Я едва дотащился до своей комнаты на седьмом этаже: с тяжеленным чемоданом, корзиной с фруктами и трёхлитровой банкой виноградной водки. При входе в секцию я наткнулся на стул и, едва не свалив его, пробрался к двери с надписью 705, рядом с которой, прислонившись к стене, стояла высокая, стройная и очень красивая девушка. Пока я рылся в карманах, пытаясь отыскать нужный ключ, она, с изумлением и ничуть не стесняясь, разглядывала меня. Я поставил чемодан на пол и, присев на него, устало протёр лоб. Потом, внимательно взглянув на девушку, пришёл к выводу, что она не только очень красива, а красива какой-то особой, неповторимой красотой и, несмотря на обыденные шлёпанцы и потрёпанный вишнёвый халат, выглядит просто божественно.
- Добрый вечер, - сказал я. - Ты кто?
- Я здесь живу, - ответила она с сильным немецким акцентом, - вот в этой комнате.
Она ткнула пальцем в табличку с цифрами 704, и у меня возникло чувство, что она говорит фразу, заученную из русско-немецкого разговорника.
- Кто-нибудь есть в этом проклятом общежитии, кроме нас с тобой?
- Я не знаю, - девушка взглянула на меня с неподдельным интересом.
- Лифт не работает, кастелянши нет, вахтёрша не хотела меня впускать. Что здесь у вас творится?
- Конец августа, - вздохнула немецкая красавица. - Ещё никто не приехал.
- Тогда почему приехала ты?
- Я не знаю.
- Кто ты вообще такая?
- Я стажёрка из Ростока.
- Как же ты не знаешь, почему ты приехала так рано?
- Я не знаю, как это сказать по-русски... А ты? Почему так рано?
- Спешил повидаться с тобой.
Я всё ещё не мог отдышаться. Она закурила и предложила сигарету мне. Потом спросила, как меня зовут и задумчиво произнесла:
- Странно.
- Что именно? Разве я сказал, что меня зовут Карл-Хайнц?
- Ну... как это сказать... ты такой большой, высокий - и такое короткое имя.
- Ты можешь называть меня по имени-отчеству, добавляя при желании фамилию. Я бы тебе сказал, но ты всё равно не запомнишь. А как зовут тебя?
- Утэ.
Я даже не улыбнулся:
- Извини, Утэ, но какой у тебя рост?
- Метр восемьдесят один.
- На мой взгляд, ты тоже не маленькая.
Достав из сумки виноградную водку, я снова принялся за поиски ключа.
- Что это? - спросила она, показывая на трёхлитровую банку.
- Вода из Тбилиси, - сказал я.
- Зачем? - изумилась она.
- У меня очень редкое комнатное растение из Грузии: его можно поливать только грузинской водой. Раз в месяц я езжу в Тбилиси специально за этим.
- Правда? А ты покажешь мне этот цветок?
- Конечно. Вот только найду ключ.
Пока я рылся в чемодане, она рассказывала мне про свой Росток и про то, как она добиралась сюда из Москвы:
- В Москве мы немножко отмечали, поэтому я чуть-чуть не опоздала на самолёт.
- Немки не должны опаздывать. А что вы отмечали - немножко?
- Водку.
- Ты изобрела новый сорт водки?
- Нет. Я выпила.
- А сколько тебе лет, Утэ, что ты пьёшь водку?
- Девятнадцать. А тебе?
- Двадцать два.
- Мне нужна языковая практика, - она снова говорила вызубренную из учебника фразу. - Что ты всё время хочешь искать?
- Я хочу искать ключ от моей двери, но мне почему-то кажется, что я оставил его на пианино.
- На каком пианино?
- В Тбилиси.
- Mein Gott! - воскликнула она: а я думал, что эти два слова произносят только немки из книг и фильмов. - Что делать?
- Вечный, как мир, вопрос! Что делать, как же быть, запретить себе тебя любить... Знаешь эту песню? Не знаешь. Придётся мне спать в коридоре. Комендант будет только завтра, взламывать дверь я не могу, да мне и не хочется.
Я снова сел на чемодан и обхватил руками голову. Утэ присела на корточки рядом. Её распущенные темно-русые волосы коснулись моей руки.
- Почему ты куришь в коридоре? - спросил я.
- Потому, что запрещать курить в комнате, - объяснила она и уточнила: - У нас.
- Ты сейчас не у вас, а у нас, и к тому же одна во всём общежитии.
- В комнате... это... дышать чисто.
- Тогда лучше выйти на балкон в конце коридора или ещё лучше - спуститься на улицу. Так мы с тобой будем дышать чище.
- Я об этом не думала... может, ты говоришь это... как по-русски spielend?
- Я вовсе не шучу. Посуди сама, ты бы стала шутить на моём месте? Ключи я забыл дома, дверь не поддаётся, цветок полить не могу, а тут ещё проблема с продовольствием: вон, сколько еды привёз, фруктов, думал в общежитии кто-нибудь да будет, а сейчас и угостить некого.
- Жарко, еда быстро портится, - согласилась она. - У тебя очень тяжёлая ситуация.
- Ну, ладно, еду и фрукты, сколько смогу - съем, а остальное придётся выбросить. На вахтёршу я зол, комендант - сволочь, а больше никого нет.
- Что такое «сволочь»?
- Нехороший человек.
- Таксист - сволочь.
- Почему?
- Вместо пять рублей сдачи дал мне три.
- Ты права - сволочь. В этом общежитии, в этом городе, на этом свете осталось только двое хороших людей.
- Кто? - спросила она со страхом в голосе.
- Я и ты.
- Ты хороший?
- А тебе как кажется?
- Ты, мне кажется, очень симпатичный.
После небольшого обморока (про себя) я снова закурил.
- Может, приедет кто-нибудь? - попыталась утешить меня она.
- Вряд ли, Утэ. Аэропорт работает только до наступления темноты.
- Почему?
- Нет взлётно-посадочных огней и пилоты садятся по естественным ориентирам. Ты ведь тоже прилетела днём?
- Да, но мне казалось, что ночью тоже...
- Нет, Утэ, в огромном девятиэтажном общежитии мы остались с тобой одни. И нет никакой надежды на лучшее будущее.
Она с тоской смотрела на корзину с фруктами, но ничего не говорила.
- Я, кажется, нашёл выход, - радостно сообщил ей я. - Чем спать в коридоре, лучше устроиться в душе: там гораздо прохладнее. Вместо подушки можно положить чемодан, а укрываться ничем и не надо: сегодня в тени плюс тридцать градусов.
- А если я утром захочу принять душ? - осторожно поинтересовалась Утэ.
- Постарайся меня не забрызгать, хорошо? Я немножко отодвинусь в угол.
- По-моему, ты всё же шутишь.
- Как ты догадалась?
- Не знаю, так мне кажется... я ведь буду в душе без одежды.
- А разве мне обязательно на тебя смотреть? Всё это я видел много раз. К тому же обнажённая женщина разрушает представления мужчины о ней.
Она немного обиделась:
- Ты не хочешь на меня смотреть? Я тебе не нравлюсь?
- Ты мне очень нравишься, но понимаешь, Утэ, в определённое время года у меня появляется аллергия на женщин: это бывает обычно в августе и в апреле.
- Аллергия на женщин? Что это такое?
- Ты смотрела фильм «В джазе только девушки»?
- Не знаю. Не помню... Ты необычный.
- У нас в Грузии все такие. Это из-за вина и солнца.
- У тебя есть девушка?
- Откуда? У нас до свадьбы ни с кем нельзя встречаться, да и после свадьбы можно спать с женой только по определённым дням, причём предупреждать жену надо заранее, чтобы она морально подготовилась.
- Мне непонятно. Что такое «морально подготовилась»?
- Вот, представим себе, что ты - моя жена. И я тебе говорю: Утэ, через пять минут я тебя поцелую. Ты должна мысленно себе это представить, подумать, как я буду это делать, закрыть глаза. Это называется «моральная подготовка». А разве у вас в Германии не так?
- Не знаю. Мы просто целуемся.
- Так не интересно.
- Да.
- А у тебя есть парень?
- Нет. Все считают, что я... не знаю, как это по-русски.
- Я тебя понимаю.
- У меня к тебе просьба.
- Я тебя внимательно слушаю.
Она заговорила не сразу:
- Помоги мне. Я здесь совсем одна. А ты... мне кажется, ты всё время смеёшься. Я тебе правда нравлюсь? Почему ты сказал, что не будешь смотреть на меня в душе?
- Ладно, буду.
- А аллергия?
- Может, ты меня вылечишь?
- Хорошо, но я не умею.
- Закрой глаза, а я тебя поцелую.
- Так нельзя.
- Почему?
- Мы плохо знакомы.
- Это же только поцелуй.
- Хорошо. Морально... как это...подготовиться?
- Не надо.
Я поцеловал её, а она почему-то вся задрожала в моих объятиях.
Никогда на свете я не презирал себя так, как в ту минуту.
- Утэ, ты можешь прислониться к этой стенке и закурить сигарету, как тогда, когда мы встретились? Мы должны всё начать сначала.
- Как?
- Увидишь.
Я поднял чемодан, взял корзину с фруктами, банку с водкой и сказал ей:
- Вернусь через пять минут.
Я спустился вниз, в вестибюль и, не обращая внимания на удивлённую вахтёршу, снова поднялся наверх.
- Здравствуй, Утэ, - сказал я. - Знаешь, я забыл ключи от своей комнаты дома, в Тбилиси, можно мне оставить вещи у тебя? Кстати, ты не голодна? Я столько чего привёз из дому! А это - домашняя грузинская водка чача, немножко крепковата, но может выпьем по стаканчику? Мне уже двадцать два года, но мне ещё никто так не нравился, как ты. Знаешь, ты самая красивая, самая добрая, самая удивительная женщина на свете!
Наклонившись, я поцеловал ей руку, а она тихо плакала и гладила меня по голове, приговаривая что-то по-немецки, как будто я мог её понять.