Эту девушку я мысленно называла Софистой и здесь оставляю ей это имя. Хотя есть ли такое на самом деле, понятия не имею. Да и не так уж это важно: иногда прозвище отражает и раскрывает человека гораздо лучше, чем имя.
Она училась у меня на курсах и, закончив их, очень просила взять ее, как она выразилась, в домашние студентки. Ей нужно было хорошо изучить английский язык, свободно говорить на нем и переводить любые документы и инструкции к аппаратуре, продаваемой фирмой. Уровня знания английского языка, полученного на новых тогда коммерческих курсах, ей не хватало.
Слово, другое, и еще слово – и мы договорились. Она приехала в назначенный день и время. Приятная, молоденькая девушка, очень современная для того периода. На курсах она редко пропускала занятия и всегда объясняла это тем, что на фирме часто работает допоздна, у нее ненормированный рабочий график, это неудобно, но других условий не предлагали.
Заниматься сразу начала довольно усердно, лучше, чем на курсах, и этим подкупала меня. Задания? Да, конечно. Два раза в неделю? Ну а как же иначе? Вот только иногда могут с работы не отпустить, но она придет в какой-то другой день, если я смогу ее принять. Это же не курсы, встречу можно перенести, правда? С улыбкой добавила, что проблем с ней не будет.
Работала она на совершенно новом в те времена предприятии. Там действительно шло много материалов по-английски, все инструкции к аппаратуре тем более, так что она должна хорошо знать язык. Сами понимаете, правда? Ну, конечно! Фирма была американской.
Что может быть для преподавателя лучше, чем старательный ученик или студент, который хорошо к тебе относится, благодарен, исполнителен, идет именно в том фарватере, который ты для него обозначила или проложила! Как всегда у меня получалось в таких случаях, я очень тщательно и старательно занималась с ней, мы не теряли попусту ни единой секунды, она уходила очень довольная и иногда даже говорила, что будет с нетерпением ждать следующего занятия. И вообще, добавляла, если бы не так много работы на фирме, она с удовольствием занималась бы не два, а четыре раза в неделю.
Когда процесс занятий налажен, всё идет как по маслу. Так шло и у нас. Сколько времени? Непросто вспомнить, но не больше двух месяцев. А потом… Я не сразу поняла, что вдруг всё пошло не в ту сторону, чуть ли не покатилось кувырком. Она один раз опоздала на полчаса, не позвонив, что задерживается. Я пожурила ее, уточнив, что сама живу очень напряженной жизнью, мне такой неопределенный режим работы никак не подходит, так что надо обязательно приходить вовремя или хотя бы предупреждать. Ладно, она очень извиняется, больше опаздывать не будет. Однако через неделю снова опоздала, еще больше, и пришла неподготовленной, какой-то растрепанной, будто ехала вовсе не с работы, а совсем недавно проснулась, успела одеться кое-как и, не умывшись, не позавтракав, помчалась на урок.
Прошла в комнату, села в кресло у журнального столика, где всегда сидела на занятиях. Было видно, что ей надо отдышаться. Ну да, торопилась же… Достала из сумочки расческу. Она носила длинные волосы, как в те дни входило в моду, и большую заколку, называвшуюся софиста-твист, тоже очень модную тогда: эти заколки позволяли делать из длинных, часто прямых и неинтересных волос хвостик, на затылке волосы перехватывались заколкой, прическа получалась симпатичной и многим шла.
Пока она приводила себя в порядок, я терпеливо сидела на своем рабочем месте и ждала. Поневоле наблюдала за ней, хотя, конечно, не слишком пристально. Почему-то именно с того дня и дала ей новое имя Софиста. Я еще ничего не поняла, но почувствовала, что в наших занятиях образовалась какая-то трещина.
Через пять-семь минут Софиста была готова к уроку. Я сходила на кухню, сделала ей чашку кофе, принесла, поставила на стол. Она с благодарностью кивнула.
Урок прошел неплохо, но очень удивил меня тем, что она даже не извинилась за большую задержку, за невыполненное задание. Когда доставала из сумки книгу и тетрадки, я обратила внимание, что у нее там жуткий беспорядок: всё было напихано как попало, она, видимо, слишком торопилась.
А дальше наши занятия устремились совсем в другую сторону. Теперь Софиста опаздывала гораздо чаще, чем приходила вовремя. Извинялась, но чисто формально, а главное – с полной уверенностью в том, что, конечно же, она заслуживает прощения. Более того: что это опоздание ничего не значит и я отнесусь к нему совершенно спокойно. Откуда была такая уверенность? Я моментально вспомнила свои студенческие годы. Да такое просто было невозможно! А если и возможно, то я бы тысячу раз извинилась, чувствовала бы себя очень неловко и постаралась бы никогда больше не опаздывать!
Но моя молодость пришлась совсем на другое время. А она – ничего, чувствовала себя вполне нормально. Занятия продолжались. Только один раз я спросила ее, не случилось ли у нее что-то. Она пожала плечами: да нет, ничего, всё хорошо. Ладно. Так и шло еще несколько недель. Я немного перестроила занятия, старалась больше говорить с ней по-английски, хотя, вроде бы, ей не столько нужна была разговорная практика, сколько работа с документами и инструкциями. Она постоянно приносила какие-то деловые бумаги, мы переводили их, я заставляла ее по пять-шесть раз прочитывать их вслух и объяснять мне по-английски как покупателю, тогда она и произносить начинала всё как надо, и слова запоминала.
Софиста никогда ничего не рассказывала мне о себе, и я ни о чем не спрашивала, понимая, что и в этом отношении наступили новые времена и между нами стоит барьер, мы живем, мыслим, работаем по разные стороны его, и мне не надо ни о чем ее спрашивать, она правды не скажет, что-нибудь соврет, я это пойму, контакт наш ухудшится. Пусть всё будет по-новому. Тем более что близким себе человеком я ее не ощущала, скорее наоборот, а это тоже очень важная – обоюдно важная! – сторона таких занятий.
Однако я сама догадалась: у нее на работе происходит что-то не очень хорошее. Не чувствовалось, чтобы это огорчало ее или как-то задевало. Но просто шло совсем не так, как должно бы. Вдруг вспомнились новые газетные объявления о работе с противными словами об интимных услугах.
Софиста продолжала заниматься. Плоховато и кое-как. Совершенно не успевала выполнять задания. Приходила с большими – всё бОльшими! - опозданиями. Оправдывалась: работы невпроворот. Совершенно перестала готовиться к занятиям. Объясняла: раньше можно было и в рабочее время послушать с наушниками лингафонный курс, выполнить упражнения, что-то почитать, но эта лафа, сказала она, закончилась. Я позволила себе только один вопрос: не сменилось ли у нее начальство? Она ответила уклончиво: нет, не сменилось, но… Уточнять ничего не стала.
Девяностые годы набирали оборот, жизнь продвигалась вперед. Рабочие объявления в колонках «Требуются» не просто оставались прежними, но, похоже, разговоров и условий об интиме с начальством смущаться перестали. Много где их ставили обязательным условием для приема на работу. Мне вдруг показалось, что у Софисты на работе действовали именно эти законы. Точно я не знала, спросить у нее посчитала для себя невозможным.
Запомнился неожиданный случай. Как-то среди бела дня я шла по Гоголевскому бульвару и заглянула на минутку в общественный туалет. Дело житейское, проще некуда. Там на внутренней стороне двери кабинки я вдруг увидела нацарапанную кем-то шариковой ручкой весьма неожиданную мысль: «Лучше быть проституткой, чем ткачихой». Я совершенно опешила. Потом, выйдя на улицу, добираясь до метро Кропоткинская и дальше до дома, думала и думала об этих словах, почти лозунге новой жизни. Ничего себе развитие женщины! Что может быть хуже такой философии? И как могло случиться, чтобы юные девы и молодые женщины соглашались с таким мнением?
А ведь это родилось не на пустом месте. Объявления о приеме на работу с «включенным интимом» в производственные отношения – оттуда же. Кто не любит хорошей жизни? Многим женщинам тогда, молодым прежде всего, наверное, очень захотелось сразу хорошей жизни, а вовсе не той, которая была у их матерей и тем более бабушек… Но какую цену заплатишь за эту хорошую жизнь?..
Наверняка если бы в те минуты мне пришлось разговориться с кем-то из молодых женщин, для кого на работе «интим включен» и запись на двери общественного туалета в центре Москвы тоже стали очень актуальны, мне бы тут же сообщили, что я безнадежно отставшая от реальности старуха и вообще принадлежу к поколению советских рабов, точнее, рабынь, кто всегда день и ночь трудился, совершенно не представляя себе, что такое красивая жизнь. Или что-то еще в этом же роде. Мне было лишь чуть за пятьдесят, «отпетой старухой» еще считать рано, а вот с высоты своего возраста я хорошо видела, какое «счастье» ждет всех таких девчонок и чем оно может кончиться. Было невыносимо грустно.
По некоторым наблюдениям я уже почти догадалась, что и «моя Софиста» допоздна задерживается на работе вовсе не из-за обилия дел, а потому что велел начальник: интимные услуги требуют немало времени. Но какая-то надежда на то, что девушка еще не совсем сошла с пути, что одумается и изменит образ жизни, даже если придется для этого поменять «столь престижную» работу, у меня оставалась.
Понимая, что в этом главном для себя вопросе она меня слушать не станет, я огорчалась и начала думать о том, как отказаться от нее. Проще всего было бы сказать, что у меня усложнилась своя жизнь и заниматься с ней я больше не могу. Что-то так и не позволяло мне поговорить с ней откровенно.
Опаздывая на занятия, она теперь никогда не извинялась. Я ругала ее, она слушала молча. Однажды мне пришлось ее ждать очень долго: три часа… Принялась за свои дела. Поняла, что это конец, я больше не могу заниматься с ней на таких условиях. Да и если отбросить всю лирику, человеческие отношения и так далее, то рядом тенью шел весьма важный вопрос: язык она знает так себе, дело остановилось, и очень скоро она и все вокруг нее обвинят меня в таком результате - это я плохо ее учила, а не она безобразничала и фактически ликвидировала занятия. Для меня крайне несправедливо!
За окном почти стемнело, когда все-таки раздался звонок в дверь. Открыла. На пороге стояла Софиста. В расстегнутом пальто (а уже было по-осеннему холодно), с растрепанными волосами (где-то потеряла свою почти волшебную заколку софиста-твист?), с огромным букетом красных роз на высоких стеблях. Их в букете было штук двадцать пять, не меньше.
Я отступила, пропуская ее в квартиру. Совершенно не знала, что сказать. У меня за душой не было никаких добрых слов: с таким обликом она их и не заслуживала. Не возникали и вопросы. А она вдруг кинулась ко мне, отдавая свой роскошный букет: «Это – вам!» От нее так разило алкоголем, что я отшатнулась. Букет не взяла, почти оттолкнув его ей обратно. Перевела дух и сказала как могла спокойнее:
- Зачем мне такие подарки? Букет ваш, а не мой. А что до урока… Вы опоздали на три часа, заниматься не будем.
Она, видимо, не ожидала такого, но отступила к лифту. Еще минута, и я закрыла дверь. Просто не могла больше созерцать это отвратительное зрелище.
Всё моментально стало понятно. На работе устроили большой вечер. По случаю или просто так, совершенно неважно. И то, что Софиста, лицом и фигуркой очень симпатичная девушка, на этом вечере была чуть ли не королевой или главной возлюбленной кого-то из начальников фирмы, не оставляло сомнений. Так что опоздала не случайно.
Я прошла на кухню, глянула в окно, которое располагается над нашим подъездом. Софиста уже спустилась и направлялась к остановке транспорта. Такая же растрепанная, как и в моей квартире, в расстегнутом пальто. Прижимала к себе букет, но казалось, что не удержит его, уронит на землю. Даже сверху было видно, что идет она пьяной походкой враскачку.
Я вернулась к своим делам. Было горько и гадко на душе, хотя и раздирала душу неожиданная боль за эту глупенькую искательницу счастья. Но ничего, кроме беспомощности, я не ощущала. Разве она прислушалась бы к моему мнению, если бы я стала учить ее жизни? Да нет, скорее – посмеялась бы.
Больше ни я Софисте не звонила, ни она мне.
Так и закончилась эта история. Она оставила в моей памяти очень неприятный след. И некоторое чувство вины – за то, что я ничем не могла помочь этой девице. Горькая новая сказка о счастливой жизни. Мне с ней справиться оказалось не по силам.
Многие из бывших учеников и студентов помнятся преподавателю, учителю, педагогу десятки лет, явление совершенно естественное. Ну хотя бы потому, что ты же вкладывала в них душу, какое-то время вы жили единой деловой жизнью. Но есть некоторые особые ученики, они запоминаются гораздо глубже, чем другие, и больше обычных волнуют тебя – своими личными качествами или непростыми проблемами.
К этой категории я отношу и Софисту. Вот же до сих пор помню ее, причем так, будто она ходила ко мне заниматься только вчера. Тогда я рассталась с ней очень сердито, но теперь главное мое чувство, когда вспоминаю эту девушку, - жалость. Жизнь шагнула далеко вперед, и сегодня отношения девушек и парней упростились. Я не собираюсь подробно обсуждать здесь эту тему, оценивать ситуацию, говорить, что всё стало хуже, чем было прежде. И тогда трудностей хватало. Но было иначе. Однако мы слишком долго жили в стране, где «секса нет», как сказала одна дурочка. Страна распахнула свои двери в мир, и естественно, что сюда хлынула та жизнь, которая скрывалась от нас за занавесом. И, как нередко получается в таких резких случаях, возникло немало перекосов. В отношениях мужчины и женщины – тем более. Всегда ли в этом смысле будет так, как теперь? Не знаю. Думаю, никто не может ответить на этот вопрос. Человеческая жизнь состоит из вечных перемен. И вообще она идет по кругу. Говорят, точнее сказать – по спирали. Поэтому многое из того, что давно ушло, возвращается обратно, но в несколько обновленном варианте.
Уместно задать вопрос: счастливее люди в любви сейчас, в век общей доступности всего и вся, чем были прежде?
Не думаю…
Вспоминается одно письмо, которое я получила больше тридцати лет назад из Америки. Одна моя знакомая, врач, у которой я лечилась, собралась вместе с семилетним сыном в эмиграцию. Семейная жизнь в Москве у нее не сложилась. Она развелась с мужем, когда сыну исполнилось пять. Была очень недовольна всем, что тогда у нас происходило, но еще больше – собственными обстоятельствами. Оформив эмиграционные документы, заехала ко мне попрощаться. Не сомневалась, что в США найдет свое счастье и справедливость восторжествует.
Какое-то время она мне писала. Я, конечно, отвечала, но важнее было содержание ее писем. В одном из них она непосредственно коснулась своих проблем. Рассказывала – помню это почти дословно: «Здесь на самом деле всё точно так, как было и дома. Разница только в одном: в Америке любая женщина, если хочет, быстро находит бойфренда, но это решает только одну проблему, а в остальном – почти как у нас. То есть никакое счастье мне и тут не светит».
Думаю, сегодня и у нас именно такая жизнь. А любовь, счастье… У кого как. Для многих – самая трудная и нередко вечная проблема.
Возник новый термин, касающийся связей мужчины и женщины вне брака, но с сексом и нередко с детьми: отношения. Даже совсем дурацкое словосочетание: у них есть общий ребенок (или дети) от отношений. А ведь испокон веков считалось, что дети рождаются от любви. Долгой или короткой, взаимной или нет, счастливой или не очень, но любви. В это понятие входят гражданский брак и даже случайные связи.
Что тут скажешь? Наверное, одно: пусть «просто отношения» почаще превращаются в любовь. Это очень важно и для самой пары, и для их детей. Потому что детям-то нужны не только «отношения» родителей, но обязательно любовь мамы и папы друг к другу и их общая любовь к ним.
Сексуальная свобода, расковавшая женщин, не всегда хороша для них. И скованность отношений – плохо, и полная свобода – для женщины не лучший вариант. Абсолютное равенство между мужчиной и женщиной тут невозможно, так задумала Природа. Не считаю, что говорю как моралистка. Речь об извечной проблеме: о кардинальной разнице между «сильным» полом и «слабым». И самое лучшее – когда женщина сама умеет регулировать свою свободу собственной сдержанностью. Потому что от несдержанности до распутства – один шаг. В личном плане женщине труднее. Беспредельная свобода притупляет в ней самое главное – ее материнский инстинкт и гораздо больше усложняет жизнь, чем облегчает.
Именно о том, как мне кажется, получилась история моей давнишней студентки, которую я называла красивым словом Софиста. Была бы очень рада узнать, что спустя некоторое время после того, как мы с ней расстались, всё пошло лучше и в итоге в ее судьбе восторжествовали не слишком свободные отношения, а любовь. Но так ли всё получилось на самом деле или она навсегда оказалась той Софистой, которая, на мой взгляд, просто пропадала, я не знаю.