Дети военных лет
Труженику тыла Великой Отечественной Войны не исполнилось ещё двенадцати, когда он, вместе со взрослыми, стал работать во имя Великой Победы….
Отец почти никогда не рассказывал о тех тяжелейших годах. Только иногда – скупые, отрывочные фразы. В преддверии 70-летия Победы, когда каждый день, по всем программам показывали хронику он, за семейным столом, или в другой обстановке, начал делиться воспоминаниями. Возраст «перешагнул» за восьмой десяток, появилась потребность высказаться, и картины былых событий стали оживать перед нами.
Отец родился в многодетной семье в селе Ново-Боровая Мостковского района Ворошиловградской (Луганской) области. На начало войны у его родителей было девять детей. Мой дед был председателем колхоза, а его жена – простой колхозницей в овощеводческой бригаде.
В 1942-м году, когда фашисты уже подходили близко, семья отца и несколько других семей стали эвакуироваться. Отступали на восток вместе с частями Красной армии. Детей везли на подводах, с собой гнали колхозный скот. Дорогу эту позабыть невозможно: каждый день мирных жителей и отступавшие войска расстреливали, бомбили вражеские самолёты. Отец говорит, что он «родился в рубашке» - во время одного из обстрелов, пулемётная очередь прошла между ним и его младшей сестрой, когда они залегли в овраге.
До Дона оставалось 5 – 7 километров и он уже был виден, когда растянувшаяся колонна попала в окружение. Немцы высадили крупный десант и люди оказались на оккупированной территории. Семья отца и ещё три семьи из их села остановились в хуторе «Весёлый». Название хутора явно не соответствовало обстановке. Ночью к эвакуирующимся подошла местная женщина и сообщила, что её сосед, встречавший немцев хлебом-солью, собирается утром идти к новым хозяевам, чтобы выдать, остановившееся в их хуторе, как он сказал: «красное отребье». В ту же ночь отступавшие отправились в обратный путь, в родную деревню.
Жизнь во время оккупации была явно не сахар. То, чем тогда питались люди, нельзя было назвать нормальной пищей. Огороды и поля были запущены. В лесу собирали разную траву, коренья. Макуха считалась, чуть ли, не деликатесом. «Порядок» в селе устанавливали полицаи и староста. Когда в село заходили строевые части немцев, терпеть ещё можно было. Отец говорил, что простые солдаты, даже иногда угощали детей хлебом, кусочком сахара или ещё каким лакомством. Но, когда появлялись эсэсовцы, румыны или мадьяры, местным жителям приходилось туго. В округе царили грабежи, насилие, издевательства. Перед войной многодетной семье государство выдало пособие – 2000 рублей. Из этой суммы отцу купили костюмчик. Когда в Ново-Боровую вошли румыны, то они сразу разбрелись по хатам. Шаря у людей по сундукам, чужим добром не брезговали. Почти новый, детский костюм забрали тоже.
В феврале 1943-го года Мостковский район освободили советские войска. Немцев отогнали, почти до Харькова, но затем Красная армия отступила и фронт, до глубокой осени, проходил по реке Северский Донец, в 35-ти километрах от села.
В Ново-Боровой расположился прифронтовой госпиталь. В селе, из местного населения, оставались только женщины, старики, дети, да ещё – инвалиды, вернувшиеся с передовой. К работам привлекали всех, даже десяти – двенадцатилетних ребят. Люди очищали от бурьяна, заросшие за время оккупации, поля, пахали, сеяли, пололи, помогали медработникам в госпитале. Новый председатель колхоза, демобилизованный инвалид без ноги приказал отцу, которому тогда ещё не исполнилось двенадцать лет, чтобы он запрягал свою и соседскую корову в телегу и отвозил раненых с места первичной обработки в палатках к зданию школы, в котором разместился госпиталь. Вечером надо было подвозить тяжелораненых к самолётам, на которых их доставляли в глубокий тыл. Чего только, отцу, не пришлось насмотреться за это время: море крови, изуродованные тела, боль и горе в глазах людей! Однажды ему пришлось везти к самолёту искалеченного солдата без обеих рук и ног. В бреду, солдат всю дорогу просил, чтобы его пристрелили. После этого отец подошёл к председателю и сказал, что больше возить раненых не может. Его отправили на вспашку поля. Долго ещё не было спокойного сна у юного возчика – в памяти возникали стоны, крики раненых, горький запах крови.
Пахать отца поставили вместе с его матерью. Он водил коров, а мать ходила за плугом. Трудно представить, какой это был труд! Хоть и убрали основной бурьян, но колючек и мусора было, всёравно, много, а работали босиком. Да и корова не лошадь: захотела – дёрнула в одну сторону, захотела – стала и ни с места. Вообще, зрелище было жуткое: дети – подростки таскали неприспособленных, для этих целей, животных, а женщины пахали землю. Отец говорил, что во время работы у него текли слёзы не от того, что гудели сбитые ноги, а от вида хрупкой фигуры своей матери, окровавленными руками управлявшей плугом. По окончании вспашки, отец развозил воду на поля по бригадам и звеньям. На специально оборудованной бричке, запряженной быками, стояла пятисотлитровая бочка. Её надо было наполнить питьевой водой вёдрами из колодца и отвезти работающим в поле. После этого, скирдовал вместе со всеми сено, солому, от колхозных скотников возил перегной на поля. Подросткам, как и взрослым, на заработанные трудодни выдавались продукты. Работали в колхозе до ноября 1944-го года. Затем переехали в город Рубежное. Взрослые члены семьи стали трудиться на восстановлении химкомбината. Отец и его мать ходили по сёлам, за тридцать – пятьдесят километров, меняли оставшиеся вещи на продукты.
Во время войны дети в школе не учились. В 1945-м году четырнадцатилетних парней направляли в ремесленное училище. Мать моего отца хотела, чтобы он окончил, хотя бы семь классов и поэтому, забирая документы из села, записала его не 1931-м, а 1932-м годом рождения. В 1947-м году отец окончил 5 классов и его, всё же отправили учиться на столяра – краснодеревщика.
Много отец рассказывал о своих братьях и сёстрах, прошедших через жернова войны. Я же, здесь, только упомяну о своих дядях и тётях.
Старшая сестра отца – Матрёна Петровна 1918-го года рождения, на момент начала войны была замужем. Её муж прошёл всю войну в десантных войсках. После 1945-го года участвовал в разгроме Квантуньской армии в Китае. Я хорошо помню дядю Яшу. Роста он был небольшого, но, в молодые годы, мог уложить любого коня на землю, ухватив, своими могучими руками, за холку.
Старшего брата отца, тоже звали Николаем. Будучи 1921-го года рождения, осенью 1941-го он должен был демобилизоваться. Служил командиром танка. Погиб при обороне Киева.
Сестра – Наталья, 1923-го года рождения в 1943-м году была угнана на работу в Германию. За то, что помогала там советским военнопленным, была определена в Освенцим. Освобождена бойцами Красной армии. Когда, в наши дни, мы приезжали к ней в гости, показывала шрамы на шее и голове, полученные в концлагере за свой строптивый характер.
Брат отца – Иван Петрович 1925-го года рождения, приписав себе в военкомате недостающий возраст, ушёл на фронт. В Польше был тяжело ранен. Вернулся домой в апреле 1945-го года инвалидом – без левой ноги и с покалеченной левой рукой. До конца своей жизни работал сторожем и держал дома хозяйство – кур, кроликов, выращивал овощи, фрукты. Говорил, что скорее застрелится, чем будет стоять с протянутой рукой под забором.
Брат Дмитрий, 1927-го года рождения, в 1943-м году был призван на Рубежанский химкомбинат, для его восстановления.
Далее идут: сестра Татьяна 1929-го года рождения, отец, сёстры – Нина 1938-го г.р. и Надя 1940-го.
Судьбы детей войны – моего отца и его братьев и сестёр похожи на сотни тысяч, миллионы судеб наших соотечественников, прошедших сквозь пламя тех беспощадных, жестоких дней и ночей. Семидесятилетие Великой Победы отмечали мой отец – Скрыпник Николай Петрович и две его сестры – Татьяна Петровна и Надежда Петровна. Остальных братьев и сестёр в живых не осталось. Отца, как труженика тыла, наградили юбилейной медалью. Сейчас он не устаёт повторять, что военные годы, те дни, часы и минуты он помнит очень чётко, порой – намного лучше, чем события, произошедшие гораздо позже….