Из письма Александра Якуничева от 22 июня 1941 года:
«Здравствуй, папаша! Вот видишь, в какой необыкновенный день я пишу тебе письмо, под свежими впечатлениями. Настроение, надо сказать, патриотическое, и чувствую в себе силы русские, готов к трудностям, которые придется переносить и о которых говорить еще рано. А пока в Ленинграде более или менее спокойно…».
Ничто не могло сломить дух русского народа. Вера в победу поддерживала и давала силы выжить. Население, несмотря на постоянные бомбардировки, голод и холод, помогало фронту, не щадя своих жизней. Во время блокады погибло около миллиона человек.
Совсем мало осталось участников военных действий и тех ленинградцев, кому довелось пережить все ужасы блокады. События тех, минувших дней невозможно втиснуть во временные рамки. Они не укладываются ни в какие нормы, потому что не нормальные по своей сути.
«Густой черный дым поднялся в небо и закрыл солнце. Горели самые большие в Ленинграде Бадаевские склады, обеспечивающие весь город и пригород продовольствием. Казалось, зарево от пожара было видно далеко окрест. Мы стояли на крыше нашего дома. Было очень страшно смотреть, как пламя пожирает все, что попадается на пути, гигантский костер поднимался до неба. Немцам долго не удавалось прорваться к этому важному стратегическому объекту, но в 4 часа дня самолеты прорвались сквозь заслон и бомбили склады. В планах немецкого командования было сжать кольцо около города так, чтобы задушить ленинградцев, заставить их голодать и сдаться», – так вспоминал о начале ленинградской блокады Борис Павлович Казанцев.
«Родился я девятого июня 1925 года в Ярославле, но уже с 4-х лет жил с семьей в Ленинграде, на улице Правда, в доме №8. Учился в 34-ой школе Фрунзенского района. В день начала войны со сверстниками я собирался пойти позагорать, но сообщение по «тарелке» Молотова вмиг перевернуло всю жизнь. Большая часть мужчин с нашего двора пошли добровольно записываться на войну, я тоже ходил, но меня не взяли. Мне было 16 лет, только-только я начал работать на оптико-механичечком заводе «Прогресс», учеником токаря. Работал на револьверном станке, поэтому меня оставили работать на оборону. Мой мастер вскоре тоже ушел на фронт, и я стал работать в полную силу, а это значит по 12 часов. Ездил на работу на трамвае, а потом, когда они встали, ходил пешком. Вскоре, после того, как сгорели склады, продукты стали исчезать из всех магазинов, для многих начался голод.
Как-то бабушка ушла из дома добывать капусту, которая осталась неубранной на полях около линии фронта. Вернулась, а дом от сильного взрыва рассыпался. Она забилась в истерике, полагая, что внуки, я и моя сестра, убиты, но мы были живы, нас спасли пожарники. Стали жить в комнате ранее эвакуированных, в рядом стоящем доме, вместе с бабушкой и сестрой.
Карточки ввели с октября. На рабочую карточку я получал 250 грамм хлеба, а иждивенцы, т.е. бабушка и моя младшая сестра по 125 граммов. Голод был повседневным, в ноябре уже было съедено все, что двигалось. К голоду добавился и холод. Печку-буржуйку я изготовил на заводе, но с каждым месяцем доставать дрова стало все труднее.
Зима 1941 года была самая страшная, голод и холод были ужасными. На улицах намело высокие сугробы, в которых были протоптаны тропинки, в сумерках люди, двигающиеся по этим тропкам, казались тенями, призраками, закутанными до глаз и шатающимися от голода. Рабочим выдавали какие-то дрожжевые горячие супчики, а население медленно умирало. Рядом в квартире вся семья - отец и три дочери умерли. Хоронить было некому, часто покойников, если хватало сил, выбрасывали на улицу, а иногда их забирали дворники, увозили на санках. С заводом первоначально я отказался эвакуироваться и остался в городе. Сестра Лида так ослабела, что перестала подниматься с постели. По квартирам ходили представители из эвакуационной комиссии, переписывали детей и стариков, бабушка, видимо, постаралась, чтобы нас тоже записали.
В марте 1942 года нам тоже принесли удостоверение на выезд, в котором был записан и я. Попросил дворника дядю Володю помочь довезти сестру и бабушку до Финляндского вокзала. Он нашел большие санки, на которых возили покойников, так мы добрались до вокзала. Оставшиеся карточки отдали дворнику. Дядя Володя обещал их какое-то время не использовать, а вдруг мы не уедем, в этом случае он бы их нам вернул. Тысячи санок были брошены у вокзала.
Никто не знал, вернется ли обратно. На долгую память врезалась картина Пискаревского кладбища, на которое свозили умерших. Хоронить не успевали и складывали в штабеля, как поленья. Забыть это невозможно.
В 1943 году, 10 января был призван в армию. Для отправки на фронт был еще слабоват, направили учиться. После окончания курсантской школы, присвоили звание сержанта. Потом были бои на Орловско-курском направлении, после этих боев в живых осталось только половина. В составе 5-ой танковой армии освобождал Белоруссию, Литву. Танк под Вильнюсом был подбит. Двое из экипажа выбрались через верхний люк и были убиты, мы с другом полезли через нижний, с трудом выбрались, но остались живы. Получили другой танк, форсировал Вислу, в танке ворвался в разрушенную Варшаву. Войну закончил в Восточной Пруссии, под Кенигсбергом. За время войны сменил три танка, из всего первоначально созданного экипажа остался жив один. Орден Отечественной войны второй степени, медаль «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга» - так был отмечен правительством за службу и участие в боях. Два месяца был в Восточной Пруссии, потом нас переформировали и отправили в Белоруссию, где и прослужил до 1951 года. Затем направили на учебу в Ленинград. Окончил Ленинградское военное училище связи им. Ленсовета. Ленинград оказался счастливым, там женился. В 1952 году приехал в Ватутинки на узел связи Генштаба. Командир взвода связи, обеспечивал связь по всему Советскому Союзу и с теми войсками, что были за границей. Командовал учебной ротой, выпустил немало учеников-связистов».
Подполковник Борис Павлович Казанцев, рабочий стаж которого 68 лет, прожил честно, у него есть сын, внучка и правнучка. Казалось бы, все нормально, но болит душа за молодежь, хочется, чтобы с таким трудом завоеванная свобода, миллионы погибших не были забыты. «Свободой надо дорожить, её надо защищать».