Монастырская школа русского народа

Борис Бобылев
Схиархимандрит Иоанн Маслов говорил своим духовным чадам: «Важно не внешне, а внутренне быть интересным… Устроится внутреннее, и внешнее устроится». Данные слова касаются всех нас. «Внутреннее» – это душа, которая мыслится и, главное, ощущается как реальность, как величайшая драгоценность, как то, за что мы по-настоящему в ответе. Эта формула помогает понять то , что происходит со всеми нами, с нашей педагогикой, с нашим обществом, с нашей страной. Наука, образование, экономика, политика – это всё проекции нашего внутреннего состояния.
 
Старец подводил всех к мысли о том, что работа над своим внутренним миром, его устроением и просветлением, самопознание и  очищение души – это не просто прекрасное отвлеченное пожелание, но строгая жизненная необходимость для всех нас. Покайся деточка, а то погибнешь – в этом увещевании старца, обращенном к его духовной  дочери, проявляется весь отец Иоанн, вся глубина и сила его любви, сорастворенной со страхом Божьим, сокровенным знанием о человеке, великой ответственностью за души пасомых.

При этом схиархимандрит Иоанн Маслов как опытный педагог обращает прежде всего на методическую, инструментальную сторону работы человека над своей душой. Он пишет: «Жизни духовной, как и всякому делу, следует учиться». Книги, труды схиархимандрита являются прежде всего практическими пособиями по обучению духовной жизни. Это касается не только таких фундаментальных и широко известных трудов,  как «Симфония по творениям святителя Тихона Задонского», «Глинская пустынь», «Глинский патерик», «Лекции  по пастырскому богословию», но и менее известных статей педагога.

Процитирую первые строки замечательной статьи схиархимандрита Иоанна Маслова «Божественная литургия (Опыт изъяснения начального возгласа и мирной ектинии)»: «Как часто душа христианина не может полностью утолить свою духовную жажду. Грех, суета, погоня за земными благами, конфликты с людьми — все это мучительно томит человеческую душу. От этих волнений и переживаний христианин постоянно стремится к иному миру, т.е. еще здесь, живя на земле, он не оставляет желания приобщиться через молитвы и Таинства к вечной жизни в Боге. Таинства Церкви Христовой помогают христианину сбросить гнетущую тяжесть суеты и греха и утвердить сердце свое в том, что неизменно, чего никто и никогда не отнимет, над чем не властны ни люди, ни время, ни смерть.» 

В этих возвышенных строках  выражена суть и пафос того, что приводит нас к Церкви, к осознанию и переживанию истинной цели жизни человека, стремящегося к освобождению от гнета суеты и греха, к истинному счастью и блаженству. В другой своей статье – «Обрядовые особенности покаянной дисциплины Древней Руси» – схиархимандрит развертывает перед нами картину быта наших предков, ясно понимавших цену и смысл подлинного блаженства и наслаждения, строивших свою жизнь в соответствии с уставами Церкви,  подчиняя все свое существование мысли о Вечности, о Боге.

«В сердцах древнерусских христиан горел немерцающий огнь любви к исполнению всех обычаев и уставов церковных», - пишет схиархимандрит Иоанн. Он подчеркивает роль духовных книг в обучении и воспитании наших предков. Книги эти призывали людей к полному нравственному перерождению. Пост, бдение, молитва, покаяние, исповедание грехов выступают в качестве средств внутреннего перерождения христиан, стяжания любви друг к другу. Проповедники пишут: “не пост един избавляет от беды, но жития пременение”... Однако, при этом указывается, что, хотя пост и не является основной добродетелью, все же он служит вернейшим условием к отрезвлению ума и сердца человека, очищает от скверны плотской и греховной. Особенно благоговейно и строго на Руси соблюдался Великий пост.

В XVII веке,  пишет отец Иоанн, строгость соблюдения поста вошла в русское общество так прочно, что стала как бы составной частью самой религиозной жизни народа. Даже иностранцы поражались этому . Так, Герберштейн пишет, что среди русских “некоторые принимают пищу в воскресенье и в субботу, а в остальные дни воздерживаются от всякой пищи, другие принимают пищу в воскресенье, вторник, четверг и субботу. Также весьма многие довольствуются куском хлеба с водой в понедельник, среду и пятницу”18. Как свидетельствует один из арабских путешественников, благочестивые русские люди в первые дни Великого поста без нужды не выходили из своих домов. Царь Алексей Михайлович, царица и их взрослые дети не принимали пищи в первые три дня поста. Они не только усердно посещали церковные службы, но и не опускали домашнее молитвенное правило. Только в среду после литургии Преждеосвященных Даров царь вкушал сладкий компот и рассылал его боярам19. С четверга до субботы он снова оставался без пищи, а в субботу причащался Святых Христовых Тайн. На первой неделе царь никуда не выходил из дома и никого не принимал. Подобным образом проводили первую неделю и вельможи. В течение всего поста, кроме праздника Благовещения, царь ел без масла капусту, грибы и ягоды. По воскресеньям, вторникам, четвергам и субботам он ел однажды в день и пил квас. В остальные три дня недели он совсем не вкушал пищи, за исключением каких-либо торжеств.

Ревностно соблюдал пост и весь народ
При этом, подчеркивает схиархимандрит Иоанн, православный русский народ с большой любовью нес подвиг поста.

В XVII веке пост наряду с молитвой занимал важнейшее место в жизни русских людей: даже в непостные периоды постились ежедневно до 2—3 часов дня, строго соблюдали среды и пятницы, нередко добавляли к этому еще личные посты. По свидетельству архидькона Антиохийского париарха Павла Алеппского, русские “все — от вельмож35 до бедняков — прибавляли к тому, что содержится в постановлениях Типикона, ...пост ежедневный до 9 часа или выхода от обедни”. Об этом также упоминает в описании своего путешествия в Россию один из приближенных австрийского императора Максимилиана И. Кобенцель: “А князь Димитрий, главнейший из моих провожатых, не иначе садился за обед, как по отслушании обедни”.

Соблюдение церковных уставов, пост, молитва, покаянная дисциплина – все это давало обильные плоды,  укрепляло дух и нравственность русских людей, сила характера, мужество, стойкость которых в сочетании с добротой, милосердием, любовью к ближним были удивительны. Об этом свидетельствуют иностранцы. “В несчастье они тверды духом, — пишет в своем «Сказании светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии»   флорентийский дипломат Яков Рейтенфельс, — не поддаются скорби, а к счастью равнодушны, ...что бы ни случилось, утешают себя словами: “так Богу угодно, Он так все устрояет к лучшему”.

В 1523 г. католик Альберт Кампензе писал папе Клименту VII о вере и нравах московитян: “Они лучше нас (т.е. католиков. — А.И.) следуют учению Евангельскому... Причащаются весьма часто (почти всякий раз, когда собираются в церковь)... В церквах не заметно ничего неблагопристойного или бесчинного, напротив того, все, преклонив колена и простершись ниц, молятся с искренним усердием... Обмануть друг друга почитается у них ужасным, гнусным преступлением, прелюбодеяние, насилие весьма редки, противоестественные пороки совершенно неизвестны, о клятвопреступлении и богохульстве вовсе не слышно. Вообще они глубоко почитают Бога и святых Его”.

Но особенно ярко и подробно описана благочестивая жизнь русского народа в XVII веке в “Путешествии” Павла Алеппского, который дивился на “порядки в русских церквах, неуклонные посещения служб церковных”. “Люди, — пишет он, — стоят от начала службы до конца неподвижно, как камни, беспрерывно кладут земные поклоны и все вместе, как бы из одних уст, поют молитвы”.

Образ жизни московитян никогда не нарушал правил умеренности. Больше всего антиохийские гости дивились чрезвычайной скромности русских, смирению перед бедными и их частым молениям. “Каждый раз, когда они увидят издали кресты церквей, то обращаются к каждой из них и молятся, делая по три поклона”. Всего в Москве во время Павла Алеппского было более 4 тысяч храмов, а престолов — более 10 тысяч. Все бояре, знатные люди, купцы имели свои домовые храмы.
В обществе православные люди вели себя со всяким смирением и взаимной почтительностью. “При входе в дом, — пишет Я. Рейтенфельс, — русский... осеняет себя крестным знамением, приветствует присутствующих, сколько бы их в доме ни было, кланяясь головой каждому особо, и только после этого начинает говорить”. Что касается других грехов и пороков, то их русские христиане всячески старались искоренить и загладить доброделанием. “Подлинно это народ христианский и чрезвычайно набожен!” — восклицает Павел Алеппский.

Он же пишет: «Творец даровал русским царство, которого они достойны за то, что все заботы их — духовные, а не телесные. Таковы они все» Павел Алеппский неоднократно подчеркивает, что часто и в мирской обстановке “им (русским) казалось, что они в монастыре». При этом архидьякон подчеркивает: «монастырский уклад жизни был не чем-то извне насаждаемым, а, наоборот, вытекал из внутренней, сердечной потребности глубоко верующего русского народа.  Внешняя строгость была лишь проявлением сосредоточенности на внутренней, “невидимой” брани, стремления очистить себя от всякой нечистоты для единения с Богом. Поэтому и в рамках строгого уклада жизни, русские люди чувствовали себя естественно, свободно и просто. Описывая праздники, особенно рождественские, Павел Алеппский пишет о необыкновенной жизнерадостности, оптимизме русских. Его удивляет их “острый природный ум”, духовная образованность, гостеприимство и радушие. В то же время архидьякон подчеркивает чрезвычайную сдержанность русских по отношению к иностранцам. Эта сдержанность не была продиктована какой-либо косностью, ксенофобией, но обусловливалась, прежде всего, заботой о чистоте веры и нравственности. Европейцы не были идеалом в то время для русских людей, но воспринимались как потенциальный источник духовной опасности и нравственного растления. Так, греческих купцов на Руси совсем не пускали в церковь, считая, что они осквернились от турок. По отношению же к иностранцам инославного вероисповедания порядки были гораздо строже. Зарубежным купцам разрешали только торговать, но какое-либо духовное общение русских с ними было строго запрещено. “В деле веры они (русские) держат себя весьма далеко от иностранцев, чему мы видели с их стороны удивительные примеры”, — замечает Павел Алеппский. Он же повествует, как патриарх Никон, “в высшей степени ненавидящий еретиков, выселил... франкских купцов из немцев, шведов и англичан” за пределы Москвы, так как однажды франки, пришедшие смотреть крестный ход, “не сняли шапок и не поклонились иконам и крестам”. Поэтому “все купцы... даже персидские, живут в страхе Божием и смирении.

Эта строгость нам, сегодняшним россиянам, может показаться удивительной и, может быть, даже чрезмерной. Но русские люди в 17 веке гораздо яснее нас понимали цену души человеческой. Они жили с мыслью о вечности, о спасении, о  Боге. И успехи европейцев в построении земной, материальной и тленной цивилизации наших предков не восхищали, не побуждали их преклоняться перед иностранцами.
Монастыри же воспринимались русскими людьми  не как нечто  противоречащее счастью, удовольствию, блаженству, но как преддверие райских обителей, как «небо на земле», где человек оказывался ближе к Богу, к спасению
Статья схиархимандрита Иоанна Маслова помогает нам лучше представить ту роль, которую играли монастыри для образования и воспитания русского народа, для становления нашей государственности. Дополню материалы статьи еще некоторыми матералами.

Так, выдающийся русский писатель Иван Васильевич Киреевский в своей статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» пишет о древнерусских монастырях: «Из них единообразно и единомысленно разливался свет сознания и науки во все отдельные племена и княжества. Ибо не только духовные понятия народа из них исходили, но и все его понятия нравственные, общежительные и юридические, переходя через их образовательное влияние, опять от них возвращались в общественное сознание, приняв одно, общее, направление».
Историк Василий Осипович Ключевский пишет о роли Обители Святого Сергия Радонежского в становлении нашего государства: «При имени преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, и затверживает правило, что политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной».

Современный же историк Виталий Юрьевич Даренский из Луганской республики высказывает весьма примечательную мысль: «Ныне словно повторяются времена святого Сергия Радонежского и снова, как и тогда, понемногу свершается чудо возрождения и преображения лучшей части народа… Не нужно считать проценты «подлинно православных» в нашем народе – достаточно и того, что они есть, они не исчезли даже в самые гибельные годы ХХ века, а ныне их становится все больше и больше». 
Сегодня монастыри вновь становятся центрами просвещения и объединения русского народа. Один из примеров – история возрождающегося Новосильского Свято-Духова мужского монастыря. Этот монастырь возник в глубокой древности, в 17 веке пользовался особым вниманием и благоволением государей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича Романова. Царь Алексей Михайлович посещал монастырь неоднократно. В один из приездов он прожил в монастыре неделю. При этом строго соблюдал монастырский устав, ежедневно  с утра молился на обедне, после обеда принимал челобитчиков. В 19 веке Свято-Духов монастырь был местом паломничества многих русских людей. Широкое почитание получила чудотворная икона Николы Доброго. После революции монастырь был закрыт и разорен. Активное участие в его разграблении принимали местные крестьяне. Здания монастыря, ограда были разобраны, материалы пошли на  постройку местного молокозавода и аэродрома, соборная церковь Живоначальной Троицы использовалась как хранилище сельхозтехники местного колхоза.  В настоящее время ни аэродром, ни  молокозавод не работают, колхоз закрыт. Единственное место для работы – наш возрождающийся монастырь, восстановление которого началось в 2004 году. Монастырь выступает и в качестве центра возрождения казачества, народных фольклорных традиций, в качестве центра духовного просвещения. Яркими объединяющими и просветительными  событиями выступают ежегодное празднование Дня Святого Духа, в котором участвуют представители православной общественности со всей Орловщины, а также ежегодный крестный ход в день памяти святых Царственных страстотерпцев.

Николай Васильевич Маслов пишет : «С полным основанием можно утверждать, что монашество в России представляло собой огромную созидательную силу, оказывавшую благотворное нравственное влияние на общественную жизнь страны. Вся многовековая история русского монашества убедительно подтверждает жизненность его духовного опыта в осуществлении главной нравственной задачи, которая стоит перед человеком».