Случайный поцелуй

Глеб Карпинский
18+
История от А до Я вымышленная. Все совпадения чисто случайные, но если Вас интересуют качественные услуги в области фото и видеосъемки, Вы всегда можете обратиться за помощью к Пашке. Телефоны спросите у автора.

В одной преуспевающей фото- и видео студии творилось нечто невообразимое. За двумя или тремя мониторами сидел сам директор, нацепив на уши наушники и посасывая свой старый добрый вейп. Априори он должен был не сидеть здесь, а готовиться к завтрашнему отлету на Канары, билеты на всю семью через интернет лично заказывала его помощница Светлана.

— Ты его заслужил, милый! — говорила ему жена накануне, имея в виду долгожданный отпуск.

Она была как никогда права, ибо он действительно заслужил все это многолетней добросовестной работой на папу Карло, то есть на себя любимого. Сейчас же все, судя по всему, накрывалось медным тазом, хотя еще был слабый шанс выправить ситуацию, если, конечно, подоспеет Светка, и они вдвоем за ночь докончат свалившиеся на голову проекты. Но Светка куда-то пропадала, и Пашка даже грешным делом подумывал, а не уволилась ли она вот так просто, не выдержав испытательного срока. Звонить он ей почему-то боялся, да и некогда ему было. Ну не пришла и не пришла.

— А что там делать мне на этих Канарах без плавок? — пробубнил он, вспомнив, что у него их нет. — А там еще одна гомосятина на пляжах. Махну-ка я лучше в Саранск, а они пусть летят без меня.

Только что по очереди, как с цепи сорвались, звонили заказчики, чьи проекты подвисли в воздухе, и Пашка сделал все возможное, чтобы всех успокоить.

Вообще, он был мастер вешать лапшу на уши.

— Да, завричка утричком все отошлю, как договаривались, — говорил он спокойным тоном. — Пацан сказал, пацан сделал, — говорил он одному, и тот начинал молиться, еще не вешая трубку.

— Не мешай! Видишь, как раз с твоей мутней вожусь! — твердил Пашка потом другому, особенно осатаневшему, и тот отчаливал удовлетворенным.

Третьего заказчика вообще можно было игнорировать, и директор студии просто сбросил звонок и отослал характерную смс-ку, что находится на съемках и позвонит позже. Сразу же пришел такой же характерный ответ «Б..ль, Пашка, приеду завтра в 10, убью нах».

Пашкой его называли все, кому не лень. Понятийные отношения были в моде в той среде молодого, авангардного, и как выражался с некой иронцой сам Пашка, «подрастающего» поколения всяких там менеджеров, продюсеров, звукорежиссеров, операторов, монтажеров. Он вообще ни на кого не обижался, был прост в общении и позволял сам по отношению к окружающим всякие шуточки, напичканные неприличным контекстом. Его обычно любили и боготворили, скучали, тянулись, но чаще всего использовали, и все потому, что Пашка был профессионал своего дела, всезнающий гуру, и как человек — не жадный, даже добрый к убогим.

— Главное, е.. ть блондинку, пока горячо, — перефразировал он народную мудрость, объясняя своей любимой жене вечное свое засиживание в конторе. — И заметь, я не либерал! — всегда дополнял он этим замысловатым выражением свой очередной перл.

Заработанные такой каторгой денежки он относил только в Тинькофф, проявляя явное недоверие к государству. То же его словно в ответку доило нещадно, и он ругался и плевался, но смирялся, став окончательно самозанятым. Стоит сказать, что Пашка был далеко не мальчик для битья, и он мог себе позволить поставить на место обнаглевшего гаишника, требующего у него взятку, или заткнуть рот какой-нибудь зазнавшейся дамочке из налоговой, пытающейся учить его как жить.

— Ну, совсем оборзели люди! Во что превратились? Мы же вместе в одной песочнице играли, коммунизм строили…, а сейчас все мало, все мало… — жаловался он неизвестно кому, простирая руки к небу. — МВД, ФСБ, ФМС, ФНС, ОПГ. Все стали ООО, каждому плати. Да сколько можно? Когда, бл.., товарищ Сталин вернется?

Сейчас же в столь поздний вечер ему было не до политики. Впереди маячила бессонная ночь, а ему еще надо было довести до ума монтаж дурацкого рекламного ролика. Ролик этот он обещал сделать по-дружески и даже бесплатно одному своему хорошему приятелю, совсем не ожидая, что из-за этой минутной мутни ему будут выносить мозг несколько суток подряд какие-то наглые девочки, отвлекая от основной работы. Последний раз он даже вышел из себя и имел короткий разговор с их начальником.

— Да что ты мне втираешь! Да я когда ты родился, уже столько баб еб.. Какие отношения? Есть дружеские, а есть рабочие….Пошел на х… У меня рабочий день закончился.

— Братан, так только четыре вечера, — справедливо сказали ему.

— А у меня он заканчивается в три!

В конце концов, пришлось со скрипом опять переделывать, казалось бы, безупречно выполненную работу.

Уже шел одиннадцатый час вечера. Пашка только что отправил по электронке «последний вариант» ролика, стащил с ушей ненавистные наушники и вымотанный откинулся на спинку своего любимого кожаного кресла. Теперь можно было приступать к основным заказам, которые с каждой секундой наваливались на него снежным комом, и он, пожалуй, вынужден был признать впервые, что давно не принадлежит себе.

— Пашка, ты еще тут? Чего домой не идешь? Охрана волнуется, — протиснулась вдруг в дверь голова офисной уборщицы в каком-то пестром нерусском платке.

Ей было далеко за пятьдесят, худая, высокая, былая красота не оставила ни следа на ее припухшем от частых запоев лице.

— А это ты, Марфушечка… — обрадовался Пашка и, как всегда предложил мандаринчик. — Вот закуси, витаминчики… С кожурой жуй. Это абхазские, вкус детства вспомнишь.

Марфушу он искренно жалел, считая, что судьба несправедливо обошлась с ней. Она тоже отвечала ему взаимностью и часто заходила вечерами, вздыхала да охала. Так и сейчас она отставила ведро с мутной водой, осторожно зашла в студию и присела на край стула рядом, поглядывая с непонятным выражением то на мерцающие в полутьме экраны мониторов, то на странную курительную трубку директора.

— Там охрана внизу бесится, свет у тебя горит… — объяснила она причину своего прихода.

— Да и пусть бесятся. Я за аренду плачу, в ней не прописано, когда я должен работать, днем или ночью. Пусть идут нах. И заметь, я не либерал.

— Грубый ты, Пашечка, стал, грубый. Они между прочим тоже люди… Волнуются.

— Ох, какие волнительные… — передразнил их Пашка. — Это я вот волнуюсь. Видишь, что за мутня на экранах…

На столе рядом с небрежно распотрошенным пакетом мандаринов завибрировал мобильник, и директор студии, втянув в себя вейп, подмигнул уборщице «Мол, вот убедись». Звонили как раз девочки от приятеля по поводу «последнего» варианта рекламного ролика

— Шо? Опять не то? Ну вы задолбали! — закричал он в трубку в каком-то неистовстве и отшвырнул от себя телефон, затем потянулся за мандаринчиком. — Ну ты видала, Марфушечка, чего творят? Ну ты видала? — обращался он к уборщице. — Всех вые.. нах… И заметь, я не либерал!

Грубо отброшенный телефон снова завибрировал, точно в предсмертной агонии. Звонила жена и Пашка собрался.

— Ты где? — был характерный вопрос.

Обычно он отвечал жене с долей ностальгии и тоски, клялся в любви, спрашивал о дочке, но тут его переклинило.

— Ну, где я, зайчик? В пиписечке, вот я где. Ну, в конторе я, где мне еще быть? Работаю, — перешел он шепот, одновременно уставившись в монитор и стуча пальцами по клавиатуре. Там он умудрялся отвечать по аське достающим его заказчикам в похожей литературной форме.

— Ну чего пристали черти? — выругался он вслух, написав им пару «вежливых» фраз.

— Нет, зайчик, это я не тебе. Скоро буду. Ну часик еще, два. Осталось чуть-чуть. Да, ложитесь. Да, я помню, что самолет…

Пашка действительно хорошо поработал, сделал нарезку из нескольких голливудских фильмов, на коленках сообразил сюжет, подобрал музон, озвучил героев разными голосами. Тут, конечно, он проявил чудеса подражания. Одного только Галыгина озвучил голосом Галыгина, а в других случаях, когда требовался закадровый текст, клал в рот грецкие орехи, зажимал нос прищепкой, чтобы был неузнаваем прежде замелькавший тембр. То, что получалось, ему нравилось, но не нравилось этим треклятым девочкам, особенно некой Эльмире, которую он в глаза не видел и на х.. вертел. Стоит повториться, что за этот ролик ему не платили, только обещали, и взялся он за него исключительно из-за хороших приятельских отношений, хотя в его копилке уже лежало три крупных заказа, а сроки даже тогда поджимали.

— Так, Эльмирочка… хорошо. Я сделаю, как ты хочешь. Язычком между ног с перерывом на 0,1 секунду, но учти, человеческий глаз этого не увидит!

Уборщица с каким-то материнским состраданием слушала его пахабную болтовню по телефону и тяжело вздыхала, а Пашка подмигивал ей, точно позировал и давал бесплатный мастер-класс по отшиву наиболее несговорчивых клиентов.

— Ты понимаешь, даже у Спилберга обычная спайка, — твердил он, громко хихикая. Нервы очевидно уже были ни к черту. — Какие вспышки между нарезками? О чем Вы? Это же брак камеры… Вы чего там курите? Ну и что, что тебе нравится? Кому-то нравятся девочки, кому-то мальчики… Нет, я шторочки сделаю…. И не упрашивай меня на коленях с открытым ртом! С колечками, с рюшечками…. Как на свадебном ролике. Нет, нет. Сейчас получите!

Издеваясь, он сильно и, кажется, хаотично стучал средним пальцем по клавиатуре, и картинки на его мониторах стремительно менялись в разных конфигурациях. Невольно складывалось впечатление, что человек невменяем, и у вздыхающей под боком Марфуши зародилось желание угостить его водкой. Благо, в подсобке была припрятана початая бутылочка.

— Ловите! — сверкал обезумевшими глазами Пашка. — Только потом уже переделывать не буду! Сами на Пинакле разбираться будете… Что? Нужно затемнение на 24 секунде? Ох, ох, Эльвирочка? Имя у Вас какое интересное… Что означает? Пиз..-ц означает? А, это ты не мне… А, «мир» означает… Нет, оно не мир означает, а войну. Я бы вас давно всех послал, если бы не мои дружеские отношения с вашим директором Алексеем Петровичем… Все. Все, пошли на х.., пошли на х.. Где деньги? Деньги где?

Он снова отшвырнул от себя телефон, и тот, не успев брякнуться куда-то к мандаринам, опять завибрировал.

— Ну шо опять? — и Пашка посмотрел на Марфушечку, словно жаловался ей, как единственной свидетельнице очередной попытки его жесткого изнасилования.

— Пашечка, иди домой, — умоляюще запричитала женщина. — Тебя жена дома ждет, детишки…

Фотография счастливой семьи директора студии как раз висела на стене на самом почетном месте, чуть ниже и по бокам ей составляли свиту благодарственные грамоты и какие-то дипломы за участие в выставках.

— Эх, Марфушечка… Марфушечка… Да ты кушай, кушай мандаринчик. Говорю, абхазские. Детство вспомнишь.

Уборщица, было, уже из вежливости потянулась до пакета, как в этот момент дверь распахнулась и в контору влетела помощница Пашки, Светлана. Она была в красном каком-то необъемном пуховике, с капюшоном, покрывающим ей голову, а в руках держала перед собой большую картонную коробку. И как она ее дотащила сюда? Ведь лифт после 22.00 отключают. Спешно поздоровавшись со всеми, девушка сломя голову направилась к своему рабочему месту, но на ходу запнулась о ведро уборщицы, и все со звоном расплескалось по паркету.

— Твою мать! — только развел руками Пашка, с каким-то злорадным равнодушием наблюдая, как утопают в нечистотах стоящие ближе всех к потопу новые колонки Philips.

— Ничего, ничего… — захлопотала Марфуша и со шваброй ринулась устранять последствия.

Она работала так лихо и умело, что никто к ней даже не рискнул подойти и помочь убрать последствия. Между тем, Светлана поставила коробку на подоконник у приоткрытой форточки, а сама села за свой монитор, спиной к боссу. Капюшон она даже не опустила.

— Как дела? Что-нибудь сделала? — спросил ее Пашка, пытаясь сохранить спокойствие.

— Завтра закончим… — отмахнулась Светлана.

— Закончим и кончим, — констатировал директор в каком-то раздумье. — И заметь, я не либерал… Вот мандаринчик, держи! Вкусный.

Но помощница его словно не слышала, и он решил сам угостить ее и потянулся до пакета, но в полумраке наткнулся на свой вибрирующий и отказывающийся умирать телефон и сорвался на нем.

— Все.. зае..! — прокричал он кому-то в трубку с остервенением. — У меня три заказа висят уже оплаченные. Большие деньги.

Уборщица, выжав мокрую тряпку, опустила швабру обратно в ведро.

— Вот и полы как раз помыла, — сказала она и снова присела на край стула возле Пашки.

Было неудобно, и ей хотелось извиниться перед ним за то, что она неосмотрительно поставила ведро на проходе. Но кто знал, что в такой поздний час кто-то еще будет шастать по коридорам и не смотреть под ноги?

— А ты чего не успела, Светуля? — обратился Пашка опять к помощнице, как ни в чем не бывало.

Та совсем от него закрылась капюшоном, и он подмигнул тогда Марфуше, точно собирался показать ей бесплатный мастер-класс по разбору полетов с подчиненными.

Марфуше стало еще неудобней, и она собралась уже уходить, оставив босса и его пропадавшую где-то целый день подчиненную один на один выяснять отношения, но почему-то убоялась, что эти выяснения закончатся убийством, и решила задержаться еще на пять минут.

— Ну, я ж только к четырем вечера приехала, — объясняла что-то Светлана, совсем не обращая внимания на надвигающуюся бурю. Ее блуждающий взгляд уставился в свой долго включающийся монитор. — И меня там тоже так вымотали на вокзале. Приезжаю и говорю, где посылка? А они говорят: «Нет у нас никаких посылок. Пока документы не приходили». «А сколько ждать?» «Не знаю, ждите». А мне уже через пол часа в другом месте срочно надо быть. Ну, я к одной девушке. Чисто по-человечески: «Сколько ждать?» «Ну, минут пятнадцать», а документы оказывается никакие и не нужны. Это же из Беларуси. Таможенный союз. Ну, дали посылку и бегом на интервью. В общем, ток сейчас в конторе, пока все просмотрела, все убавила, и уже мозг ничего не соображает.

Телефон директора опять завибрировал.

— Шо значит быстро? — вцепился он в него хваткой свирепого бульдога, не утруждая себя приветствием. — Вы мне скажите, что Вы имеете в виду под словом быстро. Составьте официальную бумагу за подписью директора и мне пришлите. Да. Какие 0,1 секунды? Вы хоть понимаете, что это писец? Я не думаю? Вот замуж выйдешь, и поймешь, зачем тебе думать, когда тебя постоянно е… А мы тут монтажом занимаемся, девочка, мон-та-жом, а не выносом мозга. Какая последняя фраза? Чего там? Какое самоуправство? Хорошо я уберу «твою мать», культурные, бл.. Да все и так понимают, что это нарезка из фильмов… Что Вы из меня Спилберга делаете?

Пашка опять откинулся на спинку кресла и даже крутанулся разок.

— Не ну ты видела? А? — нервно хихикнул он.

— Выпустил пар и хорошо, — констатировала Светлана, не оборачиваясь, точно боясь встретиться взглядом с боссом. — Теперь давай по делу…. Я делаю первый проект, а ты второй, а потом вместе третий.

Директор опять крутанулся на кресле, схватил мандарин, кажется, уже последний, и стал чистить его зубами, выплевывая очистки прямо в корзинку под ногами.

— Не, ну все-таки не оху…? — обратился теперь он к уборщице, жадно ища в ее осоловевшем взгляде хоть какое-то сострадание. — Только утром целый пакет из Пятерочки принес. И где, бл… Кто ест? Какие нах гости? Писец… Новогодняя елка прям….

Потом он посмотрел на корзину под ногами, полную оранжевой кожуры, понял, что сам все и слопал, и выдохнул.

Впереди было еще много работы, и важно было мобилизовать последние силы.

— А что в посылке? — спросил он вдруг Светлану.

— Тушенка от мамы, молочко парное, сметанка… У меня холодильника же в хостеле нет. Пусть тут стоит. Надежнее.

— Это точно, — засмеялся Пашка, в предвкушении потирая руки. — Я люблю сметанку.

— Ну, я пойду, — поднялась уборщица с места, убедившись, что убийства не будет. — Засиделась я у Вас. А мне еще третий этаж херачить.

— Погоди! — вдруг вскочил Пашка и, присев перед ней на стол, стал что-то объяснять.

— Ну простони разок… — услышала она более менее понятную просьбу среди целого потока мата и технических слов.

— Ну в микрофон простони.. Мне нужен оригинальный звук, ну не из порнофильмов же его брать, — засмеялся директор студии. — Мне минута нужна твоего дикого сладострастного стона…

— А как же Света? — испугалась даже Марфуша, и на всякий случай перекрестилась.

Она только недавно получила непристойное предложение от трех гасторбайтеров.

— А что Света? Она молодая еще, не умеет! — настаивал Пашка. — Мне твой стон, Марфушечка, нужен, для серьезного дела нужен, а тебе халтурка не лишняя будет. Видишь, эротический буктрейлер делаем, нон-фикшн, бл…, «Как правильно орать в постели». Ты только представь, Марфуша, миллионы девок будут тебя слушать и учиться, как орать надо. Все должно быть естественно, пронизывать до дрожи…

Марфуша заметно засмущалась, наконец, догадываясь, что от нее хотят. Но отказывать ей было боязно, она опять стала бояться убийства.

— Ну бери, бери, Марфушечка… Подноси к ротику… — точно светился в каком-то экстазе Пашка, втискивая ей в руки поролоновый микрофон, больше напоминающий ей в этот судьбоносный момент мужское достоинство, чем техническое устройство для записи звука.

Микрофон был тяжелый, и уборщица взяла его неуверенно в обе руки и попыталась что-то промычать.

Но стоны как-то не получались, может, ее стесняла Светлана, которая так и сидела в накинутом на голову капюшоне, уставившись в монитор. Пашка же все сидел на столе и посмеивался.

— Большое дело делаем, Марфушечка. Большое… — приговаривал он.

Только сейчас уборщица обратила внимание, что у него тесные джинсы и он, пожалуй, бог в постели. Самопроизвольный стон вырвался из ее соскучившегося по мужской ласке сердца.

— Ну я ж говорю, что получится… Давай еще… подичей ток, подичей… — подбадривал он, довольный своим экспериментом, болтая ногами. — Все, записываем! Контрольная запись!

Марфушечка честно и самоотверженно старалась. Было сделано достаточно дублей, но она, как ответственная женщина, не останавливалась на достигнутом и стремилась к совершенству. Пожалуй, никогда раньше она не стонала так сладострастно-маняще, так пробирающе до дрожи, так провокационно, и сейчас, слюнявя этот чертов микрофон и войдя окончательно в образ, она невольно представила эротическую сцену.



Она целует ему руку, подобострастно, нежно. Он все еще сидит на столе, болтая ногами, а она смотрит умоляюще на него, снизу вверх, точно рабыня, готовая на все ради своего господина… Он берет ее за подбородок и, наклонившись, подтягивает к своим губам, пахнущим оранжевым детством. Глаза невольно закрываются, и слившиеся в одном каком-то немыслимом, случайном поцелуе они зависают над пропастью, сердце бьется все чаще и чаще, ее рука скользит по его ширинке.

— О, ты блондиночка… — удивляется он, стаскивая с ее головы платок и грубо взъерошивая своей пятерней ее волосы.

— Нет, я седая просто…, зато ты самый лучший…

— Словами блондиночки глаголет истина, — смеется он. — И заметь, я не либерал.



— Как говорили на кафедре полового воспитания, никогда не останавливайся, — заметил Пашка, ловко подбирая нужный видеоряд. — Остановишься и писец, что может произойти. Нужно обязательно все заканчивать. Да, Светулечка?

Его помощница уже закончила второй проект и скинула с головы капюшон. Она даже не заметила, что уборщица давно ушла, и все еще искала ее притаившийся призрак в темноте комнаты.

— Последний штрих остался, — сухо сказала Светлана, не разделяя пошлых фамильярностей своего босса. — Без меня, надеюсь, справишься.

— А то… — зевнул Пашка и, чтобы не отрубиться, снова затянул вейп. За окном уже брезжил рассвет, и мужчине все время казалось, что он в Саранске и слышит крик деревенского петуха.

— С тебя такси, — заметила Света, выключая компьютер.

— А то… — снова зевнул он.

— И магнитик из Тенерифе.

— Зачем? У тебя же нет холодильника…

В этот момент опять завибрировал телефон. Звонили из дома.

— Ты чего не спишь? — шепотом спросил он, преодолевая зевоту.

— Что-то сердце за тебя волнуется, печалится, словно птичка в клетке убивается… — услышал он родной голос жены, и почувствовал себя самым счастливым человеком.

— Скоро уже, зайчик. Ложись, ложись. Да, я знаю, надо купить плавки.