? – подступил с вопросами урядник.
— События ваши на половину России гремят. Слухи невероятные ходят в высшем руководстве второго жандармского управления. Одиннадцать нераскрытых убийств за год в уезде и при таких обстоятельствах! Вот я и выпросился у своего начальства к вам. Полиции помочь, да и свои исследования сделать, медицина на месте не стоит. Если повезёт и будет интересный материал, то статеек пару напечатаю в московской газете и у друзей в Париже! – тараторил врач, поглядывая на выглянувшего из-за обода колесной пары худого рыжего кота.
— Да ты, Николя, Цезарь, пожалуй. И как везде успеваешь? — усмехнулся Михаил.
— Так я же специалист холостой. Семьёй не озабочен. Вот и занимаюсь всем понемногу в своё удовольствие, — Иноземцев спрятал бумагу с печатью в чемодан и поспешил закрыть его, хотя совсем недавно льющий с неба дождь уже прекратился.
— Эх, завидую тебе, брат. А я ранение на Кавказе под крепостью получил, и вот прикомандировали на службу в Валуйский уезд. Женился тут, дитю год на днях будет, — урядник бессознательно потёр ладонью правый бок, место давно полученной раны.
— Ну, Мишаня, это тоже хорошо. А помнишь, как мы в кадетском корпусе баловали, в женскую гимназию к институтским девкам ночью в окна залазили? — предался воспоминаниям Николай.
— А потом два дня за это в подвале сидели и половины стипендии лишились, — засмеялся урядник, — Жене только, Машке моей, все подвиги не рассказывай наши. Ну, пойдём, покажу тебе, что творится.
Добрая мечтательная улыбка мгновенно покинула лицо врача, когда, миновав очередной пост, они дошли, чавкая грязью под сапогами, к месту преступления. Оно было совсем рядом.
Четыре изувеченных трупа лежали у распахнутой двери деревянного вагона, стоящего на запасных путях. Трупы людей были растерзаны до неузнаваемости. Почти у всех мертвецов не хватало конечностей. Тело, одетое в форму поручика железнодорожной жандармерии и вовсе было безголовым и разорванным надвое. Несчастный офицер, умирая, оставался на вверенном ему посту, сжав навсегда в руке саблю. Его труп опирался спиной на разбитую дверь вагона. Трое остальных погибших в окровавленной военной форме лежали чуть поодаль.
— Даже оружие не успели достать, а уж выстрелить тем более, — прокомментировал из-за спины врача урядник.
— Впервые вижу такой характер ран. Причинены холодным оружием, на первый взгляд, но не пойму каким, — обескуражено сказал Николай, ковырнув носком сапога липучую грязь, — Не припоминаю во всей своей практике ничего подобного. Разбойное нападение?
— Не думаю. Эти четверо – не наши, не местные. По бумагам, петербургские. Опытные люди, сопровождали почтовый вагон, который должны перецепить в другой состав. Охрана была начеку и вот как оно вышло. Ох и шуму то будет! Шуму!
Иноземцев, слушая рассказ друга, времени не терял. Он расстелил на земле изрядный кусок непромокаемого полотна и водрузил на него свой увесистый чемодан. Затем судебный врач распахнул его и внимательно осмотрел многочисленные инструменты, заботливо уложенные в разных отделениях. Перебрав десятки небольших металлических и стеклянных приборов, непонятных непосвященному человеку, он извлек из недр чемодана длинную стеклянную трубку с закрепленным на ней хитроумным механизмом, длинной иглой и подобием часового циферблата сверху.
— Моё личное изобретение! – похвастался врач и с хрустом вонзил изобретение в грудную клетку ближайшего трупа. Подумав, достал из внутреннего кармана плаща часы на золотой цепочке и отмерил положенную минуту. Урядник и остальные полицейские с интересом наблюдали за его манипуляциями.
— Два дня и семь часов мертвы, — огласил Николай и удивленно поднял брови, переспросив, — Так долго тела не убирали?
— Так вас ждали, то есть комиссию петербургскую. Велено было ничего не трогать. А сегодня утром телеграмма пришла, что никакой комиссии не будет, разбирайтесь своими силами, — раздался гулкий баритон человека, подъехавшего на конной повозке с несколькими солдатами. Все городовые и урядник тут же вытянулись по струнке, отдавая честь прибывшему.
— Судебный врач, Иноземцев Николай Иванович, — представился Николай.
— Василий Евграфович Потапов, полицмейстер уезда, — приветственно кивнул высокий мужчина с худым лицом, — Слышал о вас много хорошего. Надёжные люди говорят, что вы талантливы в своем деле. Вольно всем!
— Вольно! — повторил команду урядник, и городовые облегченно расслабились. Полицмейстер имел довольно неприятную привычку появляться в самых неожиданных местах, никого не предупредив, и устраивать хорошую взбучку подчиненным. Правда, нельзя сказать, что экзекуции всегда были незаслуженными. На начищенном мундире высокого полицейского чина поблескивало несколько орденов, выдавая военного человека. На подбородке полицмейстера алел шрам, явно полученный от косого сабельного удара. Живые, серые глаза начальника местной полиции быстро ощупали взглядом судебного врача и место преступления. Полицмейстер производил впечатление человека мужественного и неглупого.
— Отойдемте в сторонку, господин врач, — увлек полицмейстер под руку Иноземцева, отводя его в сторону, за вагоны, где их не могли услышать остальные. Николай поразился железной хватке начальника полиции. Локоть врача, удерживаемый полицмейстером, словно зажали в тиски.
— Николай Иванович, просьба у меня к вам, — полицмейстер напустил на себя заговорщицкий вид.
— Я вас слушаю внимательнейшим образом, Василий Евграфович.
— Все заключения, которые вы сделаете, все отчёты, вначале предоставите мне на проверку.
— Но я… — заикнулся, было Иноземцев, тщетно пытаясь высвободить локоть из хватки Потапова.
— Знаю-знаю, что вы подчиняетесь непосредственно главной воронежской управе, но сделайте мне такое одолжение. Со своей стороны обещаю всяческое содействие и мою личную благодарность. Эти убийства по всему уезду больше года длятся, людишки нервничают, жалобы пишут. Полечу я с должности, коли за неделю не раскроем мы дело.
— Я только судебный врач, — возразил Иноземцев, наконец, выдернув руку и потирая её.
— Ах, не прибедняйтесь, любезный Николай Иванович. Мы всё про вас знаем, полные справки навели, не поленились. Петербургского душителя в три дня вычислили, воров, похитивших драгоценности княгини Суворовой, в момент нашли. Всего за вами двадцать три раскрытых дела, за шесть лет, как вы говорите — врачом. Работаете почище целого полицейского отделения.
— Преувеличиваете, господин полицмейстер. Я лишь строю версии, основанные на фактах, и предлагаю их следователям. Помогаю с расследованиями полиции, и только.
— Полноте вам. У меня на вас одна надежда. Приходите вечером в «Весёлого кабана», сыграем в карты и обсудим дела. Побеседовал бы с вами сейчас ещё, но, к сожалению, мне пора. А вы тут командуйте, — с этими словами Потапов развернулся и зашагал прочь сквозь дымку, стелющуюся вслед паровозу, только что проехавшему по соседнему пути, оставив Николая в лёгком недоумении. Просьба полицмейстера и подробная информация о делах, расследованных судебным врачом, выбили последнего из привычной колеи.
Иноземцев вернулся к месту убийства жандармов. Скучающие полицейские, словно куры на насесте, рядочком уселись на прибывшей за трупами крытой телеге и, болтая между собой, раскуривали трубки. Михаила не было, очевидно урядник отправился проверить другие посты.
Полдня ушло у молодого человека на все необходимые процедуры. Он раз за разом брал образцы крови из ран убитых и почвы, на которой лежали останки. Периодически что-то черкал, зарисовывал в большом красном потрепанном блокноте и бормотал себе под нос.
— Николя, обедать пора. Можно моим ребятам забирать тела и ехать? — спросил вернувшийся урядник, спрыгнувший с маститой чёрной лошади.
— Да, я тут закончил. Везите тела в морг, но никуда не девать их оттуда. Буду с ними ещё работать, особенно с этим, — врач ткнул пальцем на труп офицера.
— Есть у меня мысли, дружище, кое-какие, — зашептал Николаю на ухо Михаил и добавил, — Только сумасшедшим не считай, за мои соображения.
— Грузите, — отдал урядник приказ городовым и солдатам.
— Как на лошади-то ездить помнишь, Николя? — поинтересовался офицер, когда врачу подвели осёдланного гнедого жеребца, — Или на телеге потарахтишь?
— Прокачусь с тобой, Миша. Чемодан помоги закрепить. Не хочу с трупами ехать, наобщаюсь ещё с ними, — поспешил согласиться врач.
— Отправь на телеге чемодан свой, ребята надёжные, присмотрят.
— Хорошо, но пусть следят за ним постоянно. Тут полжизни моей в чемодане лежит, таких инструментов не сыщешь и за границей! — воскликнул Николай.
— Конечно, приглядят, — урядник поправил шнеллер на седле жеребца, приведенном для врача, и спросил, — Чего начальник-то мой хотел?
— По пути расскажу, — буркнул Иноземцев, взбираясь на жеребца.
Телега с трупами со скрипом покатилась, и друзья двинули вслед за ней в сторону городских построек. Железнодорожные пути и здание вокзала ещё были вынесены на приличное удаление за городом, хотя их в ближайшее время планировалось переместить поближе к Валуйкам. Градоначальник настоял на этом, ссылаясь на расходы из-за дополнительной транспортировки к вагонам и от них.
Выглянувшее солнце после прекратившегося дождя начало жарить совсем не по-осеннему. Николаю пришлось остановиться и снять плотный плащ. Урядник завистливо поглядел на него, оставшегося в лёгких брюках и белой рубашке. Снимать китель ему было не по чину.
— Как рану то получил, Миша? – поинтересовался у друга Николай.
— Потом расскажу, — поморщился тот, — Не люблю обсуждать это.
— Извини.
— Да ничего, после расскажу тебе про войну. Ты ж у меня остановишься?
— Не знаю. Думал, начальник твой определит меня на жилье, — растерялся врач, — Бумага у меня есть из управы.
— Просись ко мне. Не заскучаешь, — Михаил с интересом взглянул на старого друга. — С каких это пор судебным врачам из управы дают бумаги на размещение и помощь полиции?
— Хорошим врачам и не то дают ещё! — загадочно улыбнулся Николай.
Из-за наступившей жары от телеги потянуло сильным запахом разложения, и всадники вынужденно приотстали. Полицейские, ехавшие на телеге, замотали лица платками, чтобы хоть как-то уменьшить проникающую вонь.
— По объездной езжайте! — скомандовал им издалека урядник.
Их лошади понуро плелись рядом. Несмотря на жарящее солнце, жирная грязь ещё не высохла, и копыта лошадей в ней неприятно чавкали и застревали.
— Не хотите, чтобы люди видели мертвых?
— И так народ взволнован, дальше некуда. Девятнадцать жертв — это только тех, которых нашли за последнее время. По слухам, зверь убивал и раньше. И десять лет назад и пятьдесят, — урядник покосился на Николая, оценивая реакцию на сказанное.
— Зверь?
— Зверь. Ты на меня так не смотри. Я в бога, конечно, верю, но во всякую чертовщину не особо. До последнего времени.
— Давай подробнее излагай свои мысли…
— Четыре вооруженных и готовых к нападению человека не успели даже выстрелить. Говорят, крестьяне вой слышали от Царского леса и со стороны железной дороги.
— Занимательно, продолжай.
— У всех тех, кого находили раньше, были такие же раны. И тела не глоданы – разорваны просто. Конечно, то руки, то ноги не хватает, но не грызены, как например, если волки нападают. И ещё.
— Что?
— Тому, кто поймает или укажет на зверюгу или преступника, который в ответе за всё, господин полицмейстер через чин обещал повышение, — урядник с надеждой посмотрел на врача.
— И если у меня возникнут какие-нибудь идеи – сразу к тебе? — ехидно спросил Николай, копируя интонацию полицмейстера.
— Вот всегда мы понимали друг друга, брат! — расплылся в широкой улыбке урядник и тихонько заговорил, как будто их кто-то мог услышать, — Ребята у меня, те, что в обозе, надежные. И в городе трое. При надобности быстро команду для поимки соберем, хоть человека, хоть зверя. А сейчас поехали к настоятелю, отцу Роману. Прелюбопытнейшие истории святой отец рассказывает.
Город, расположенный на высоком правом берегу реки Валуй, встретил их шумной осенней ярмаркой. Много местных и приезжих из соседних уездов приехали выставить свои товары или повидать родственников после уборки урожая.
Оставив лошадей, друзья двинулись к настоятелю. Михаил попутно показывал заезжему гостю людные места в городе. Статному и симпатичному Николаю несколько девушек подарили свои милые улыбки. Он не скупился на комплименты и улыбки в ответ, заставляя их застенчиво отворачиваться. Хмыкнув, Михаил достал великолепно расшитый золотистыми нитками синий кисет и закурил, набив трубку.
— После ранения курить начал, — пояснил он, видя недоумевающий взгляд Николая. Это уже второй кисет. Первый, такой же, две недели назад потерял, жена чуть не убила. Долго вышивала, старалась.
Врач с интересом озирался по сторонам и время от времени прислушивался к разговорам прохожих. Тем временем, к уряднику изредка подходили какие-то люди, получали указания и тотчас исчезали в толпе.
Местных было легко отличить от приезжих по некой печати подавленности и страха на лице. Приезжие гости и торговцы были куда более веселы и энергичны. Да и где тут быть весёлым, когда боишься за городом у родственников побывать. По пути Николай узнал, что все жертвы были найдены в разных местах уезда. В основном за городом, в дальних деревнях, а некоторые нашлись прямо на окраинах Валуек. Михаил, покопавшись в сумке, достал и показал ему карту местности с отмеченными крестами, обозначающими места убийств.
Николай внимательно посмотрел карту и задумался. Судя по расположению отметок, определенной системы преступлений не было. Да и жертвы – крестьяне, бездомные, трактирщик, беспутные девки, беглый заключенный, смотритель железнодорожной станции и теперь четыре жандарма.
— Смотритель! — вдруг пришло на ум Николаю, когда они остановились у ворот Владимирского собора. Урядник вопросительно посмотрел на него.
— Когда и где нашли смотрителя?
Михаил задумался, видимо, восстанавливая хронологию событий в голове.
— Кажись, недели две назад. Растерзан жутко был, только по одежде опознали. Возле собственного дома.
— А между смотрителем и жандармами кто-нибудь погиб?
— Да вроде только Сенька Кривой утонул пьяный в речке. Тот ещё разбойник. Попортил он нам крови, подлец.
За беседой они проехали половину города.
Разговор врача и урядника прервал молодой служитель, пригласивший их войти к отцу Роману. Отец Роман, крупный и полный мужчина с бородищей до пояса, усадил гостей в закрытом скверике возле дома, за храмом, и угостил ледяным морсом со свежими ватрушками.
— Да свой он человек, отец Роман, доставай «эликсир».
Улыбнувшись во весь рот, настоятель крикнул служку и тот через минуту притащил огромную бутыль молодого местного красного вина и жареную телячью ногу.
Священник прочитал благодарственную молитву, и они начали ужин. Пока не перешли к вину, во время трапезы сохранялось гробовое молчание. Отец Роман исподлобья сверлил тяжелым взглядом судебного врача и периодически вопросительно поглядывал на урядника.
— Николай, мой старый друг, ещё с кадетского корпуса. Приехал по высшему приказу помочь нам зло наказать, какое б оно ни было, — после вина офицера потянуло на разговоры. Чувствовалось, что он частенько сюда заглядывает и со священником на короткой ноге.
— За грехи все наши напасть на землю эту святую, кровью праведников обильно политую, — посетовал отец Роман, — Окромя больших праздников, в приход старики да зрелые люди ходят. Городскую молодежь ни плетью не загонишь, ни уговором. Грешат везде.
— Ну не перегибай, святой отец, — Михаил сделал пару больших глотков вина, — Ходит в церковь молодежь, только не вся, как тебе хочется. Ты лучше про монахов расскажи, что загибли пять лет назад. Может, делу нашему пригодится.
Отец Роман тяжело вздохнул и начал:
— Взбунтовались иноки, поименно перечислять не буду. Гришка с Макеевки их идеей отшельничества соблазнил. Вот и пошли они рыть себе пещеры и кельи в меловой горе под лесом. Месяц рыли усердно, крестьяне из деревни им еду носили да и помогали иногда. Мел трудно поддаётся. И вот утром рано им Танька-молодуха еды и молока принесла на день. Глядь – а они все мёртвые лежат. Двое без голов, один без ноги, а остальные и вовсе частями. Она – кричать и бежать давай, ну и оборотня встретила.
— Оборотня? Может волкодлака? — оживился Николай, тоже уже слегка захмелевший.
Отец Роман неопределенно замотал головой.
— Называйте как угодно творение дьявольское, один чёрт, — он неистово перекрестился, перекрестил гостей и продолжил, — Рассказывала деваха, что шерсть у диавольского создания чёрная, а местами рыжая. На задних ногах, как человек стоит и зубы у него в палец величиной. Тут она и сознание потеряла, а после всем рассказала.
— А почему не тронул он её? — полюбопытствовал врач, поглядывая на захмелевшего урядника.
— Потому что усердно молилась она и чиста душой была. Вот он путь к спасению, — благочинно произнес священник.
Николай улыбнулся. Другого объяснения спасения девушки он от отца Романа и не ожидал.
У священника гости засиделись почти до темноты. Николай добросовестно записывал всё ему рассказанное, что хоть отдаленно могло помочь в этом запутанном деле.
— Батюшки, мне ж к полицмейстеру в «Кабана» надо! — встрепенулся судебный врач.
— Бесовское место! Не ходил бы ты туда, сын мой… — нахмурился поп.
— Ну, что курение вредно, абсолютно с вами согласен, — вздохнул Николай, — Другу моему об этом почаще напоминайте. А карты – в них вреда нет, коли не на деньги игра идёт.
— Поговорим об этом в другой раз, — сказал отец Роман, провожая их на улицу. — Храни вас Господь!
— Пожалуй, и я тебя покину. К жене надо. Трактир прямо за парком, по Стежиной улице до конца и направо. Место знатное, не заблудишься. А где мой дом, любой городовой покажет, — урядник, пошатываясь, побрёл прочь.
Вечерний город понравился Николаю куда больше дневного, жаркого, запыленного и шумного. Судебный врач вежливо поздоровался с проходившим мимо городовым и пошел пешком к трактиру, срезая путь по аллее через тенистый парк величественных дубов. Ему надо было продышаться и спокойно подумать. Он логично полагал, что в накуренном кабаке у него снова заболит голова и будет трудно соображать. Табачный дым он на дух не переносил. Так хоть пройдётся, заранее продышится.
Осенним вечером темнеет быстро. Не дошел Николай и до середины парка, как сумерки превратились в кромешную темноту. Он чуть ли не на ощупь шел по мощеной тропинке, стараясь не врезаться в дерево и вспоминая при этом освещенные ночные европейские города, в которых ему пришлось побывать по долгу службы. Размышляя о новом деле и обо всей российской неблагоустроенности, он почувствовал за собой слежку. Кто-то нарочито нагло, не стесняясь, впился в него взглядом из темноты.
Врач резко обернулся, одновременно с этим выхватывая из-за пояса свой любимый шестизарядный «Наган». Но перед дулом револьвера была пустота.
И как назло, вокруг не было никого, ни прохожих, ни уж тем более городовых, которых на весь уезд десятка три, не больше. Тем не менее, Николай был готов поклясться, что за ним следят.
Сухой щелчок. Звук взводимого затвора револьвера с чем-то перепутать сложно. Николай бросился бежать, петляя между деревьями. Ухнул выстрел, сбивший омертвевшую листву у самого уха бегущего. Затем раздался второй, снёсший шляпу с головы человека, мчащегося в темноте. Стрелок был хорош, раз почти попал в него во мраке, но тут Николай добежал до дома перед трактиром и спрятался за нагромождение пустых винных бочек. Свет из окон трактира рассеивал темноту даже здесь, и хоть какое-никакое, а это было укрытие. Врач ждал, осторожно выглядывая из-за бочек. Но никто не вышел из-за деревьев на свет, чтобы бросить Иноземцеву вызов. Вдали послышался свисток городового, среагировавшего на выстрелы.
— Припозднились вы, молодой человек! — радостно обнял Николая медвежьей хваткой пьяноватый полицмейстер. В трактире, как Иноземцев и ожидал, было ужасно накурено и жарко. На втором этаже визжали полуодетые барышни. Шумная компания гусар и местных торговцев орала тосты и поливала во все стороны шампанским, забыв про сползшего под стол пьяного именинника. Шум, гам, музыка. Под такой бардак из гаубицы под окном стреляй – не услышат.
— Прошу прощения, Василий Евграфович. У отца Романа сидели с Михаилом. И в морг бы мне ещё зайти, проверить надо мысль одну, — судебный врач уселся за предложенный стол. За столом, щедро уставленным едой и водкой, помимо него и полицмейстера, сидели ещё два лощеных старикана. Хозяев города, богато одетых, заправляющих всей местной торговлей, не определить было трудно. Хоть в России, хоть в Европе.
— Граф Тараканин, Владимир Никитович, — представился один из них, нервно поправляя парик, — А это мой злейший друг, купец Антонов. Про вас мы уже наслышаны от Василия, представляться не надо.
— Почему злейший друг? — поинтересовался Николай, осторожно отрезая кусок горячей баранины и незаметно подменив стакан налитой водки стаканом с компотом.
— Так прибыль он у меня перебивает, подлец этакий. Но друг он мне, смертный, куда я без него.
— Ты его пьяного не слушай, — перешел на «ты» грубоватый «злейший друг», — На тебя, Николай, вся наша надежда. Мы потеряли половину прибыли по сравнению с прошлым годом, когда люди не гибли. Василий вон не справляется со службой. Никак порядок не наведёт.
— А что я? Что я? — возмутился полицмейстер, подсовывая Николаю очередной стакан водки и пыхая иностранной сигарой, — Городовым помимо сабель револьверы выдал? Выдал! Каждому! У меня на уезд десять человек положено, а я почти тридцать держу, спасибо купцам нашим. Где убийцу искать-то? Кругом лесов тьма, батальон спрятать можно, не сыщешь, не то, что человека.
— А что, если убийца ваш не совсем человек? – резко спросил Николай. Видимо спросил слишком громко, так как на его вопрос обернулась вся сидящая напротив шумная компания. Некоторые даже согласно закивали.
— Ежели убийца – оборотень, как говорит всем отец Роман, то тем более надо устранять проблему эту, обнищаем мы вовсе от такого соседства, — зло проговорил купец Антонов, — Мы в долгу не останемся, молодой человек. Пятьсот рублей даём при успешном исходе дела. Пойдем-ка, Володька, проветримся. Позволите ваш плащ, молодой человек? Я свой трактирщику подарил спьяну, не отнимать же теперь.
Когда купцы оставили их одних, Николай нагнулся к полицмейстеру и спросил:
— Василий Евграфович, что пропало из одиннадцатого почтового вагона, возле которого убили жандармов? Михаил сказал, что весь груз остался цел, пятьдесят тысяч рублей и все посылки целы. Может, чего-то не хватает?
Если бы он выстрелил в начальника из револьвера, тот бы явно меньше испугался.
— Откуда вы знаете про пропажу? Кто вам сказал? — мгновенно протрезвел полицмейстер, — Это дело государственной важности. Мы ещё раз проверим весь вагон и найдем её!
— Кого её? Если вы утаиваете от меня что-то, я вряд ли смогу помочь вам.
Начальник полиции замялся, но потом всё-таки решился:
— Переписку нашего министра по иностранным делам с австрийским, французским и английским коллегами. Небольшой ящик с архивом тридцатилетней давности.
— Бог ты мой! – вскочил со стула Николай, едва не зацепив крышку стола, — Теперь понятно, почему не пропало всё остальное. Украли самое ценное. Эти бумаги и сейчас стоят миллионы. Десятки миллионов. Смотритель станции знал всё о прибытии поезда, графики, от него преступник всё выведал и узнал, и, конечно же, есть сообщник в Петербурге. Мозаика, кажется, складывается. Я сейчас поднимусь наверх, знакомого увидел. Извините.
На втором этаже кабака врач встретил пожилого гусарского офицера, с которым встречался несколько раз в Воронеже и полчаса с ним тихонько разговаривал. После чего, офицер согласно кивнул и поспешно убежал на улицу. Было уже далеко за полночь, и многих посетителей клонило в сон. Иноземцев сидел на лавке и при неровном свете свечей задумчиво листал страницы своего потрепанного блокнота.
— Убили! Караул! Купца Антонова убили! Оборотень! — в трактир ворвался и заорал забрызганный кровью Тараканин. Поднялась неразбериха, выбежали пьяные гусары с саблями наголо и остальные мужчины, вооружившись, кто чем.
— Двадцать, двадцать убитых, — меланхолично сказал полицмейстер, когда они добежали до нового трупа. Антонов в плаще, взятом у Николая, лежал, раскинув руки, с разорванным горлом в луже собственной крови.
— Надо опросить Тараканина, как протрезвеет. И послать за Михаилом, — сказал врач, думая о чем-то своем.
— Да послал уже. Боже. Теперь меня точно уволят, — простонал начальник полиции.
— Вы же военный человек, возьмите себя в руки! Соберитесь, люди ждут ваших приказов! — сурово сказал ему Николай, — Мне пора, я должен зайти в морг. Кажется, я кое-что не досмотрел на трупах. Этого тоже доставьте для экспертизы. Свидимся утром.
Люди тихонько разговаривали, собравшись вокруг погибшего. Принесли несколько факелов и ламп. Но при таком освещении бесполезно было искать следы зверя или человека, кем бы ни оказался убийца. Хотя большинство горожан склонялось к первой версии. Злость и страх наполнили их.
Судебный врач почти всю ночь провозился с трупами, снова и снова проводя свои эксперименты, записывая и проверяя результаты в колеблющемся свете лампад. Он исписал весь свой блокнот размашистым почерком, сверялся с несколькими старыми книгами и разговаривал сам с собой. Весь забрызганный кровью, в грязном фартуке, кровавых перчатках и с огромным хирургическим ножом в руке, он выглядел ужасно. Поспать Иноземцев решился только под утро, когда закончил свою работу. Он улёгся на свободный деревянный стол и захрапел. Компания трупов его нисколько не смущала. Железные нервы у человека. Разбудил Иноземцева, проспавшего всего три часа, тот же самый пожилой гусар, которого он ночью отправил из кабака, по особому заданию. Офицер торопливо сунул судебному врачу завернутый в белый платок небольшой свёрток и, отдав честь, ушел. Николай, несколько минут ходил по моргу, затем не глядя сунул свёрток в карман брюк и отправился в город.
Весть о новом убийстве облетела утренний город мгновенно. Слухами оказались напуганы абсолютно все горожане. Нападения чудовища ждали теперь не только за городом или на глухих окраинах. Протрезвевший полицмейстер, признав собственное бессилие, отправил гонца в воинскую часть за помощью. По всему уезду градоначальник велел создавать небольшие группы из крепких вооруженных мужчин и патрулировать город и прилежащую местность. Дневным поездом в Валуйки прибыло несколько корреспондентов, чтобы опередить своих товарищей по перу и описать новое убийство. Они собирали вокруг себя толпу, расспрашивали людей и выдвигали версии одну фантастичнее другой, нагнетая и без того напряженную обстановку.
В атмосфере общей неразберихи и суеты Николай разыскал своего друга, урядника, возле старой маслобойни, где тот с двумя городовыми опрашивал свидетелей. Врач отозвал Михаила в сторонку.
— Ты вообще спал? У тебя круги чёрные под глазами, — взволновался видом старого приятеля урядник, — Ко мне так и не приехал.
— Не мог уснуть. Меня дважды вчера пытались убить! И у меня есть предположения, которые могут объяснить всё происходящее, а тебе получить должность станового пристава, а может и выше.
— Тогда давай не здесь, дружище. Слишком много ушей.
— Да я тоже так думаю. Сможешь отлучиться на пару часов, в Макеевку съездить? Нужно мне ту женщину опросить, про которую отец Роман рассказывал.
— Конечно, поедем! Тимофей, дай врачу свою лошадь! — урядник подозвал своего помощника и отдал указания. Михаил был заметно взволнован и возбужден, всем видом демонстрируя, что вот он, шанс долгожданного повышения! И внушительной прибавки к жалованью!
До Макеевки было добрых полчаса пути. Видя, как Михаил ёрзает в седле и нетерпеливо поглядывает на него, Николай решил поделиться своей версией с другом прямо сейчас. Тем более, что доверять в этом городе ему было больше некому. Здесь каждый имеющий власть представлял свои интересы и хотел решить дело в свою пользу.
— Мне нужна твоя помощь, Миша! Вчера меня пытались застрелить в парке, а потом убили человека, одевшего мой плащ.
— Но покойному купцу зверь разорвал шею, а в тебя стреляли. Оборотни не могут пользоваться оружием кроме когтей и зубов, — выпрямился в седле медленно едущей лошади урядник, — Надо было приставить к тебе городового! Вот я дурак.
— Я тоже так подумал, друг. Да не про то, что ты дурак и не приставил человека, а про зверя. Невероятно, что человек и зверь действуют заодно. Версия, заслуживающая интереса, но у меня есть более приземленные выводы.
— И какие же? Зачем едем в Макеевку? Говорят, баба эта после нападения зверя головой дурна стала. Живет отдельно от всех, ни с кем не общается, — урядник поправил сползшую седельную сумку.
— Под микроскопом, в ранах, я нашел металлическую пыль, Миша. Такая пыль образуется при заточке холодного оружия, только вот тип никак не определю. Нет никакого зверя! Есть человек с одним-двумя пособниками, который убивает, живописно раскладывая трупы и нагоняя панику. И, разумеется, это тот, кто украл переписку министра из поезда.
— Так вот чего с вагоном так суетится полицмейстер! — ахнул урядник, — Мне-то говорил, что деньги пропали и золотишко. Его подозреваешь?
— Не только. У меня несколько лиц под подозрением. Но ему было проще всех организовать всё. Могли и Антонов с Тараканиным, для них деньги выше жизней людских. Но Антонов мёртв. Прогулка в моем плаще обошлась ему очень дорого. Кто-то понял, что подбираюсь к истине слишком близко и становлюсь опасен. Мои методы могут вывести на неожиданные результаты. Пару минут урядник ехал молча, переваривая всё рассказанное судебным врачом.
Макеевка оказалась деревней из пары десятков небольших глиняных изб с соломенными крышами. Взрослых мужиков - никого, все еще не вернулись со вчерашней городской ярмарки. Только детвора носилась неугомонно, сбивая пыль с высохшего репейника. Из плохо огороженного загона доносилось мычание коров.
Изба Таньки-молодухи стояла на самом отшибе. Она и вправду жила одна, ни с кем не общаясь. Да и люди, после того случая, побаивались женщину и рассказанного ею. Мало ли почему оборотень не тронул её.
Спешившись, друзья постучали в двери. Никто не ответил. Решили немного подождать, расположившись на бревне, неподалеку от сеней. Михаил достал из сумки бутылку вина и предложил Николаю. Тот сделал пару небольших глотков.
— И всё-таки я никак не пойму, Николя! Коего беса мы припёрлись сюда, если нет зверя никакого? — не унимался урядник, — Нам убийцу ловить надо!
— Мы его и ловим. Кто распространил слухи о звере и грехах, за которые ответ держать придется? Кто об этом твердит на каждом служении?
— Отец Роман?! — от неожиданности Михаил чуть не захлебнулся вином.
— Я уверен, что этой женщине заплатили за её версию событий. Или запугали и заплатили, что дела, по сути, не меняет. И сейчас мы с тобой её допросим.
— Думаешь, сознается? – засомневался урядник, — Хотя если с пристрастием допросить. Эх, светлая у тебя голова. Мне бы такую. Уже бы начальником управы губернской был бы.
— Спасибо, Миш. Ты тоже неглуп, лучше всех философию сдавал в корпусе, помнишь?
— Помню, дружище. Давай дверь вышибать, а то до вечера просидим тут!
Оба молодых человека поднялись и, ещё раз громко постучав в двери и окна, убедились, что никто не откроет. Вдвоём навалились на хлипкую дверь и та подалась. Они замерли как вкопанные в сенях, увидев девушку, висящую посреди избы в петле, закреплённой на вбитом в потолок металлическом крюке. Потрогав тело, Николай определил, что несчастная мертва уже несколько часов. Скорее всего, с ночи. Тот, кто хотел его убить, решил той же ночью замести возможный след. Врач бессильно опустился на табурет. Его опередили.
— Значит, отец Роман? Или ещё и в сговоре с начальником полиции? — Михаил растерянно развёл руками. Потом удивленно уставился в окно, глядя на поднявших пыль вооруженных всадников в доломанах, приближающихся к дому новой жертвы.
— Не думаю, друг мой. За ними водятся, конечно, мелкие грешки, из городской казны приворовывают несомненно, но нет ни одного убийства. Как и за Тараканиным…
— Ничего не понимаю, — Михаил снова нервно выглянул в окно, — Это за кем?
— За тобой, Миша. Извини. Смерти невинных я не могу простить даже лучшему другу. Твоих обоих помощников, едущих сзади за нами, уже наверно арестовали гусары и остальные городовые. Скажи мне, пожалуйста, что убивал не ты, а отдавал приказы сообщникам. Кто из Петербурга рассказал тебе о переписке?
Урядник попятился от Николая, достав заряженный револьвер. Дрожащей рукой он направил его на судебного врача. Тот сидел, не шевелясь. На лице Иноземцева отражалась только горечь, он и не думал тянуться к собственному оружию.
— Ты ошибаешься, Николя! Ты ошибаешься! Меня подставили! — сорвался на визг Михаил, целясь в друга, — Это всё происки полицмейстера! Нам надо бежать! Они убьют нас обоих и заметут следы. Повесят всё на нас.
— А как ты объяснишь пачку писем под седлом твоей лошади, негодяй?! — В сенях стоял сам Василий Евграфыч, направив на урядника оружие. В хату ввалились ещё несколько солдат и городовых и тоже взяли на прицел убийцу.
— Не отпирайся, мой человек сегодня утром нашел у дома убитого смотрителя твой потерянный кисет. Синий с золотой каймой, жена твоя старалась…— произнес врач, так и не достав револьвер. Вместо оружия, Иноземцев достал из кармана брюк свёрток, принесённый утром пожилым офицером, и швырнул его к ногам урядника.
— Взяли обоих братьев Зоревых, подчиненных твоих, возле деревни, с оружием и мешком с ножами, стальными когтями и ещё разными штуковинами. Ты и Николая собирался убить и дурить всем голову оборотнем? — грохочущий голос полицмейстера звучал как небесный приговор.
— Ну, так чего не стреляете, упыри? Высосали всю кровь из города! Не подвинешь никого по-хорошему! Пять лет в урядниках тут! — заорал Михаил, переводя револьвер с врача на начальника полиции.
— Потому что ты нам сдашься и назовешь твоего покровителя в Петербурге. Сам узнать про переписку ты не мог, — подал безразличный голос Николай, — Это единственное, чего мы не знаем — как он тебя нашел и кто он. Будь человеком хотя бы сейчас.
— Хорошо, я сдаюсь! — урядник бросил на пол револьвер, и солдаты расслаблено опустили оружие. Как оказалось, зря. Михаил выхватил запасной револьвер из-под одежды и несколько раз успел выстрелить, убив одного и тяжело ранив другого полицейского. Ответный залп остальных сразил его наповал градом пуль. Урядника отбросило к противоположной от входа стене, где он и затих, так и не успев ничего сказать.
— Уберите это чудовище, — отдал приказ полицмейстер, — Николай Иванович, я одного не пойму…
— Чего?
— История с вагоном началась две недели назад. Гибель смотрителя, жандармов, Антонова и этой женщины вполне понятна. Но остальные убийства? Людей убивали последние пять лет.
— Боюсь, Василий Евграфович, мы имели дело с расчетливым убийцей и сумасшедшим в одном лице. Думаю, готовился вариант с убийцей, которого бы он «поймал», подбросив ему мешок с крючьями, серпами и всем остальным. Доблестно раскрыл бы дело, и вы бы повысили его через чин. Но тут на него вышли с этот проклятой перепиской, и погибли ещё люди.
— Благодарю вас за отличную работу, Николай Иванович. Сегодня же отправим вас поездом в Воронеж. Пора нам. Надо оповестить общественность, что бояться оборотня больше не нужно.
— Я потерял друга, это моя самая худшая работа, — сказал Николай, глядя на изрешеченное тело урядника, — Да и человека, наведшего его на переписку, мы теперь вряд ли найдем. Не думаю, что он посвящал в тонкости дела своих помощников. Позвольте, я здесь побуду один…
Городовые и гусары раздобыли в деревне телегу и погрузили на неё убитых и раненого. Прощаясь, полицмейстер указал Иноземцеву на привязанную к плетню лошадь с пристегнутым к седлу чемоданом. Судебный врач присел на лавочку и поднял недопитую им и Михаилом бутылку вина. Вереница полицейских и солдат медленно потянулась из деревни. Раненого нельзя было везти быстро. Он надрывно стонал на каждом ухабе.
— Как говорит отец Роман, все грехи должны быть наказаны, — сказал сам себе вслух Николай, глядя им вслед. Он подошёл к лошади, закрыл бутылку и положил её в неразлучный дорожный чемодан. Его ждало новое дело в Польше, о котором ему сообщат только по приезду в полицейское управление по особо важным делам…