Баба рая и другие

Михаил Салита
 

1975 год… Мне 2,5 года, и я помню, как мама  взяла меня на руки, поднесла к окну, за которым стояла моя бабушка. Она широко улыбнулась мне и помахала рукой. И я не понимая, что происходит, не понимаю, почему дрожит мамина рука, крепко прижимающая меня к себе, не понимаю, почему бабушка так долго машет нам и не поднимается в квартиру – не понимаю, но инстинктивно чувствую, что бабушка, скрывшаяся в лабиринте домов, исчезла из нашей жизни надолго… и я плачу… Бабушка меня очень любила, а дети всегда чувствуют, когда их любят. Я ее первый внук, сын старшего сына - золотого медалиста, гордости семьи. Папа провожал бабушку до Чопа - пограничной станции, последнего кусочка родины, для покидавшей ее евреев... Вместе с бабушкой Раей едет ее сын Юра, сестра Лиза, и Лизин сын Вова.

 

    Мой папа, молодожен, остается в стране, в которой упорно и безуспешно строят коммунизм. Папа работает главным энергетиком, выдает, как и положено советскому человеку, рацпредложения, живет в хорошем районе на Фонтане. Вроде все у нас хорошо, в рамках отведенного для советского человека, понятия «социалистического благополучия». Но Израиль больше не дает евреям жить так, как всем живется в этой проклятой богом стране, вещает на все города Союза, призывая своих братьев и сестёр ехать на историческую родину. И начинается брожение, раскол среди евреев. Ехать, или не ехать? Вот в чем действительно вопрос. В Одессе никогда и, ни во что не верили, особенно не верили в смешные коммунистические идеалы, и у одесситов, меньше, чем у евреев – жителей других городов, были промыты этими идеалами мозги; свежа еще была память о процессах над евреями-директорами магазинов и предприятий. Поэтому евреи без колебаний и сожаления сразу же двинулись на запад, как только приоткрылись эмиграционные щели.

Я вспоминаю, что долгое время не знал, что я еврей, но об этом хорошо и всегда знали мои папа и мама.

Еврейская Одесса когда-то была  религиозной,  и убедиться в этом можно если посетить еврейской кладбище, где есть очень знаковые могилы,  такие великолепные склепы, что у приезжих глаза лезут на лоб - какие цaдики там похоронены!

А в Одессе, как и в других крупных городах страны в это время многое менялось. Появились цеховики, изготавливавшие на свой страх и риск ширпотреб, и зарабатывающие на нем большие и быстрые деньги. Эти люди – напористые, расчетливые, наглые, растолкали локтями партийную номенклатуру, занимая лучшие места в театрах и ресторанах, на курортах и в санаториях. Им, пока, не нужна была иммиграция, потому, что деньги шли и шли, а им все было мало и мало… А в это время уже пошла вторая волна отъездов евреев в «один конец», которая разделила семьи, как это и произошло с моей семьей.

. Мои родители до последнего не хотели уезжать, потому что были «по- другому» воспитаны.

В связи с массовым отъездом евреев, на волне зависти всех остальных, поднялась очередная волна антисемитизма. Были не поступления в институты, несмотря на золотую медаль, не прием на хорошую работу. Но человек так устроен - его натура до последнего настроена оптимистически. Может все и обойдется, думали те из евреев, которые все же решили остаться в стране Советов. Эмиграция страшила их своей неизвестностью и неверием в собственные силы и удачу - новая страна, новый язык, другие люди... Но чаще всего перевешивало желание уехать и соединиться с родственниками, хотя многие еще сидели и ждали у моря погоды.

А погода в Одессе была хорошая. К нам приезжали отдыхающие со всего Советского Союза. Я был с родителями летом в Крыму, когда мне было шесть лет, как раз перед школой, я видел Коктебель (Планерское), Ялту. Изумительная красота. На великолепных пляжах дети собирали полудрагоценные камни, и. глядя на них, взрослые сами превращались в детей. Но Одесса, все равно, отличается от всего, что связано с морем. В ней есть изюминки, которых нет на других курортах. Прежде всего, Одесса выделяется своей великолепной аурой. В Крыму такой ауры нет. Одесса - крупный портовый город, с мощной сетью легальной и нелегальной торговли товарами со всего мира, сетью великолепных ресторанов и кафе, чудесных пляжей с биллиардными залами и игровыми автоматами, луна парками и кинотеатрами,  колоритными базарами. А какая была в Одессе ночная жизнь! В стране Советов наш город умудрялся жить своей собственной полулегальной и совсем не советской жизнью, и никто ничего с этим не мог поделать. В те годы бытовал такой анекдот: в самом разгаре третьей мировой войны Рейган, встретившись с Брежневым, показывает ему на карте, что весь СССР захвачен войсками НАТО. "А что это за красная точка?", - спрашивает Леонид Ильич, - "А это одесситы не сдают Привоз", - отвечает Рональд…

Спектр услуг был поразительно широк для Советского Союза. А сама публика в городе!

Одесса очень привлекала, и я тому свидетель, потому что бабушка сдавала комнаты отдыхающим со всей страны. Ее постоянные клиенты - из Сибири,  Дальнего Востока, Прибалтики, Армении, Молдавии. Откуда ни хочешь приезжали люди, приезжали опять и опять, и не меняли Одессу ни на какой Крым, ни на какой Кавказ, ни на какие Сочи.

Но знаменитые одесские морские пляжи - еще не все. Есть еще лиманы, в том числе лечебные - тот же Куяльницкий лиман, напоминающий Мертвое

море в Израиле, Сухой лиман, Хаджибеевский лиман, Телигульский - один из самых чистых в Украине (не знаю, как сейчас). А такие места, как Затока, Каролино - Бугаз!.. Поражала красота дикой природы, открытость моря, скалы, воздух.

Все это крепко удерживало коренных жителей от того, чтобы уехать. Потому что сорваться с какого-то холодного и далекого Челябинска или Нижнего Тагила, где евреев кот наплакал, - одно, а покинуть солнечную Южную Пальмиру - совсем другое, две большие, как говорят в Одессе, разницы. Евреи любили Одессу до последнего, эта любовь не отпускала их. Несмотря на антисемитизм новоприбывших жителей, заселявших новостройки - военнослужащих с семьями, получивших распределение после окончания вузов молодых специалистов, ищущих лучших мест для жительства обитателей медвежьих углов Сибири и Молдавии (например, моя будущая школьная учительница, не к ночи будь упомянута, переехала к нам из предместий города Львова). Рядом с нашим домом было расположено общежитие, которое населяло быдло с разных городов и весей. А евреи-таки уезжали. Город менялся. "Красная точка на карте" становилась все меньше и меньше. Одесса Бабеля и Миши Япончика, Короленко и Олеши - религия нерелигиозных одесситов - неумолимо исчезала. Даже Жванецкий, не желавщий эмигрировать «за бугор», живет давно уже в Москве. Что поделать - еще Утесов, едва оперившись, как птенец, вылетел из своего родного гнезда.

    Моя смутная память, едва зажмурю глаза, рисует мне картины из раннего детства, как появлялись на Большом Фонтане пяти- и девятиэтажки, население которых не любило нас, евреев, да и просто коренных одесситов. Эта полуинтеллигентная публика при этом сама мечтала стать настоящими одесситами, что было всегда очень почетно.

    Я жил на улице Бригадной, которая разделяла собой два больших района города - Приморский и Киевский. Шестая станция Большого Фонтана плавно переходила в Чубаевку. Кто-то из моих сверстников шел учиться в 81-ю школу, относившуюся к Киевскому району, кто-то отправлялся в 38-ю, находившуюся в Приморском районе.   Меня родители отправили в 38-ю.

     Когда мы уезжали в 91 году, собака Бим просто сходила с ума, рвала цепь, гавкала, «каталась» в грязи - был тогдана улице снег вперемешку с дождем. Она жила на улице в будке, цепь была длинной, метров 8. Бим бегал и сходил с ума, понимая, что это прощание. Я обнял ее крепко-крепко, и мне показалось. что на глазах собаки выступили слезы. Потом я отошел, и  все повторилось заново. Так, со слезами радости и отчаяния, протекала эпоха эмиграции. Бабушка Рая уехала вместе со второй волной, а я  и моя семья - с третьей.

  А тогда, в 75-м, мне быловсего 2.5 года, и я испытывал те же чувства, что и собака Бим. Мама, конечно, быстро остановила мои слезы, но это расставание навсегда врезалось в мою память. Сейчас мне уже за 40 лет, но выбить из мозгов эти воспоминания способна, наверное, только болезнь Альцгеймера…