В искусстве как в жизни, в жизни как в искусстве.
Видение: Занимаемся в институте, похожем на Литературный. Обсуждается моя малая фантастическая повесть. Нас трое в семинаре, а вся группа состоит из двадцати человек.
Читаю вместе с другими то, что написал раньше, и вижу недостатки. Один из троих Миша. Учительница приглашает к себе домой. Говорит, что свое почитает. Я вспоминаю, что Павел Антокольский в прошлый раз тоже один раз проводил занятия у себя дома. Помню его кабинет.
Так делается, чтобы оставить свое имя в истории.
2020-01-01: Павел Антокольский такая известная личность в литературном мире, что едва ли в свое время можно было найти хоть одного литератора, не знавшего его имени. Официально он считается поэтом, но я его помню по статьям в журналах и газетах: считал, что он критик. Однако вот что пишет о нем Татьяна Торлина из Сиднея 2011:
«Думаю, моё впечатление от встречи и от разговора с поэтом уже выразил Лев Озеров1. Причём гораздо лучше меня. Он вспоминал о Павле Антокольском так: «Природный дар красноречия. Развитый общением, трибуной, частым чтением стихов. Собеседованиями на темы поэзии и театра. Ещё более – самим театром. Голос громкий, жест, за которым неизменно – оратор римский говорил. Желание быть выше своего роста выбрасывало руку вперёд, вернее, кулак ввысь, как можно выше. В нём жили Барбье2 и Гюго3. Ещё глубже в историю – Вийон4, якобинец5, санкюлот6. Не знаю, обучался ли он искусству риторики, но владел он этим исчезающим искусством красноречия с завидным умением. В нём было развито импровизаторское начало. Идёт к трибуне, сияя карими пронзительными глазами, под которыми всегда были тёмно-фиолетовые круги бессонницы и усталости, устраняемой изрядными порциями кофе или водки. Он часто загорался. По поводу и без повода. Он редко не был возбуждён. В состоянии покоя и благодушия его застать было невозможно. Порой это напоминало театр. Чаще всего театр. Он играл принцессу Турандот своей жизни...»
Скорее всего, так оно и было, что в Антокольском буквально была Душа Барбье и Гюго, а если глубже в историю, то – и Вийона. Отмечает в нем природный дар Лев Озеров, который, по моему представлению, сам по себе ни у кого не возникает, а нарабатывается Душой в прошлых воплощениях. Антокольский трибун, Антокольский актер, когда он на трибуне, отмечает Лев Озеров. Он играет принцессу Турандот своей жизнью, известную своими загадками и склонностью к актерству в жизни.
Читаем дальше:
«Павел Григорьевич Антокольский являл собою в то мрачное и тягостное время некое праздничное чудо. Он жил взахлёб. Его удостоила особого внимания и дружбы Марина Цветаева. В голодном 1919-м году «Павлику Антокольскому», актёру-вахтанговцу и стихотворцу, она подарила немецкий чугунный перстень – чугунные розы на внутреннем золотом ободе. А к перстню – Маринины стихи:
«Дарю тебе железное кольцо:
Бессонницу – восторг – и безнадежность.
Чтоб не глядел ты девушкам в лицо,
Чтоб позабыл ты даже слово – нежность.
Чтоб голову свою в шальных кудрях
Как пенный кубок возносил в пространство,
Чтоб обратило в угль – и в пепл – и в прах
Тебя – сиё железное убранство.
Когда ж к твоим пророческим кудрям
Сама Любовь приникнет красным углем,
Тогда молчи и прижимай к губам
Железное кольцо на пальце смуглом.
Вот талисман тебе от красных губ,
Вот первое звено в твоей кольчуге –
Чтоб в буре дней стоял один – как дуб,
Один – как Бог в своем железном круге.
«Железный перстень – знак родства. Вручая его Антокольскому, Цветаева признала в нём собрата по поэзии. А он, в свою очередь, сперва ввёл в литературу младших современников – Константина Симонова, Маргариту Алигер, Евгения Долматовского, потом поэтов-фронтовиков – Михаила Луконина, Семёна Гудзенко, Александра Межирова. И, наконец, стал учителем для Беллы Ахмадулиной и Евгения Евтушенко».
Авторитет он такой, что открывает дверь славы для тех, кто останется в истории именно как поэт. По беспокойному характеру Антокольского можно сказать о нем как о несколько сверх меры развитой личности. Обычно такие люди легко идут на подлые поступки, особенно когда подступают к ним (в сталинские времена) с требованиями совершить их. Но Антокольский, в отличие от других, не боится ослушаться.
Цитата:
«Я знала, что Антокольский принадлежал к тем немногим писателям, кто ухитрялся творить хорошо и в плохое время. Многие из знавших его, и Аня Масс в том числе, говорили: он старался соблюдать человеческую этику, насколько это было возможно. На предложение подписать какую-то дурно пахнущую бумагу он мог себе позволить крикнуть в телефонную трубку: «Антокольский умер!»
Сталинское время не забрызгало его своей душегубной грязью. Он написал потом про лютого усача:
Мы все, лауреаты премий,
Вручённых в честь его,
Спокойно шедшие сквозь время,
Которое мертво;
Мы все, его однополчане,
Молчавшие, когда
Росла из нашего молчанья
Народная беда;
Таившиеся друг от друга,
Не спавшие ночей,
Когда из нашего же круга
Он делал палачей...
«Я завещаю правнукам записки» -- слова Антокольского. Не стихи он завещает потому, что не в стихах его главное предназначение.
Есть такие люди в литературной среде, которые хоть и пишут стихи, но не поэты. Они хороши в другом – в том, что называется открыванием врат. Он трибун, который скажет то, что надо сказать о поэте, чтобы того заметили. Таким был у нас в Коврове недавно умерший руководитель Литературной группы Кузнецов Владимир Алексеевич. Он долго жил, как раз столько же, сколько Антокольский (83 года), долго руководил литгруппой, был вхож во все управленческие круги города, общителен, оптимистичен настолько, что никогда не унывал. Ему за его заслуги Администрация и ноут-бук подарила (по его предложению). Сам он себя представил на это премирование, потому что больше не было никого, кроме него, кто занимался бы представлениями других. Это тот же самый Антокольский провинциального масштаба.
Разговор здесь у нас о том, что литературная среда не абы как сама по себе возникает, а создается Духами целенаправленно с распределением ролей. Только режиссеры фильмов знают, как важно найти им нужного для роли актера. Есть у режиссеров специальные люди, занимающиеся подбором актеров на пробы, но режиссеры и сами постоянно думают об этом – и очень часто находят нужных им исполнителей не среди профессиональных актеров, а где-то на улице или в коридоре «Мосфильма».
Духи, в отличие от земных режиссеров, не просто ищут кого нужно на улице, а создают, как видим, и взращивают такие Души, которые спать не будут, а порученное им дело сделают.
Владимир Алексеевич был у нас как связующее звено, которое всегда у всех на виду. Его быстро находили, и он знал пути ко всем. Это именно он привел ко мне домой Алексея М. и нового приехавшего к нам в город поэта Алексея Н., пожелавшего увидеть меня (после прочитанной им книги «Мой путь к богу».
Вот, кстати, Сер.Ж., подтверждая мои выводы, шлет свое стихотворение:
Рецензия на «В искусстве как в жизни, в жизни как в искусстве» (Валерий Яковлевич Гендель)
Памяти Владимира Кузнецова
Куда ушёл ты, Алексеич?
Ужели на подзвёздный лов?
Ты в небесах теперь рассеешь
Литые зёрна славных слов.
Ты мастеров смычка и кисти
К поэтам в смычку пригласил.
Провозгласив – нет выше истин,
Чем труд в культуре на Руси!
Певцы, артисты, журналисты,
Учителя и люд иной
Тебя запомнят. Был ты истым
Хранителем земли родной.
Питомцев выпестовал стольких,
Что весь Ковров как твой музей.
Себе ж не требовал нисколько.
Даруя сердце для друзей!
Сергей Жуков 3 февраля 2017
Ответ:
Хорошие, теплые стихи. Москвичам Бог послал Антокольского, нам – Кузнецова. Действительно, он не только поэтов, рыбаков объединял и пестовал, но и музыкантов, и художников, и вообще всех в искусстве подвизающихся. Я его всякий раз вспоминаю, когда на душе тяжко. Вспоминаю, каким он был жизнерадостным оптимистом – и легче становится. Даже о смерти нашего детского поэта Юрия Синицына, как его гроб перевернули в могиле, он рассказывал весело.
Характерна для таких связующих людей, как Антокольский и наш Кузнецов, жизнерадостность. «Неким праздничным чудом» называет Антокольского Торлина.
В моем видении говорится об их методе «оставлять свое имя в истории» приглашением домой. У Антокольского дома я не был, но был у писателя Иванченко в Москве, когда учился в Литературном. Он сам пригласил нас к себе домой, хотя не очень знакомы мы с ним были: изредка он появлялся в помещении института, то ли с нами он учился, то ли на «Литературных курсах». А вот у Кузнецова я был не один раз: он и на день рождения иногда нас собирал, и еще на что-то: читал свои легкомысленные стихи, которые называл хулиганскими, угощал белыми маринованными грибами на закуску. Стихов не помню, а вот грибы, невероятно вкусные, остались в памяти.
Нужны такие объединяющие и соединяющие люди в творческих кругах, как видим, и для представления, и ради праздника, которым они оснащаются и который всегда с ними.
Есть о чем переживать литераторам, особенно в сталинские времена (переживания это хлеб, стимулирующий творчество), а тут вдруг появляется Антокольский – и праздничное настроение охватывает всех.
Кто бы узнал о Шерлоке Холмсе и его дедуктивном методе без доктора Ватсона?! Доктор Ватсон — это такой важный персонаж, без которого нет и разговоров с Шерлоком Холмсом. Не было бы разговоров с Ватсоном, молчал бы себе сыщик и всё. В фильме «Москва слезам не верит» этот прием, когда друзья представляют героя на пикнике дамам, показан именно как прием: придумали день рождения – и нахвалили героя так, что он и сам загордился собой.
Едва ли знал режиссер Меньшов об этом представлении героя как литературном приеме. Просто пришла ему в голову такая сценка. А от кого она ему пришла в голову? Мне ясно от кого, а ему – едва ли, хотя такие режиссеры, как Марк Захаров, догадываются о руке свыше на своем челе.