На просмотре фильма, завершившего Международный фестиваль документальных фильмов (Артдокест – 2019), – «Государственные похороны» украинского режиссера Сергея Лозницы – был аншлаг ( Фильм выйдет в прокат в марте 2020 года под названием «Прощание со Сталиным»). В большом зале кинотеатра «Октябрь» собрались люди многих поколений: от тех, кто, как я, застали время смерти Сталина, - до молодежи, но все мы были захвачены этим фильмом, вперив глаза в экран: разворачивающееся перед нами зрелище затягивало в глубину отечественной истории.
Фильм состоит из двух вставленных друг в друга частей.
Первая – исторически-церемониальная; - это подробное изображение похоронного ритуала; до этого я видел о нем только фотографии в прессе, так как телевизора в то время в семье еще не было.
В этой части особенно интересны образы исторических деятелей данной эпохи: напыщенный фанфарон Маленков, зловещий Берия, дающий понять, что он здесь – главный (при постановке гроба на орудийный лафет, Лаврентий Павлович, несший его передний левый угол, рывком головы и взглядом, отдавал распоряжения офицерам НКВД, которые здесь всем заправляли; от его страшного взгляда можно было бы лишиться чувств), спокойный деловитый Хрущев, который на траурном митинге не выступал, но вел его; внешне невозмутимый Молотов (видимо, сказывалась дипломатическая практика), держащийся скромно Микоян, рослый величественный Булганин, вполне интеллигентного вида Первухин, маршалы Ворошилов, Буденный и Малиновский. Съехались на похороны руководители соцстран: Готвальд (Чехословакия); кстати, он на похоронах простудился, и через несколько дней умер, Берут (Польша), Пик, Гротеволь и Ульбрихт (ГДР), Червенков (Болгария), Ракоши (Венгрия). Четырехлетняя Китайская Народная Республика была представлена Чжоу Эньлаем, который на мавзолее стоял рядом с Берия. Из лидеров капиталистических стран присутствовал президент Финляндии Кекконен. Особое внимание на себя обратила руководитель компартии Испании Долорес Ибаррури («Пассионария»). Я привожу здесь все эти фамилии из гордости, так как узнал их лица, знакомые по фотографиям, которые печатались в газетах, или помещались в витринах издательства «Известия» на площади Пушкина.
Впечатляет и картина Большого зала Дома союзов; гроб стоял среди пальм, выращенных в кадках, и собранных в таком количестве, что они образовали настоящий сад, если не лес. Казалось, здесь находилась вся страна: руководители стояли в Почетном карауле, непрерывно играл большой симфонический оркестр; для художников сделали особую выгородку, откуда они писали и рисовали тело Вождя, поэты во главе с Сергеем Михалковым слагали стихи на случай; и через зал текла нескончаемая река советского народа, умело регулируемая вездесущими офицерами НКВД в фуражках голубым верхом. Эта река длиной в десяток километров, зажатая между стенами домов и выставленными в линию грузовиками, протекала через весь центр города, скованного поздними морозами (Иногда выделенного для этой реки русла было мало, она вздувалась от людского половодья, и люди, задавленные, гибли, но этого в фильме не показано). Церемониальная его часть закончилась зрелищем тысяч венков, принесенных к мавзолею – ими были заняты все трибуны Красной площади.
Вторая часть фильма – наиболее сильная, и весьма противоречивая – это показ Народа крупным планом – через тысячи лиц скорбящих граждан. Официальные кинооператоры (а других тогда не было) не практиковали съемку скрытой камерой, и поэтому люди знали, что их снимают, и вели себя соответственно; зная, что от них требуется скорбь, они ее изображали (те, кто не умел контролировать свое выражение лица, отсеялись за прошедшие годы советской власти).
Я об этом говорю со знанием дела, как исторический свидетель; наша школа находилась рядом с улицей Горького, по которой поток населения шел к Дому Союзов для прощания со Сталиным, и я среди людей не замечал никакой скорби; они непринужденно болтали между собой, улыбаясь, и даже смеясь. Было очевидно, что люди шли посмотреть на Сталина из любопытства; они догадывались, что произошло событие, после которого жизнь должна измениться, и от мысли об этом их охватывал трепет: одни боялись грядущего, другие на него надеялись.
В нашей школе состоялась траурная линейка, на которой выставили всю первую смену – где-то человек 400, так на ней расплакался один лишь Валя Кузнецов – ученик нашего класса – 5 «Г». Поэтому все эти народные слезы меня не способны растрогать: я знаю им цену. (Аналогично, об истинном отношении северных корейцев к своим руководителям мы узнаем не раньше, чем рухнет правящий там режим - это лишь вопрос времени).
Тем не менее, картина столь послушного народа оставляет тягостное впечатление. В связи с этим я бы сказал Сергею Лознице: показанное Вами не является характеристикой только русских; тоталитарный режим до такого состояния может довести любой народ (немцы при национал-социализме - что, лучше, что ли, были?).
Данный фильм был мне, также, интересен тем, что переносит зрителя на 66 лет назад – во время, которое хранится в моей памяти. Действительно, зрелище паровозов, старых автомобилей – «Эмок», «ЗИСов», «ЗИМов», «Москвичей», полуторок, троллейбусов и трамваев того времени, кондукторов с роликами отрывных билетов, действует возбуждающе, как всякое путешествие на Машине Времени. Кроме того, взгляд, умудренный опытом жизни, замечает то, на что раньше я не обращал особого внимания, например, на значительное имущественное расслоение. Во всей стране женщины носили на голове шерстяные платки, были одеты в телогрейки и бесформенные пальто, были обуты в валенки с галошами; в Москве же, наряду с простонародьем, были уже заметны дамы, щеголявшие в шубах, затейливых шляпках и элегантных сапожках: это были представители новых сталинских сословий.
Да, как я и ожидал, мне удалось погрузиться в прошлое моего отрочества, однако я не испытал по нему никакой ностальгии. Более того, увиденное в фильме, весьма болезненно задело во мне струны, о существовании которых я или не подозревал, или знал, да давно забыл.
Декабрь 2019 г.