"Когда включается сознание". Арина РадиОНОВА
Глава 10. Тьма наступает.
С момента как Арина окончила университет и устроилась на эту работу, прошло восемь лет. За эти годы на её работе сменились пять руководителей. Но тогда они приходили и уходили безболезненно. Арина всегда находила подход к любому руководителю, умела профессионально лавировать, когда новая метла начинала по-новому мести, но всегда удерживалась на своём месте и ещё больше зарабатывала себе авторитет. За работу Арина никогда не боялась, она знала всё в своей работе и была уверена, что очень твёрдо сидит в своём кресле.
Когда на её работе всех опять всколыхнула весть о том, что к ним приходит новый руководитель, Арина ничуть не испугалась. Подумаешь, уже шестой на её профессиональном пути. Она и к нему найдёт подход.
Когда его, нового руководителя, представили коллективу, уже сразу стало ясно, что даже своим внешним видом, он очень сильно отличается от всех предшествующих пяти.
Огромный, высокого роста и огромного телосложения, грузный. Рыжий волос, зачёсанный слегка назад, в чём-то отдалённо выдавал в нём гены немца («истинный ариец» из известного кинофильма). Но имя и отчество оказались, что ни на есть русскими – Иван Павлович. Хотя фамилия – несколько не свойственна русским людям – Амтитов.
Пока его представляли руководители городских структур, и он молчал, всё было хорошо. Но, как только он заговорил, он и без того привлёк к себе всеобщее внимание. Он не говорил. Он кричал. Сразу с первых слов вместо приветственного «здравствуйте» он начал обвинять всех присутствующих в непрофессионализме. Все опешили с первых же его слов. Оказывается – это была такая манера его разговора. Он всегда почти кричал, даже если у него было хорошее настроение, и всегда всех в чём-то обвинял.
Тогда Арина ещё многого не знала, того, что откроет ей её сознание много лет спустя. Тогда она ещё не понимала, что такая манера разговора в постоянно повышенном тоне создавала в окружающем пространстве особые повышенные вибрации, которые проникали внутрь любой сущности.Тогда она многого не понимала, потому что её сознание отключилось, отключилось надолго и отключилось под действием этой Тьмы, которая наступала. Тогда ей некому было помочь, подсказать, шепнуть на ушко. Её внутренний голос крепко спал, и Арина была совершенно одна. Она могла рассчитывать только на себя, что, впрочем, она всю жизнь только и делала. Но всё–таки, раньше была поддержка извне (её сны, интуиция, подспудная информация, предвидение), теперь – нет. Она была совершенно одна.
Иван Павлович начал бурную деятельность с первых же дней. Во-первых, он заставил всех сотрудников одеться в костюмы черного цвета, чтоб воротник белой рубашки только слегка выглядывал. Все мужчины и женщины оделись в это чёрно-белое одеяние, где чёрное превалировало надо всем. Максимально, что он допускал в одежде – это тёмно-синий и тёмно-бардовый цвет. Но всегда настаивал на чёрном. Как-то, Арина пришла в бардовом костюме, на что он сказал ей, что этот цвет её старит, и чтоб он больше её в этом цвете не видел. Он сказал буквально: «Ещё раз придёшь не в чёрном – лишу премии и уволю».
Далее. Он обошёл все кабинеты, где сидели сотрудники, в каждом кабинете он орал, что здесь сидят бездари, если они позволяют себе сидеть на такой обшарпанной мебели. Он приказал убрать весь «совдеп», как он говорил, но только никто не понимал, где же взять для всех новой мебели, если их учреждение по тем временам имело скудное бюджетное финансирование. Когда кто-то осмелился ему это сказать, то он проорал, что только бездари и лентяи будут сидеть без денег, и что если хорошо работать, то денег будет вагон.
И этот вагон действительно появился. Он запустил такую, вроде бы как законную, схему поступления денег, минуя бюджетное финансирование, что скоро в каждом кабинете появилась новая, хотя и дешёвая мебель, новые компьютеры, кондиционеры, которых отродясь не было, и много чего ещё. На первый взгляд можно было подумать, что пришёл «благодетель», радеющий за всеобщее благо работников. Но всё это было специально показное кино, которое имело совсем иной финал.
Многие, конечно, стали подозревать, что огромный поток денег, полившийся мимо бюджета не весь осел в этой мебели и оргтехнике. Многие стали понимать, что основной поток средств оседает в карманах Ивана Павловича. Понимала это и Арина. Она понимала это, как никто другой, ведь всё происходило прямо у неё под носом, хотя она не знала точных сумм и периодичности поступления. Но только абсолютный дурак мог ничего не понимать.
Более того, и что самое щепетильное в этой ситуации, что на свою «черную» бухгалтерию Иван Павлович посадил ее подругу Дашу, и прямо напротив стола Арины. Арина могла бы, если бы захотела, посмотреть все документы Даши, у неё был полный доступ, но она этого намеренно не делала.
Дашка в то время твердила – мы с тобой одинокие матери, нам сыновей поднимать надо, а, соответственно, надо работать, а значит надо молчать, иначе лишишься работы, а лишиться работы в их смутное время – считай, что умереть с голоду.
Аргументы просто убийственные. Но всё-таки не настолько, чтобы молчать тем, у кого есть совесть. Многие, в том числе и Арина, пытались сказать Ивану Павловичу, что это – экономическое и должностное преступление, за которое неминуемо настанет уголовная ответственность. Вот тогда-то он и стал избавляться от всех неугодных, от всех старых работников, кто застал ещё правильный бюджетный порядок работы учреждения.И делал он это просто профессионально. Никто из работников и не подозревал, что ждёт их впереди.
Амтитов стал проводить планёрки, на которые созывал не только своих заместителей, но и начальников всех отделов, и даже отдельных специалистов по направлениям работы. На каждой такой планёрке он выдавал каждому штук по десять поручений с короткими сроками исполнения. Все поручения вносились секретарём в протокол. Каждый должен был не просто вовремя успеть исполнить поручение, но и по определённой форме подготовить письменный развёрнутый ответ об исполнении поручения, в том числе с приложением подтверждающих фотографий. А поскольку многие поручения касались различных улиц района, где располагалось их учреждение, то надо было ещё успеть съездить сфотографировать, причём так, чтобы Иван Павлович не знал, поскольку он терпеть не мог, когда кто–то отсутствовал на рабочем месте. Всё это работники должны были сделать так, чтобы не попасться ему на глаза или во внерабочее время.За каждое невыполненное поручение, неважно была при этом вина работника или нет, он начал объявлять дисциплинарные взыскания – выговоры с лишением премий. А поскольку оформлением всей кадровой работы занимался отдел Арины, то у неё работы увеличилось в разы больше, чем у других отделов. Арина прекрасно понимала, что многие выговоры – липовые, абсолютно незаконные, что обратись работник в трудовую инспекцию или в суд – работодателю мало не покажется.
Сначала Арина часто возражала, вставала на этих планёрках и говорила о незаконности отдельных выговоров и даже отдельных поручений Ивана Павловича. Наивная Арина не понимала, что этим самым неимоверно раздражала руководителя, ведь подобных ситуаций за всё предыдущее время работы у неё не было, и не было нужного жизненного опыта. Позже она это поняла и стала ходить к нему в кабинет, чтобы говорить об этом не во всеобщем присутствии. Но было поздно, Иван Павлович закусил удила и запустил Арину в те же жернова, которыми перемалывал всех без исключения.Чихать он хотел на её слова. Он бы её уволил за три секунды, если бы захотел. В том то и дело, что если бы захотел. А он хотел другого. Иван Павлович был бывшим ФСБ-эшником, но бывших ФСБ-эшников не бывает. Их всех очень прекрасно обучали различным методам обработки людей, и отдельно – методам обработки женщин с целью получения нужной информации. Иван Павлович начал свою охоту на работников женского пола. Понятно чего он добивался. Ото всех ему нужно было одно и то же, и сценарий завлечения женщины в сети был одним и всем понятным. Получив желаемое, Амтитов подсаживал женщину на крючок. Такая женщина ежедневно выкладывала ему нужную и ненужную информацию, а тот потом решал – то ли её уволить за ненадобностью, то ли ему ещё поиграться с нею.
Арина поняла, что она следующая. Уже все сотрудницы, даже в её отделе, и даже Дашка, пали перед натиском, ведь он пёр как бульдозер, как асфальтоукладчик, не принимая никакого сопротивления в ответ. Но самое парадоксальное было то, что даже если женщина соглашалась и делала всё, что он пожелает, её это никак не защищало от увольнения. Наигравшись, он увольнял с такой лёгкостью, что запись в трудовой книжке «по собственному желанию» была манной небесной, ведь можно было получить запись такую, что потом никуда не устроишься на работу.
Арина всё видела и всё понимала. Она решила сопротивляться. Она решила, во что бы то ни стало, выполнять все его поручения. Естественно, это стоило ей много времени и сил. Она стала постоянно задерживаться на работе. Домой приходила поздно вечером, сил хватало только поесть и рухнуть в постель. Благо, рядом была любимая бабушка Люся, которая всегда готовила пищу, ходила в магазин за продуктами, ухаживала за сыном Арины и ни о чём не спрашивала, поскольку всё понимала без слов.
Только Михаил, который с тех пор, как они помирились и снова начали часто встречаться, был, естественно, недоволен происходящим, ведь Арина могла быть с ним только поздно вечером или ночью. После этого ей было тяжело вставать рано утром на работу, она постоянно не высыпалась, но ни о чём не роптала. Она не могла лишиться Михаила снова. Она его любила безумно, она не могла без него существовать. Его прикосновения были волшебными. Когда он обнимал её своими ласковыми руками, Арине казалось, что какая-то неведомая положительная энергия окутывает Арину и лечит её. Да-да, все её страхи, обиды, переживания и даже физическая усталость, и боли исчезали в его объятиях. Только благодаря Михаилу Арина вставала утром бодрой, отдохнувшей и восстановившейся, а, соответственно, готовой к новой битве с Иваном Павловичем.
Но, не тут-то было. Иван Павлович, словно бы чувствуя, где она черпает силы, снова закусил удила и усилил натиск.Он стал устраивать свои планёрки дважды в день. Причем нормальный режим рабочего времени был не для него. Работа с 9 до 18 часов давно осталась в прошлом. Теперь он стал устраивать утренние планёрки в 8 часов утра, а вечерние – в 18 часов. Причём продолжительность каждой планёрки теперь была не менее трёх часов. Это был рёв – монолог Зверя, которому предоставили сцену для его главной роли в спектакле, который он сам же и режиссировал. На протяжении каждой такой планёрки, Иван Павлович теперь выдавал в два раза больше поручений, чем раньше. Выходя после планёрки, работник не понимал, то ли ему бежать исполнять новые поручения, то ли ему отписывать предыдущие, то ли ему сесть, сложить руки и заплакать от безсилия, потому что поручения сыпались валом и этот вал, как огромный камень, катящийся с горы, мог придавить, если не успеешь отскочить в сторону.
Но Арина не сдавалась. Она методично распределяла работу среди своих подчиненных сотрудников отдела, контролировала сама каждое поручение, сама отписывала и вовремя ему сдавала. Теперь она приходила домой не раньше 22 часов вечера с огромной папкой документов, закрывалась на кухне и до двух часов ночи расписывала эту папку.
Не знаю, как всё это терпел Михаил, но только он понимал, что именно сейчас он очень нужен Арине. Он изыскивал хотя бы полчаса, чтобы побыть с Ариной наедине, обнять её своей любовью и дать ей силы. Не известно, подозревал ли он, для чего ей нужны эти силы, а может, он всё понимал, но только он ничего не спрашивал у Арины, просто лечил своими объятиями, и она снова бежала к своим бумажкам на работу.А Арина в то время даже не задумывалась, почему Михаил каждый вечер и ночь – у неё, а как на это реагирует его жена? Ей некогда было об этом думать. Её мозг лихорадочно соображал всё только о работе, лишиться её действительно было смерти подобно, ведь на ней держалась вся семья Арины. В этом городе у Арины не было ни богатых родственников, ни влиятельных покровителей или знакомых, кто мог бы продвигать её по работе, поэтому она цеплялась зубами за работу, чтоб только удержаться.
В этот период времени только одно светлое событие произошло в жизни Арины. Её сын пошёл в первый класс. Но в силу такого бешеного ритма работы Арина не могла уделять ему внимание. Все крючочки и первые буковки с ним писала её бабушка Люся. Она делала с ним уроки, провожала в школу, встречала из школы. Арина сына практически не видела, она боролась с Тьмой, чтобы сын мог спокойно жить и учиться. Тогда Арина из–за этой борьбы и не обратила внимания на одно очень важное событие, и, конечно же, забыла сопоставить его со словами гадалки.
Перед первым классом сын, как и все будущие первоклашки, посещал подготовительные курсы к школе, в конце которых происходило итоговое тестирование на готовность ребёнка к школе. Арина смогла тогда вырваться с работы на это первое родительское собрание перед 1 сентября. Это было родительское собрание родителей будущих первоклассников всего потока, то есть всех четырёх первых классов. Арина не имела морального права пропустить такое мероприятие, поэтому, чтобы Амтитов отпустил её пораньше с планёрки, сказалась очень больной, иначе он бы не отпустил.
Учительница раздавала родителям бумажки с итоговыми баллами по тестированию, присутствовали другие учительницы (все женщины), а также рядом стоял интеллигентного вида мужчина в очках и внимательно следил, кому учительница вручает бумажки. Когда все бумажки были розданы, учительница представила мужчину, Арина не запомнила ни имени, ни фамилии, запомнила только, что он был с какой–то кафедры какого–то института. Потом учительница охарактеризовала в целом будущие классы, сказала, что тестирование выявляло уровень интеллекта у детей, их способность к логическому мышлению, быстроте реакции и остроте мышления, и что большинство детей всех четырёх классов набрали ровный результат – от 20 до 40 баллов по оценочной шкале теста. Также сказала, что есть отдельные ребята, которые набрали ноль баллов, что с этими детьми родителям нужно усиленно работать, возможно, придётся заниматься дополнительно, чтобы успевать в школе. И потом учительница сказала, что среди этого будущего потока первоклассников есть одна работа, которая заслуживает особого внимания и которая помечена зелёным цветом маркера.
Зелёным были помечены результаты теста сына Арины Миши.
И тут вперёд вышел этот интеллигентный мужчина и сказал, что результаты теста ребёнка, чьи результаты помечены зеленым, свидетельствуют об очень высоком интеллекте, IQ этого ребёнка невероятно высок, потому что он набрал практически наивысшее количество баллов. Максимальное количество баллов данного теста для детей составляло 150 баллов, а эта работа набрала 147 баллов. Ещё он сказал, что не будет здесь озвучивать фамилию и имя ребёнка, но обратился к родительнице, которая сидит в зале, чтобы подумала над тем, чтобы, возможно, отдать ребёнка в специализированную школу для одарённых детей.
Конечно, Арине было очень лестно это слышать, и она была благодарна этому человеку, что он при всех не назвал их фамилию. Ей не хотелось выглядеть белой вороной среди всех родителей детей, набравших пусть и средний, но всё-таки настолько низкий результат, по сравнению с её сыном. Она щадила чувства других людей. И всё-таки, когда собрание было закончено, и все стали расходиться, Арину задержали учительница и этот мужчина, отвели в сторону и стали уговаривать Арину, чтоб отдать сына в другую школу. «Эта школа – самая обычная, даже хуже, чем многие другие в нашем городе, поймите, Вашему ребёнку будет неинтересно заниматься с такими средними детьми, ему нужно совсем другое, иначе Вы можете отбить у него желание учиться вообще. Ваш сын набрал невероятное количество баллов. Во всём нашем огромном миллионном городе единицы едва преодолели порог 100 баллов, а у вас – 147(!) Подумайте, ведь от этого зависит будущее Вашего сына» – так они наперебой твердили Арине. Арина пообещала подумать. Но, поразмыслив, она всё-таки решила оставить его в этой обычной школе. В спецшколу ребёнка нужно будет возить, а кто это будет делать? Арина не имеет такой возможности, она света белого не видит из-за своей работы. А бабушке Люсе уже семьдесят три года, она не сможет каждый день кататься с ним по маршруткам на другой конец города, потом неизвестно где бродить, пока идут уроки, чтобы его потом забрать из школы. Это очень тяжело физически. Мама – работала, Михаил – тоже работал. На том это событие и завершилось. Миша пошёл в обычную школу, которая находилась рядом с домом. Сюда и Арина сможет как-то выбираться на родительские собрания со своей адской работы, которая легче не становилась, а только наоборот.
Да, Амтитов начал зверствовать всё сильнее. Он начал выгонять всех работников на уборку сначала прилегающей, а затем и всей территории района. Среда был закреплён, как санитарный день. И ему, Ивану Павловичу, было всё равно, успеваешь ты или нет делать свою основную работу – обрабатывать обращения граждан и другое, но ты обязан выходить на улицу, чтобы убирать мусор. При этом, если что-то по бумагам сделано не вовремя, он спрашивал по полной программе и лепил выговоры направо и налево. Потом к уборке мусора добавилась побелка деревьев и бордюр, устройство газонов, разбрасывание тяжелого чернозёма на газоны, покраска урн, скамеек, контейнерных площадок и многое другое. Осенью добавилась уборка листвы, зимой – скол льда и уборка снега.
Постепенно он начал объявлять субботники по уборке территории района по субботам с девяти часов утра и до обеда. Субботники по субботам вошли в постоянную обязанность всех работников, и никто не смел от них отказаться. Конечно, были бунтующие, но он их мгновенно увольнял с жуткими записями в трудовых книжках и последствиями. И даже если эти работники обращались в трудовую инспекцию или суд, то всё равно проигрывали. У Амтитова было всё везде схвачено и за всё заплачено. Это – во-первых. А во-вторых, когда трудовая инспекция или суд начинали разбирать жалобу работника, то у Амтитова всегда были под рукой приказы об объявлении дисциплинарных взысканий с обоснованием, подкреплённым протоколами выданных поручений, что работником не выполняется основная трудовая функция. Поэтому жалующийся работник всегда оказывался нерадивым непрофессионалом, за что и был, якобы, справедливо уволен работодателем. Никому не удавалось доказать, что он не выполнил свою основную работу потому, что убирал мусор или снег по приказу руководителя, или потому, что у него физически не было на это времени, чтобы выполнить свою трудовую обязанность, как полагается. Это никого не волновало. Все вышестоящие, контролирующие и надзорные органы прекрасно знали, что происходит в этом районе города и в этом учреждении, руководимом Амтитовым, но все закрывали на это глаза, как будто ничего не видели или ничего неправомерного не происходило.
Более того, любой уволенный от Амтитова, получал так называемый «волчий билет». Он не мог устроиться не только в какую-нибудь госструктуру, но и в частные предприятия района. Слава о непотопляемом Амтитове распространилась далеко за пределы одного района города. Он, словно спрут, опутал своими щупальцами работодателей и бизнес района и даже города, которые не хотели с ним связываться, поэтому не брали на работу людей, если видели его запись в трудовой книжке.
Все были загнаны в угол. Это был полный тупик. И Арина это прекрасно понимала, понимала, что если он испортит ей трудовую книжку, то она даже с прекрасным юридическим образованием и с великолепным аналитическим умом, останется за бортом этой жизни, без работы и без средств к существованию.
И всё равно её совесть бунтовала и прорывалась наружу сквозь эту пелену Тьмы, застилавшей сознание. Она часто аргументировано спорила с Амтитовым, особенно, когда вынуждена была готовить приказы о неправомерных выговорах. Она пыталась защищать людей, и многие её за это ещё больше уважали.
Но Иван Павлович имел такую невероятную способность всё перекручивать и говорить на белое – чёрное. Даже этот светлый порыв Арининой души он перевернул ей же в пику. Он на всех планёрках теперь начинал с Арины свой театральный монолог и ею же заканчивал. Он называл её то «Мать Тереза», то сравнивал с «сердобольной старушкой, которая в церкви бьёт поклоны о пьяницах и тунеядцах», то говорил с ядовитым сарказмом: «А ты ещё в церковь сходи, свечку поставь, может быть поможет», то сравнивал с Арлекино, который плачет по поводу и без повода, то называл «юродивой», вкладывая в это слово свой особый цинизм. И людское сознание, постепенно привыкающее к его выходкам и начинающее его поддерживать, теперь над Ариной смеялось и плевало ей в след. Каждый пытался выжить в тех условиях по принципу «каждый за себя», меня не тронули – и хорошо.
А Амтитов зверствовал ещё сильнее. Он придумал начинать свои утренние планёрки теперь в 6-30 утра. До девяти утра он полоскал всем мозги своим ором, давая теперь по двадцать поручений каждому. А вечерняя планёрка начиналась в 18-30 и заканчивалась в половине десятого вечера.Чтобы успеть на утреннюю планёрку, Арине нужно было встать, как минимум в половине шестого утра, чтобы успеть доехать до работы. Она не видела белого света, день сменялся ночью под непрерывный крик Амтитова. Арина спала максимум по 4–5 часов. Сына она почти не видела. Она уходила на работу – он ещё спал, приходила домой – он уже спал. Миша пошёл в школу. Уроки с ним учила бабушка, готовила кушать бабушка, всё домашнее хозяйство вела её любимая бабушка. Если бы не она, Арина бы давно сдалась и неизвестно, что было бы с нею.
А Иван Павлович совсем распоясался на своих планёрках. Он стал сильно материться и на планёрках, и везде. Он просто стал разговаривать сплошным матом. Оскорбления сыпались на всех, причём слова «проститутка», «дура безмозглая», «придурок конченный» – были самыми порядочными из тех, что он упоминал в своей речи. Некоторые, кто не смог этого стерпеть, а стали ему отвечать на его оскорбления, тут же были уволены.
Увольнения сыпались одно за другим. Амтитов сам неоднократно стал говорить: «Я принимаю на работу по блату, а увольняю по статье, и вы со мной ничего не сделаете». Увольнения стали настолько частыми, что даже Арина – старожил по их меркам и знавшая всех – теперь не успевала даже запоминать новых работников. Они работали максимум два – шесть месяцев. Одно благо – устроив конвейер увольнений и приемов новых работников, Иван Павлович, видимо, сейчас перестал преследовать уволившихся. Многие, кто уволился от Амтитова, теперь смогли найти работу и даже устроиться на госслужбу в других районах города, правда, только на низших должностях. Путь на верх по карьерной лестнице Амтитов перекрыл всем.
Если Амтитов намечал для себя увольнение конкретного человека, то он начинал его «есть» и съедал профессионально. Он «гнобил» его так, что его «пресс» катился валом без остановки. Такое было ощущение, что он как мясорубка «жрал» человека вместе с костями, перемалывая, пережёвывая, а потом выплёвывая в разные стороны.
Что-то страшное происходило с человеческим сознанием. Многие стали принимать его сторону и утрачивать своё человеческое лицо. Многие сотрудники стали, как Амтитов, разговаривать на матерном языке и практически позабыли нормальный русский язык. И многие поняли, что, уподобляясь Амтитову и разговаривая с ним на его матерном языке, они получали некую защиту от выговоров, лишений премий и увольнений. Да, таких людей Амтитов не трогал. Даже женщины, особенно, кто был уже в возрасте, поняв это, опустились донельзя. Арина смотрела на этих людей и понимала, что происходит что-то очень ужасное, и что это несётся валом и на неё. Но благодаря какому-то невероятному подсознательному чувству, взращенному ещё в детстве, Арина твёрдо знала, что мат в нашей жизни – это самое страшное, и она никогда не будет так разговаривать. Но она чувствовала, что скоро случится что-то ещё худшее.
И действительно. У Ивана Павловича появилась новая «фишка». На планёрках он стал говорить очень часто одну и ту же фразу, словно заклинание: «Вы, дебилы, меня ещё не знаете. Я сделаю всех вас инвалидами, и мне за это ничего не будет». Он так часто повторял эту фразу, тем самым, привлекая всю отрицательную энергетику, что его мантра начала сбываться.
Сначала с планёрки после его трехчасового ора и монолога из сплошного мата, увезли по скорой мужчину с сердечным приступом. Он потом долго лечился в больницах и в результате впоследствии получил третью группу инвалидности. Но тогда на это никто не обратил внимание. Всем было некогда, и ни до кого, кроме себя, не было дела.
Потом, когда Иван Павлович выгнал по сорокаградусной жаре мужчин разбрасывать землю на газонах, прямо оттуда с инсультом увезли второго мужчину, который потом тоже очень долго восстанавливался.Этим двум первым мужчинам было по 55 лет. Но потом мантра Амтитова стала работать и в отношении молодых.
С таких же полевых работ в сорокаградусную жару увезли в больницу тридцатилетнего парня. Выяснилось, что в результате обезвоживания при шестичасовом нахождении на жаре и тяжёлой физической работе у парня, имевшего до этого небольшие проблемы с почками, отказала одна почка. Ему экстренно сделали операцию, и он на всю жизнь остался инвалидом.
Летом теперь уже ежедневно Амтитов выгонял всех мужчин на полевые работы с 14 часов дня, именно в самый солнцепёк, причём давал объем работ, как каторжанам, просто непомерный. А потом, в шесть часов вечера проезжал сам все точки и проверял выполнение работ. Если его что-то не устраивало, тут же объявлялся выговор (пятый, десятый по счёту) и в одно мгновение, только по желанию барина, человек либо увольнялся (если Амтитов видел, что тот хил), либо ещё оставлялся на работе, видя, что над ним ещё можно поизмываться. Всё это напоминало Арине немецкие концлагеря времён Второй мировой войны.
Арина сама вместе со своим отделом ходила на эти каторжные работы, причём Амтитов специально давал её отделу не ровные отрезки земли для сбора мусора, а откосы дорог, проходящих под мостами, с уклоном под сорок пять градусов. После лазания по этим откосам и нагибания за мусором у Арины болело всё – живот, ноги, руки, шея. Амтитов каждые два часа проезжал мимо и возвращал их назад, тыча, что не увидели где-то маленькую бумажку, и заставлял тщательно выбирать из травы даже невидимые прозрачные обертки от сигаретных пачек.
Навкалывавшись так на склонах дорог, они должны были ещё вернуться на работу, чтобы приготовить огромную кучу документов, которую кроме них, некому было делать. И так продолжалось изо дня в день, не взирая на погодные условия.