В Монгольской Народной Республике я пробыл всего два года. Львиную долю времени нахождения там занимала служба. Суббота и воскресенье, далеко не всегда были отдыхом, да и в, свободные от дежурств выходные, идти, особо было некуда: на десятки, сотни километров вокруг, простиралась степь. И всё же, в памяти об этой стране, запечатлелось немало ярких, запоминающихся страниц.
Улан-Батор располагался от нас в двухстах пятидесяти километрах. Буддистские монастыри, восточная архитектура, музеи, другие культурные ценности размещались в главном городе страны. Туда ещё, иногда, можно было вырваться. А вот, остатки древней столицы Монголии – Каракорум, основанной ещё чингизидами, посмотреть не удалось. Добираться до неё из Улан-Батора надо было на Ан-2. Перед отправкой в Союз, я попытался это сделать, но в авиакассе не оказалось билетов.
В выходные дни, знакомство с азиатской экзотикой ограничивалось прогулками в степь. Невдалеке от места расположения нашего гарнизона, степь плавно переходила в пустыню. Это была самая крупная пустыня в Азии – Пустыня Гоби. Степь и пустыня не были, как мне поначалу казалось, монотонными и однообразными. С поднятием на небольшие возвышенности, или скальные нагромождения, взору открывались новые картины. Можно было неожиданно увидеть, ранее не находившуюся в данном месте, юрту, или встретить диких животных.
Араты (скотоводы) возили с собой автономные генераторы, или старались ставить передвижное жилище возле линии электропередач. Они подсоединялись к ЛЭП, и юрта становилось электрифицированной, в ней, как правило, имелись электроплиты, холодильник, телевизор и иные приборы бытовой техники. В юрте постоянно находились жена с детьми, а мужчина мог пасти скот на довольно большом расстоянии от них, перегоняя лошадей, овец или верблюдов в поисках лучших пастбищ. Внутреннее убранство степного жилища отличалось от обычного тем, что мебель (столы, скамейки, шкафчики и прочее) были невысокими так, как, в основном, его хозяева располагались на полу, сидя на ковриках или подстилках. Местные жители отличались доброжелательством и гостеприимством. Это был народ с самобытной культурой, древними традициями и богатым историческим прошлым. С большим почитанием монголы относились к своему великому предку – Чингисхану.
Во время одного из своих «походов», я повстречал стадо двугорбых верблюдов. Ещё раньше читал, что единственное место на Земле, где в диком виде обитают эти животные – Пустыня Гоби. Оглядевшись вокруг и, насколько хватал взгляд, никого больше не увидев, я приготовил фотоаппарат и направился к, жующим траву, «кораблям пустыни». Стадо состояло из шести – восьми особей. Они располагались очень плотно, друг возле друга. С моим приближением, животные, всё чаще поднимали головы и, с тревогой и явной недоброжелательностью, бросали на меня свои взоры. Увлечённый неожиданной встречей, я, только в непосредственной близости от них, понял, какую совершил ошибку. Это не были мирные и спокойные верблюды, каких мы привыкли наблюдать в цирке или зоопарке. Оказавшись в трёх – четырёх метрах от этой компании, я увидел несколько свирепых морд, направленных на меня и не предвещавших ничего хорошего, - великаны фыркали и беспокойно перебирали ногами. Глаза их были налиты кровью.
В Афганистане, раньше, мне доводилось находиться рядом с их одногорбыми, вьючными собратьями. Там были спокойные, несколько флегматичного нрава, существа, гораздо меньшие по размеру, чем эти, их двугорбые «родственники».
Сейчас, отступать было поздно: попытайся я бежать, парнокопытные, в два прыжка, пресекли бы мои действия. Я замер на месте, моля судьбу о пощаде… Несколько снимков, всё-таки, удалось сделать. Неожиданно, в стороне послышался крик. Повернув голову, метрах в ста от себя, я увидел, что-то кричащего и машущего руками, монгола. С того места, откуда я обнаружил верблюдов, его не было видно потому, что он лежал за огромным валуном, приглядывая за своими подопечными. Теперь же, мы оказались в поле зрения друг друга. Голосом и жестами пастух старался дать понять, чтобы я не подходил к животным близко. Но мне это и самому уже стало понятно. Успокоились ли двугорбые сами, или на них подействовали окрики хозяина, но их агрессивность, явно таяла, - они снова стали щипать траву, изредка поворачиваясь в мою сторону. Я, медленно, без лишних движений, спиной, стал пятиться от этих великанов. И, когда между нами оказалось метров двадцать, повернулся и, не оглядываясь, пошёл прочь от, столь негостеприимных хозяев пустыни.
Стало понятно, что верблюды не дикие. Но и домашними их назвать было труд. Ведь, например, сказать о необъезженном коне, носящемся по необъятным просторам с табуном таких же, как он строптивцев, что он ручной, домашний, как говорится – язык не повернётся. А в Монголии – и подавно! Территория этой страны огромна, плотность населения маленькая, и пастухи, кочуя со своими стадами, зачастую, проходят огромные расстояния, не встречая кого-либо.
Довелось, в тех краях, наблюдать и одну из загадок, одно из чудес природы.
На аэродром, как обычно, ехали на бортовом КрАЗе с тентом. С заднего борта, тент был открыт. Кто-то, из сидящих в кузове, произнёс: «Погода хорошая. Как чётко дома видно!». Я, не поднимая головы, поддакнул. Тот же голос, с ноткой иронии, добавил: «А ведь домов, в том направлении, не должно быть…»
Далеко в степи, в стороне от удаляющегося гарнизона, виднелся город. Большое количество многоэтажек теснилось там, где обычно были только степь и небо, и ближайший населённый пункт, в данном направлении, находился во многих сотнях километров. Сознание отказывалось воспринимать происходящее. Находящиеся в кузове коллеги, засмеялись. Они уже несколько лет служили в Монголии и были свидетелями подобного не впервые. Вопреки ощущениям, становилось понятно, что мы наблюдаем.
- Да, это мираж, - сказал, рядом сидящий попутчик.
Я знал, что в пустынной местности, при определённых погодных условиях, в атмосфере проецируются объекты, расположенные на очень больших расстояниях от отражённых изображений. Но, прежде, видеть такое не приходилось.
И очень запоминающимся было ещё одно событие.
Начальник физподготовки дивизии, зная мою приверженность к спорту, предложил, поучаствовать в предстоящих соревнованиях. Шла подготовка к празднованию юбилея Монгольской железной дороги. В честь этой даты, военнослужащие нашей дивизии, готовились к совместным торжественным мероприятиям с монгольскими товарищами. Начфиз сказал, что отмечать юбилей будем на стадионе, расположенном, приблизительно в двух километрах от гарнизона, что в программе праздника запланирован бег на три километра и многозначительно добавил: «По местным обычаям, победитель будет поощрён бараном».
С утра стояла хорошая, летняя погода. Солнце ещё не поднялось, и было свежо, прохладно. Стадион располагался между жилым городком авиаторов и железнодорожным разъездом, состоящим из двух одноэтажных домиков, и представлял собой футбольное поле с беговой дорожкой и несколькими рядами скамеек.
Удивило большое количество монголов, находящихся на стадионе! Кроме семьи железнодорожников на разъезде и жителей аймака Чоэрэн (в двадцати пяти километрах от гарнизона) на десятки километров вокруг, встретить кого-либо, обычно было трудно. Тем не менее, около трёх сотен монгольских всадников были собраны посреди степи, непонятным образом. На них была национальная одежда: длинные халаты - дели, застёгивающиеся сбоку и подпоясанные кушаками и, различного покроя, - шапки из меха, кожи, шелка и бархата. Тысячу лет назад монголы одевались точно также. Казалось, происходят съёмки исторического фильма. Один из организаторов праздника, объяснил, что в эти дни (в начале июля), в Монголии, уже много веков подряд, проводится Наадам. Дословный перевод этого действа – «Три игрища мужей». Он включает в себя состязания в национальной борьбе, стрельбе из лука, и скачки на лошадях. Руководство района и командование дивизии решили совместить оба мероприятия – юбилей железной дороги и народные гуляния.
Праздник начался с традиционного ритуала: все всадники, неспешным шагом проезжали по дорожкам стадиона. Головы их были опущены, и каждый что-то негромко напевал себе под нос, то ли медитируя, то ли читая молитву. Оказалось, что они, перед состязаниями пели гимн (каждый своему коню) и, таким образом, добивались единения со своими скакунами. К слову о лошадях: монгольская порода, как известно, своеобразна. Низкорослые, покрытые длинной, густой шерстью, они очень выносливы. В сравнении с европейскими лошадьми, тамошние, показались мне гораздо более дикими. Однажды, получив разрешение у чабанов прокатиться на их питомцах, я заметил, что эти кони очень пугливы. Стоило всаднику поднять, хоть немного, какую – либо руку, как они бросались в сторону. Балансируя, чтобы не упасть, наездник вскидывал другую руку, и кони шарахались в противоположную сторону. В общем, удержаться в седле было не так- то просто.
У всех вызывало умиление и восторг то, что среди готовящихся к скачкам аратов, были и пяти – семилетние дети. Я, вначале подумал, что в соревнованиях будут принимать участие и девочки, так как у некоторых маленьких наездников были косички. Но мне объяснили, что в Монголии мальчикам, до восьми лет, принято заплетать косы. Малолетние наездники, подражая взрослым, старались выглядеть очень серьёзными. Приспустив уздечки, они, склонив головы, напевали необычные мотивы, покачиваясь в сёдлах. В ручонках они держали небольшие плети для того, чтобы во время скачки погонять лошадей. Эти участники никого из присутствующих не оставили равнодушными.
Церемония, предшествующая скачкам, закончилась, и все направились к месту старта, расположенному, приблизительно в двухстах метрах от стадиона. Участники были разделены по группам, в зависимости от возраста лошадей, и стартовали на разные дистанции – от десяти до тридцати километров. Зрелище было впечатляющим: отряды монгольской конницы, через определённые интервалы, с посвистами и гиканьем, оставляя за собой облака пыли, устремлялись в степные просторы….
А на футбольном поле готовились к очередным состязаниям. Их, также предварял необычный, красочный ритуал. Мужчины, в высоких кожаных сапогах, с загнутыми носками, в ярких жилетах, с длинными рукавами и голой грудью и в островерхих бархатных шапочках, исполняли танец птиц. Переваливаясь с ноги на ногу, они плавно двигались по кругу, взмахивая руками и, периодически похлопывая себя по бёдрам. Таким образом, борцы демонстрировали свою мощь и подражали мифической птице - Гаруде. За прошедшие века, правила борьбы в Монголии не изменились. Соревнования проводились по олимпийской системе – проигравший выбывал из состязаний. Каждый борец имел своего секунданта. Весовых категорий не существовало. Не было ограничения во времени поединка, и побеждённым оказывался тот, кого соперник вынуждал коснуться какой-либо частью тела (кроме ног) земли. После окончания схватки, опять исполнялся танец, и убывающий атлет проходил под распростёртыми руками победителя. Национальная борьба требовала ловкости, хорошей координации движений, большой выносливости. Монгольские спортсмены на международных соревнованиях занимают много призовых мест и считаются одними из лучших. Но наблюдать их поединки, проходящие с соблюдением вековых ритуалов, было намного интересней.
И, кстати, покрой у борцовских жилетов был с открытой грудью не спроста. Согласно преданиям, несколько веков тому назад, чемпионом среди борцов стала женщина, переодевшись в мужчину. Дабы предотвратить подобные случаи, монголы стали бороться в полностью декольтированных жилетах.
Ближе к обеду начинались состязания по стрельбе из лука. В них принимали участие, как мужчины, так и женщины. Мужчины стреляли с расстояния ста шагов (семидесяти пяти метров), а женщины – пятидесяти метров. Мишенями служили небольшие кожаные мешочки, цилиндрической формы, набитые шерстью. К сожалению, полностью понаблюдать за действиями лучников, мне не удалось так, как пора было готовиться к забегу на три километра.
Организаторами мероприятия было решено, что бегуны будут соревноваться на стадионе. Так, как размеры его были не стандартными, длина круга равнялась трёмстам метрам, то участникам забега предстояло преодолеть десять кругов. К часу дня, под открытым небом, уже было более тридцати градусов жары. Искусные наездники, лучники и борцы, в лёгкоатлетических соревнованиях монголы не смогли нам составить конкуренцию – все призовые места были за спортсменами воинской части.
После вручения грамот, чествования победителей, начались праздничные гуляния. Обещанного начфизом барана за первое место в беге, не было, но этот факт настроения не испортил. Из динамиков, установленных на стадионе, доносилась музыка. Обычно спокойная степь, огласилась мелодиями русских и монгольских песен. В выносных торговых палатках, по символичной цене продавались традиционные монгольские молочные продукты: «бислаг» – сыр, «тарак» - простокваша, «арул» - сушёный творог, «айраг» - кумыс и многие другие. Я воочию убедился в эффективности утоления жажды молочнокислым продуктом из кобыльего молока – кумысом. Пить после него не хотелось, и самочувствие, несмотря на жару и только что пройденную дистанцию, заметно улучшилось. Вокруг царила атмосфера доброжелательности и радушия. Очень многие монголы хорошо изъяснялись по-русски. Повсеместно завязывались тёплые, задушевные разговоры. Там, где не хватало монголо-русского словарного запаса, вступали в силу мимика и жесты. В общем, взаимопонимание было налажено. Люди чувствовали себя не просто друзьями, а по-родственному близкими, приятными друг другу. Прощались с самыми тёплыми и искренними пожеланиями. В те минуты во главе отношений лежали не материальная выгода, а – доброта и человечность!