Лыжи

Юлекс
ЛЫЖИ
Морозным февральским воскресным утром 1990-го года я стоял на балконе и курил. Пейзаж окраинного московского микрорайона был скучным и однообразным. В серые однотипные девятиэтажки, настроенные параллельным и перпендикулярным образом, вклинились несколько 14-тиэтажных «башен» с магазинами у подножья. Детский сад, бойлерная и помойка внизу. Слева, в отдалении виднелись деревья Лосиного острова, простиравшегося на десяток километров до Ярославского шоссе. Унылую картину дополняло полное отсутствие людей, не желавших в выходной вылезать на двадцатиградусный мороз в девять часов.

На балкон меня выгнало тяжкое похмелье, ставшее в последнее время стандартным состоянием субботнего, воскресного, а часто уже и будничного утра. Как случилось, что практически каждая неделя заканчивалась пьянкой, я не понимал.

Отчасти, это было результатом одиночества. Родители вышли на пенсию и уехали жить в деревню. Жениться к 32-м годам я так и не решился, предпочитая недолгие, ни к чему не обязывающие романы. Достаточный жизненный набор – квартира, машина, хорошо оплачиваемая работа не располагали к поиску перспективы… Водка и аналогичные напитки стали входить в мою жизнь все чаще и чаще. Я уже знал, где достать ее ночью и что сделать в понедельник утром, чтобы на работе снизить подозрения относительно обильных излияний, которые коллеги уже не сильно скрывали.

Мне уже становилось страшновато оттого, что в воскресенье я не мог удержаться от опохмелки, как минимум, пивом и понимания того, что жизнь постепенно превращается в постоянный угар, теряет смысл и эволюцию.
Я достал новую сигарету, закурил и оперся на перила балкона. Курение только усугубляло мое разбитое состояние, усиливало головную боль и высасывало горевшие внутренности. На кухне, на столе стояла ополовиненная бутылка водки, но я оттягивал капитуляцию перед «зеленым змием», хотя и понимал, что она неизбежна…

Сигарета заканчивалась. Я было собрался возвращаться в квартиру, как слева, со стороны Лосиного острова показался человек. Он шел вдоль дома, приближаясь к моему подъезду. Это был подтянутый, мужчина лет пятидесяти, в шерстяном спортивном костюме и шапочке. В руках он нес лыжи.

«Вот, блин…», – пронеслось в моей голове. – «Вот же мужик! Встал ни свет, ни заря. В мороз пошел в лес кататься на лыжах. Сейчас вернется домой, помоется, с аппетитом поест. Займется каким-то делами или пойдет с женой в кино, в магазин. Может быть приедут дети с внуками.

А что я?! Тоже ведь не так давно катался на лыжах. Играл зимой в хоккей на коробке за домом, а летом – в футбол на «бабаевке», у леса. Ездил к родителям в деревню, к друзьям. Хоть изредка, но ходил в театр, в кино… Ремонтировал по выходным машины с соседями у бойлерной. Я же жил! А что сейчас?!»

Мне стало невыносимо тоскливо. Захотелось прямо сейчас вылить остатки водки, достать с антресолей полупластиковую «Эстонию» и пойти кататься в Лосиный остров. Потом позвонить Алле, чудесной, доброй девушке, бросившей меня из-за того, что почти при каждой встрече я оказывался пьяным, извиниться, съездить за ней и пойти в кино или на концерт.
Нужно навестить родителей, помочь отцу со стройкой. Надо вспомнить друзей и родных…
«Завязывать! Срочно завязывать!». Я был решителен и неуклонен. Бросил сигарету…

И тут человек в спортивном костюме поравнялся с моим подъездом. Он остановился, повернулся лицом к помойке, несколько секунд, словно задумавшись постоял и с размаху кинул лыжи в мусорный бак…