Лакмус

Юрий Пилюгин
                ЛАКМУС

                рассказ

   В нашем поселке только мы с ним, наверное, стремились к небу. Размечтавшись, мы даже горячо сходились на том, что для наслаждения полетом «кукурузник» предпочтительнее всех других самолетов. И несмотря на то, что я был на несколько лет старше, мы почти никогда надолго не расставались, из лета в лето пополняя наш «авиаполк» новыми моделями, которые одна за другой рассыпались в воздушных боях.
   Но потом началась более серьезная жизнь (для меня, конечно, раньше), в которой мы оба разминулись с мечтой о небе. По разным причинам, но… Гораздо важнее то, что после моего окончания школы нашей дружбе пришлось выдержать испытание разлукой. Лишь через несколько лет переписка была устранена: он тоже приехал в Москву и поступил в институт, который я уже заканчиваю. И не только эту разницу принесли годы: к этому времени я женился, работал дворником и жил в полученной комнате.
   В первую его учебную осень между нами не было ничего непонятного. Он почти всегда радовал меня своим приходом. Ни разу не было такого, чтобы Люда наедине со мной сказала что-нибудь плохое о нем, как порой о других наших гостях. Но ближе к сессии он стал меньше шутить, поугрюмел, а однажды заговорил даже об уходе из института. Я посмеивался над этим страхом перед первой сессией, хорошо знакомым мне. А затем в наших разговорах обострился новый мотив: он все чаще вспоминал при мне о своей девушке, думал вслух о разлуке с нею, которой, как он полагал, конца не будет. «Все очень просто,- успокаивал я его,- женись и привози ее сюда. Будешь тоже дворником , получишь комнату». Но он говорил, что все не так просто. Я соглашался с ним, но продолжал горячо убеждать, ссылаясь на то, что если побегать, то все можно устроить.
   Выйдя в тот вечер от нас, он побрел к центру. По дороге его взгляд наткнулся на киноафишу и он остановился, глядя на нее несколько пораженно. Но тут же ему захотелось ткнуть в нее кулаком изо всей силы, продырявить, смести эти крупные красные буквы: «Бешеные деньги». Он думал именно о них. Деньги… Он пошел прочь от афиши, но ее бледная физиономия словно висела за ним в воздухе, совсем близко, и смотрела в спину оскалом своих ярких букв. Так ему казалось. А память одно за другим подтасовывала другие названия: «Кто же миллиардер?», «Как украсть миллион?», «Миллионы Фэрфакса». Он посмотрел вокруг, но скрыться было некуда, отвлечься нечем: снег, дома, фонари и люди- все чужим казалось. И все давило: и напоминания преподавателей о близкой уже сессии, и «погоревшее» недавно из-за отсутствия денег желание поехать домой на праздники к ней, и непривычный еще график жизни: учеба-работа, и даже фраза, написанная кем-то на столе в аудитории: «Пять лет впустую». Только снег помогал все сгладить, отвлечь, засыпать, скрасить. Даже свету фонарей не удавалось полностью пробиться сквозь мириады крупных пушинок, сыплющихся непрерывно и плавно в вечернем безветрии. И вот уже улица Горького стала по виду ниже, уютнее в своей непроезжести, и невольно ему вспомнилось былое ее название, а с ним неудивительным показался бы лихой извозчик, вылети он в это время из-за угла…
   На следующий день он решил пропустить две первых пары занятий в институте и поехал в комиссионный магазин «Ювелирторга». У дверей отдела скупки он был в начале девятого. До открытия оставалось сорок минут. Он подошел к одной из женщин, стоявших тут же:
   -Скажите, пожалуйста, очередь уже надо занимать?
   -Здесь по списку. Вон та девушка записывает.
   Подошел к той. Она спросила фамилию, записала, сказала, что по списку он будет двадцать шестым. «Черт побери!- выругался он про себя.- И это при всем том, что зима, что до открытия еще …» А прохаживаясь вдоль магазина, еще раз чертыхнулся, вспомнив, как любовался вчера снегом на Горького. Было морозно- не до красот.
   Девять часов. Открылись двери, толпа, в основном из женщин, вдавилась внутрь. Он вошел в числе последних, осмотревшись, достал из портфеля учебник и прислонился к стене. В конце занятий ожидалась контрольная, но формулы и положения усваивались плохо. Да и каково разбираться, если со стульев рядом нет-нет, да и слышались отдельные фразы:
   -…Не в этом дело! Какое может быть мясо, когда в деревнях уже отвыкли работать? Их уже не заставить…
   -Это все разговоры, а для скота, если хотите знать , столько всего надо…
   -Что вы мне рассказываете?! Я ж на даче сама с коровой живу…
   Отойти некуда. Он вышел на улицу. Бросил мысленно в свежий воздух: «Собрались шубы-шапки! Рассуждают!» Стал прохаживаться, закурив.
   Наконец, его очередь. Стараясь быть спокойным, он вошел в комнату экспертов. Комната большая, несколько столов, за ними- девушки в белых халатах. Больше он ничего не успел заметить. Подошел к свободному столу. За ним девушка в очках, то ли еврейка, то ли грузинка. Он достает из бокового кармана серебряный перстенек, бормоча:
   -Я не знаю, принимаете ли вы такие вещи…
   Девушка берет перстенек.
   -Садитесь.
   Он садится напротив, смотрит на нее. Видит, что она хмурится, думает: «Недовольна. Еще бы: таскаются тут разные с дешевыми побрякушками». И уже чувствует себя разнесчастным просителем. Вот девушка повернула перстенек (аметист блеснул ему ободряюще), смотрит пробу серебра. А ему он нравится, в темном его камне столько бывает огоньков и лучей. А сама оправа тонкая, витая- похоже на кустарную работу.
   -Сейчас я посмотрю по каталогу,- говорит девушка, не глядя.- Если ваше кольцо снято с производства, то мы его не примем. Давно вы его покупали?- спрашивает она, листая уже страницы.
   -Года два-три назад,- отвечает он торопливо, вспоминая, когда он точно его нашел, где, на каком пляже.
   Вот эксперт замерла на какой-то странице, читает, снова смотрит на перстенек. Затем берет линейку и измеряет камень, а он поблескивает уже прощально. Вот она кладет перстенек на какие-то особые весы. И ему становится совсем понятно: возьмут. Девушка что-то еще посмотрела, еще измерила и смотрит уже на него:
   -Покупали вы его до повышения?
   -Какого повышения?
   -На драгметаллы.
   -Не знаю, наверное. Не интересовался.
   Он смутился: ничего не знает о принесенной вещи. А девушка отошла к другому столу, консультируется, видимо. Вернулась. Постучала пальцем в микрокалькулятор и повернула к нему табло с цифрами:
   -Вас эта сумма устроит?
   -Да, конечно.
   Он радостно озадачен. Но тут же предполагает, что помогло, наверное, повышение цен на драгметаллы. Оформление, подпись. И вот он уже выходит на улицу, пряча в карман квитанцию. «Это же деньги! А я думал, что оно совсем дешевенькое. Такое легкое… Теперь можно играть». Поднимающееся настроение немножко испортила мысль: «Как же я раньше о нем не вспомнил? Можно было бы на праздник домой съездить».
   …После контрольной его встряхнул новый сюрприз: в холле общежития сидела его сестра, барабаня опущенной рукой по чемодану у ноги. Только у него в комнате она объяснила причину своего появления: бросила институт.
   -Ты что, ненормальная? Проучиться три месяца и бросить…
   -Потому и бросила, что головушка работает, как часики.
   -Да хватит тебе веселиться. Так быстро надоело? Зачем тогда поступала?
   -А мне было все равно. А там поняла, что не с моим характером детвору успокаивать. Не умею я с ними.
   -Научилась бы.
   -У кого? Ты бы посмотрел, что это такое. А я видела. Нас распределили посмотреть будущее место практики. Сидели мы с девчонкой то ли во втором, то ли в третьем классе, не помню. А они галдят! И учительница ничего не может сделать. Дала она им записать слова с двойной согласной. А одна девочка поднимается и спрашивает: «А слово «коллекция» пишется через «и» или через «ы»? А учительница ей: «Через «ы». Подружка моя слабо русский знала, но и она посмотрела на меня с удивлением. Я ей на перемене объяснила правильное написание, а сама подумала: «Пусть меня простят, эта работа не для меня». Я лучше здесь на работу устроюсь.
   -Уборщицей в ресторан, где я дежурю.
   -А что? И пойду. Рядом будем. А потом в официантки перейду.
   -Молчи, уборщица… Главное, что тебе с ночлегом сегодня повезло: мой сосед тоже сегодня идет на работу, будешь спать на моей кровати.
   -А я могла бы и в другом общежитии переспать. Из нашего класса девчонка в МИИТ поступила.
   -И не бросает, не то, что ты. А родители как? Наверное, понервничали?
   -Переживали, конечно, но я им все объяснила. Ой, я же тебе письмо привезла. Догадываешься, от кого? Держи. Передай, говорит, терпеливому. Это она тебя так назвала после праздника, за то, что не приехал.
   -Легко вам говорить… Не приехал… А деньги? Времени мало, только самолетом надо лететь. Ладно, я пойду договорюсь с дежурной, а завтра рано утром уйдешь, чтобы вторая смена тебя на вахте не видела.
   Он все уладил, вернулся. Пили чай. Сосед его ушел несколько раньше на работу. А ему сестра сказала у двери, чтобы он все же узнал в ресторане насчет работы, добавив, что это она серьезно.
   Через неделю, вечером после занятий, он снова поехал в ювелирный магазин. Продан ли перстенек? Это было главным теперь. Деньги приближали большую игру, надежду и душевное спокойствие. Из-за этого ожидания удачи он и не подумал хорошенько о сестре, выполнил ее просьбу: она уже работала в ресторане туристического комплекса, где он дежурил. Но ей новое место понравилось. Что еще?
   Он вошел в торговый зал, а там- к столику справок. Подал квитанцию. Полистали книгу, нашли: «Продано. Идите в кассу и получайте деньги». Он занял очередь, скоро понял, что деньги выдают медленно и развернул газету. И убрал ее лишь, когда перед ним осталась одна низенькая, пухлая дамочка с яркими губами. А обратил он на нее внимание из-за фразы: «Девушка, нельзя ли более крупными? А то вы мне такую сумму мелкими купюрами даете». И подумал: «Ты смотри, еще и губы кривит. Мелкие купюры…» Дамочка получила свою сумму желанными крупными дензнаками, опустила их небрежно в сумочку и отошла. А он подал, наконец, кассиру свою квитанцию, заметив между делом, что дамочка пошла не к выходу. И тут же забыл о ней, сердила не она уже, а недавняя радость получения денег. Эта сумма казалась уже не такой серьезной для нужного выигрыша, для исполнения задуманного.
   Отойдя от кассы, он увидел снова ту дамочку, уже у выхода. На улице они оказались на одной из тропинок в снегу, сокращающих путь. Зачем он пошел за нею, а не к остановке троллейбуса? Об этом мысли не было. Вместо этого в голову лезла всякая ерунда о неожиданных нападениях. Повторялась она многократно, чередуясь с подобным. И еще ему вдруг не понравилось, что уже несколько дней не шел снег, не идет и в этот вечер, а он мог бы все замести, все ямки, все следы, все сгладить, затемнить. А женщина торопилась, видимо, к дороге за такси- напрямик, по тропинке, едва обозначенной двумя-тремя такими же торопыгами, не желающими идти к остановке. Но вот она уже у дороги, смотрит навстречу автомашинам. Ему же до нее оставалось метров десять и он замер на месте, полез в карман за сигаретами. Чиркнув спичкой, заметил, что она обернулась, посмотрела на него и тут же услышал: «Молодой человек, вы что-то уронили». Рядом с тропинкой торчал из снега уголок чего-то серенького, слишком тонкого для записной книжки, как успел он подумать, нагнувшись. И все же это была книжка, но сберегательная. Он растерялся и все перечитывал: «Сберегательная книжка. Сберегательная книжка…» И в то же время в нем шла борьба: непонятная, неоформившаяся радость находки заглушалась такой же, еще неосознанной, «трезвой» и верной мыслью. Все эти мгновенные мысленные вспышки, мелькания как обрезало звуком хлопнувшей дверцы. Он проводил взглядом блеснувшее в свете фонарей такси и запустил с досады книжку в снег: «Дурак! Что толку от этой книжки? Все равно тебе с нее ничего не взять. А хозяину по росписи новую выдадут».
   И все же он снова вытащил ее из сугроба, сунул в карман и зло затопал по снегу к остановке. Достал он ее только на эскалаторе в метро. Раскрыл и прочел надпись шариковой ручкой на титульном листе: «На предъявителя». Он не сразу захлопнул ее и посмотрел на стоявших рядом людей, некоторое время он оторопело смотрел на эту такую простую запись, а нарочитое для успокоения «не может быть» уже отодвигалось в нем мощным восторгом: «Это же значит, что деньги с нее может получить каждый, у кого она в руках!» Затем он доставал ее, пряча в ладонях, всматриваясь вблизи в единственную цифровую запись в графе «приход». Эта цифра дурманяще радовала.
   На своей станции он вышел уже несколько поуспокоившись от привалившей удачи. И звучала, прыгала, как резиновый мячик, в нем одна лишь мысль: «Все, теперь не надо играть во всякие лотереи, этих денег хватит». И появившийся неизвестно откуда и козырнувший на выходе из метро сержант милиции был ошеломляюще неожидан: «Молодой человек, можно вас на минутку?» Он не успел сразу ничего подумать, понять, а уже покорно шел за сержантом к открытой двери какой-то комнаты. Но через несколько секунд встрепенулась мысль: «А в чем, собственно, дело?» А где-то под нею билась, билась другая, более важная: «Все пропало, все пропало…» Введя его сержант сразу вышел, а он задал свой накаляющийся вопрос старшему лейтенанту, сидевшему за столом и что-то писавшему. Ответил тот несколько удивленно, но все же спокойно: «Мы просим вас быть в качестве понятого. Это всего две минуты. Сейчас при вас обыщут вот этого человека (он кивнул на мужчину средних лет, явно крепко потертого жизнью, сидевшего за деревянным барьером), вы подпишите акт- вот и все».
   Вошел сержант со вторым понятым- парнем в шубе. Лейтенант записал фамилии и адреса понятых, а сержант прямо у стола начал обыск задержанного. На стекло перед актом легли несколько мятых рублей, горсть мелочи вместе с карманным мусором, ключ и какая-то бумажка. Закончив, сержант препроводил обысканного за барьер, но лейтенант спросил: «Какая у него обувь?» Сержант вернулся за барьер, приподнял тому брючину: «Полуботинки». На испитом лице хозяина полуботинок так ничего и не отразилось. Лейтенант протянул поочередно ручку понятым для подписи, попрощался, поблагодарив.
   По дороге к общежитию его не оставляло предчувствие, что это еще не все, что судьба в этот же вечер заставит его выложить найденное на ее стол. И на половине пути он завернул ко мне. Жена занялась ужином , а я попросил его подождать и вернулся к дочери, альбому и цветным карандашам.
   -Все куклы?- спросил он с улыбкой, остановившись у модели самолета, подвешенной мною к люстре.
   -Ты же знаешь, она без этого не заснет. А сама рисовать не хочет,- ответил я, посмотрев на него.
   Он вздохнул, затем качнул, посерьезнев, самолетик, повернулся ко мне… и ничего не сказал…
   -Сейчас, последнюю ей набросаю,- старался я не оставлять его одного.- А ты пока посмотри сегодняшнюю «Рекламку». Ее иногда читаешь, как интересную книгу. Сегодня кроме купли-продажи было интересное объявление: какая-то женщина потеряла сберкнижку на предъявителя. И зачем только люди такие заводят?
   -Где она?- посмотрел он на меня так серьезно, что я рассмеялся в ответ.
   -Кто, сберкнижка?
   -Газета.
   -Вон, на шкафу.
   Тогда я еще не знал, что он, развернув газету, сразу нашел то объявление, быстро пробежал в нем взглядом данные суда, адрес потерявшей и номер счета, а все перечитывал и перечитывал вторую часть объявления: «…Суд предлагает держателю указанной сберегательной книжки в трехмесячный срок со дня публикации подать в суд заявление о своих правах на эти документы». Читая, он сел ко мне спиной, и я не видел его лица, по которому, наверное, смог бы тогда что-то понять или предположить. А потому и не заметил момента, когда он едва не подумал вслух: «Не может быть! Это не та книжка, таких совпадений не бывает!» Волнение его было так велико, что он сразу выхватил из бокового кармана найденную книжку. Номер счета в ней и в объявлении был один и тот же. «Совпало». И тут словно кто-то шепнул ему: «Раз в сто лет и палка стреляет. Вот тебе и выигрыш в лотерею». Он снова, но уже медленно опустил руку в карман и повернулся ко мне:
   -Доронина потеряла. Не артистка? И зовут Татьяной.
   -Нет, отчество не такое. Да ерунда все это. Как у тебя контрольная?
   -Ничего, четверка. Слушай, я возьму у тебя эту газетку?
   -Да бери.
   -Здесь кто-то жаждет марки купить, а у меня, сам знаешь, остались с детства. Загоню. Ну что, я пошел?
   -Да куда тебе торопиться? Сейчас поужинаем. Люда,- крикнул я в приоткрытую дверь,- как там у тебя?
   -Готово, уже несу.

   После того ужина, во время которого разговор поддерживали мы с женой, он сразу ушел. А вскоре началась сессия, и он вопрос со сберкнижкой отложил до каникул…

   С каникул он возвращался самолетом, выгадав себе этим еще одни сутки со своей девушкой и, наверное, лишний раз возвратившись к мечте о небе. Но как только самолет оторвался от земли, он мигом вскрыл конверт, подумав с удовлетворением: «Я свое слово сдержал: вскрываю уже в воздухе». Он очень долго читал это письмо: «Я знала, что ты не полетишь, если я скажу тебе все в аэропорту, поэтому и попросила вскрыть письмо уже в воздухе. Уверена, что ты сдержишь слово.
   А почему ты сказал о своей находке только вчера? В глубине души, наверное, чувствовал, что я не обрадуюсь, как ты? А ты был рад, я это видела. Ты говорил, говорил, строил планы. А я молчала. Понимаю, что ты радовался возможности быть со мной. Но я так не могу. Ведь это просто: на чужом несчастье счастья не построить. А ты об этом не думал. От этого и было мне больно. Прости, я начала сомневаться в тебе. А почему ты ни разу не подумал о той женщине? Я недавно слышала, что на такие книжки родители кладут деньги, чтобы подарить их детям на свадьбе. А если это она для дочери приготовила? Возможно, что и не так это, потому что деньги большие, но не нам с тобой решать их судьбу. Они не наши. Это чужие деньги! Я так не могу».
   До самой посадки держал он в руках это письмо, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза…


   -С владелицей не желаете встретиться?
   -Нет. Зачем?..
   Он вышел из здания суда. Снег заново отбеливал улицы. «Вот и все, сберкнижка, прощай. Сдал я тебя по всей форме, теперь не пропадешь. Зачем я только адрес свой сказал? Надо было соврать. Начнут еще вызывать зачем-нибудь. Да не все ли равно теперь?»
   В этот же день к нему приехала сестра. Поздоровавшись, спросила:
   -Ты на работу думаешь выходить?
   -Отстань, малявка,- махнул он рукой.
   -Ребята уже замучились тебя подменять.
   -Сегодня выйду. Довольна?
   -По самые ушки. Спасибо вам, сделали одолжение. Сделайте и еще одно: скажите, что мне делать вот с этим?
   И он увидел на ее ладони толстое золотое кольцо.
   -Откуда оно у тебя? Только не хохми.
   -Вчера у нас в зале нашла, когда убирала.
   -Нам его только и не хватало для полного счастья! Что тут думать? Отдай метрдотелю. К ней будут обращаться за потерей…

   Через несколько дней он зашел к нам с бутылкой вина и все мне наедине рассказал. Все-все. С самого начала.
   -Ты еще совсем пацан,- усмехнулся я.- Надо было сразу мне все рассказать и не было бы этой каши. Ты все равно тех денег сам не получил бы. Я точно не помню, но к такой сберкнижке, кажется, надо еще иметь контрольный талон. Только через суд получил бы. А на такое ты не пойдешь. И стоило столько мучиться? Игрок. Ты хотел в лотерейку выиграть кучу денег и устроить ей прописку у какой-нибудь бабушки? А если бы не выиграл?
   -Я сначала был уверен, а потом, когда нашел сберкнижку, не думал об этом. Тех денег хватило бы.
   -Я же тебе говорил, что надо делать.
   -Тебе просто говорить. А я уже не могу быть далеко от нее. Чуть не свихнулся от этого. Она ведь летом заканчивает школу, а поступать хочет только в медицинское училище. А в Москве для этого требуется прописка. Значит, только там, дома, ей поступать? Снова будем видеться только на каникулах?
   -А почему не в институт? Поступит, а здесь уже что-нибудь придумаете на месте.
   -Говорит, что не потянет институт. Да и она такую специальность выбрала, что лучше, действительно, получить ее в училище. Быстрее будет.
   -Тогда пусть приезжает, устраивается на «Красную швею» и год поработает. Исполнится восемнадцать, устроится дворником для прописки и комнаты. Работать за нее ты будешь, а она пусть учится.
   -Не знаю. Сейчас надо помириться с нею, а там видно будет. Засыплю ее телеграммами. Вот, для этого получил, наверное…
   Он вынул из кармана и подал мне бланк перевода.
   -Кто это такой щедрый?- удивился я.
   -Артистка, то есть тезка ее- Доронина. А на следующий день получил письмо. Просит принять деньги, масса благодарности, извинилась, что не может приехать и отдать лично. Как думаешь, отослать обратно? У меня твоя газета с ее адресом еще лежит.
   -Да… Редкий случай. Не надо. Это уже твои. Нашедшему клад полагаются проценты,- ответил я с улыбкой.- Здесь не только на телеграммы, но и на самолет, чтобы слетать к ней на пару дней. Помиритесь?
   -Помиримся. Мы долго не можем друг без друга.
   -А завтра приходи. Суббота же. Можешь еще принести бутылочку, с тебя причитается. За столом и дорешаем ваши проблемы.
   На следующий день он пришел совсем пасмурным с лица. Вместе с бутылкой хорошего вина подал мне и записку от сестры, которую она оставила в его комнате: «Насоветовал! Правильно девчонки сказали, что я дурочка. Говорили же они, что надо было продать кольцо или носить. А ты насоветовал… Отдала я его метрдотелю, а она даже объявление в ресторане не повесила. А через три дня подошла ко мне и сказала, что никто не пришел за кольцом и она его продала. Дала мне немного. А оно же, наверное, дорогое. Все ты, со своей дурацкой честностью…


                Пилюгин Юрий.