– Этот дом построил мой прадед – Иван Александрович Дубнов. Он был достаточно известным биологом, – рассказывала Мария Алексеевна.
– И состоятельным человеком, – добавил Ильницкий.
– Достаточно соcтоятельным, – почти усмехнувшись согласилась Стрельникова.
– Так что уже четыре поколения моей семьи владеют и живут в нем.
– Но вы тут не жили до некоторого времени, – подчеркнул Ильницкий.
– Я приезжала сюда минимум два раза в год. И жила по несколько недель, – почти нравоучительно и уж очно назидательно пояснила она. – Последние два года, поскольку начали готовиться документы для реставрации и ремонту дома, я бывала здесь даже чаще.
– Так почему же весь дом ваш? – спросил он.
– Дедушка и бабушка не оставили завещаний. Мы с сестрой были единственными наследниками, но когда пришло время оформлять документы Анна сказала, что ее эти развалины не интересуют.
– Но она здесь жила, – подчеркнул Егор.
– Да. И подозреваю, что в определенном смысле этот дом был ей дорог, но Анна была человеком более импульсивным чем я.
– Ясно. А вы здесь планируете жить?
– Ну насколько мне будет позволять мое рабочее расписание, – неопределенно ответила она.
В этот момент в кабинет зашла Любовь Валентиновна с подносом. И комнату наполнили запахи ароматного чая.
– Полагаю вам стоит немного прерваться, – заметила Любовь Валентиновна, ставя поднос на столик у лестницы. – Через час будет ужин. Молодой человек останется? – поинтересовалась она у Стрельниковой, глядя снизу на верхний этаж и не глядя на Ильницкого.
– Вполне возможно, – указала Мария Алексеевна и Любовь Валентиновна так же покинула комнату.
– Я чувствую себя почти мебелью, – тихо выдохнул Егор.
– Ну бывает. Любовь Валентиновна человек основательный, а вас она видит третий раз. И потом вы же не помочь пришли, а извлечь свою выгоду, – почеркнула Стрельникова.
– В определенном смысле да, – задумчиво согласился Ильницкий.
– Чаю? – спросила Стрельникова, спускаясь по лестнице.
– Да. Он положил еще пару книг в коробку, заполнив ее окончательно, а потом заклеил скотчем и спустил вниз.
Пока Мария Алексеевна разливала чай по чашкам у Егора получилось еще пару раз подняться за коробками, которые были заполнены хозяйкой дома еще до прихода гостя и спустить их. Стрельникова показала место в центре помещения куда надо было составлять запакованные литературные сокровища.
А затем они уселись пить чай.
В комнате было тускловато, но с другой стороны глаза отдыхали и ощущалась атмосфера какой-то камерности. И совсем не было неловко. И вообще не казалось все это допросом.
Ильницкому нравился этот дом. Он был старый и серьезный. В нем было много разных вещей. В нем жили разные люди и происходили разные события. Когда он строил свой дом, то хотел наполнить его вот таким же смыслом и многолетней памятью.
Стрельникова сидела напротив него в очередном виде мебели, скрытом некогда под очередным покрывалом. Это было что-то из рода стульев. Сначала он видел его общие очертания, как и у другой мебели. А когда с него снимали полотнище, и потом, когда в нем обосновалась хозяйка дома, рассматривать его было уже не удобно. Оставалось только догадываться.
– Итак, я полагаю, что нам следует вернуться к разговору, который был остановлен. Подозреваю, что вы хотите получить ответы на свои вопросы, – заметила Мария Алексеевна.
– Пожалуй, – согласился Ильницкий.
– Вы и правда уверены, что я владею нужной вам информацией? – спросила она почти буднично.
– Нет, – ответил он.
– И тем не менее, вы хотите их задать? – опять подчеркнула Стрельникова.
– Да, – согласился он.
– Ну хорошо, – снисходительно и почти улыбаясь ответила она и добавила после секундной паузы. – Валяйте.
Переход от активных вопросов к согласию отвечать Стрельникова сделала очень изящно и легко. Ильницкому это понравилось.
– Насколько вы были близки с сестрой?
– Мы родились в один день, учились в одной школе и почти закончили один институт. Последние тринадцать лет мы общались от случая к случаю. Большими подружками мы не были.
– Когда вы в последний раз виделись с сестрой?
– Несколько месяцев назад. Я жила тут летом.
– Этим?
– Да.
– В этом доме ваша сестра жила одна?
– Понятия не имею. Когда я приезжала, то дом был пуст.
– Ну вы же наверняка можете оценить кто присутствовал в вашем доме.
– Давайте уточним. Моя фраза – “Когда я приезжала, то дом был пуст” – имеет прямое значение. Я бывала здесь не часто и не долго. Я не переписывала домашнюю утварь и вещи и не фотографировала обстановку при каждом приезде и отъезде. Последние два года это, то есть мои приезды, случались чаще из–за подготовки проекта по реконструкции дома. Я приезжала в большинстве случаев с архитекторами. В эти периоды я жила в этом доме одна. Моя сестра жила где-то в другом месте. Мы с ней крайне редко встречались, а иногда и не встречались.
– Вообще?
– Совсем. Я предупреждала ее о приезде по мессенджеру.
– Когда вы видели сестру в последний раз.
– На ее похоронах.
– Ясно. Когда вы с ней в последний разговаривали.
– Скорее всего на похоронах бабушки, – равнодушно пояснила Стрельникова. – Дату знаете?
– Нет.
– Более десяти лет назад.
Ее ответ был простой констатацией. Но она пристально наблюдала за ним. За всю свою сознательную жизнь Ильницкий ни разу не вел подобного разговора. Это было очень непривычно. Обычно он всегда ощущал свое превосходство над собеседником. Он с легкостью мог вывести подавляющее большинство своих собеседников из равновесия. Он понимал и ощущал эмоциональное состояние своего собеседника. Он, казалось, читал мысли других и направлял беседу в нужное ему русло.
Здесь же все было по–другому. Здесь и сейчас он задавал вопросы и получал ответы. Он не мог понять, насколько они правдивы. Он не ощущал, что управляет беседой. Сидя напротив него, Мария Алексеевна Стрельникова, казалось, не чувствовала себя скованной ситуацией определенного допроса или оскорбленной задаваемыми вопросами. Складывалось ощущение, что она не воспринимала эту встречу, этот разговор, а также сложившиеся обстоятельства какой-то серьезной угрозой. И его она тоже не воспринимала. Он, конечно, не был предметом мебели, но и не воспринимался как источник опасности или проблем.
Ильницкий отпил чай из своей чашки.
Стрельникова сделала то же самое.
Вы действительно не разговаривали с ней последние десять лет?
– У нас были в основном монологи, а не диалоги. Либо я ей что-то говорила, либо она мне. Хотите высказать свое мнение по этому поводу? – казалось проверяла своим вопросом она его.
– Нет, – он мотнул головой как бы подтверждая правдивость своей фразы. – Я хочу, чтобы все что я вам сейчас скажу было воспринято вами не как угроза или агрессия с моей стороны. Я не коллектор. Я, скорее, переговорщик. Мне не очень нравится та ситуация, что сложилась в настоящее время. Очень хочется сохранить мир и спокойствие в этом городе. Случилось так, что у одного известного человека в этом городе исчезли некоторые вещи. Этот человек – Петр Алексеевич Бокаев. Эти вещи – драгоценности. И, в силу нашего знакомства, он попросил меня помочь найти украденные у него драгоценности. По его версии ваша сестра умудрилась стащить у него весомый список редких украшений. Я не был свидетелем произошедшего, но не верить словам Петра Алексеевича у меня нет оснований. И поскольку ваша сестра скрылась из виду примерно в то же время, когда произошел инцидент, то, согласитесь, подозрительность ситуации вызывает желание серьезно в нее проверить. Я понимаю, что не имею законного основания приходить к вам и требовать от вас какой бы то ни было информации и учаcтия. Вы меня не знаете и доверять мне вы не должны, не обязаны и не можете. Но с другой стороны думаю у вас есть желание находиться в этом городе и дальше тем более, что вы приводите дом в порядок и, видимо, планируете определенную часть своей жизни проводить в Усольске. Поговорить с вашей сестрой у меня не получилось. Вы, судя по нашему разговору, тоже не были в курсе ее действий и круга друзей, а также ее планов. Не верить вам у меня тоже нет основания и причин. И тем не менее, ваша сестра жила в этом доме многие годы. И есть определенный шанс, хоть и не большой, что она могла спрятать здесь эти разыскиваемые драгоценности. Я еще раз хочу подчеркнуть, что полностью признаю ваши права собственности и отсутствие юридических оснований, но тем не менее вы можете предположить могла ли ваша сестра организовать тайник в этом доме. Моя цель – вернуть драгоценности. И если они находятся в этих стенах, то я прошу вас помочь мне.
Все это время его монолога Мария Алексеевна спокойно слушала и внимательно смотрела. Когда Ильницкий закончил свою длинную речь, то не несколько секунд в комнате воцарилась тишина, а потом прозвучал вопрос.
– Насколько близко вы были знакомы с моей сестрой?
– Нинасколько. Мы никогда не встречались, – быстро и уверенно ответил Ильницкий.
В комнате опять воцарилась тишина.
– Когда похитили драгоценности? – далее уточнила она.
– Точного времени даты я вам сказать не могу. Я знаю, что обнаружили пропажу 15 ноября. И стали искать вашу сестру.
– И не нашли.
– Или нашли, но не сразу. Это ведь вы приходили домой?
– Да.
– Как быстро вы нас заметили? – спросил он.
– А вы как быстро меня потеряли? – ответила она.
Ильницкий нехотя улыбнулся.
– Я, конечно, не разведчик и не агент, но свой двор я знаю.
– Да уж.
Егор Александрович зачем вам это надо? – в целом поинтересовалась она.
Ильницкий понимал о чем она спрашивает и оценивал насколько правдивым покажется ей его ответ.
У меня есть определенные обязательства в отношении Петра Алексеевича. И мне хотелось бы урегулировать этот инцидент мирным и быстрым способом.
– Моя сестра попала под машину утром 15 ноября. В сознание она не приходила. Так что никакой информации от нее получить нельзя.
– Вы давно в Усольске?
– Глеб позвонил мне поздно ночью 15 ноября. Он ждал результатов исследований и анализов. Я прилетела уже 18.
У Ильницкого сложилось ощущение, что имя доктора Струкалина было сказано очень мягко и аккуратно. Этот врач был их соседом и, видимо, отношения у них были близкими. Насколько близкими, наверное, следовало выяcнить.
– Я услышала все что вы сказали и все что вы предположили, – продолжила Мария Алексеевна. – И моя математическая натура хочет найти наиболее простое и легкое решение. Вы можете сказать, что за драгоценности якобы похитила моя сестра?
– Ну описание у меня есть, – ответил Ильницкий.
– То есть вы их не видели сами? – утвердительно заметила Стрельникова.
– Я не являюсь завсегдатаем дома Бокаевых и не интересуюсь драгоценностями, – подтвердил он слова собеседницы.
– А все-таки что там было? – попросила рассказать Мария Алексеевна.
– Два кольца, серьги, браслет, кулон и запонки. И часы.
– Ясно. И сколько все это стоит? – поинтересовалась она.
Ильницкий задумался.
– Егор Александрович, я могу предложить самый простой и очевидный вариант – заплатить денег. Не думаю, что данные драгоценности настолько редки и уникальны. Владелец должен знать их рыночную цену. Если вы хотите урегулировать этот вопрос – поговорите с Петром Алексеевичем на тему компенсации. Я готова возместить финансовую составляющую потерянного имущества и могу даже компенсировать моральный ущерб. Подозреваю, что господин Бокаев достаточно педантичен в вопросах своей собственности и у него есть документы, подтверждающие приобретение пропавших украшений, и их стоимость. Наверняка есть и фото украшений. Поэтому я могу предложить, если угодно, купить эти исчезнувшие ювелирные изделия или заказать и оплатить изготовление новых. Сразу скажу, что это не означает мою капитуляцию и согласие с версией виновности моей сестры. Просто в данный момент это – самый удобный для всех вариант. У меня плотный график дел – от работы до реставрации дома, которую я буду и хочу полностью контролировать. Войны и не лицеприятных ситуаций, и сцен я не хочу.
– Я услышал ваше предложение и передам Петру Алексеевичу, – кивнул Ильницкий ей в ответ.
– Думаю, что рано или поздно правда выясниться, но вам я так понимаю нужны быстрые результаты, а мне спокойная обстановка вокруг. Со своей стороны я могу сказать, что сейчас у меня нет версий, где могла Анна спрятать украшения. Судя по услышанным формулировкам у вас есть версия сокрытия похищенного в данных стенах. Версия вполне логична при сложившихся обстоятельствах, но, честно говоря, я думаю пустая. В данный момент уже активно начинаются работы в доме и поэтому если вдруг в ходе работ будет обнаружены ваши пропажи – я вас проинформирую. Но вероятнее всего если они и были похищены ей, то их здесь нет.
– Спасибо.
– Да пока не за что, – задумчиво ответила она. – Насколько вы верите моим ответам? – вдруг провокационно поинтересовалась Стрельникова.
– А отвечать обязательно? – не менее вызывающе ответил он.
– Хотите обыскать дом лично? – продолжил подстрекательство известный математик, держа в руках чашку чая.
– Вы меня проверяете? – уточнил Ильницкий.
– Что-то вроде, – кивнула головой Стрельникова.
– Мне пора, – заметил Егор, поднимаясь со своего места.
– Любовь Валентиновна будет расстроена вашим не присутствием за столом, – спокойно подчеркнула Мария Алексеевна.
– Ну, по крайней мере, с чувством юмора у вас все неплохо, – пробурчал гость стоя.
– У вас тоже.
Стрельникова поднялась со своего кресла вслед за Ильницким и последовала за ним. Егор Александрович шел к выходу. В странной прихожей он обулся и оделся. Повернувшись спиной к двери, а, соответственно, лицом в к ней гость произнес.
– Девять восемь семь девять семь восемь и семь четверок. Звоните если возникнет необходимость. До свиданья, – Сначала Ильницкому хотелось добавить еще, что Стрельникова может быть уверена в своей безопасности, но потом он решил, что ее математический ум наверняка это понял по тону их беседы.
– Хорошо, – ответила она.
Входная дверь открылась и закрылась. Ильницкий ушел. А Стрельникова осталась.
Настойчиво разглядывая дверь, она на автомате уселась в прихожке и погрузилась в мысли. Здесь и застала ее Любовь Валентиновна, которая совершала обход по дому с вызовом всех заинтересованных лиц на вечернюю трапезу.
– Твой гость ушел? – ее уверенный голос вытащил Марию Алексеевну из задумчивого состояния.
– Да, – ответила Стрельникова, встретившись взглядом со своей дуэньей.
– Приятный молодой человек, – заметила Любовь Валентиновна.
– Он предлагает поискать украшения в доме, – сообщила Маша.
– Ты предполагала это, насколько я помню, – поддержала ее собеседница.
– Да.
– Будем искать? – поинтересовалась Любовь Валентиновна у сидящей на лавочке Маши.
– Будем ужинать, – утвердительно ответила Стрельникова. – Если они вдруг обнаружатся в ходе ремонта, то я очень удивлюсь. Почему-то я более чем уверена, что Анна Алексеевна и тут проявила свои недюжие аферистические способности. Ее схемы обычно чудовищно оригинальны и непросчитываемы.
– Твоя сестра всегда этим славилась, – с выдохом согласилась с Любовь Валентиновна с размышлениями вслух своей подопечной.
– Вот именно, – сказала Маша и поднялась со своего места. – Любовь Валентиновна будьте внимательны и осторожны. Какая-то это интересная история. Я предложила компенсировать финансовые потери. Подождем ответа.
– Ты думаешь она действительно их украла?
– Я думаю, что если есть возможность, то следует откупиться и затем неспеша разобраться. У меня полно работы и куча других дел. А мужчины обычно более нетерпеливы чем я, – заметила Стрельникова.
– Это точно, – согласилась Любовь Валентина.
– Я не хочу, чтобы меня ограничивали в действиях и передвижениях. Я не хочу переживать за вас. У вас в этом доме и городе куча дел. Ладно, посмотрим.
– На этом разговор был закончен.
– А ужин был начат.
В гостинной был накрыт большой стол и на запахи ароматных блюд со свкго дома ползлись, как тараканы, голодные россияне.
Егор Ильницкий не спросил ее о качестве присутствующих в доме мужчин. Но Стрельникова подозревала, что он в курсе истинного положения вещей. Теперь в их доме кроме нее и Любови Валентиновны временно проживали еще четверо представителей мужского пола. У них была почетная миссия привести этот дом в образцовый порядок согласно разработанной и утвержденной документации. А в сложившейся ситуации, как предполагала Маша, они будут еще выполнять функцию охраны дома и Любови Валентиновны.
* * *
Ильницкий покинул дом на Больничной и вернулся домой. На улице замело и завьюжило. Начало декабря уверенно заявило, что зима будет настоящая, полноценная и характерная.
Лиственницы за окном опять зашуршали – опять зашушукались. В квартире было тепло и тихо. Дом уверенно защищал своих жителей от непогоды. Когда Егор заезжал во двор, то заметил, что горели окна почти во всех квартирах. Он с нетерпением вернулся в свои владения. Умылся. Оделся в удобную домашнюю экипировку. А потом уселся перед включенным телевизором и бросал редкие взгляды за окно.
Деревья в парке освещались тусклым и приятным светом.
Он еще раз промотал в голове свой разговор со Стрельниковой в библиотеке особняка Дубновых.
Он еще раз признался себе, что этот старый дом по улице Больничной был уникальным и интересным.
А потом он взял телефон и позвонил Петру Алексеевичу Бокаеву. Разговор был коротким и содержательным. Бокаева не было в Усольске, а из Москвы он возвращался лишь через пару дней. Ильницкий договорился о встрече и закончил разговор.
На этом все интересное и не очень в этом декабрьском дне стоило считать завершенным.
Но это был еще далеко не конец истории. Впрочем, и не начало тоже.
* * *
Через несколько дней Ильницкий был участником престраннейшего разговора и стал носителем загадочных данных.
«Престраннейшим» разговор был по той простой причине, что Егор передал Петру Алексеевичу все полученную от Стрельниковой информацию, а также высказал собственное мнение о сложившейся ситуации. Ильницкий знал Бокаева достаточно долго, видел его в разных ситуациях и поэтому долго думал, о чем можно сказать, а о чем не стоит. Вообще, все что творилось в последние несколько недель в Усольске казалось безумно странным и пока необъяснимым. Причины и следствия есть у любых поступков. Главное их правильно установить или вовремя обнаружить. Время порой является важным и существенным фактором.
Пока все произошедшие действия и непосредственно участвовавшие или опосредованно связанные лица казались клубком небрежно смотанных ниток. На самом деле, при правильном рассмотрении и структурировании, все эти нити могли сложится в правильный узор. Но более всего подходящим для всех участников злосчастного преступления ему казался узор паучей паутины. Куча ниточек вела в дом на Больничной улице. Много людей были с ним связаны. Информации то не хватало, то словно снежный ком накатывало со всех сторон.
Ильницкий пока не был уверен в причастности Марии Алексеевны Стрельниковой к произошедшим событиям. В причастности ее сестры он был уверен пятьдесят на пятьдесят. Cидела в его голове мысль о возможной фальсификации и подставе. Но пока проверить ее или подтвердить он не мог.
Снисходительно–финансовое предложение знаменитого математика казалось Егору верхом прагматичности и практичности. Стрельникова вообще, казалось, использовала математические знания и приемы не только в профессиональной деятельности, но и в повседневной жизни.
А вот реакция Петра Алексеевича была также пятьдесят на пятьдесят. Егор искренне считал, что в ситуации, когда важен факт получения удовлетворения – принятие денежной компенсации, которую в свою очередь можно официально озвучить как признание вины за Анной Стрельниковой, является наиболее быстрым и эффективным путем достижения цели.
С другой стороны, вся ситуация была настолько неправдоподобной, что и реакции на нее стоило ждать нестандартной. И Егор ее дождался и получил – Петр Алексеевич отказался. «Не нужны мне деньги!» – так и звучало в голове Ильницкого высокопарное восклицание из какого-то мультика.
На самом деле Бокаев просто сказал – «Деньги я всегда сумею взять, а пока можно еще попытаться найти драгоценности».
И этого было более чем достаточно. И это означало, что тема не исчерпывалась очевидными способами.
Загадочность же информации была скорее для Ильницкого нежели для кого-то еще. Хорошо зная педантичность Бокаева, он получил в разговоре информацию, которая его смутила.
Было несколько «не».
Первое заключалось в том, что Петр Алексеевич «не» мог подтвердить документально приобретение данных драгоценностей. Он мог только сказать сколько отдал за них денег. Наличными.
Второе – он «не» знал историю происхождения этих драгоценностей. И вот это для Ильницкого означало вероятность их нелегального или преступного прошлого. Это означало, что Петр Алексеевич мог знать, но не хотел говорить понимая реакцию и отношение Ильницкого к незаконно полученным вещам.
Ну и третье «не» было в том, что у ограбленного владельца «не» было изображений украшений. По его словам, драгоценности были у него слишком короткое время – он даже не успел похвастаться ими своей семье, не то что выйти в свет и запечатлеть на фото.
Перебор с «не» был очевиден.
Дальшейшие действия были то же с «не» – а именно «не» определены. Ситуация повисла в воздухе и могла там болтаться сколь удобно долго и безрезультатно.
Но Егор Александрович неожиданно для себя решил расслабиться и подчиниться существующему потоку событий. Он позвонил через пару дней Стрельниковой и передал позицию Бокаева. Он услышал от Марии Алексеевны, что пока в доме ничего не найдено. Он еще раз попросил держать его в курсе, насколько это возможно.
А потом вернулся к своей работе и делам.
Внешне жизнь в Усольске вновь стала спокойной и размеренной. Декабрь был снежным и холодным. Зима была ожидаемой и предсказуемой. Но все же не стоило так бессовестно лгать себе об отсутствии очевидных изменений.
Их было много. Значительно больше, чем допускал Ильницкий последние годы. Ситуация с пропавшими драгоценностями все еще не была выяснена. Появившаяся в городе Мария Стрельникова взбудоражила информационно–сплетнеченское пространство маленькой городской агломерации. Егору казалось, что даже лиственницы за окном шушукались последними городскими новостями, а то и дело произносили имя и фамилию известного математика. Но главным кто «взрывал» его мозг была мама, которая сидя дома со сломанной рукой умудрялась быть в курсе всего. И поскольку сын звонил или приезжал каждый день, то оказывался в эпицентре маминого внимания и сенсационных сведений.
Маму он очень любил, но как и любой сын обычно слушал ее увещевания избирательно. А потом мама была женщиной, а он мужчиной, и как говорят видные психологи у мужчин все женские интонации и разговоры становятся через десять секунд разговора белым шумом. Мужчина, как заявляют ученые, слышит начало женского разговора и его конец. А все остальное что обычно в серединке предпочитает игнорировать. Но эту отработанную тактику взаимодействия в сложившихся обстоятельствах применять было сложно. Во-первых, потому что его интересовали эти новости. А во–вторых, потому что он устал.
Незаметно выросшее в его организме стремление к размеренности и постоянству стало еще более основательным и привлекательным в свете насыщенных действиями событий пережитого ноября. И, видимо, возраст тоже брал свое. Он хотел назад в свою «берлогу» и отработанные ритуалы. И он туда вернулся.
Он опять вернулся в свое расписание, где была работа, спортзал, бильярд и лыжи.
Он опять спал ночами и читал вечерами.
Но все-таки кое-что новое оказалось плотно вплетено в его расписание и жизнь.
Например, он стал ездить другой дорогой – по улице Больничной. Он проезжал мимо особняка Дубновых утром и вечером. А еще иногда он словно на автомате ехал по своим делам тоже по этой улице. И выбранный маршрут не был самым оптимальным с точки зрения кратчайшего расстояния между двух точек.
К слову, он все же нашел и прочитал все труды и работы, статьи и интервью, что были во всемирной паутине о Марии Стрельниковой.
А еще он изучил все имеющиеся в Усольске материалы о семействе Дубновых.
В общем известный математик все же стала частью его жизни. Ильницкий любил думать, а подумать при наличии такого количества информации и событий было о чем. Егор уважал умных людей, а представители славного рода Дубновых, продолжателями которых были сестры Стрельниковы, к таковым, несомненно, относились.
В общем жизнь вроде вернулась на круги своя, но круги уже были другого диаметра.
Декабрь закончился. И старый год тоже.
Январь не принес никаких потрясений и сенсаций. В доме на Больничной горел свет и кипела жизнь. В расписании Ильницкого было много дел и встреч. Но ничего вызывающего – все просто.
Никаких активных действий.
Никаких существенных новостей.
Никаких.
Совсем никаких.