Лиза давно уже не была в родном городке, в котором выросла, и каждый уголок которого был ей хорошо знаком. Когда-то после окончания школы она уехала учиться и так и осталась в большом городе, прижилась, полюбила почти также, как любила этот свой маленький и родной.
Она давно мечтала пройти по залитым солнцем старинным улочкам, подышать ароматом цветущих лип, коих в городе было множество. Правда, из-за всяких разных дел и хлопот заглядывала домой всё реже. И вот, наконец, она оказалась дома, как привыкла считать. Город встретил неласково. Крупные капли дождя весело стучали по зонту, а в голове билось «дома, дома». Лизу не огорчила унылая погода. Судя по всему, дождь должен скоро закончиться, а пока… Оказавшись в квартире, она сварила кофе и подошла к окну. Так и случилось. Дождь прекратился, и сквозь лазейки в тучах опасливо выглядывало солнышко, словно решая, стоит ли появляться сегодня, ведь время движется к вечеру, или уже подождать до завтра. Лиза полюбовалась игрой этих несмело пробивающихся и вспыхивающих искорками в лужицах солнечных лучей , засмотрелась на воробья, наслаждающегося купанием, разглядела важно шествующего по двору кота и сама устремилась на улицу.
Пахло свежестью , влагой, дождевые слезинки посверкивали на ветвях деревьев. Лиза устремилась в старый сад, находившийся совсем рядом. Обрадовавшись солнцу, туда же направились мамаши с колясками, пенсионеры. Лиза шла по главной аллее, зная , что она приведет к старинному особняку. Она издали видела его стройные колонны, потемневшие от времени. И вдруг услышала музыку, откуда она звучала, было неясно. Скорее всего, зародилась где-то в глубине души. Она узнала эту музыку, поскольку слышала много раз и каждый раз с удовольствием, но никак не могла вспомнить название. Сначала мелодия звучала величаво и медленно, точно река плавно текла вдоль берегов и вдруг темп её ускорился .И вот уже несется река быстро, стремительно так, что дух захватывает, и Лиза слышит уже, как бурлит она, превращается в водовороты. Вместе с этим бурным течением, рожденным мозгом, девушка ускоряет свой шаг, дыхание сбивается и, кажется, вот-вот остановится. Она, словно оказывается над пропастью… Страшно, замирает сердце, можно оборваться. Девушка на миг закрывает глаза от страха и по инерции делает шаг вперед. Кажется, вот-вот и упадет, но… нет, не упала… Возникает ощущение, что выросли крылья и вот она уже летит…Летит… Внезапно стало тихо. Лиза открыла глаза. Она стояла перед особняком, лежавшим в руинах. Выбитые стекла, пустые глазницы окон смотрели точно слепые. Стены облупились. Лиза поднялась по облезшим ступеням и открыла дверь. Потянуло сквозняком. Стойкий аромат пыли, сырости заключил её в свои объятия. Послышался шорох.
–Мыши,– решила Лиза. Чихнув, она замерла, вглядываясь. Мышей она боялась. Влетевший в разбитые окна , ветер пошевелил бумагу, разбросанную всюду, и девушка успокоилась. Под ногами хрустело стекло, осколки мраморных скульптур. Было грустно и жаль гибнущую красоту. Лизе здесь был знаком каждый уголок. В детстве они устраивали тут игры, здесь же ночами те, кто посмелее, караулили призраков. Были уверены тогда, что привидения должны водиться в этих развалинах. Лиза улыбнулась своим воспоминаниям. Она прошла по особняку и заглянула под лестницу. Здесь когда-то был чулан, заставленный разными полками, ящиками и там всегда находилась огромная, неподъемная корзина, полная различного тряпья, железок и чего-то ещё непонятного. Дети не раз пробовали сдвинуть её с места, дабы посмотреть, а вдруг имеется какой-нибудь тайник, а там- клад, но ничего не получалось. Лизе стало любопытно. Она толкнула порыжевшую дверь и та со скрипом открылась. Девушка постояла, привыкая к полумраку, и увидела знакомую корзину. Лиза попробовала сдвинуть её, и та легко поддалась. На этот раз она оказалась пустой. Кто, когда и зачем опустошил её, было непонятно. За корзиной обнаружилась металлическая дверца, серебряный, позеленевший от времени, ключ торчал из замочной скважины. Лиза повернула его и, спрятав ключ в карман, вышла. Она оказалась в саду с другой стороны особняка. Вход в чулан надежно прятали разросшиеся лианы винограда, они же скрывали от посторонних глаз тропинку, которая вела к небольшой калитке, закрытой на щеколду. Девушка, чертыхаясь, выбралась из зарослей и застыла, словно истукан на острове Пасхи. Вечер вступал в свои права. Нежным шелком алел закат и был похож на театральный занавес. Казалось, он дышал, приглашая невидимых зрителей полюбоваться картиной, созданной самой природой. Но самое удивительное ждало Лизу впереди. Особняк, тот самый особняк, из которого она только что вышла, жил. Освещенные множеством свечей окна были распахнуты, за ними шла жизнь. В том помещении, бывшем когда-то столовой, стоял длинный стол, посуда из тонкого фарфора выглядела хрупкой, изысканной. Сновали слуги, накрывая стол к ужину. В соседней комнате находился белый рояль. За ним сидела юная барышня. Её одухотворенное фарфоровое личико сияло чистотой, невинностью, тонкие нежные пальцы белоснежными бабочками порхали над клавишами. И музыка…Та самая…, которая звучала в ушах, когда Лиза шла сюда, лилась в летний сад. Вдруг она прервалась и полилась другая нежная, чуть грустная, трепетная. Мелодия вплеталась в вечерние сумерки, как тонкий бант в косу девочки и казалась неотъемлемой частью этой волшебной прелюдии ночи. Рядом с роялем стоял молодой человек с изящными тонкими усиками и перелистывал ноты, поглядывая на барышню, как говорили когда-то , со значением. На диванах и креслах сидели люди. Вероятно, эти господа были приглашены на ужин. Лиза боялась дышать. И тут барышня повернула голову в её сторону. Лиза втянула голову в плечи и отступила. Чуть заметная улыбка тронула красиво очерченные губы барышни. Лиза шагнула назад и снова очутилась в зарослях виноградника. Сделав по тропинке несколько шагов, она подняла щеколду и вышла. Улица тоже была знакомой. Это была её родная улица, только немного другая. Лиза помнила развесистые липы, клены, а сейчас здесь росли тонкие деревца. Изредка попадались прохожие. С грохотом проехала карета.
–Эй, посторонись!– прокричал кучер, взмахивая кнутом, и Лиза прижалась к ближайшему забору.
Проводив повозку взглядом, девушка двинулась дальше. Ноги сами принесли её к своему дому . Лиза остановилась в нерешительности. Здесь тоже были открыты окна, горели свечи. Девушка приблизилась к одному из окон и увидела немолодого мужчину в старинном сюртуке с окладистой бородой и приличным пузиком. Перед ним стояла худенькая женщина в коричневом длинном платье с белым воротничком. Кажется, она боится взглянуть на своего повелителя. Было слышно, как мужчина отчитывает её за нерадивость.
Лиза помнила, что в этом доме жил когда-то купец Копейкин. После революции здание было приспособлено для жилья рабочих мастерских. Она протянула руку к двери, но тут же решительно отдернула.
–Как же так? Куда я попала?– думала она, шагая назад к особняку.– Такого просто не бывает, потому что быть не может, –и не заметила она, как уже почти пришла.
Топот, крики, раздавшиеся впереди, оторвали девушку от размышлений. Казаки на лошадях, с винтовками на плечах, размахивая нагайками, гнали небольшую группу людей, судя по одежде, рабочих, которые пели интернационал.
–Молчать!– кричали казаки, нагайки свистели, оставляя рубцы на телах несчастных.
–Ох! Охохоюшки! Опять на расстрел ведут… Ироды….,– оказавшаяся рядом с Лизой, худенькая, со сморщенным, точно урюк, лицом старушка перекрестилась.
Девушка вздрогнула .
–Как на расстрел?– растерялась она.– За что?
–За энту…,– старушка споткнулась,–за револю-ционию…, – наконец, выговорила она трудное слово,– за пикет…Ой-ой! Да это же Петька соседский! Креста на них нет! Он же совсем мальчишка… Надоть мать упредить… Че деется-то, че деется,– и она шмыгнула в узкий переулок и засеменила куда-то.
Лиза вгляделась в лица людей, в чистые и какие-то светлые лица людей, людей, обреченных на смерть. Среди них, и правда, находился и совсем юный рыжеволосый паренек. Он смело шел в одном строю с товарищами.
Лиза шмыгнула в заросли крапивы, буйно разросшейся вдоль дороги . Не замечая её укусов, широко распахнув глаза, девушка смотрела на разворачивающееся действо. Сердце сжималось от страха и боли. В этот момент к казакам кинулась изможденная, рано постаревшая женщина.
–Отпустите ребенка, ироды!– кричала она и тут же получила нагайкой по спине. Другой казак ногой отпихнул её. Она упала в пыль.
–Мама, не надо!
Женщина отвлекла на какое –то время внимание казаков, и Лиза, высунувшись из зарослей, схватила за руку рыжего паренька и дернула к себе.
–Чего? Куды? Мне к товарищам…,– недоумевал тот,– революцию надоть подымать, а потом раздувать мировую революцию…
–Тихо. Всё успеешь, еще молодой,– шипела Лиза,– сюда живо,– и подтолкнула к калитке,– а то расстреляют и нЕкому будет революцию делать.
–Найдется кому, нас много…,– шагнул он за Лизой,–но это чё? Это же господский дом. Не пойду, – уперся вдруг рыжик,- они всё равно выдадут меня… Так лучше я со своими…
–Убёг!– раздалось совсем рядом.
–Найдем! Далеко не уйдет,– послышалось в ответ,–он приметный.
–Да стреляй же в остальных! Убегуть ведь…
Закрывая калитку на щеколду, Лиза слышала топот, выстрелы, стоны. Постояв секунду, давая успокоиться колотившемуся сердцу, девушка , ухватив за руку паренька , потащила к потайной дверце и впихнула его в чулан. Повернув ключик, она опять спрятала его в карман, сдвинула на место корзину и только тогда распахнула еще одну дверь. Захрустели осколки под ногами.
–Осторожно,– заметив, что подопечный босиком, проговорила девушка,–идем.
Уже совсем стемнело. Исчезли коляски с мамочками, отправились по домам и люди старшего поколения. По освещенным фонарями аллеям гуляли парочки.
–Где это мы?– озираясь, поинтересовался Петька.– Это же барский дом…Чего это он разрушился? И сад… Какой-то не такой.
–Всё объясню потом,– Лиза потащила Петьку в боковую аллею, дабы не привлекать внимание.
–Мне домой надоть…
–Тебе нельзя сейчас туда. Поживешь у меня дня три, а потом я тебя верну назад. И… город покажу тебе…
–Мне?– хихикнул Петька.–Да я его знаю!
–Не знаешь…,– покачала головой Лиза,– узнаешь это здание?– спросила, останавливаясь у своего дома.
–Это? Похож на дом Копейкина, но…
–Это и есть дом купца, но теперь я тоже здесь живу…
–Ты–барыня? Зачем спасала меня? Или выдать хошь? А-а…
–Да не барыня я… Мой прадед тоже участвовал в пикетах разных… Революцию делал,–усмехнулась Лиза.
–Как это? Смеесся надо мной? Революцию ещё будем делать…
Они поднялись по лестнице , и Лиза открыла дверь.
–Входи …
В квартире Петька остановился у порога.
–О-о, у тебя богато, а говоришь, не барыня…
–Ты читать умеешь?
– Грамотный чай, не дурак тоже… Церковно-приходскую окончил…Целых три класса,– Петька горделиво выпятил грудь.
–Ну вот,– Лиза сунула в его руки календарь,– читай.
–Чё это? Две ты-ся-чи де-вят-над-ца-тый год,– по слогам прочитал Петька,– как это? Еще только тысяча девятьсот семнадцатый…Или?– глаза его стали круглыми , как у совы.
–Ты попал в будущее, а я была в прошлом… Понимаешь?
–Не-е,– он качнул головой,– как так могёт быть?
–Сама не знаю…Случайно нашла дверь, которая ведет в прошлое, сходила… И вот мы беседуем. Иди в ванную,– добавила Лиза,– а я найду тебе одежду подходящую. Ты не волнуйся, у меня есть джинсы, футболка, кроссовки. Они чистые. Думаю, тебе подойдут…
–А чем моя одёжка плоха?– Петька оглядел свою ветхую рубашонку и такие же штаны.– А кросс…. Как это?
–Кроссовки… Это обувь такая…
–А… Мне не надоть! Я привык босой,– от избытка чувств он шмыгнул носом.
–Сейчас так не принято,– улыбнулась Лиза.
Потом они ужинали яичницей с ветчиной и белым хлебом, пили чай с пирожными, которые Лиза купила днем, и конфетами. Петька наливал чай в блюдце и со свистом прихлебывал. При этом он цокал языком, вертел головой, не уставая удивляться. Особенно ему понравился телевизор…Он никак не мог понять, как люди могут помещаться в таком маленьком ящике.
–Эт-то чё, мы такой мир построим? Все рабочие будут так жить?
Лиза открыла было рот, чтобы сказать, что тот строй, который был предназначен для рабочих и единственно справедливый уже успешно профукали, завоёванные с таким трудом фабрики, заводы уже вновь в лапах тех, с которыми боролись, что сотни тысяч жизней уничтожено, получается, зря. Хотела сказать, но не посмела. Язык не повернулся, чтобы огорчить этого светлого, юного человека, у которого глаза светились от счастья, что он делает важное, очень нужное дело. Вместо этого она спросила, а живешь ты где?
–Я то? Да на Рабочей улице. Знашь таку?
–Знаю,– кивнула Лиза,– вот завтра погуляем, и я покажу, какой она стала.
–Только …Ты это… Ты не думай…Здеся хорошо, но мне надоть туда…,– он крутнул головой,– домой…Понимашь, делов полно.
–Понимаю,–Лиза серьезно посмотрела в глаза Петьки,– побудешь немного, пока там забудут про тебя и… пойдешь. Только…,– она замялась,– ты заметный сильно. Сразу и вспомнить могут.
–Могут…
–А знаешь, я тебе волосы покрашу, и краску дам с собой, научу, как и что делать, и будешь пользоваться, пока будет необходимость.
-Чё это?
–Узнаешь.
Утром они гуляли по городу. Петька восторгался всем, что видел. Вот только старый особняк в руинах ему не нравился.
–Зачем так-то?– переживал он.- Ведь красиво же…
–Красиво, но, думаю, восстановят,- успокаивала Лиза, сама не веря тому, что говорит.
А еще через два дня вечерней порой Лиза проводила своего гостя.
Выйдя из калитки, они долго бродили по городу. Девушка узнавала и не узнавала город. А, вернувшись домой, она заскучала. Она долго сопротивлялась своему желанию, снова заглянуть в прошлое, и всё-таки, не удержавшись, Лиза отправилась по знакомой дорожке. Она снова слышала музыку, снова барышня из прошлого сидела за роялем, снова ходила по знакомым улицам, стояла перед своим домом, но Петьку нигде не встречала. А однажды она постучала в его дом.
–Открыто,– услышала она потухший голос. И Лиза вошла. Закопчённые стены, низкий потолок, грубо сколоченная скудная мебель. У лохани стояла уже знакомая, рано постаревшая женщина и стирала бельё,– вам кого, барышня?
–Петю,– почему –то шепотом проговорила Лиза,– я могу его увидеть?
–Нет… нельзя…,– женщина выжала какую –то тряпку , швырнула её в погнутый тазик. Поправив тыльной стороной руки выбившуюся прядку волос, она сказала,– вы рази не знаете, война ведь… Ох, кака страшна война! Брат на брата пошел… Вот и Петька воюет… Хоть бы жив вернулся…
А еще через некоторое время Лиза узнала, что Петька погиб, защищая революционную правду. С тех пор Лиза перестала заглядывать в прошлое. Но серебряный ключик хранит по-прежнему.