Елена Петрова(2020)Обида на маму, агрессия и другие сложные чувства. Два вида агрессии
Обида на маму
В юности я с азартом читала роман Этель Лилиан Войнич «Овод». Главный герой, революционер и журналист, прожил непростую жизнь, в юности он убежал из дома и скитался, потом стал язвительным и популярным журналистом, который с вместе с подпольщиками борется за независимость Италии. Первая часть книги, которая заканчивается сценой побега юного героя, запоминается текстом прощальной записки, оставленной им на память родным. Артур в 16 лет убежал из дома, имитировал самоубийство и оставил записку, адресованную его духовному учителю ( его отцу). « Я верил вам как богу, а вы врали мне всю жизнь!». Это текст про разрыв отношений с отцом. Но это было в 19 веке. Сейчас на дворе век 21-ый. На первом месте ОБИДА НА МАМУ и разрыв отношений с мамой как путь к автономии через сепарацию и как способ само становления.
Как вы думаете, насколько часто у клиентов на терапевтической сессии и просто в частной жизни встречаемся ОБИДА НА МАМУ? Можно ли рассматривать такое проявление чувств в контакте как специфический симптом? Мне, как терапевту, знакомы и дочки, которые 5-10 лет сохраняют дистанцию и не разговаривают с МАМАМИ ( возраст дочек от 18 до 45) и МАМЫ, которые сильно сердятся на дочек или сыновей. Кажется, это просто знак времени: сильные и неудержимые негативные чувства со стороны взрослых детей в адрес своих уже не таких и молодых родителей. Многие клиенты, мужчины и женщины, говорят о своей непреодолимой агрессии на маму (реже на обоих родителей). Когда такие клиенты говорят с психотерапевтом о своей сильной агрессии к родителям, они редко говорят о своих чувствах как о проблеме. Чаще всего они обращаются по другим поводам ( тревога, депрессия, неудачи в построении женско-мужских отношений и так далее), а о сильной агрессии и обиде в адрес матери ( или к обоим родителям) сообщают как о своем естественном личностном свойстве, как о чем то важном и нужном в своей жизни. Иногда даже со странной гордостью сообщают, что давно не общаются с родителями, не смотря на то, что родители предлагают материальную помощь или пытаются поддержать общение. Дополнительную волну энергии в этот процесс добавила публикация в 2018 году на русском языке книги о вредном влиянии и разного рода психологическом насилии родителей над детьми (Сьюзен Форвард, Крейг Бак. «Токсичные родители», впервые опубликована в 1989 году). Такое впечатление, что драматический треугольник стал популярной темой в способе организации психической жизни соотечественников. «Мои затруднения в карьере и в личных отношениях сейчас такие не преодолимые, потому что моя жизнь в детстве была испорчена моими токсичными родителями, поэтом я не могу быть успешным и счастливым, и я ненавижу своих родителей», такое ( в обобщенном виде ) послание миру можно прочитать и в интернете на форумах где обсуждаются разные личные темы, и в жалобах на терапевтической сессии.
Мне хочется обратить внимание на эту тему, потому что есть некоторая тенденция в таком широком распространении, в последние годы, этой темы. То ли в социальном мире что то происходит. То ли мы в ходе терапии как-то однобоко различаем проблематику отношений МАМЫ-ДЕТИ. Тем более что традиция психологической литературы всегда с настойчивостью предлагает исследовать преемственность чувств, исследовать важные для стабильности психики и личностных установок человека опоры на родительские фигуры. Есть даже тезис, что личная жизнь, способность к близким отношениям хорошо складывается (в плане женско-мужских отношений) в тех случаях, если молодой человек ( мужчина или женщина) принимает и интегрирует в своем личностном внутреннем пространстве образ родителя своего пола. Можно далее было бы посвятить много строк разнообразию и странностям поведения в отношениях между поколениями, удивительным по форме нарушениям ролевых моделей как со стороны родителей, так и со стороны детей, и прочим интересным сюжетам, которые мы наблюдаем в жизни. Но мы ограничим наше небольшое исследование тремя темами: любовь, сепарация, агрессия.
Сепарация и любовь
Как практик, я знаю, что после завершения терапевтической работы, часто сюжеты в отношениях, которые начинаются с активной демонстрации обиды на МАМУ, завершаются полярным образом. Отступает депрессия или склонность к созависимым отношениям. Появляется чувство стабильности и свободы. В опыте клиента для него открывается новые возможности контакта с людьми и обмена чувствами. Более того, такая работа часто совершенно необходимая часть для людей, для тех клиентов, у которых есть сложности с организацией контакта ЧЕЛОВЕК-ЧЕЛОВЕК. Еще более многообразны и плодотворны бывают работы с исследованием в терапии агрессивных чувств в адрес родителей. Однако все не так просто в отношении непосредственного опыта работы с такими чувствами. Я вспоминаю сообщения коллег, в которых говорится о затруднениях в работе над этим сюжетом. «Я больше года работаю с негативными чувствами моей клиентки к ее матери, и мы совсем не можем продвинуться в этой теме», «Я просил клиента выразить в эксперименте свою обиду к маме адресно, словами, и у него только все больше и больше развивалось чувство одиночества, отчаяние и ярость», «Чем больше клиентка говорил о своей ненависти к матери, тем заметнее проявлялись признаки депрессии», «когда я просил клиентку высказать свою агрессию открыто, в эксперименте с пустым стулом, клиентка начинала впадать в дисфорическое состояние и рассказывала все более ужасные вещи о своей матери, например, сочинила, в разговоре с терапевтом, что рану на губе поставила ей мать, когда безжалостно избивала ее, хотя на самом деле этот шрам она получила в 5 лет, когда баловалась в ванной, и маме пришлось вести ее в травмапункт накладывать шов» и так далее.
Теория, которая описывает возрастные кризисы и сепарационные процессы, подсказывает нам, что чем сильнее и абсурднее претензия со стороны взрослого к его родителю , или чем сильнее и иррациональнее ОБИДА НА МАМУ, тем более мы понимаем, что сепарационный процесс не завершен или даже еще не начат. И тем больше можем мы предположить, что сила и иррациональность чувства в области ОБИДЫ НА МАМУ указывает на то, какая сила дефицита любви и потребности в принятии скрывается за негативными чувствами. Алгоритм сепарационных процессов известен, в этом процессе минимум четыре этапа, четыре части. Слияние, сепарация, автономия и движение к близости. Проработка на терапии сочетания любви и агрессии будет, в том числе, темой в терапии. Движение к контакту и возможность восстановления «потока любви и движения к встрече», вот что я могу ожидать в опыте клиента в его отношениях с реальной мамой (с родительскими фигурами), после того, как будет проработан сепарационный процесс и завершены те «незавершенные процессы и незавершенные действия», имеющие отношения к этапам сепарационного процесса.
Тактики терапевта
Приведенные выше примеры показывают, что ситуация с выбором фигур для работы терапевта на фоне ОБИДЫ НА МАМУ не простая задача. Запрос, который может предложить клиент на терапии, не всегда будет той темой, которую может считать целесообразным поддерживать терапевт. Например, клиент сообщает о своей неудержимой ярости в адрес матери. И просит терапевта помочь ему отделится от матери, потому что « моя мама ужасный человек, она вторгается в мой мир и разрушает мою жизнь», хотя реальная мама живет в другом городе. « Я говорю о своей обиде и матери прямо, но от этого только хуже….». Возможно, истинные потребности не выражены в таком запросе. Из практики можно заметить, что привычная простая тактика (привычная для гештальт методологии) работы с эмоциями, в форме прямого сообщение о чувствах в диалоге, не всегда дает в результате ожидаемый терапевтический эффект восстановления контакта.
В связи с этим мне бы хотелось обсудить некоторую специфику работы с негативными чувствами в отношении родителей , в практике терапии с взрослыми клиентами. Есть некоторое различие в том, как в практике гештальт терапии принято работать с пробуждением и выражением чувств, в «обычных» межличностных ситуациях и в ситуации отношений «родители-дети», в практике терапии взрослых. В центре внимания будет вопрос о том, какие фигуры выбирать для проработке в сессии, как работать с фигурой ярости в отношении клиента с матерью, как и когда и в какой форме будет эффективно и терапевтично поддерживать и выражать агрессию или обиду иди другие чувства. Какие темы может вводить терапевт в сессию по своей инициативе и так далее. Требуется некоторая дополнительная диагностика для того, чтобы выбрать адекватные тактики в таких случаях.
Начнем с того, как и когда работать с эмоциональной темой «агрессия и обида». Обычно , как рекомендуют многие терапевты в практике гештальт терапии, мы предлагаем клиенту выразить агрессию в адрес того, кому она адресована, для того, чтобы «взломать» жесткую границу и открыть дорогу к обмену чувствами и встречу. Эта общая рекомендация нам хорошо известна. Это ВЫРАЖАЙ ЧУВСТВА ПРЯМО И ВСЕ ПРОИЗОЙДЁТ ХОРОШО С КОНТАКТОМ. Однако в 40 процентах случаев выражение ОБИДЫ в ситуации ОБИДА НА МАМУ помогает движению к контакту и открывается путь к другому, сказать о любви и потребности в любви. А в 60 процентах случаев выражение такой обиды адресно в адрес родителя ( естественно, в эксперименте в кабинете психолога) только усиливает напряжение и деструкцию. Как мне кажется, есть различия в самих потребностях и в том, как можно найти путь восстановления целостности, в этих двух случаях. Что такая разница определена не «сопротивлением» клиента, а тем, что мы сталкиваемся с совершенно разными, даже полярными темами, когда речь идет о чувствах злости и обиды, адресованных родителям.
Два вида агрессии. Избыточность или дефицит.
Фриц Перлз повторял, что есть два вида агрессии. Агрессия «конструктивная» и «деструктивная». Агрессия «конструктивная», которую мы понимаем как такую агрессию, проявление и реализация которой в мире имеет прагматические результаты. То есть ведет к тому, что имеет место удовлетворение потребностей того, кто проявляет агрессию. И есть «деструктивная» агрессия, проявление которой имеет большую силу и в то же время не имеет иной цели, кроме разрушения актуальной ситуации, которая больше не может быть переносимой. Мы отдаем себе отчет, что с точки зрения организации контакта, вариант «конструктивной» агрессии дает перспективу движения к контакту, вариант «деструктивной» ( аннигиляционной) агрессии возможности движения к контакту не предполагает. Эта модель хорошо понятно в индивидуалистической парадигме работы.
В работе с клиентами в теме ОБИДА НА МАМУ стоит обратить внимание на то, что происходит в поле ( в ситуации) отношений родители/дети, используя концепцию «избыточности» или «дефицита». Как организован фон, на котором развивается агрессия или обида? Харм Сименс говорил на семинарах, что если человек переполнен агрессией, то в его отношениях с окружением чего то или СЛИШКОМ МНОГО, или СЛИШКОМ МАЛО. И избыточность, и дефицит могут стать источником иррациональной ярости или обиды. Мы заметим определенные различия , которые узнаются в этих двух типах ситуации. Эти различия хорошо заметны, если мы будем опираться на концепцию КОНТАКТА и попробуем понять, что становится в этих дух разных ситуациях ФИГУРОЙ и что находится В ФОНЕ.
Немного истории. Когда я начинала практиковать, в 1990-ые, мы мало обращали внимание на то, что есть ДВА разных источника (фона) для возбуждения агрессии. Точнее, что есть два типа ситуаций, которые потенцирует агрессию в поле опыта индивида. Поэтому в любом случае, если в ходе исследования отношений была обнаружена агрессия, терапевт приглашает клиента выразить агрессию ( или обиду) в максимально прямой форме, не сдерживая, и ожидает, что эта тактика принесет освобождение и восстановит способность клиента быть свободным , гибким и спонтанным в отношениях. «Скажи маме о своей обиде, вырази свой протест!». А сейчас мы обнаруживаем, что при одинаковой тактике получается разные результаты. Хотя ФИГУРА в двух случаях кажется сходно (Агрессия), что то устроено по разному. И эта разница в том, как устроен фон в ситуации. Хотя наблюдательный человек может заметить, что это две разные агрессии, агрессия желания и агрессия отчаяния и бессилия. С некоторой осторожностью их можно соотнести с «конструктивной» и «деструктивной» агрессий по Перлзу. Но даже если не заметить разницы в невербальных проявлениях АГРЕССИИ или в словах, которые произносит человек, мы заметим чрезвычайно важное различие в характеристиках ФОНА. В первом случае, когда прямое выражение агрессии в адрес родительской фигуры, помогает движению к контакту, ФОН перенасыщен и в значительной степени ригидный. Агрессия помогает преодолеть эту ригидность, «сломать» ее, и открыть путь чувствам и обмену в системе организм/окружение. Во втором типе ситуации ФОН бедный, истощенным, его основная характеристика ПУСТОТА и дефицитарность. Проявление агрессии в этом случае вызывает чувство еще большего истощения и опустошенности. В частных разговорах с коллегами бывали случаи, когда эта ситуация обсуждалась как «замкнутый круг», и тогда коллеги говорили о своем разочаровании в гештальт подходе как методе. В других случаях говорят о СОПРОТИВЛЕНИИ клиента или о трудности проблем клиента. Или даже о том, что ужасные и токсичные родители неисправимо травмировали человека в детстве и это бесконечно влияет на его жизнь и судьбу.
Понимание того, что есть различие ФОНА ( «избыточность» или «дефицитарность») открывает нам тайну того, почему в одном случае прямое выражение агрессии СРАБАТЫВАЕТ, человек восстанавливает свою способность осознавать себя и вступает в контакт с окружающими. И наоборот, в другом случае, выражение агрессии создаёт в опыте человека ещё большее напряжение и бессилие и никак не помогает работе осознанности и работе по восстановлению контакта человека с его окружением. Мы можем, опираясь ан эти концепции, в меньшей степени размышлять о том, как было устроено детство клиента ( были его родители токсичными, или деструктивными) , и в большей степени исследовать ситуацию контакта «здесь и сейчас», понимая ОБИДУ НА МАМУ как актуальный симптом. И в связи с этим симптомом выбирать тактики помощи и выбирая важные фигуры для терапевтического взаимодействия.
Если вспомнить о возрастных этапах сепарации и задачах этой сепарации (например, по схемам, предложенным Эриком Эриксоном), мы можем думать о том, что именно «насыщение», избыточность, полнота ресурсов дает человеку хорошие основания для эффективной сепарации. Понимание самой сути этих ресурсов дает мне как терапевту подсказку в том, какие темы и какие фокусировки выбирать для работы. В случаях «дефицитарности» фона акцент может быть поставлен на то, чтобы клиент мог дать больше внимания своей телесности, распознавания себя как того, кто имеет право на существование, на самоподдержку, любовь и осознанность. Что, в некотором смысле, ассоциируется с событиями первых трех-четырех лет жизни младенца. В случаях избыточности фона акцент может быть поставлен на способность различать себя и различать ДРУГОГО, на возможность Я-ТЫ диалога по Мартину Буберу, возможность элементов эмпатии, возможность проявить чувства и получить отклик. Что, в некотором смысле , ассоциируется с тематикой сюжетов четвертого-шестого года жизни.
Два алгоритма экспериментов про агрессию
Далее мы предлагаем вспомнить два варианта работы с агрессией. Хотя искушенному в методологии гештальт терапии этот фрагмент покажется наивным, я позволю себе напомнить о двух алгоритмах работы с агрессией, которые подходят для ситуаций «избытка» и ситуаций «дефицита».
Вариант первый. Тактики работы при «избыточном» фоне. На практике эти тактики выглядит достаточно узнаваемо. Первый тип ситуаций в целом сводится к тому, что терапевт просит клиента ВЫРАЗИТЬ АГРЕССИЮ, и клиент следует этому предложению. Клиент и терапевт создают эксперимент, в котором клиент стучит по стулу или бьёт кулаком подушку. Или просто делает насыщенный энергией жест протеста и атаки, и после этого жеста ему становится значительно проще дышать и возвращается способность осознавать себя. Это может быть и более скромный эксперимент, в котором клиент рисует или лепит свою АГРЕССИЮ. ВАЖНО, что после идентификации и выражения в символическом виде этой агрессии наступает эффект освобождения. Выражение открытой агрессии помогло облегчить жизнь и сделать возможным движение к контакту и к созданию новых отношений и нового опыта.
В этом эксперименте очень важно то, что он состоит из двух частей. В первой части клиент открыто и максимально деструктивно выражает то, «что накипело»., ему хватает энергии, чтобы открыто сказать правду о своих чувствах. И вряд ли стоит использовать ДИАЛОГ с воображаемым партнером на этом этапе эксперимента. Эта работа дает клиенту некоторую передышку и расслабление. И тогда возможна вторая часть эксперимента, связанная с потребностями. Лучше всего, если две части совмещены в временном пространстве одной терапевтической сессии. Терапевт спрашивает клиента: «ты был в таких сильных чувствах. А что же ты желал бы ПОЛУЧИТЬ ОТ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА? Что желал бы, чтобы ЭТОТ ЧЕЛОВЕК УЗНАЛ?» и часто этот разговор развивается как диалог о возможности проявить свою любовь и дать свою любовь другому человеку. Во второй части эксперимента бывает совершенно необходим обмен местами, организация диалога с воображаемым собеседником , так, чтобы клиент мог высказать нечто важное и от своего имени, и из роли своего собеседника.
Вариант второй. Тактики работы при «дефицитарном» фоне. На практике чаще всего к второму типу построения эксперимента терапевт приходит, после того, как он потерпел енудачу или получил странные результаты, когда пытался построить работу по первому типу. ( « клиент пол года выражает агрессию к матери, и мы не продвигаемся, тем не менее, в терапии…»). Итак, клиент сообщает словами о сильной агрессии или сильной обиде, терапевт видит эту агрессию, терапевт просит выразить агрессию в экспрессивном эксперименте или в символах, или просто рассказать словами. То есть предлагает АМПЛИФИКАЦИЮ ( как в первом варианте), которая должна служить осознанности и восстановлению свободы движения к контакту и новому опыту. Однако в эксперименте происходит что то совсем не так, как ожидалось. Чем больше клиент выражает свои чувства, выражает агрессию, тем более истощенным и бессильным он себя чувствует, и тем сильнее его злость и агрессия. Что то не получается. Что это? Какая потребность и какой дефицит двигают эту энергию?
Яркость фигуры агрессии такова, что создается впечатление, что именно выражение агрессии само по себе раз за разом и есть истинная потребность человека. Но на самом деле это хроническая реакция на фрустрацию базовых потребностей. Даже если не брать в расчет гипотезу о не пройдённой сепарации, мы можем вспомнить, что великий автор теории поля Курт Левин указывал, что иногда агрессия при фрустрации базовых потребностей бывает настолько устойчива, что кажется, что у человека есть ПОТРЕБНОСТЬ В АГРЕССИИ. (Курт Левин « Теория поля в социальных системах»).
В ситуации дефицита в терапевтической сессии не всегда терапевтично и даже опасно даже начинать работу по проявлению агрессии. Если с одного раза эксперимент с прямым сообщением об обиде или агрессии не помог установить контакт, мы имеем дело с агрессией дефицита. Клиент обижен на маму, потому что ГОЛОДЕН, и он злится. Но как утолить его голод, причем это не голод физический, а голод в области «самораспознавания» и «самоподдержки»? Это тот голод, который мешает принимать любовь и давать любовь. И как взрослому человеку утолить голод, который он переживал в детстве. Чем его злость может помочь ему СЕЙЧАС, если потребность была актуальной ТОГДА? В этом случае мы предлагаем работу с ФОНОМ. Мы игнорируем тему агрессии и обиды, адресованные материнской ( родительской) фигуре и предлагаем клиенту нечто совсем другое, возможно, для него несколько неожиданное. Мы предлагаем кропотливую работу по телесному осознаванию, по распознаванию своих интенций и своих «хочу». Терапевт предлагает клиенту прямо обратиться к главному - осознать себя самого, свои потребности и свои интенции. И помочь взрослому человеку назвать словами и выразить телесно это найденное. Эта работа по НАСЫЩЕНИЮ фона создает базис, который в перспективе поможет завершить сепарационные процессы. И часто нужно много поддержки со стороны терапевта чтобы клиент мог ясно сформулировать свои мысли и чувства для себя самого. А потом искать собственную опору человека и собственную хорошую форму для предъявления найденного другому второму собеседнику
Итак, универсальное лекарство. Сначала диагностика. Заметить какой из форм и видов агрессии мы имеем дело. Это агрессия, которая продуктивно разрывает затвердевшие формы и даёт путь к потоку любви и потоку обмена энергиями. Или это агрессия дефицита, вызванная специфическим голодом. Первый случай агрессии удобно поддержать в прямом контакте. Второй вариант агрессии не имеет смысла сразу поддерживать в непосредственном контакте, наоборот, требуется более длительная проработка фона и укрепление СЕЛФ.
Немного примеров из практики.
«Исцели маму в своей голове!» Я хочу поделиться некоторой вариацией эксперимента, в котором клиент в воображении ведет диалог со своей мамой. Возможно, он сталкивается не только с проекцией своей сепарационной агрессии, но и с опытом реальных не слишком благоприятных отношений. Парадокс в том, что опора на интегрированную поддерживающую материнскую фигуру необходим человеку в его самоопределении, и необходим для сепарации. И в то же время эта работа не может быть сделана из- за реально не слишком удачного поведения родителей. Однако признание своих родителей «не эффективными» и проявление требовательного недовольства к ним не открывает пути к тому, чтобы сконструировать в своем опыте поддерживающую структуру . Создание альтернативных позитивных отношений с терапевтом и признание родителей «не удачными» слишком часто ведет к созданию «драматического треугольника» в терапевтических отношениях и создает питательную почву для контрпереносов терапевта. Это создает запутанную ситуацию. Клиент чувствует, что поток любви между ним и материнской фигурой может быть восстановлен, но его воспоминания мешают этому процессу.
В одной из наших сессий клиент нашел форму , которую можно считать подходящей для разрешения этого парадокса. Он предложил идею, что «мама не могла проявить свою любовь, потому что в ее детстве было много горя, она выросла в многодетной семье в годы войны». Клиент сыграл роль бабушки, которая в диалоге с его мамой (это было две фантазийные фигуры, и эксперимент шел на ТРЕХ стульях) сказала о своих теплых чувствах к своей дочери, и о том, как она не имела сил проявить их в свое время. И монолог из этой роли дал удивительные оживляющие результаты. Тело моего собеседника стало расслабляться, дыхание стало более свободным, напряжение развеялось. Как будто долгожданные слова наконец были произнесены и что то важное завершилось. Новое ПЕРСОНЭЛИТИ наконец получило право на существование. И уже из роли своей мамы клиент к самому себе смог обратиться свободно и с теплым «посылом». Я как терапевт очень оценила эту находку в плане формы организации эксперимента, и иногда, если у взрослого клиента есть затруднения в построении диалога с мамой, и мама в фантазиях клиента ведёт себя очень деструктивно, я делаю «сессию для мамы». Мы исследуем цепочку отношений, стараясь обнаружить, с кого началась «ошибка», кто не дал своему потомку опоры. Это работа с реальной историей семьи и трансгенерационной травмой отношений. Эта работа кажется наивной, но если вспомнить, что история семьи в голове человека - это гигантская метафора, то мы можем понять этот эксперимент как фоновую работу с полем. Само по себе обнаружение фрустрированных потребностей для «мамы-из-головы» косвенно даёт понять моему собеседнику, как опыт, полученный в эксперименте, что он может признаваться и называть словами свои собственные потребности быть распознанным и получить любовь. Осознавание этих потребностей в общении с терапевтом, или хотя бы в диалоге с воображаемой фигурой (пустым стулом) создает новый опыт. И этот опыт станет базой (фоном) для клиента для осознавания себя самого как уважаемого и полноценного человека, который распознает сам себя и свои интенции и потребности.
«можно я передам ответственность маме?». Немного наивный эксперимент. Клиент говорит: «Мама, я так невозможно сердит сейчас на тебя, и ты должна сама догадаться чего я хочу. Чтобы ты понимала меня и уважала меня как взрослого». (Возраст, конечно, интересный. Либо 2,5 лет либо 13-14? ) А если 40 лет? Я как терапевт могу сказать такому клиенту: «Кажется ты слишком надеешься, что мама сделает по-родственному, мудро и зрело ту работу, которую как-то ты мог бы попробовать сделать сам». Я предлагаю клиенту проявить «эгоизм», в эксперименте назвать себя самого, заметить себя самого и назвать словами, отважно и прямо, то что он сам хочет сообщить другому о себе самом. Иногда такой простой эксперимент помогает вернуться к здравому смыслу и дает большое облегчение. Может оказаться, что выросший ребенок «из вежливости» передаёт маме ответственность и обижается ан нее, если она эту ответственность использует не так, как ему бы хотелось. Он просто опасается огорчить маму, сказав прямо о том, что имеет в виду.
Как практик, я с осторожностью отношусь к негативным проекциям из внутреннего мира моего клиента на реальные отношения с реальными родителями. Это тема реальная и деликатная, так как чаще всего реальные родители ещё живы у клиента, и сюжеты, которые создаются в эксперименте в пространстве терапевтического кабинета, легко переносятся в жизнь. В нашем отечественных традициях принято поддерживать тесные реальные связи и отношения между несколькими поколениями родственников Поэтому считаю важным осторожное проведение экспериментов с выражением агрессии в такой деликатной области, как обида на родительскую фигуру ( чаще всего это материнская фигура) .
Обида, сепарация и агрессия
Может ли сила агрессии указывать на интенсивность и желание (потребность) в завершении процессов сепарации? Естественно, многие другие ситуации в отношениях между людьми дают повод для развития агрессии. Но именно возрастная сепарация в отношениях дети-родители, инстинктивная, иррациональная и потому недоступная осознаванию по самой своей природе, создает предпосылки для иррациональной ОБИДЫ НА МАМУ. По всей видимости, интенсивность чувства обиды или агрессии указывает на силу специфических потребностей, имеющих отношение к сепарационным процессам. Однако потребности эти своеобразны. Выражение ярости и агрессии чаще всего указывает на то, что сепарационные процессы еще даже не начались и не могут быть начаты, в их полноценной форме. Иными словами, сын или дочка еще очень тесно связаны с родительским фигурами, они не насытились, или, что более реалистично, не разрешили себе признаться в том, что они получили от родителей нечто важное и смогли бы интегрировать это. Только активно ОТТАЛКИВАЯСЬ от мамы дочка или сын могут почувствоваться себя отдельными существами. Поэтому они непрерывно продуцируют агрессию, и создают образы родителей с устрашающими характеристиками, в то же время истощаясь от самого факта проявления этой агрессии. Они боятся приближаться к маме на расстояние живого разговора, так как опасаются, со своей стороны, того, что у них пробудится желание слиться с материнской фигурой в единое целое, чтобы получить ее ресурсы. « Я боюсь проявиться и приехать в гости к матери, потому что вдруг мне снова неудержимо захочется от нее убежать…»На словах, однако, именно в таких вариантах клиенты чаще всего говорят о том, что «моя мама стремится меня поглотить». Не углубляясь в тонкости аналитической диагностики и не расширяя комментариев в этой области, потому что есть очень основательные реконструкции этих феноменов в аналитической литературе, заметим только, что такой опыт человек требует вдумчивого подхода со стороны терапевта. Как правило, рекомендуется не выражать агрессию, в выбирать именно аккуратно и настойчиво проведённые тактики распознания себя, начиная с телесности и далее с включением эмоциональных и символических уровней, помогает человеку стать на свои собственные ноги. Выражение агрессии, понятое как самостоятельная тема , наоборот, затрудняет эту работу по самораспознаванию.
Однако эти размышления относятся только к терапии взрослых. Детские психологи часто на своем «рабочем сленге» говорят про потребность в агрессии у детей. Сокращая для практичности длинную фразу либо про сепарацию, либо про творческую агрессию. И такое выражение агрессии в символической или игровой форме часто является важнейшей частью работы, помогающей детям восстанавливаться после стрессов в отношениях в семье или в группе. И аналогично, агрессия играет важнейшую роль в том, как организовано движение к контакту в НОВОЙ для человека ситуации, включая ситуацию игры и образования. Различение нескольких видов агрессии и нескольких функций агрессии при работе с последствиями симптоматики сепарационной тревоги, которые мы обобщенно понимаем как симптом ОБИДА НА МАМУ,
Симптом ОБИДА НА МАМУ у взрослых указывает на то, что терапевту предстоит сделать большую работу по восстановлению опоры в символическом опыте своего клиента на адекватную материнскую ( родительскую) фигуру, и восстановление способности любви. Это важная задача, которую необходимо решать, работая с фоновыми процессами. Не смотря на то, что запрос клиента может быть, наоборот, связан с попыткой обойтись в своей жизнью только опорой на движения к самостоятельности и опоре на конкуренцию и борьбу. Так как образ мамы в поле архетипов это внутренняя стабильность биологическая и личностная. Это проекции опоры и ресурсов, которые нужны для организации отношений привязанности и способности создания эмоциональных связей. Это ассоциации с поддержкой и самоподдержкой. И именно опора на интроецированный (внутренний) образ материнского архетипа , или опыта опоры на маму и телесного ощущения стабильности, ассоциированного с переживанием контакта с мамой в раннем детстве, даёт то чувство доверия к себе и к миру, которое хорошо поддерживает сепарации. Есть наблюдения, что если человек очень напряжен и не адекватно яростен в отношении своих родителей, с которыми он вырос, этот же человек в своих близких отношениях с затруднениями строит привязанность или наблюдаются другие проявления поведенческих симптомов, являющихся производными от тревоги. Потому что именно тревога ( иррациональная сепарационная тревога) питает у взрослых людей ирр ациональную ярость к родителям.
Сессия с Таней. «Как пойти в гости к маме?» (агрессия и тревога)
Тема ОБИДА НА МАМУ захватывает не только молодых. Похожая тема может быть обнаружена в отношении стареющих родителей. Уменьшение физических возможностей стареющих родственников, изменение системы отношений, утрата части возможностей контакта создает «истощенный» фон. Часто мы замечаем «ярость беспомощности» у клиентов, которые имеют мало опоры не только на внутреннюю «материнскую фигуру», но и на реальную фигуру родителя.. Мы замечаем, что именно тревога возникает в том месте, где фон истощенный и обедненный, а человек опирается на этот истощенный фон и тем не менее старается продолжать действовать. Агрессия в «дефицитарном» типе ситуаций по своей природе может быть принята как попытка избавиться от сильной тревоги и ощущения пустоты и без опорности. Как терапевт может помочь клиенту создать опору?
Таня, 45 лет, говорит, что ей причиняет боль каждый контакт с ее старенькой мамой, что мама ранит ее каждым своим действием или словом . Мама живет по соседству, и часто по своей инициативе звонит дочке, часто начиная свои монологи с упрека и с сообщения « чего же ты мне не звонишь», и дает советы про жизнь. « я сдерживаю себя, говорю вежливо, а потом срываю свою злость на муже, он всегда готовится к моим взрывам гнева, когда я поговорю с мамой. Он меня умеет успокаивать. Я все таки чувствую свои обязанности в отношении мамы, мама живёт рядом, я прихожу к ней иногда, и если прийти неожиданно, то она раздражается или даже просто бросается на меня, может кинуть фрукты, которые я принесла, с словами, « ты же знаешь, что я этого не ем!». . это что то невозможное, я не могу общаться с мамой ни по телефону ни лично. Но я понимаю, что она старенькая и мне как то надо проявлять к ней позитивные чувства, но я реально не чувствую ничего кроме душевного ранения от общения с мамой».
Я обратила внимание на то, что Таня сказала что «приходит без предупредительного звонка», и спросила, бывают ли случаи, когда Таня предупредила маму звонком о своем приходе заранее, минут за 10, например.
Таня. Если я сначала звоню о телефону, мама встречает меня в чистой кофточке и очень любезно, и благодарит за принесенные продукты. Но если прихожу неожиданно, она часто ведет себя так как будто бы не рада меня видеть, и мне так обидно это. Это как то совсем не адекватно.
ЕП. Понимаю, это реально очень не комфортное чувство. наверное есть причины приходить без звонка?
Таня. Да, это так. Я не люблю разговаривать по телефону. И если честно, я бываю так обижена на маму после разговоров по телефону, что даже этот звонок был бы дополнительным и трудным усилием, надо было бы преодолевать себя.
ЕП. Это правда сложная ситуация. Мама сильно дает советы и вмешивается с сюжеты моей жизни. А как ты думаешь, какое у мамы общее направление чувств к тебе? Она желает тебе зла?
Таня. ( задумывается) В целом, наверное ,нет! Она всегда старалась заботиться обо мне, помогала деньгами, когда работала. Даже избыточно. У мамы нет другой жизни кроме меня и моих детей.
ЕП. И этот поток теплых чувств ты тоже чувствуешь по телефону когда она звонит?
Таня. ( смотрит с вызовом!) Это так разрушает меня, когда она с силой интересуется моими делами и вторгается в мою жизнь. Тем более, она стареет и очень «зависает» на своих чувствах, повторяет агрессивно и настойчиво одни и те же идеи, а я все беру «близко к сердцу»
ЕП. Понятно. А в процентах, сколько в ее звонках «мусора» и сколько теплых чувств?
Таня. ( удивленно смотрит на терапевта, подчитывает) Наверное 75 процентов чепухи. Очень много…
ЕП. ( парадоксальна интервенция) я предлагаю тебе подарок. Я принесу сюда большую корзину (архетип контейнирования) и ты отправляй в нее все то, что тебе не приемлемо. Просто захватывай ЭТО на уровне своей протянутой руки ( ЕП предлагает жест протянутой руки, которая берет воображаемый предмет и переносит его в воображаемую корзину). Фильтруй на входе, а не внутри твоей душ. Понятно, что когда возьмешь ВНУТРЬ, то потом ненужное и проглоченное создаёт в боль т интоксикацию, и ты раздраженно сбрасываешь это все на мужа. Предлагаю поймать ан расстоянии вытянутой руки и отправить в корзину ( пропустить мимо ушей)
Таня. ( включается в игру, и неожиданно говорит) : а что делать с корзиной?
ЕП. Не знаю, еще не придумала. Можно в болото отнести, можно в «небесную канцелярию» отправить, для архива.
Таня. С такой идеей, когда я могу брать себе ее тепло и в корзину складывать то, что она дает лишнее, атаку и советы, как-то становится гораздо свободнее дышать
ЕП; ( я предполагаю, что Таня с детства привыкал принимать близко к сердцу все что посылала ей мама. Было видимо много тепла и любви и заботы в детстве. Но мама состарилась, а дочка выросла. И то, что делало их поле теплым и комфортным, стало сейчас организовано совсем не удачно)
Таня. ( без обиженной интонации, тепло, вздыхает и смотрит в глаза терапевту). Вообще я понимаю, что мама старенькая , и она старается вникнуть как может, и у нее реально нет злого умысла, она волнуется за меня и сильно «заводится», а потом просто не может остановиться.
ЕП ( мысленно) я думаю, что есть еще источник тревоги. Мама СТАРЕЕТ, и это реально тревожит дочку. И эта тревога делает ее не чувствительной к полю отношений и, наоборот, излишне чувствительной и ранимой при ошибках коммуникации. Она, как в детстве просто отбивается от мамы и не решается вступить в контакт с мамой. .Не решаясь взглянуть реально маме в глаза, и встретиться с тем что мама стареет и болеет, и сроки ее не так велики. Раздражение и обида отчасти «прикрывают» не проработанную работу горевания про то, что мама из молодой ресурсной и здоровой стала любящей, но немощной и стареющей. Нов слух это не произносит, и держит паузу).
Таня. ( продолжает) теперь, когда у меня появилась КОРЗИНА ( улыбается терапевту заговорщицки), я пожалуй могу заранее звонить маме чтобы она приготовилась к моему приходу. Она тогда обрадуется нашей встрече. Я думаю, мне приятно будет ее видеть. Я сейчас чувствую много любви и нежности к маем, это наполняет мое сердце… И мужу меньше достанется…
Эта зарисовка отражает, как мне кажется, важную тему в организации терапевтического диалога. Я и клиентка создали реально НОВОЕ пространство, в котором они смогли сделать нечто новое, чего еще не было, мы вместе придумали КОРЗИНУ. Это побуждает меня вспомнить статью Маргериты Спаньоло-Лобб ( «От утраты функций эго к шагам танца между терапевтом и клиентом. Феноменология и эстетика контакта в психотерапевтическом поле»). Если использовать метафору про «шаги танца», это креативное решение есть пятый шаг в диалоге с клиентом.
И из этой гипотезы следует тактика терапии. Не «слепое» адресное выражение чувств, а призыв к возвращению к себе, понимание себя и своих мотивов, ориентировка и понимание осознанности. И после осознавания, что есть Я и ДРУГОЙ, создание некоторого общего события. Харм Сименс как-то сказал на сессии клиентке: «Не надо так СИЛЬНО выражать чувства. Попробуй понять сама, ЧЕГО ты желаешь от этого человека, и дай знать ему об этом».
Социум и сепарация. «Мама ты для меня больше не существуешь!» (Поколением « У» ?)
Много лет назад, в 1990-х, психологи впервые заметили, что люди, взрослея, воюют не с папами, а с мамами. И дочки, и сыновья в соответствии с законами жизни в подростковом возрасте двигаются в сторону автономии и самостоятельности, и как промежуточный этап фокусируют свою сепарационную агрессию на материнской фигуре. То есть сердятся, агрессируют, становятся "гадкими", отходят в сторону, стабилизируются (фаза автономии) и потом готовы к встрече человек и человек (движение к близости). Однако что-то происходит именно в людьми взрослыми. Сепарации проходят у взрослых в отношении их родителей как процессы детские и трудные, в которых много не адресного раздражения, обиды, боли. И мало поддержки и самоподдержки. Правда, мамы уже в 1990-х годах тоже были не слишком хороши в отношении ролевых схем поведения с дочками. Именно в это время стало много сообщений о стареющих мамах, которые начинают вести себя со своими дочками и сыновьями совсем по-детски. Взрослые дамы смотрели на дочерей глазами обиженных и капризных девочек, требуя (наконец-то) внимания и любви от своих родственников. То есть вели себя совсем как дети. Примечательно, что процесс шёл в разных направлениях, мы наблюдаем не парные (не симметричные) действия. Например, мама плохо обращается с дочкой, а взрослая дочка ее не бросает, хотя обижается и сердится. И наоборот, мама щедро даёт ресурсы, а дочка обижается и сепарируется от мамы самым жёстким образом и потом по ночам ей снятся кошмары.
В 21 веке тенденция продолжает развиваться. Как будто бы сейчас, в 21 веке, нет простой логики в организации ролевых отношений между поколениями. Зато есть атмосфера дефицитарности и обиды, буквально насыщающая пространство социальных и межличностных отношений.
Мы только слегка можем коснуться сейчас разнообразия деструктивного социального и культурного ФОНА, который поддерживает и создает условия для того, чтобы ОБИДА НА МАМУ (в комплекте с темой ОБИДА НА ДЕТЕЙ) стала распространенным симптомом в отношениях. Мы обнаруживаем сначала единичные, и потом буквально массовые действия одного стиля. И массовая культура (в том числе массовая психологическая беллетристика) предлагают социально одобряемые, но по сути запутывающие формы для коммуникации поколений. Возможно, что это история какого то тотального дефицита в сочетании с избытком и доступностью ресурсов по быту, бизнесу, телесному и жилищному комфорту. Как будто бы у молодого поколения (причем значительно чаще мы наблюдаем эту тенденцию у женщин, чем у мужчин) много доверия к атмосфере общего принятия и любви со стороны мамы и со стороны окружающего мира, и в то же время мало чего то важного в структуре отношений. В их мире много игрушек и мало отношений. что ведет к изоляции человека от себя самого и созданию «культурно приемлемого «искусственного Я». Тревога этого культурного и социального фона мешает работе осознанности и тем самым препятствует процессам «здоровой сепарации»
Естественно, в любом массовом процессе для конкретного человека следует рассмотреть две причины: внешние и внутренние. Конечно, хочется во всем обвинить «токсичных родителей», которые «вмешиваются в жизнь своих детей» Об этом написаны сотни азартных страниц. На практике есть предложения групп поддержки и программы для взрослых детей из дисфункциональных семей, (понятых очень расширительно). И есть общекультурная тенденция. Или вернёмся к столу гипотезе в духе братьев Стругацких что просто новое поколение пришло в мир. И надо поддерживать и принимать те процессы, которые есть в мире.
Но думаю, что как терапевт я могу быть консервативной. Мне хочется поверить в классическую гипотезу о возрастных кризисах, буквально следование алгоритму: слияние, сепарация, автономия, близость. Автономия в ее классическом варианте: когда в социальном измерении взрослый (бывший ребенок) живёт отдельно от родителей, своей семьёй (какой бы она ни была, в соответствии с его стилем жизни), и с удовольствием по праздникам встречаемся с родителями. Но есть видимо какая-то нужда. Которая оставила этих детей голодными. И они делают свою сепарацию таким странным способом.
Понимаю, звучит идеалистически. Но вдруг все-таки дело не столько в поведении родителей, сколько в некотором, странным образом организованном дефицитарном процессе контакта со стороны детей? Которое может быть изменено в ходе терапии?
Ужасные родители и их дети. Исключенное «Я».
Если продолжить исследование эмоционального опыта тех людей, которые захвачены ОБИДОЙ НА МАМУ, ярость к родителям, которые считают, что их родители токсичные, мы может также сделать небольшую экскурсию в исследование некоторых компонентов стиля воспитания в детстве. Эти люди вспоминают свое детство как ужасное, говорят, что учились ради мамы и с отличием закончили школу ради мамы. . А потом они уехали и стараются не иметь никаких дел с родителями. Этим мужчинам и женщинам уже 30 лет, но они не нашли своей половинки. Имеют трудности им пониманием того, что они хотят, склоны к профессиональному выгорания. И н знают для чего живут. Они сердятся на своих родителей и искренне считают, что те сделали для своих детей(для них) ужасные вещи в детстве и были токсичными, и теперь их жизнь необратимо несчастна. Из работы с клиентами мы обнаруживаем, что реально есть компоненты воспитания, которые помогают тому, чтобы человек чувствовал себя «не существующим» или просто «несчастным». Это стиль воспитания, который поддерживает «исключение «Я» и сильно запутывает процессы возрастной сепарации.
Рассмотрим несколько примеров таких ситуаций. Которые каждая по отдельности в сочетании совместно создают предпосылки для ситуации исключения «Я».
Эти ситуации кажутся очень обыденными и очень различными по своим сюжетам в отношениях родителей и детей. Это ситуации, в которых затруднена конфронтация или есть избыточное слияние. Они в паре составляют ту саму программу, которая ведёт к удивительному сценарию. Это тот самый сценарий, который затрудняет сепарацию.
А как же родители? Кто они? Это токсичные вредные для детей персонажи из фильма ужасов? Скорее наоборот. Эти родители были не слишком опытны в воспитании, они любили своих детей как умели (вспомним термин Винникота «достаточно хорошая мать») старались делать что могли и как умели. Со стороны родственники и знакомые видят, что мама и папа достаточно самоотверженно относятся к своим детям, не равнодушны к детям. Они делают ошибки, но отношения теплые и в семье было много любви. И наблюдатели искренне удивляются «неблагодарности» выросших детей. А дети ведут себя устрашающе, и даже не догадываются, что их ужасные и трудно переносимые чувства, их ярость, обида и опустошенность есть всего-навсего результат не завершенного (или даже не начатого, в некотором смысле) сепарационного процесса.
Итак, вот несколько сюжетов про отношения детей и родителей, в которых исключается «Я» ребенка.
Сценка первая. Мама очень старается, она угадывает желания малыша до того как он их назовёт словами или покажет жестами. Она хочет, чтобы малыш был сыт, в хорошем настроении и спокоен. Мама опасается конфронтации. Любое активное проявление его желаний она считает симптом, и это повод для того, чтобы начать активно действовать. А проявление со стороны ребенка негативных чувств для нее просто катастрофа. Она реально удовлетворяет потребность до того, как это потребность была артикулирована ребенком в пространстве межу ними. В пространстве между мамой и ребёнком есть только мама, которая предлагает полезное, и ребенок, который получает хорошие вещи, до того, как еще «захотел» этих вещей.
Ее сердце настроено на ребёнка, и она реально старается, чтобы тот ни в чем не терпел нужды. Чаще всего она не ошибается. Ребенок сыт и обут, развлечен и спокоен. Мама не замечает, что ребенок просто не успевает заметить сам себя и сформулировать свое «хочу!». И очень удивится, если некоторые эпизоды из безоблачного и нежного периода отношений выросший взрослый будет вспоминать на сессии с терапевтом как эпизоды насилия.
Сценка вторая. Мама очень хочет чтобы быть хорошей мамой и чтобы ребёнок не страдал. Если ребёнок просит что-то, а она не может дать этого своему малышу, ей стыдно и она или очень сильно расстраивается, или очень агрессивно ругает ребёнка, доказывая, что тот не должен ЭТОГО хотеть. Обратим внимание на глагол ХОТЕТЬ. Потому что мама привыкла угадывать нужды ребенка. Она не замечает различий между просьбой и желанием. Не замечает различия между побуждением и между действием. Различия между тем, что она замечает нужду ребенка ( по ее мнению) и тем, что ребенок от своего лица выражает ПРОСЬБУ. Ребёнок получает опыт того, что если постараешься сформулировать желание и попросить, а мама не может удовлетворить просьбу, то случится трудная ситуация. Мама начнёт либо расстраиваться, стыдиться и волноваться, или атаковать и ругать ребенка, и агрессивно объяснить, почему говорит «нет» и почему он должен «сам отказаться» от своего желания. «Моя мама так старалась все предугадать. И чаще всего угадывала. Что те немногие случаи, когда что-то сам хотел для себя конкретное, я предпочитал не формулировать свои желания. Чтобы не огорчать и на расстраивать свою маму»
Сценка три. Мама ужасно боится осуждения со стороны. Если ребёнок протестует, выражает негативные чувства , проявляет агрессию, и огорчается, значит она плохая мать. К тому же соседи и свекровь будут охотно ругать ее, если ребенок громко проявляет недовольство. А бабушка даже начинает конкурировать и предлагает дать то, в чем отказывает мама. И тогда вступает в действие двух шаговый алгоритм. Ребёнок просит, мама отказывает, ребёнок (в соответствии с логикой чувств при стрессе) плачет и сверлится, мама расстраиваемся от того что он сердится и говоритесь «ты не должен сердится на мамочку, мама тебя любит, ты плохой мальчик если сердишься на маму». Ребенок получает прямое указание на то, что проявлять свои желания не стоит. Во-первых, все равно откажут. Во-вторых, ещё и будет наказан за проявления чувств.
Сценка четыре. Мама не любит соглашаться и настроена на то, чтобы воспитывать ребенка в строгости. . Мама легко говорит «нет», если ребёнка четко и просто формулирует свои желания, и даже сердится на ребенка, потому что придерживается принципа «Никогда не проси у сильных сами дадут!». Но если ребенок болеет, или у него сильно портится настроение, мама может изменить мнение и дать ребенку что то, что может ему понравиться. Какой вывод сделает ребёнок? Если он хоть бы немного имеет разум? Что желания можно удовлетворить только тайком, присоединившись к маминому интересу, или похитив нужное, или как-то случайно. Ребенок поймет, что идентифицировать себя, как того, кто имеет потребность и имеет желание. Поймет, что выражать себя в контакте с другим в простом общении, просто опасно. Что лучше не думать и ждать случая, и как-то само собой станет хорошо, минуя фазу самоопределения. Немного по-детски, зато надежно и не ругают. Что желания могут быть удовлетворены только в одиночестве, без контакта с другим человеком, а как-то украдкой. Что надо быть мягким и покладистым.
Что общего в этих ситуациях? Наверное, то, что родители ( мамы) очень настроены на своего ребенка и точно хотят проявить свою заботу и любовь Есть наблюдения, что создание ситуаций, в которых в коммуникации с родителями ребенок не получает поддержки своему СЕЛФ, создает дополнительные предпосылки для запутывания сепарационных возрастных процессов и как следствие, развития тревоги. Можно привести много примеров того, что именно дети, мамы которых угадывали их желания и очень старались заботиться, переживают такую тревогу наиболее сильно.
Тревога и процесс возрастной сепарации
Лора Перлз использовала термин «фальшивый пол», для того, чтобы передать свое впечатление от телесных проекций при ретрофлексии. Человек опирается не на землю, а на искусственно созданное основание внутри своего тела. Так образуется психосоматика. По аналогии, мы можем назвать «фальшивым основанием» тревогу, которая порождена сепарационными процессами. И эта иррациональная тревога есть не слишком надёжная опора для контакта с самим собой и тем более с другим человеком. Почему именно не сформированный сепарационный процесс создает тревогу? Чем именно эта тревога отличается от тревоги, которая порождена другими формами отношений? Почему сепарационная тревога, связанная с материнской фигурой, «обманывает» терапевта и мешает ему опираться на интуицию контакта? Мы хотим обратить внимание на саму природу сепарационных возрастных процессов. Глубинные психические и физиологические механизмы сепарационных кризисов взросления относятся к области не осознаваемого опыта, и по своей природе эти механизмы подчиняются инстинкту. Если мы вспомним концепцию Перлза про три форма адаптации: инстинкт, первичное приспособление и вторичное приспособление, то процессы, относящиеся к сепарационному кризису, относятся к области инстинкта. Это значит, что они максимально удалены от области произвольного и свободного творчества человека в отношениях. Иными словами, сначала с неизбежностью наступает кризис, и создается напряжение. Переживая это напряжение чувственно, человек пытается как-то себе объяснить происходящее, ищет эстетические основания для своего контакта с миром.
Есть нечто в отношениях детей и родителей, что лежит вне природы наших личностных привычек и намерений, и это явление называется сепарационные кризисы, или кризисы социализации, которые проходят все дети, когда становятся взрослыми. Что побуждает молодых людей сепарироваться, мы знаем. Это сама природа заботится о том, чтобы дети уходили из дома. Алгоритм сепарации предполагает, что после того как ребенок ОТТОЛКНЕТСЯ от родительской семьи он в течение некоторого времени ищет себя и становится автономным. И новыми глазами, как равный и равный, он встречаемся с своими постаревшим родителями. Опирается на их поддержку и любовь, и помогает им из уважения. Такая идеальная модель. Можем ли мы на нее ориентироваться? В какой степени эта модель отражает социальную практику 19 века и устарела в 21 веке, или в ней есть некоторая социо-биологическая предопределённость? Мы оставим эту тему для обсуждения в другом месте.
Сессии с Ольгой. «Мама вмешивается в мою жизнь!»
Несколько примеров работы с агрессией к маме. Ольга, 29 лет, пока не создала постоянных отношений, делает карьеру.
Оля. Я просто не могу переносить, когда моя мама звонит. Она все время говорит, что я должна найти себе нормального мужчину и построить семью. Это больно и непереносимо.
ЕП. Это очень дискомфортно, трудно слышать такие слова.
Оля. Да, это просто разрушает мои границы. Я чувствую себя растоптанной.
ЕП. Она даже по телефону делает это как-то?
Оля. Да. Я вся измучена и почти не чувствую своего тела после разговора. А она ещё настойчиво звонит.
ЕП. Да, тебе надо как-то укрепится духом. Чтобы выдерживать такой натиск со стороны мамы.
Оля. Да именно так. Я вся зажимаюсь, (!) когда жду ее звонка.
ЕП. Давай сделаем шаг в сторону. Как ты думаешь, что мама имеет в виду. Имеет в виду тебя растоптать, чтобы ты плохо себя чувствовала. Или что-то ещё.
Оля. Оглядывается. Вообще то она хочет мне добра на свой лад конечно. Но это совершенно неприменимо доя меня. И она так разрушает мои границы...
Терапевт. Я предлагаю эксперимент. Я предложу некоторую форму для того, чтобы лучше чувствовать себя в разговоре с мамой. В эксперименте будет два шага. Шаг первый. Как ты относишься к идее семейной жизни?
Оля. В принципе я не возражаю. Это неплохая идея. Но сейчас у меня другие задачи в жизни. Карьера. И я не вижу рядом подходящего человека. Было бы странно искать на сайтах знакомств что ли чтобы угодить маме.
ЕП. Отлично. Теперь переходим к второму шагу. Предлагаю эксперимент с пустым стулом, там как будто бы мама. Но ты сначала даешь внимание себе самой. И говоришь ясно, от своего имени, адресуясь в этой воображаемой беседе важное про себя и свои убеждения. А потом только переключаешь свое внимание на маму. Причем первую часть монолога мама сохраняет в той фантазии спокойствие, хотя в обыденной жизни, я понимаю, она начала бы сразу волноваться и возражать. Если нужно, даже представь себе, что она как будто бы и не слышит, пока ты не завершишь свой монолог.
Оля. Это интересный вопрос. Усаживается поудобнее. (далее к маме) Я вообще неплохо отношусь к идее замужества. Но я пока не планирую изменений в своей жизни. И планирую в свое время если будет подходящий человек создать семью. И это моя жизнь и мои мысли. (Далее переключает взгляд на пустой стул где предположительно размещена мама). Я вижу. Что ты мама хочешь мне добра и потому говоришь про замужество. Я признаю и уважаю твою идею. Я ее слышу. И это факт. И я сейчас занята другими важными процессами в моей жизни. И вот сообщаю тебе об этом. И прошу тебя доверять мне что я разумный человек.
(Оля во время этой импровизации стала глубоко дышать и как-то распрямилась. Получилось насколько длинновато. Зато очень конкретно. И есть два действующих лица. Как будто бы воздух появился между двумя фигурами).
ЕП. Теперь пересядь на стул, где мама.
Оля (от имени мамы). Дочка, я тебя слышу. Когда ты дала знать, что именно думаешь, я понимаю, что можно доверять тебе. Конечно, тебе самой решать. Я всегда просто готова прийти тебе на помощь, если надо. Но это твоя жизнь. Я вижу тебя взрослой.
Не будем продолжать этот фрагмент. Важно, что удивительный эффект контакта был возможен, когда в чувственном опыте появилось ПРОСТРАНСТВО между мамой и дочкой. Я была просто удивлена, как терапевт, скорости преобразования формулировки в этом воображаемом диалоге. И могла предположить, что Ольга сочинила этот диалог ради меня. Однако прошла неделя. Мы встретились на сессии и Ольга рассказала неожиданное. «Мама позвонила. Я сказала ей что то в духе того как мы обсудили на сессии. Мы с удовольствием проговорили полчаса. Все волшебно изменилось. Мне так стало просто с мамой разговаривать. Конечно мама иногда навязчива в своей заботе. Но ведь это понятно. Это ее поколение. Я могу с улыбкой принять это и почувствовать ее теплоту».
Это «чудесное изменение» заставляет нас предположить, что на организацию возможности контакта оказывает влияние культурная практика. Как нам кажется, оказалось, что социум не давал подсказки про ХОРОШУЮ НОРМУ для восстановления контакта мамы и дочки. Чем большие силы чувств они проявляли друг к другу, тем большее напряжение создавалось в этом поле. Казалось, что культурная практика и социум требовали сокращённого и страстного диалога. Но этот диалог не давал места для встречи. Обе стороны не слушали друг друга, и разрушались друг о друга. Что я как ТЕРАПЕВТ могла сделать? Возможно, просто создать новую форму. В этой сессии терапевту удалось дать достаточную поддержку клиентке. Она успокоилась. И свободно, даже с игрой, смогла обратиться к маме в эксперименте и получить ответ. Самое удивительное то, что в реальной жизни мама, на ее удивление и к удовольствию, изменила свой способ действия. И получилась встреча.
Эксперименты с пустым стулом
Некоторые замечания по тактикам. Для тех клиентов ( взрослых) у кого мы обнаруживаем сильные, не адекватные реальности, очень мощные переживания, связанные с обидой (с агрессией) на материнскую фигуру, на определенном этапе терапии бывает полезны вполне старомодные эксперименты с использованием двух стульев. Игровое пространство в ходе терапевтической сессии, в котором человек разговаривает с воображаемым собеседником, дает клиенту шанс почувствовать отдельность и самостоятельную ценность своей жизни, отдельность своего тела и своих переживаний. Заметить, что он может быть не только «тем, кто реагирует», или «тем, кто выражает чувства», но самостоятельным существом. Для тех клиентов, кто имеет затруднения с распознаванием себя самого и с проявлением эмпатии, полезны бывают воображаемые диалоги. Важно, чтобы в эксперименте в этом диалоге был организован игровой отклик со стороны второго человека. В таких экспериментах человек может перейти от эгоцентризма ( замечаю только себя самого) к тому, чтобы привыкнуть замечать переживать в чувственном эстетическом опыте и себя самого, и Другого, в едином поле отношений. Мы заметим, что часто нашим клиентам не так легко, как можно ожидать, дается этот эксперимент. Умение стать на место другого и воспринять его, как отдельного партнера в диалоге, является важнейшим элементом процесса сепарации и формирования автономии. Полезно бывает помогать клиенту признать возможность включения в совместную деятельность с другим человеком, делать что-то вместе. И первый шаг к этому состоит в том, чтобы признать сам факт наличия ДРУГОГО в поле отношений. Полезно поддерживать практику телесного осознавания, тактики, в которых клиент развивает опору на тело, опору на другого человека.
Диалоговые тактики иногда создают предпосылки для путаницы. Есть известнее мнение, что полезно создавать опыт близких отношений в диалоге клиента и терапевта, для тех людей, кто имеет мало опыта привязанности. Однако в ситуации, если симптом ОБИДА НА МАМУ базируется на не осознаваемой сепарационной тревоге, легко при некоторой неосторожности терапевта поддерживать драматический треугольник. То есть опасно, чтобы терапевт давал понять клиенту, что с ним, как с терапевтом, клиент может поджаривать позитивные отношения. И что терапевт станет лучшей мамой, чем были родители клиента. Клиент часто, не сознавая того, предлагает именно такие отношения терапевту. Если в опыте клиента не был пройден сепарационный процесс, и терапевт неосторожно поддержит такую тактику, терапевт обречен длительное время поддерживать закольцованные процессы этого невротического треугольника.
Агрессия на маму и фобия самолета
Коллега рассказывает историю, в которой рассматриваемая нами тема ( ОБИДА НА МАМУ) была замаскирована в форме ОКР. Женщина, 30 лет, обратилась к психотерапевту по поводу фобии полетов. Фобия ярко проявилась, когда она осознала, что нужно лететь к родителям. Она выросла в полной семье, больше любила отца, мама была более строгой. Клиентка после школы поступила в университет в большом городе, и почти не поддерживала отношений с родителями. Она сделал карьеру, но не могла найти спутника жизни. Она с обидой, яростью и гневом вспоминала про отца и мать, рассказывая отдельные эпизоды из детства. Отец злоупотреблял алкоголем, и однажды, когда он учил девочку шести лет плавать в ванной, она испугалась. И рассказывала детали своих претензий и ужасные действия своих родителей, когда те ссорились, или хотели развестись, или проявляли требовательность при учебе в школе. Через год психотерапии наступил перелом. Клиентка прочувствовала этот перелом в аэропорту. Она приготовилась к перелету в родной город, приняла заранее успокаивающие таблетки, и вдруг ее прорвало слезами, она боялась лететь, вдруг поняла, что хочет ПРОСТИТЬСЯ с родными, и готова их видеть. Она приехала к родным, и провела две недели в общении с ними, и это было просто и тепло эмоционально. Отец ни разу не употребил алкоголя за это время. Когда она уезжала, простилась с родными, и чувствовала то, что смогла выразить простыми словами: «я не хочу улетать, я смогла вернуться в свое счастливое детство. Я играла с собаками. Разговаривала с отцом и с братом. Помогала маме немного по хозяйству. Иногда просто молчали и было здорово».
Терапевт продолжает, что «в момент, когда клиентка рассказывала это, ее душа просто светилась от любви, благодарности и нежности. А до этого я целый год слушала, как «все было плохо и как это мое ужасное детство испортило мою жизнь сейчас, я ужасная и некрасивая и не могу общаться с людьми». Город в ее рассказах казался клоакой, наполненной тупыми людьми, с маньяками и хулиганами. И вот что удивительно, в ближайшее время после этого она начала встречаться с молодым человеком, и что-то у них начало складываться… у нее произошли чудесные телесные изменения, ее плечи наконец слегка опустились и расслабились, и вместо стареющей девочки перед нами появилась молодая привлекательная женщина. Проработка обиды и ярости к родителям , восстановление опоры, восстановление дороги любви, открыло ей возможность организовать связь с самой собой и впервые двинуться навстречу жизни. Она теперь пролетит к себе домой, «к своим», без фобии самолетов, с любовью.
Агрессия к материнской фигуре, тревога, «травма развития» и пограничный опыт.
Мы заметим, что неудержимая ярость и пустота, которые присущи опыту взрослых в эпизоде «обида на маму», удивительно напоминает хорошо известные эпизоды пограничного опыта. Мы отдаем себе отчет, что люди с пограничным способом личностной организации могут иметь предрасположенность к проецированию и вечному «прояснению отношений» с матерью ( с родителями, с родственниками, с близкими людьми) их напряжённость чувств на границе контакта и их травма на границе контакта не могут быть описаны в терминах «не состоявшаяся возрастная сепарация. Их беспокойство души и «набросок СЕЛФ не меняюсь и нет надежды, что сильно с течением времени. А близкий человек, родственники это естественный адресат для направления аффекта ( любовь/отвержение). И мы предлагаем дифференцировать случаи агрессии ан маму, которую мы наблюдаем у людей, которые в других областях своих отношений вполне способны к формированию устойчивых связей и привязанности, от сильных и не контактных проявлений аффектов в самых разнообразных коммуникациях при небольшом стрессе у клиентов с пограничной личностной организацией. В нашем случае такая «лоскутная пограничность» кажется удивительной и даже заставляет думать об опыте травматического типа. В некотором смысле не финишировавший (не организованный ) сепарационный процесс может быть рассмотрен как аналог опыта «травмы развития».
Нам кажется, однако, что полезно дифференцировать в работе с конкретным клиентом феномены и проявления «пограничного опыта» как личностного стиля и «пограничные реакции», которые проявляются в форме агрессии и настороженности к материнской фигуре». Причина такой дифференциации в том, что в случае пограничного опыта мы ориентируемся как терапевты на долгосрочный проект и ставим акцент на проживание отношений клиент/терапевт в непосредственном опыте доверительных отношений, развитие и движение поддержка от «наброска СЕЛФ» ( как говорит Маргерита Спаньоло-Лобб о людях с пограничным опытом). И мы понимаем, что иррациональная агрессия к материнской фигуре это частный случай проявления общей структуры организации контакта.
Удивительные параллели могут быть обнаружены между поведением взрослых людей и поведением маленьких детей. Вот пример невротического поведения ребенка, у которого плохо прожит переходный кризис трёхлетнего возраста. Процесс, который аналитики называют “репрошман” (фаза воссоединения, в процессе сепарации-индивидуации, которую Малер описала как универсальную особенность развития). Девочка в четыре года ведет себя странно. Если мама делает ей какое то замечание, девочка с яростью бросается на маму, бьет кулаками со всей силы или кусает маму. Больно. Когда мама отдергивает руку или ногу, и говорит что «ей больно», девочка смотрит на маму и громко говорит : «Мама, ты меня сейчас ударила, мне плохо. Пожалей меня, не бей меня!».. Мама не понимает что происходит. Мама требует, чтобы девочка извинилась, показывает даже синяк на руке. Девочка, сжав зубы, злобно смотрит на маму и просит прощения. Но мы заметим, что девочка все равно остается в полном расстройстве и недоумении. Это совершенно иррациональная коммуникация.
Мы подчеркиваем, что в ситуациях симптома ОБИДА НА МАМУ клиент может просто и открыто говорить терапевту о своих мотивах и своих потребностях, о своей агрессии, и его «запрос» будет казаться совершенно простым и прямым, и это может провоцировать у терапевта рассматривать ситуацию как рядовую. Именно эта «простота и ясность» запроса обманывают терапевта, и становятся поводом к распространенной рекомендации, в случае обиды и агрессии на маму «прямо выражать негативные чувства», с надеждой на восстановление контакта. Не заметив иррационального характера тревоги. Если клиент «созрел» и почти готов к завершению процесса сепарации и входу в автономию, эта тактика «сработает». Если сил опоры на себя клиенту не достаточно, если его агрессия это «агрессия дефицита», тактика будет поддерживать тревогу и только давать «подпитку» симптому.
Так бывает, если гештальт-терапевт торопится. нельзя науськивать людей на реальных родителей. Потому что негативные чувства, этот аффект есть временное наполнение пустоты СЕЛФ. Клиент выражает агрессию на сессии, приходит домой и к не подготовленным родителям или близким людям, повторяет действие, которое во время сессии создало ему чувство облегчения и целостности. Близкие люди скорее всего пугаются, и мало вероятно, что они смогут дать адекватные контейнирующие реакции. И ситуация только еще более запутается. Поэтому, если терапевт просит клиента выразить агрессию или обиду, когда клиент «не созрел» такая тактика может привести к глубоким нарушениям и напряжениям в реальных отношениях клиента в семье. И это уже выходит за рамки процессов, плодотворных в психотерапии.
Наоборот, в случае симптома «ОБИДА НА МАМУ», полезно в терапии проводить работу с фоном. Это значит, что реально возвращаться к темам актуальной коммуникации, не связанных с актуальными отношениями с мамой. Возможно, полезно обратиться к детским сюжетам в отношениях с мамой, обнаруживая опору на реальные потребности клиента в близости. И только после восстановления и развития элементов само поддержки, может быть, клиенту будут доступны темы в отношениях с родителями из сюжетов актуальной жизни.
При этом развивается опасность контрпереносов. Если терапевт будет долго поддерживать тему близости, создавая хорошие отношения и развивая тему близости терапевт/клиент, создавая полярность: «хороший» терапевт и плохая «токсичная» мама, есть очень большой риск развития схемы «треугольник Карпмана». И эта невротическая фиксация замедлит оформление в опыте живого контакта и проработку сепарационных процессов и даст основание для развития созависимости.
Мы помним, что сепарационная тревога ( которая естественным образом актуальная для возрастных, естественных для развитии жизни, сепарационных этапов) создает тот самый не дифференцированный, но интенсивный тревожный фон, который в свою очередь дает пищу для организации разнородных невротических симптомов, по типу навязчивостей или фиксированных идей. И в этом случае «обида на маму» может рассматриваться как «фиксированная идея» ( а не как живая эмоция, которая ведет к контакту), обладающая всеми особыми эффектами действия по типу «само сбывающегося пророчества». С этой точки зрения понятен и предсказуем эффект, в котором «чем больше выражает сильные негативные чувства, тем более одиноким и слабым себя чувствуешь!»
Полезно вспомнить и другие соображения. В Теории Объектных Отношений считалось, что именно интеграция материнской фигуры младенцем в возрасте одного года создает предпосылку для устойчивости и целостности. То есть нам надо не столько оттолкнуться от мамы, сколько поглотить ее и опереться на нее. Болезненная раздражённость может быть указанием на дефицит любви и дефицит стабильности и опоры на себя. Но это уже отдельная тема разговора.
Вместо заключения.
И вот после всех ученых рассуждений мы возвращаемся просто в реальную жизнь. Которая организована очень не-просто и насыщена сложными чувствами. « Мама, ты ничего не понимаешь, ты и отец виноваты в том, что у тебя была ужасная семья, поэтому я получила плохие образцы в детстве и сейчас я второй раз вышла замуж за человека, которого не любила и очень виновата перед ним! У меня двое детей и я воспитаю их правильно, не так как ты меня воспитала. И поэтому я не хочу иметь с тобой никакого дела никогда!»…Автору этих слов 40 лет, она много читает «про психологию» в интернет, участвовала в двух психологических марафонах, и сейчас изучает тему «токсичные родители» и ходит на группу для «жертв токсичных родителей». Она только что взяла большой кредит и указала маму как поручителя по этому кредиту. Она планирует ходить к психотерапевту, чтобы «отделиться от мамы». Возможно, ей предстоит еще много что пережить (с терапевтом или просто в самостоятельной работе) и понять про свою жизнь. Поток любви. Часто в разговорах на наших семинарах люди говорят о потоке любви который передается от родителей детям и так далее. Почему эта любовь стала не нужна? Точнее, почему эта данная нам природой сущность преобразована в сепарационную тревогу? Может быть, это знак времени? И что и как я могу сделать в этой ситуации как психотерапевт?