17. Доктор Щетинкин

Константин Рыжов
Едва поезд тронулся, в купе Квакина заглянула Машенька. Вместе с ней пришли Роза и доктор Щетинкин.

- Послушай, Квакин, - недовольно сказала Машенька. – Я посмотрела на твой синяк и решила, что надо с этим что-то делать. Нельзя с таким лицом на праздник приезжать.

- А если я не хочу ничего делать? – спросил Квакин.

- Тогда, дружок, с первым же поездом я отправлю тебя обратно.

- Ладно! – буркнул Квакин. – Делайте, что хотите.

Доктор открыл свой чемоданчик, порылся в нем, достал несколько тюбиков, палитру и пластинку пластыря с ватой.

- Сейчас мы все устроим! – пообещал он. – К вечеру и думать забудешь про свой фингал.

Он выдавил на палитру чуть лекарства из каждого тюбика и стал перемешивать.

- Что это за мазь такая разноцветная? - спросила Екатеринка, с интересом наблюдавшая за его манипуляциями.

— Это и не мазь вовсе, - рассмеялся доктор. – Это обыкновенные краски.

- Вы что же, красками лечите? – удивилась кукла.

- Что тебе не нравится? Вот мы получили натуральный цвет. Теперь замажем больное место…  и оставим сохнуть до вечера.

- А с глазом ничего не будет? – спросил Квакин.

- С глазом? Все нормально будет. Никто ничего не заметит, - успокоил доктор Щетинкин.

- Жалко, - сказала Роза Барбоскина. – Не то бы мы для Квакина черную ленточку приготовили, какая у одноглазых пиратов бывает. Тогда бы и с маской не пришлось заморачиваться.

- Точно! - согласилась Машенька. – Лицо у нашего Квакина и так пиратское. Кто не глянет, сразу поймет, что перед ним настоящий разбойник.

- Правда? – спросил Квакин. Ему очень польстило, что его сравнили с разбойником.

- Правда-правда, - подтвердила Екатеринка. – Ты и без повязки очень даже на разбойника похож. А с повязкой так вообще за морского волка сойдешь. Только ты с повязкой по темным переулкам не ходи.

- Почему?

- Чтобы тебя за настоящего грабителя не приняли. Еще напугаешь кого-нибудь.

- Что же вы мне тогда синяки замазали? - огорчился Квакин. - Придется теперь новые рисовать.

- Ты это брось, - сказала Машенька. – Никаких новых синяков нам не надо. И вообще, если доктор что-то сделал, значит это правильно.

- Спасибо большое за хорошее мнение о докторах, - поблагодарил Щетинкин, - а чтобы вы и впредь не сомневались, расскажу вам одну поучительную историю. Пришла ко мне как-то   медведица и стала жаловаться на свои проблемы. Она ведь жила в доме у мальчика, который больше всего любил купаться. Вместо того, чтобы мыться раз в неделю, как это делают все нормальные дети, он готов был принимать ванну хоть каждый день. Видели вы, когда-нибудь таких мальчиков?

- Нет, - сказал Квакин. – Мы больше водимся с такими мальчиками, которых в ванну никакими калачами не заманишь. А если они порой и умываются, то не чаще, чем раз в неделю.

- Так вот этот мальчик тащил с собой в ванну все, что попадалось ему под руку. Он и с книжками готов был купаться, и с заводными собачками, и с машинками на электрических моторчиках. Понятно, что для многих его игрушек купание оканчивалось разными неприятностями. Нашей плюшевой медведице банные процедуры тоже ничего хорошего не сулили. Как раз наоборот.  Намокнув, она шла ко дну, а потом, чтобы прийти в себя ей приходилось долго сохнуть на веревке. Причем подвешивали ее за уши, что, согласитесь, удовольствие весьма сомнительное. Она меня и попросила:

- Доктор, а нельзя ли мне лапы заменить? А то я со своими лапами ни на спине, ни на животе плавать не умею. Умею только нырять, а выныривать обратно у меня уже не получается.

- Почему нельзя, - говорю, - можно! Сейчас благодаря науке такие чудеса можно вытворять, какие раньше даже волшебной палочке были не по силам. Короче, взял и пришил ей ласты моржа. Во-первых, с ними плавать сподручнее, а во-вторых, и материал более подходящий – пластик водонепроницаемый.

Медведица ушла, вернее уползла от меня очень довольная. Но через некоторое время опять возвращается.

- Доктор, - говорит, - вы мне в прошлый раз такие хорошие лапы прикрутили, что я теперь даже на поверхности держаться могу. Одно плохо – тело мое плюшевое быстро в воде намокает и такое делается тяжелое, что я его никакими ластами удержать не могу. Нет ли у вас, случайно, какого-нибудь другого, более, так сказать, соответствующего моей среде обитания.

- А как же, - говорю, - какой бы я был, по-вашему, кукольный доктор, если бы у меня в запасе не было двух-трех на всякий случай. Вот, например, сейчас имеется в наличие очень хорошее тело от резинового крокодила. Готовы меняться?

А медведица мне отвечает:

- Я, доктор, сейчас в таком состоянии, что даже на тело осьминога готова поменяться. Короче, пришивайте или что там у вас – приклеивайте, без всяких разговоров.

Ну а мне, что? Трудно что ли? Оформил все в лучшем виде. Медведица уползла очень довольная, но вижу, через неделю опять ко мне на прием записалась.

- В чем дело, - спрашиваю, - есть какие-нибудь претензии?

- Никаких, - отвечает, - плавать я теперь научилась так хорошо, что даже разучилась нырять. У меня лишь с рулением пока осечки выходят. Плыву, в одну сторону, а попадаю в другую. Если бы был у меня настоящий хвост, а не этот, извиняюсь за выражение, клочок ваты, то было бы совсем хорошо. Нет ли у вас какого-нибудь лишнего в запасе?

- Почему нет? – говорю. – Нас докторов такими пустяками в тупик не поставишь. Хотите хвост акулы?

- Валяйте, - говорит, - в моем положении привередливость совсем не к месту. Тут надо нос по ветру держать, а хвост – пистолетом.

Короче, приклеил я моей медведице акульей хвост и отправил ее, как говорится, в большое плаванье. Теперь уж, думаю, она ко мне не вернется, так как у нее есть все, что необходимо. Но, представьте себе, через какое-то время моя медведица опять является на прием.

- А теперь-то что вас не устраивает? – спрашиваю я у нее.

- Ну, прежде всего, - говорит, - мне не нравиться моя шея.

- А что с ней не так?

- Да что это за шея! – махнула она лапой или, вернее сказать, ластой. – Не вытянуть ее не осмотреться: что там твориться на морских просторах?

- Да, - соглашаюсь я, - проблемы не шуточные.

- Но если уж быть до конца на чистоту, - говорит мне медведица, - то и голова моя раздражает меня в последнее время до крайности.

- А с головой-то что не так? – удивился я.

- Да все, доктор, те же старые проблемы: громоздкая,  неповоротливая и, главное, в воде намокает. Такая она, знаете, тяжелая в воде становится, что все тело перевешивает. Не голова, а, извините за выражение, камень для утопленника. Мне бы что-нибудь полегче, поизящнее, что-нибудь такое, что подобает моему новому водному образу жизни.

Тут, признаться, я крепко задумался.

- С шеей, - говорю, - еще куда не шло, это проблема решаемая. Но с головой все намного сложнее. Сами понимаете, голова никогда лишней не бывает. Это такая вещь, которая на дороге не валяется. Есть у меня, правда, парочка стареньких кукольных головок. Куклы, они ведь такие – ради красоты и голову готовы поменять, лишь бы выглядеть моложе.

— Вот не знаю, - засомневалась моя медведица, - с кукольной головой, мне кажется, я буду выглядеть несколько легкомысленно. Нет ли у вас чего-нибудь другого, более соответствующее моему изначальному медвежьему облику.

- Если для вас это так важно, - говорю, - могу предложить змеиную голову на лебединой шее. Как вам такая идея?

- Идея хорошая, - одобрила медведица. – Думается, это как раз то, что надо! Давайте без всякого промедления претворим ее в жизнь.

- И как? Претворили? – спросил Квакин.

- А вы сомневались? Так моя медведица и живет с тех пор со змеиной головой.

- И что вы сделали с медвежьими остатками? -  спросила Екатеринка.

- Какими остатками?

- У вас ведь остались медвежьи лапы, туловище, хвост, голова…

- А-а, с этими! Туловище и хвост я держу в своей кладовке.

- Зачем? – спросил Квакин.

- Вдруг кому потребуется! Предположим, какому-нибудь гиппопотаму надоест его старое тело. Захочется что-нибудь поизящнее, с  бурой шерсткой…

- Понятно.

- Голова тоже поначалу в кладовке лежала, - продолжал доктор. – Но не долго. У меня по соседству один бульдог живет знакомый. Он раньше был злой, как собака. Ему казалось, что у него вид не очень солидный. Что его недостаточно уважают. Когда он увидел медвежью голову, так сразу впился в нее чуть ли не всеми своими зубами.

- Поставьте ее мне, - говорит, - вместо старой. – Тогда уж меня точно все зауважают. Пришлось уступить.

- Теперь уважают? – спросила Екатеринка.

- А как же! – попробуй такого не уважь! Одно плохо – голова тяжеловатая получилась, ходить неудобно. Он, может быть, и тело медвежье к ней бы взял, но оно в его будке не помещается.

- А лапы? – спросила Екатеринка.

- Лапы я с собой вожу. Вдруг какому-нибудь понадобятся. Такие вещи все время под рукой должны быть.

- Ладно, - сказала Машенька, - а сейчас всем спать. Тихий час!

- Какой еще тихий час? – недовольно переспросил Квакин. – Что это за нововведение? У нас с роду никаких тихих часов не было.

- А сегодня будет, - объявила Машенька. – Потому что вечером бал и праздник намечается. И кто сейчас спать не ляжет, того я в 9 часов в кровать отправлю. Так что марш без разговоров по своим постелям, то есть, полкам. Через пять минут я проверю.

Все разошлись по купе. Квакин с ворчанием улегся на верхнюю полку, объявил, что никаких «тихих часов» он не признает и через пять минут заснул, как убитый.

«Квакин, Золушка и другие»  http://proza.ru/2010/08/17/222