Из Сборника "Воспоминания. Наргин (Зёюк-Зиря)"
"ЖЕНЩИНА никогда не знает почему она поступила так, а не иначе в данную минуту. Они и сами не знают этого, потому что они игрушки своей капризной чувственности, безрассудные рабыни случайностей, обстоятельств, впечатлений, встреч и прикосновений,возбуждающих их душу и тело."
Ги де Мопассан
Жарким летом 1962-го года выпало мне счастье съездить в Батайск, что под Ростовом-на-Дону, на сборный пункт призывников. Мне предписывалсь взять 10-ть человек и доставить на сборный пункт в Баладжары, что под Баку. В Батайске на сборном пункте капитан, узнав что я ростовчанин, проникся ко мне добрым чувством и разрешил «погулевонить» недельку то есть навестить родных и близких, так как команда призывников за которыми я приехал была ещё не в полном составе. Один из «моих» призывников, Лютый, обратился ко мне с просьбой:
- Товарищ старший сержант, моя сеструха замуж выходит, отпустите на свадьбу хотя бы на сутки.
- Лютый, - говорю я, - ты на свадебных радостях ужрёшся, потом, как у вас водится, передерётесь, а мне за тебя отвечать. Делов не будет.
- Товарищ старший сержант, а давайте вдвоём поедем на свадьбу. У меня сестра как персик лакомый. Вам понравится. Вы на свадьбе почётным гостем будете. Услышав, что невеста как «персик лакомый» я, не раздумывая, говорю: - Едем!
Когда я с Николаем Лютым прибыли в хутор Степной, там все предвкушали бурный пир. Невеста, Светлана, выходила замуж за «своего», хуторянина. В свои 16-ть она выглядела здорово. Среднего роста, с роскошным бюстом, карими глазами, чёрными бровями и алыми губами.
Её жених, Жорка Хижняк, как все мужики, девки и бабы хутора, любил выпить, и когда я его впервые увидел, он был мягко выражаясь «навеселе».
Как только мы появились во дворе Лютых, где разгоралась свадьба, радости родителей и его сестры не было границ. Сестра Николая буквально повисла на шее брата, а он сказал:
- Света, цэ старшого сиржанта благодарыть надо. Шоб б нэ вин, нэ бувать бы мини на твоей свадьби.
Она, всё ещё обнимая брата, посмотрела на меня с такой благодарностью и волшебной силой таинственных девичьих глаз, что я почувствовал себя жертвой её очарования.
Разбитная сваха-тамада объявила:
- Люды, на нашу свадьбу прыбув военный! Цэ добра примета.
Она тут же приподнесла мне и Николаю «штрафную» - по гранёной рюмке добротной самогонки, и пригласила за свадебный стол, над которым витал гул возбуждённого пчелинного роя. Когда «добрэ вмазалы», тамада выкрикнула:
- А зараз писни та танци-зажиманци!
Баянист растянул меха. И девичий голос вывел:
- Ой, цвитэ калына в поли у ручя.
Хлопця молодого полюбыла я.
Хлопця полюбыла на свою биду –
Нэ могу открыться, слов я нэ найду...
Что-то завораживающее было в песне исполняемой на хуторской мове донской степнячки, а в невесте магическое. С мгновения пересечения моих лучей с лучами глаз невесты, я не спускал с неё своих плотоядных, что, как я видел, волновало её. И она всё чаще стала отпивать из бокала вино, что придало ей некоторую раскованность. Света немного успокоилась и уже сама стала бросать взгляды на меня. Она всё более розовела и я почувствовал, что в ней начало подниматься возбуждение. Осмелев, она подошла ко мне и сказала:
- Товарищ старший сержант, я приглашаю Вас танцевать!
- С радостью - ответил я.
Я бережно положил руки на стан невесты, она свои мне на плечи, и мы, словно влюблённые в лодке, поплыли в умопотрясающем танго. Проникая в самое сердце, звучал голос певца:
- Каким ты меня ядом напоила?
Каким меня огнём воспламенила?
Дай мне ручку нежную
И слова приветливы,
Пламенные трепетные губы...
Я прижал невесту к себе покрепче и осторожно поглаживал её спинку через свадебнное платье. Руки мои опускались всё ниже, и когда ладони обхватили полушария ягодиц, я прижал стан невесты так, что она не могла не почувствовать моей страсти.
Затем мы вальсировали, и тут Света в порыве танца одной рукой схватила сбоку подол своего свадебного платья и отвела его в сторону, так мы и кружились. А пьяные и полупьяные гости вокруг наслаждалась великолепными ножками невесты, прицокивали языками, аплодировали и выкрикивали :
- Хороша чёртовка!
Невеста вдруг резко оправила платье и со словами:
- Дай мне отдышаться, - пошла к своему жениху.
Подойдя к уже сильно закосевшему жениху, взволнованная Светлана поддёрнула повыше подол свадебного платья, отчего ноги и бёдра оголилась по самую полосочку трусиков спереди, села на стул. Не знаю кому и как это было видно. Главное - это было видно мне, загоревшемуся желанием ещё в танце танго. Я чувствовал, что и она горит желанием.
- Ты всё пьёшь?! - говорит невеста жениху.
- Имею право выпить на своей свадьбе, - заплетавшимся языком изрёк он в ответ. - И ты мне не указ! Запомни это навсегда. Я - мужик, а ты - баба! Я в доме хозяин!
Сощурив глаза, невеста в ответ:
- И ты запомни – я не баба, а казачка! Пей, пей! Пропьёш ты, Жорка, и проспишь земное благо своё. - Сказала, встала и подошла ко мне.
- Михаил, я хочу с тобой танго танцевать.
- Светочка, а жених не приревнует?
- Невесте всё можно на свадьбе. По нашим обычаем невесту может обнять любой мужчина. А ты не любой, а почётный гость на свадьбе. Тебе и больше можно.
И вновь Светлана в моих объятиях, снова я до одури хочу её. Когда Светлане стало невмоготу от желания, прошептала, прижимаясь ко мне плотнее:
- Мишенька, сержантик мой, я хочу чтобы ты стал моим настоящим полковником.
- Светик, ты с ума сошла! Как я могу стать настоящим полковником при таком скопище?
- Глупенький! Конечно не сдесь. Я дам тебе знать когда и где.
Первый день свадьбы подходил к концу. По обычаю обязательным условием свадебного обряда было «исполнение супружеского долга»
- Ну, шо, гости дороги! – раздался голос свахи-тамады - нашим молодым пора и в опочиваленку. Пожилаим жэ им бурной брачнОй ночи! А мы продолжим висилья.
Подружки и дружки невесты и жениха и гости свадьбы, в чиле которых был и я, с фривольными песнями, частушками и сальными пожеланиями проводили их в «опочивальню», где они должны были провести первую брачную ночь. Когда в «опочивальню» зашла невеста, дружкО и сваха затащили пьяного жениха туда же и посадили на диванчик. Сваха и дружкО застелили постельным бельём из приданого невесты, которую до момента соития в народе называли «первачкой» или «целкой», а не «девственницей», брачное ложе. ДружкО, тряся жениха за плечи, стал наставлять жениха:
- «Положи невесту на руку, ласкай еи, як душу свою, а потом тилько... ПОняв?»
А сваха, оправляя подушки, давала свои наставления невесте:
- «Нэ стыдысь. Ляжкы разкыдай поширше, а ногы задырай вышще. Так тиби и ёму слащэ будэ любыть».
Светлана, не испытав в свою юную жизнь по настоящему мужсктх ласк и его «ЛЮБОВНИКА», а только поцелуйчики со сверстниками, явно нервничала. А затем что-то горячо нашептала на ушко свахе. Когда сваха и дружкО вышли из «опочивальни», сваха перемолвилась с братом невесты, и Николай сразу же предложил «на караул» поставить меня «отгонять духов», как положено по обычаю их хутора.
- О! Це дило! Хай в караули и стоить настоящий военный! - одобрили все гости и повалили к столам продолжать свадебный пир. Тут же сваха, которой шептала Светлана на ушко, подойдя ко мне сказала:
- Постой трохэ у двэрэй, а потом иды до невесты. Так вона мини наказала. А чёго хоче невеста по нашим обычаям надо исполнять.
Я с гулким боем сердца «заступил в караул» у двери «опочивальни». Как только убедился, что «свадьба пела и плясала» и до «опочивальни» им дела нет, открыл и, войдя, закрыл за собой дверь. Сразу же оценил обстановку – невеста со спущенным ниже грудей верхом свадебного платья стоит у белоснежной постели, прикрыв лицо поднятыми руками, и вдрибадан пьяный храпящий жених на диванчике в своём свадебном косюме.
- Светик! - подходя к ней, шёпотом воскликнул я. - Ой, краса!
Она отвела свои руки от лица, прикрыла мне рот ладошкой и прошептала:
- Я же сказала тебе, что хочу чтобы ты, а не эта пьяная свинья, стал моим настоящим полковником, моим ПЕРВЫМ МУЖЧИНОЙ. Снимай платье.
Я коснулся платья и оно лёгким шумом волны, легло кругом у ног Светланы. Она переступила его, легла на брачную постель и сказала:
- Я хочу помнить тебя всё свою жизнь. - Я вмиг размундирился и...
близость, обоюдная, совершилась и уже ничем в мире расторгнута быть не может, и мы навеки унесли её в себе.
Подтеревшись свадебной простынью, Светлана сказала:
- По утру пусть все увидят, что я была девчонкой, а этого алкаша я обведу вокруг пальца и пусть он харахорится своим первенством. Ты мне помоги его раздеть, положить на кровать и иди на свой пост номер один. Тебя же все гости на него поставили. - Что мы и сделали, положив голого жениха на окровавленную простынь брачного ложа.
Светлана, как только я выскользнул за дверь «опочивальни», закрылась на засов, и, как была голой, нырнула под одеяло к мужу. Почувствовав голое тело рядом с собой, ещё не очухавшийся от самогонки супруг, решил исполнять «супружеский долг». Но не тут то было. Невеста заартачилась степной кобылицей и говорит:
- Жорка, дывысь, уся простыня у кровищи, а тиби всэ мало. Ты ж нэ душу мою любыш, а тило мучаешь. Ни, бильше нэ дам.
Жорка с недоумением смотрел на простынь в крови. Что у него шевелилось в голове никто не знает. А он, полюбовавшись, самодовольно изрёк:
- А ты думаешь, шо «целку» ломать цэ так просто? Тута бэз пол-литра нэ обийдэшься. Я такый – нэ то шо до крови, а до смэрти *****ть можу!
Он встал, подошёл к столику, где стояла поставленная свахой заранее бутылка самогонки, налил стакан, выпил и хотел было залезть на Светлану, но та ему сказала:
- Нэдам бильше. Лягай и поспы, скоро бужение начнэться. К гостям идты. Хвалыться будэш простынёю, а потом на «калыну» почепышь та по хутору з нэю шляться, як дурак, будэшь.
Гости все время пребывания молодых в спальне пировали. Уже под утро шкварилось жаркое в летней кухне. Перед жарким поднимали молодых. Когда подавали первое жаркое, то все гости свадьбы требовали, чтобы показали «честь новобрачной», а без того не разрезывали жаркого.
И вот сваха и дружкО выводят молодых из спальни и объявляют, что невеста, «благополучна». Сваха представляет несомненное свидетельство чести и непорочности новобрачной - окровавленную простынь. Тотчас подружки невесты заголосили:
У Светланочкы ноне гостенька Побував, побував.
Светланочку циловав, Миловав, миловав,
К ретивому сэрдцю билы груды Больно жав, прижимав,
Та целочку Светочки Поломав, поломав...
- Боже! – пронеслась в моей голове, - это же они про меня всем рассказывают! сдурели что-ли?! Надо когти рвать пока мне шею не сломали, - подумал я.
Но тут произошло то, чего я отродясь не видел – мать невесты схватили мужики, задрали ей подол платья аж выше груди, повалили спиной прям на шпорыш-траву, держат за руки и ноги, мать жениха поставила на голый живот свахи огромный глиняный горшок, а сват дубиною жахнул по горшку, отчего тот разлетелся в дребезги. Тут же мужики, будто у них «крышу снесло», дурными голосами запели:
***да и лопнула,
***да и триснула,
Сюнич в ширь раздалася –
Була тесною...
Под эту обрядовую песню начали бить чашки, тарелки, бокалы! Но не били стаканов! И я понял почему – свадебный «гудёж» сегодняшнего дня только начинался, так что стаканы были необходимы.
После чего родители жениха и невесты начали навязывать дружке на руку платки, а свахе навешивать крестообразно через плечи материи. Все радуются, начинают петь и плясать. При этом поют особые обрядовые песни, в которых величают родителей молодой, что сумели дочь свою „соблюсти“, вроде следующей:
Ты нэ бойся, матушка, нэ бойся,
В червони чоботы обуйся.
Хоть наша невестушка молода,
А вывела матушку со стыда.
Закусив жаренным самогончик, все гости прикалывали к головному убору или к груди кисточки свежей калины, украсили ветку кем-то притащенной калины алыми лентами, поцепили на неё простынь со следами «свидетельства», и шумно двинулись по хутору распевая:
А в лузи калына
Вэсь луг полоныла,
А наша Светланочка
Весь род взвэсэлыла...
У нас нынче любо да мыло:
«Князюшко» на прыгарну «княгинюшкы» ласку
Поломав еи калыну красну...
Подхватывали другие:
То-то любо, то-то хорошенька,
Зэлэного лугу калына,
Честного роду дивчина...
Погуливонив по хутору, возвращались на подворье. И тут начиналась настоящая вакханалия. Творилось невобразимое. Ряженые вытворяли всё, что им подсказывало пьяное состояние: хмельные парни сажали в корыто девок и таскали его аж до самых камышей у речки. Мужики посадили в тачку родителей молодожёнов, с гиком погнали до речки с илистым берегом и там вывалили их прям в грязюку! Все растрёпанные, замурзюканные с частушками, песнями, шутками стали ловить по хутору кур, из которых поварихи стали варить суп-лапшу. Свадебное гульбище продолжалось. Одна и подружек невесты выскочила в центр пляшущего круга, уперла руки в боки, подмигнула баянисту: и возгласом:
- Дядько Коля, жги! - И звонко, на весь хутор и степь на высоких нотах, перекрывая переливы плясовой, в голубое небо понёсся её голос:
- Гармонист, гармонист,
Положы мэнэ под нэз!
А я лёжа погляжу,
Чи я добрэ лыжу!
Тут же подлетел изрядно бухой свидетель, попытался, заваливаясь, обойти её вприсядку. Да куда там девку переплясать!
Зажигательную пляску прервал голос свахи-тамады:
- А зараз объявляется конкурс на луччю писню для невесты. Хто победыть, того невеста награждае поцилуем.
Парни и мужики каких только песен не пели ради поцелуя невесты! И всё-то песни хуторские. Мог и я исполнить в том же духе, но я рискнул иною песней, которую привёз из солнечного Азербайджена, заслужить поцелуй невесты. Пел я с детства. Так что мог вырвать победу. Глядя на невесту влюблёнными глазами, запел:
- Ты всех милей и нежней,
Ты прекраснее всех.
Мне с каждым днём всё сильней
Нужен звонкий твой смех.
Я лаской твоей опьянён,
В улыбку твою я влюблён,
Ты сердцу, словно, песнь соловья –
Грусть и радость моя...
Гости свадьбы словно оцепенели. И вдруг невеста вскрикнула:
- Тебя целую!
Она подошла ко мне, обвила руками мою шею и подарила долгий, долгий поцелуй, оставшийся в моей памяти на всю жизнь. Гости свадьбы взорвали тишину аплодисментами, а я стоял обалдевший, красный как варёный рак, и счастливый. Именно с этим поцелуем, а не ночным соитием, во мне зародилось чувство любви.
- Света, хай ще заспива! Скажи ему! Ты ж невеста. Вин нэ може тиби отказать – раздались голоса.
Светлана, с жемчужными слезинками на ресницах, не сказала, а прошептала:
- Любимый, спой.
Я взял Светлану за обе руки и, не отрывая от неё глаз, запел:
Я встретил девушку – полумесяцем бровь,
На щёчке родинка, а в глазах любовь.
Ах, эта девушка меня с ума свела,
Разбила сердце мне, любовь взяла...
В эти чудные мгновения я готов был схватить невесту в объятия и убежать от всего мира. Но... я сказал во всеуслышанье:
- Милая невеста, мне с Николаем надо уезжать. Служба – есть служба.
- Правда?! – вскриком раненой лебеди произнесла Светлана.
- Правда, Светланочка, - ответил я, глядя с любовью в её глаза.
Она, словно не замечая никого вокруг, глядя мне в глаза с надеждой и тоской, запела:
- Миленький ты мой, ты возьми меня с собой,
Там, в краю далёком, буду тебе ... – слёзы повисли на её ресницах.
Сваха подошла к нам, обняла Светлану, и тихонечко сказала:
- Ось вам ключь од моей хаты. Идить попрощайтэсь. Та довго нэ задэрживайтэсь.
Так мы оказались наедине. Настали мгновенья прощанья. Горя страстью, мы любились неистово.
Как только мы вернулись к гудящему рою свадьбы, я сказал: - Николай, едем.
Все пожелали нам доброго пути и службы, приподнесли «на посошок» , и мы скоро покинули и свадьбу и хутор, спеша к поезду.
Николаю довелось служить под моим началом. И однажды он мне признался:
- Товарищь старший сержант, вы меня простите, но я вашу и Светкину тайну знаю.
- Как ты можешь знать?
- А я, когда вас поставили караулить на свадьбе, не только подсматривал, но и фоткал. Знает вашу тайну сваха, и все девки хутора знают. А остальные догадываются.
- Морду бы тебе, Колька, набить следовало за подглядывание. Но дело прошлое. Ладно. Помалкивай.
- Мне Светка письмо прислала, и спрашивает можно ли ей приехать проведать нас.
- Я не против, но ты же знаешь, что не сегодня-завтра наш полк на Кубу отправляют. Напиши, что сейчас нельзя. А ещё напиши, что я её помню и никогда не забуду. Бог даст, отслужу, и сам к ней приеду.