"Когда включается сознание". Арина РадиОНОВА
Глава 13. Путь к себе сквозь Тьму.
Амтитов был непредсказуем. Вдруг, внезапно он изменил тактику ведения боя. Он стал с Ариной неимоверно ласковым и пушистым, говорил с ней тихим, вкрадчивым голосом, хвалил на всех планёрках и специально по десять раз на день заходил в её кабинет, чтобы все видели. От всего этого Арина чувствовала себя ещё омерзительнее, ведь все сотрудники мгновенно решили, что она теперь уж точно легла под него. Арина слышала их перешёптывания в коридоре, и делала над собой неимоверные усилия, чтобы только не размахнуться и не влепить пощёчину за эти слова. Но она всегда себя останавливала – ведь люди не знают всей правды, они не виноваты, что делают выводы только на основе своих визуальных наблюдений. Вот так и рождаются слухи. А рождают их те, кому нужно, чтобы так говорили. И единственное, что могла сделать Арина в этой ситуации – это, наоборот, на любые его ласковые выходки очень грубо отвечать, обрывая его. Но и это не очень-то помогало. Непрозорливые коллеги расценивали это так, что Арина ещё больше набивает себе цену. И только единицы ещё верили, что Арина не перешла на его сторону.
Единственным плюсом стало то, что, пользуясь такой его ласковостью, Арина подписала у него полноценный отпуск себе на целый месяц. Такого ещё не было никогда. Пусть в октябре, но на целый месяц он не отпускал никого даже зимой. Это ещё больше подлило масла в огонь сплетен о ней. Но Арине теперь было плевать на сплетни. Ей очень нужен был этот отпуск, чтобы восстановить нервы и поправить пошатнувшееся здоровье, а также, чтобы подумать, что делать дальше.
А дальше всё было очень сложно. Арина поняла, что психическое воздействие на неё Амтитова зашло слишком далеко, её сознание было слишком затуманено, оно было почти порабощено. Арине всё чаще казалось, что Амтитов даже читает её мысли. Настолько психически плохо ей не было никогда. Наверное, от такого психического воздействия Арина сошла бы с ума очень быстро, если бы не Михаил. Он понял, что сама она не справится, и взял её состояние в свои руки. Он заставил её идти в церковь. Правда в моральном плане её не надо было заставлять, Арина и так уже была к этому готова. Она физически не могла заставить себя рано утром встать с постели и куда-то идти, она была разбита, подавлена и распластана по кровати. Михаил заставил её встать с его помощью, помог ей одеться и под руку вёл до самой церкви.
До этого момента Арина не ходила в церковь, если не считать того порыва души, когда машина сбила их сотрудницу на трассе. Арина не знала и не понимала церковные правила, молитвы, только молитву «Отче наш». Но Михаил сказал: «Ты просто стой и слушай». Она не знала, как подходить к кресту, не знала, что такое «Причастие». Михаил сказал, что женщины должны стоять в левой стороне храма, а мужчины – в правой, и пошёл в ту сторону.
Арина стояла в храме, пытаясь слушать песнопения, но её мысли витали очень далеко. Потом она увидела, как люди, скрестивши руки на груди, стали подходить к батюшке, и он зачем-то давал им в рот что-то из чаши. Она подумала, что так надо и встала вместе со всеми, как зомбированная подошла к чаше, съела то, что ей дали, потом, как все, запила водой и вышла из храма. Во дворе храма её догнал Михаил.
– О, Господи, что ты делаешь?! Ты зачем пошла к причастию?! Этого нельзя делать просто так! – зашумел на неё Михаил.
– Все пошли, и я пошла, а что не так? – ответила недоумённо Арина.
– К причастию пошли только те, кто к нему готовился, тебе нельзя было идти!
– А я откуда знала? А как это – готовиться к причастию? Что вообще это такое?
Михаил и не подозревал, что Арина настолько далека от этого. Он-то всё это знал, до него это дошло раньше, ведь он был на восемь лет старше Арины. Вот тогда-то у Михаила и промелькнула мысль, что он должен её опекать, всё объяснять и поддерживать, как настоящий опекун, а не просто близкий, любящий человек.
Он стал объяснять Арине правила поведения в церкви, правила чтения молитв, правила подготовки к таинству исповеди и причастия. Они ходили в церковь каждый день, и только потом Михаил решил, что она готова к первому, осознанному причастию. Она была готова к исповеди. А грехов у Арины накопилось немало. Она хотела их исповедовать сразу всем списком, но их было столько много, что Михаил посоветовал каяться постепенно, не все сразу.
Весь месяц Арина каждый день ходила в церковь, молилась и каялась, как могла. Казалось бы, все грехи ей отпустили по всем правилам, но всё равно чувство скребущей кошки на душе осталось, и осталось неверие, что Бог простил ей грехи. Всё равно осталось ощущение, что она очень грязная, липкая и смрадная. Но всё-таки немного легче стало. От рассказов Михаила о правилах и постулатах православия у Арины появилась надежда, которой раньше не было. Появилась надежда, что эта Тьма скоро закончится.
Однажды, Арина подумала, что надо бы и бабушку сводить в церковь. Она вообще не известно когда исповедовалась, а ведь возраст бабушки был очень солидным. Арина объяснила бабушке, как готовиться к причастию и вместе с нею по вечерам читала молитвы и акафисты. Когда они утром пошли в церковь, Арина чувствовала какой-то духовный подъем. Они шли с бабушкой, держась за руку, рядом стояли в церкви, Арина видела, как расплакалась бабушка после исповеди и помогала ей утереть слёзы. Всё было хорошо, и они уже должны были скоро идти к причастию, как вдруг во время церковной службы из толпы людей вышел какой-то очень молодой человек в рясе (дьячок или попадёнок, Арина не знала, как его правильно назвать) и стал шипеть на всех присутствующих, что в этом месте песнопений все должны встать на колени перед Богом. Люди, повинуясь его распоряжению, стали становиться на колени. Арина с бабушкой продолжали стоять, потому что Арина знала, как болят колени у её старенькой бабушки, и стояла, поддерживая её за локоть. Этот молодой служитель церкви подскочил к ним и не просто стал шёпотом шипеть, но и толкать, чтобы они упали на колени. Не удержавшись, от толчка бабушка невольно осела на колени, присела и Арина. А когда все стали вставать, бабушка скривилась от невыносимой боли в суставах, что мучила её в последнее время. Видя это вынужденное, спровоцированное падением страдание самого близкого ей человека, Арина аж задохнулась от негодования. Это что ж за правила такие, что перед Богом все должны стоять на коленях, разве мы не дети его? Почему старые больные люди, которые не могут этого делать, обязаны опускаться на колени? Почему нужно биться лбом о землю? Кто придумал такие правила? Что это за Бог такой, что он требует раболепства и коленопреклонения? Это же неправда! Бог не такой! Ему не нужно такое всеобщее унижение, только если сам человек в духовном порыве не встанет на колени по собственной воле, когда, плача, кается и просит прощения, когда в трудные минуты жизни просит помощи у Бога сам, становясь на колени, потому что чувствует в этом необходимость! Бог должен быть в душе у каждого и его не надо показывать напоказ. И любовь к Богу либо она есть, либо её нет. Третьего не дано. Если есть любовь, то и в церковь ходить не обязательно, тем более, насильно заставлять себя и других что-то делать напоказ Богу. Человек должен ходить в церковь, когда он сам этого захочет или когда он сам почувствует в этом потребность, а не потому, что так надо и что таковы правила православия. И вести себя в церкви человек может так, как ему позволяет его духовное развитие. А пожилые люди могут и должны сидеть, потому что со старостью приходят многие болезни, которые не позволяют, порой, даже долго стоять. Что-то здесь не так, не так в самой системе церкви, а не в православной вере. Но тогда Арине было некогда дальше над этим задумываться. Тогда подхвативши бабушку под руку, они быстро причастились и, не дождавшись окончания службы, ушли домой, потому, что дальше бабушка не могла стоять.
Придя домой, и немного поостыв от своих бунтарских мыслей, Арина, тем не менее, ощутила удовлетворение, что бабушка-таки исповедовалась и причастилась. Но после этого похода в церковь, Арина с бабушкой уже туда больше не ходили, они молились дома у икон.
Михаил же в тот период времени сильно приобщился к казачеству. Он раньше не знал, что он из казачьего рода. Познакомившись с казаками, он понял, что это – его. Это – то, что он так долго искал, это – его корни, самобытность его народа. Он стал приобщать к казачеству и Арину, водил её на различные встречи с казаками и мероприятия, проводимые казачеством. Но Арина смотрела на это с непониманием, на её глазах ещё была та пелена, что не позволяла видеть этот мир во всём многообразии и во всей его красе. Она видела всё, как через серую дымку, и считала всё это казачество скоморошеством. Она не понимала, почему вдруг взрослые дядьки надевают какую-то форму, которую сами же сшили, берут в руки шашку и поют русские народные песни. Для неё это был цирк, и как бы Михаил не старался всё объяснять, она всё равно не понимала. Слишком сильно Тьма влезла в её душу и поэтому она не видела, и не воспринимала многие вещи. Арина поймёт это много позже. Поймёт и осознает, что ничего в её жизни не происходит случайно, просто так.
Однажды Михаил приехал к Арине и сказал, что их ждут в гости к одному старому казаку, причём Арина должна поехать с сыном и мамой. Арина не понимала почему, но Михаил сказал, что так надо. Маме тоже было сложно объяснить зачем, но они всё-таки поехали. Как потом выяснилось, что к этому казаку приезжали на разговор и даже лечиться многие высшие в то время руководители органов власти города, и даже руководители тех отдельных городских структур, с которыми работала Арина. Он назвал ей все фамилии. Некоторые приезжали за советом, некоторые – просто погадать, но таких этот казак быстро выпроваживал.
Зайдя в квартиру к этому казаку, которого все звали Евгеньичем, они прошли в дальнюю комнату. Вся комната была завешена старыми коврами советских времен, поверх которых были навешаны иконы. Все стены комнаты были увешаны этими иконами, причем все они были очень старыми. Евгеньич сказал, чтобы Арина с мамой прочитали молитвы «Отче наш», «Богородице, дево, радуйся» и ещё какую-то молитву по бумажке, что он дал. После этого он усадил их в углу иконостаса и стал пристально смотреть, а потом сказал: «Вижу, как трое чертей, во главе с главным, сидят сейчас в ресторане и говорят о тебе, разрабатывая план твоего дальнейшего порабощения. Хотя один чёрт – это не чёрт, а «колеблющийся».
– Как это «колеблющийся»? – спросила Арина.
– Все люди на земле делятся на две основные категории – светлые и тёмные, но не в плане цвета волос или кожи, а в плане состояния души. Но есть ещё, так называемые «колеблющиеся», которых шатает то к одним, то к другим. Эти люди всю жизнь пытаются себя понять и только к концу жизни занимают чью-то сторону окончательно.
И потом Евгеньич сказал, что нужно научиться энергетически защищаться от тёмных. Главное, это конечно молитва. Но ещё он показал, как нужно делать и что говорить, чтоб энергетические вампиры не смогли пробить ауру человека. Нужно представить, что вокруг тебя замкнутое пространство, как бы в коконе. Если ты сидишь, то нужно скрестить ноги и сцепить руки в замок и мысленно сказать: «Энергию тела святое тепло системой контактов смыкает в кольцо». Если ты стоишь, то всю эту ситуацию с тобою сидящим нужно представить мысленно. Если с тобой разговаривает неприятный тебе человек, особенно, если он касается тебя, обычно хлопая по плечу или спине, то нужно мысленно проговорить: «Твоё дело – тебе в тело».
Он рассказывал о вибрационных полях и частотах, о частоте чистоты, о частоте смерти. Он рассказывал, что частота вибрационного поля ангелов составляет 300 Герц, частота обычных людей колеблется от 50 до 100 Герц в зависимости от уровня их духовности; частота смерти, как перехода в иной мир составляет 13 Герц, а частота всех людей с тёмными душами ниже 10 Герц. Поэтому нормальные люди при переходе в иной мир не испытывают страданий, а, наоборот, облегчение. Но когда в иной мир приходит пора уходить тёмным, то они испытывают неимоверные страдания, их трясёт на энергетическом уровне так, что эта тряска может разложить на атомы тело и на отдельные вибрационные потоки саму энергетическую субстанцию их души. Все тёмные, умирая, испытывают жуткие боли и страдания. Он рассказывал ещё много чего, но тогда Арина этого всего не понимала. Это понимание придёт позже, когда она сама начнёт это ощущать через себя.
И напоследок Евгеньич сказал Арине, что у неё есть великий дар.
– Какой дар? Нет у меня никакого дара, даже никаких талантов нет, – возразила Арина.
– У тебя есть дар, о котором ты пока не знаешь. Это величайший дар. И у мамы твоей тоже есть дар, она тоже о нём пока не знает.
Арина вышла от Евгеньича со смутным ощущением, что мир начал меняться, что до неё что-то доходит, хотя чётко она ещё не понимала, что именно.
Одно Арина поняла, что за этот месяц отпуска она стала сильнее, она это реально почувствовала, поэтому, выходя вновь на свою адскую работу, она чувствовала в себе силы для новой борьбы.
Выйдя на работу, в первый же день Арина сразу же убедилась, что Евгеньич был прав. К ней в кабинет влетела эксцентричная Эллина, начальница одного из отделов, и стала вкрадчиво говорить, что, мол, она очень ждала Арину, чтобы рассказать ей кое-что важное. Оказывается они втроём – Амтитов, Дашка и Эллина, обедали в кафе.
– Я – чё, я – ничё, – тарахтела Эллина, – я не могла отказаться, когда они меня позвали, ты же понимаешь, тогда он и меня начнёт «жрать». Так вот, Дашка ему все уши прожужжала, что ты делаешь ему всё в пику, что тебя надо гнать отсюда, и всё в таком духе. Но он сказал ей заткнуться, что, мол-де, а кто работать будет, ты что ли? А мне, типа, приказал посмотреть всё ли у тебя в порядке с делами по финансовой части. На что я ему ответила, что у тебя всё в идеальном порядке. А он ей – видишь, что я тебе говорю? Пусть работает. Но ты же понимаешь, Дашка не успокоится, она роет носом землю, чтобы убрать тебя. А я – чё, я – ничё, я пришла, чтобы тебя предупредить.
Как будто Арина и сама этого не знала. После этого события Арина и стала рассматривать всех, кто встречался на её жизненном пути с позиции этих трёх категорий – светлые, тёмные и колеблющиеся.
Именно в этом разговоре с колеблющейся Эллиной Арина, наконец-то, увидела возможность заставить Амтитова захотеть от неё избавиться, но так, как нужно ей, Арине, а не ему и не Дашке. И вот тут-то Арину посетила уже чёткая мысль, которая раньше от неё ускользала. Дашка! Арину пронзило будто током! Теперь эта мысль пришла абсолютно чётко. Эта гадина и станет её спасительницей! Не имея своих мозгов, эта пакостница всему училась у Арины – подсматривала, подслушивала, списывала, перенимала манеру разговора и письма. Но все прекрасно знали, что своих мозгов там нет. И, если Дашка, например, написала грамотное служебное письмо, так значит, что она списала у Арины. Став начальницей отдела, Дашка перелопатила все папки с документами, которые в своё время накапливала Арина, она имела все формы и шаблоны документов, которые создавала Арина. С таким багажом можно было и без мозгов рулить отделом. Но ни на что большее Дашка не была способна.
И Арина поняла, как нужно действовать. Она стала незаметно, не меняя своего отношения к ней, учить Дашку всему по ходу своей работы. Например, приносила Дашка что-либо на подпись, Арина теперь не просто перечёркивала и возвращала документ на доработку, а полностью исправляла его сама и разъясняла это Дашке. Глупая Дашка поначалу брыкалась, показывая свою власть над Амтитовым и давая понять, что она всё донесёт ему. Но потом и до неё дошло, что ей это нужно и даже стала проявлять заинтересованность.
Однажды в извилистом коридоре Арина незаметно услышала, как Дашка говорит почитательницам своих «талантов» буквально следующее об Арине: «Ничего, я теперь всему научусь, эта дура меня сама учит. Я пойму что, за чем следует и сама смогу занять эту должность. Мне надо только полный год с ней незаметно так отучиться, подсобрать материал, и она (Арина) никому больше не будет нужна».
Наконец-то, именно этого и добивалась Арина, чтобы безмозглая тёмная Дашка, научившись у Арины всему необходимому, стала бы претендовать на её должность. Вдувая в уши Амтитову своё желание стать его заместителем, Дашка сама откроет путь к освобождению Арины из рабства Тьмы.
Арина стала всячески хвалить Дашку везде, где надо и не надо, особенно в кабинете у Амтитова, но почему-то на него это не действовало. Нужно было приложить очень много усилий, чтобы подействовало. Ведь у Ивана Павловича были свои тараканы в голове, которые ходили строем и от его криков вскидывали лапки в приветственном: «Хайль, майн фюрер!» Многие стали замечать, что с годами (а ему на тот момент уже было шестьдесят три года) Иван Павлович очень сдал, особенно в психическом здоровье были проблемы. Психическое состояние Амтитова действительно стало ухудшаться, и теперь уже никто не знал, что можно от него ожидать. Даже на планёрках, прооравшись с выпученными глазами, он вдруг затихал и потом говорил: «Да ладно, не волнуйтесь вы так, да, я – шизофреник, но я – управляемый шизофреник. Кто не знает что это такое – почитайте в Интернете».
Миллион раз сотрудники записывали его речи втайне на диктофон, выкладывали в Интернет и приносили в редакцию газет, но с него была, как с гуся вода. Ему было по барабану! Он был недосягаем.
После очередной такой выкладки в Интернет его матерной речи на планёрке его переклинило, и он заявил, что теперь перед входом на планёрку все будут выворачивать карманы и сдавать в мусорную корзину свои мобильные телефоны, а по окончании планёрки – получать обратно.
Потом его ещё больше переклинило, и он объявил, что он ненавидит всех людей, и что только собаки являются высшими существами на земле, только собаки не предадут и всё понимают, а все люди по сравнению с ними – абсолютные мрази, дебилы, придурки и проститутки. Потом он построил на входе в их государственное учреждение будку для собаки и привёл туда жить дворняжку, которую подобрал на улице. Собаку сбил автомобиль, и пёс лежал на обочине с перебитыми лапами. Амтитов не просто его подобрал, он заставил всех сотрудников учреждения сдать деньги на операцию Шарику, как он его назвал, и отвёз его в самую дорогую ветеринарную клинику города. После того, как пса вылечили, Амтитов поселил его жить в этой будке. Каждый день он покупал отборное мясо и сосиски в самом дорогом магазине города, привозил на работу и заставлял сотрудников отделов по очереди кормить Шарика, мыть тарелки после того, как он поест, и всячески за ним ухаживать. При этом Амтитов требовал, чтобы Шарик питался сбалансировано, и работники должны были сами за свои средства покупать ему рыбу, морковку и варить разнообразные каши. Каждый день Амтитов, приходя на работу и уходя с неё, проверял рацион Шарика, качественно ли вымыты тарелки, и если был недоволен увиденным в его тарелке – выяснял какой отдел сегодня дежурный и объявлял всем выговоры с лишением премии, а после – обязательно «полоскал» всех сотрудников этого отдела на очередной планёрке, естественно, с применением отборной ненормативной лексики.
Теперь, что бы ему не говорила Арина, он не реагировал, а гнул только свою линию.
Дальше Ивана Павловича переклинило ещё больше. Теперь он стал объявлять субботники по субботам не до половины дня, а целый день. С такого субботника работник мог уйти только после 18 часов, не раньше. Если Амтитов узнавал, что кто-то ушёл раньше, то неизменно следовал либо выговор, либо увольнение, причем по статье, за невыполнение протокольных поручений по основной трудовой функции. А стукачей у Ивана Павловича было предостаточно. Он переимел почти всех женщин в коллективе, разве что старушки предпенсионного возраста его не интересовали. Он создал себе гарем на работе. Сегодня одна, завтра другая, послезавтра третья, сотрудницы по очереди садились к нему в машину. Но чаще всего это была Дашка. Уж как она боролась за право называться «любимой женой гарема», это надо было видеть! Она не вылезала из парикмахерских. Только она могла себе позволить в рабочее время уйти по своим делам, больше он никому этого не позволял. Она то начёсывала свои короткие чёрные волосы, то прилизывала их, красила губы ярко красной помадой, томно закатывала глаза прямо на планёрках, чтоб только он обратил на неё своё внимание. Когда же это происходило, то тут же решала все свои вопросы, сливала ему кучу информации, и всё нашёптывала, нашёптывала, накручивала, накручивала его.
После таких ночных накручиваний свои планёрки Амтитов однозначно начинал с Арины. Все знали, что раз он начинает «полоскать» Арину, значит «ночной кукушкой» была Дашка, если он «полоскал» кого-то другого, значит был кто-то другой, причём вычислить эту очередную любовницу было очень просто, потому что в своих «полоскающих» монологах он обычно проговаривался или даже специально давал понять, кто преподнёс ему очередную тему планёрки.
Дальше – больше. Амтитов объявил, что теперь субботники будут проводиться целый день в субботу и полдня в воскресенье, а также отобрал у людей даже праздничные дни. Выходных дней не осталось совсем. Даже на Новый год вместо восьми положенных дней, которые отдыхала вся страна, Амтитов высочайшим соизволением разрешил отдыхать только три дня – первого, второго и седьмого января. Все остальные дни все сотрудники учреждения с утра и до 18 часов вечера «добровольно» кололи лёд на остановках общественного транспорта района и вручную убирали снег на тротуарах.
Находясь в этом аду, Арина ничего не могла сделать, даже на своей высокой должности. Она вспомнила свой разговор с Сергеем. Какие же они были наивные, что считали, что теперь она сможет поднимать вопросы на уровне города! Весь город знал, что здесь происходит, но все старались просто отмахнуться, если разговор заходил об этом. Словно пеленой были застланы глаза у всех вышестоящих руководителей, никто ничего не хотел даже слышать, ведь у Амтитова во всех сферах работы были самые высшие показатели. Ничего не менялось в лучшую сторону, а только в худшую. И Арина не видела даже малейшего просвета в этой Тьме.
Она много думала, пыталась разговаривать с людьми, но видела в их глазах такую же безысходность и тупую усталость, усталость физическую, усталость моральную, доходящую до полного безразличия.
Арина и сама так устала от такой жизни, что как-то, закрывшись в своём кабинете, хотела вновь расплакаться, но даже слёз уже не было. Она взяла лист бумаги и стала без остановки писать – Амтитов, Амтитов, Амтитов. И потом неистово перечёркивать, опять писать и опять перечёркивать. Сколько она уже так писала и черкала, она не помнила, как вдруг она резко остановилась от пронзившей её мысли. Она вдруг вспомнила, как когда-то в молодости, ещё когда она была студенткой, они с подружкой по общежитию часто играли в перевёрнутые слова, то есть, читали слова, имена, фамилии наоборот справа налево. Иногда получалось очень интересно. И однажды их разговор об этом услышала вахтёрша их общежития, старая набожная баба Клава, как все её называли. И она сказала: «Это очень полезно иногда читать слова наоборот, особенно приевшиеся слова. Иногда Бог посылает знаки и, прочтя слово наоборот, ЕГО глазами можно увидеть мир обратный, мир тёмных, и скрытый смысл сущности человека». Тогда они, как обычно, посмеялись и не восприняли всерьёз слов бабы Клавы. Почему вдруг сейчас Арина об этом вспомнила, она не знала, но только она остановилась, взяла ручку, крупно написала слово АМТИТОВ и прочла его наоборот.
Арина так и застыла! Наоборот приевшаяся фамилия АМТИТОВ читалась как "ВОТ И ТЬМА", только без мягкого знака (а в старину тьму так и писали – тма). О, Бог мой, спаси и сохрани! Это было явное доказательство того, о чём Арина много думала в последнее время. Настолько явное доказательство, но только для неё. Ведь в реальность происходящей борьбы Света и Тьмы никто не верит. Не верила и Арина, а только подозревала. Так вот он – смысл неверия! Наверное, каждый доходит сам до той ступени, когда он либо верит, либо не верит, когда он либо всё осознаёт, либо продолжает оставаться слепым и переходит на сторону Тьмы. Арина почти верила и раньше, теперь же убедилась в этом окончательно! Нужно только пытаться воспринимать посылаемые знаки, ничего не бояться и в любых ситуациях оставаться человеком – высшим созданием Бога.
В этот момент Арина вдруг вспомнила случай, когда к ней во время беременности приходил Дьявол, который сказал, что она пожалеет, что не отдала ему своего ребёнка. Наверное, сейчас уже был достигнут тот предел, когда Арина должна была пожалеть, потому что жить и работать в таких условиях – было просто невозможно. Но она ни в коем случае не стала сдаваться.
Приближался день рождения Ивана Павловича, который всегда праздновался словно тёмный престольный праздник во числе. Со всех концов города к нему шли гости с многочисленными подарками, цветами, корзинами. Все изощрялись как могли, продумывая оригинальность подарка, чтобы обратить внимание Ивана Павловича на себя, ведь это было очень важно для всех – и для тех, кто с ним непосредственно работал, и даже для отдалённых руководителей, ведь он был тогда всемогущ. «Доступ к телу», как говорилось, начинался с восьми часов утра, вереница поздравляющих нескончаемой толпой весь день шла к дверям его приемной. Амтитова осыпали похвалами и лестью, что невероятно любит Тьма. И выходили все оттуда довольные, словно получили такое наслаждение, какое не получали нигде и никогда.
И тут вдруг Арину посетила гениальная мысль – подарить ему на день рождения икону Спасителя, и именно в серебре, и посмотреть на его реакцию.
Арина выбрала самую большую икону в церковной лавке, не пожалела на это денег, ведь это было очень важно для неё.
Дождавшись, когда основной поток его поздравляющих пройдёт и Иван Павлович будет на пике своих сладостных наслаждений от возвеличивания его персоны, Арина вошла в его кабинет со своим подарком, упакованным в красивую плоскую коробку.
– Иван Павлович, с днём рождения Вас, я хочу подарить Вам подарок, который будет оберегать Вас и помогать Вам во всех Ваших делах и начинаниях, что бы Вы ни задумали. Это намного сильнее любого оберега или талисмана! – начала свою речь Арина.
Рожа Ивана Павловича расплылась в слащавой улыбке.
– Мне очень импонирует, что ты стала заботиться обо мне, интересно, что это? – сладким голосом спросил он.
– А Вы откройте и посмотрите – предложила Арина.
Он открыл коробку, и лик Спасителя в серебре засиял в переливах солнечного света, падавшего из окна. Амтитов отдёрнулся так, что его отбросило аж к стене. Но он быстро взял себя в руки, самообладание вернулось к нему, он взял длинную тридцатисантиметровую линейку, которая лежала у него на столе, и, не прикасаясь больше к коробке, линейкой отодвинул подарок на край своего огромного чёрного полированного стола, подальше от себя.
– Спасибо – процедил он сквозь зубы, – можешь идти работать.
– С превеликим удовольствием – громко и с победой в голосе ответила Арина, развернулась и ушла.
Конечно, она понимала, что после этого он будет «жрать» её ещё больше, что станет только в сотни раз хуже, но Арина окончательно поняла, что нужно верить. Верить глубже, намного глубже верить, что всё-таки Свет победит Тьму, что всё в этом мире происходит по воле Божьей, что нужно просто пройти эти испытания с чистым сердцем и Свет обязательно появится в конце тёмного тоннеля.
Теперь каждое утро просыпаясь, Арина прочитывала короткую молитву, сколько на это хватало времени. Сидя на планёрках и слушая ор Амтитова, она мысленно закрывалась от его энергетических посылов и постоянно думала о другом месте работы. Она учила Дашку уже полгода, но пока ничего не происходило.
Каким-то шестым неведомым чувством Арина стала понимать, что другое место работы всплывёт внезапно, и именно в самый нужный предельный момент. Как будто кто-то уверенно теперь вёл Арину по жизни неведомой рукой. Теперь Арина, работая на Тьму и защищаясь от неё, просто ждала, когда этот период закончится. И почему-то в этот момент Арина поняла, что нужно полноценно жить, не обращать внимания на Амтитова, не принимать близко к сердцу все его слова, а делать то, что нужно ей, Арине, а не ему.
Был конец 2010-го года. Арина, словно очнулась от плохого сна. Случайно (но помните, что ничего не происходит случайно!) она увидела в Интернете статью о том, как вдовы инвалидов Великой Отечественной войны безплатно получают квартиры. О, как же долго Арина спала и ничего не видела вокруг себя из-за этой работы! Оказывается, ещё с 2008-го года вышел Указ Президента РФ (в то время Медведева В.А.) о предоставлении вдовам умерших инвалидов ВОВ жилья или равноценной денежной компенсации на покупку жилья.
Арину как будто кто-то толкнул – а ведь её бабушка Люся имела именно такой статус. Чего ж она сидит? Столько времени прошло зря!
Арина быстро оформила все необходимые документы бабушки и подала их для включения в очередь. Таких людей в стране было уже не так-то много. Бабушке на тот момент уже исполнилось семьдесят девять лет, очень солидный возраст. Всё меньше и меньше оставалось ветеранов войны и вдов ветеранов. Очередь подошла быстро. И, невероятно! Бабушке предложили либо однокомнатную квартиру, либо равноценную денежную компенсацию, которую она должна будет вложить в покупку другого жилья с оформлением доли собственности в нём на себя. Естественно они с Ариной выбрали второй вариант, ведь они с бабушкой всегда жили вместе и не представляли своей жизни друг без друга.
Арина очень быстро нашла покупателей на свою двухкомнатную квартиру. А поскольку бабушка очень хотела остаться жить в этом же доме, так как знала всех соседей и привыкла здесь, Арина с доплатой поменялась с соседями из соседнего подъезда – свою двухкомнатную квартиру Арина поменяла на четырёхкомнатную. Правда комнатки были маленькие, две – по четырнадцать метров, одна – десять метров и маленькая кухня в восемь метров. Но зато теперь и у её сына, и у её любимой бабушки были свои комнаты, и у Арины – своя. И ещё оставалась небольшая общая гостиная, где они со всей роднёй собирались вместе на праздники.
Арина сделала ремонт, поклеила красивые обои, причём комната бабушки получилась самой красивой. Бабушка даже плакала, что в конце своей жизни она живёт в такой красивой комнате, спит на красивой постели, а не на дерюге, как в годы войны с немцами и послевоенной разрухи.
Но, даже начиная ремонт, Арина почувствовала, как её ощущение Тьмы хотело превалировать над Светом даже в таком мелком вопросе, как ремонт, даже тут сознание Арины затуманили. Живя в постоянной тьме и нося только чёрный цвет, вначале для гостиной комнаты Арина даже обои купила в полоску чёрно-белого цвета, как бы, исчерченные чёрными линиями на белом фоне. Рабочие, клеившие обои, очень удивились такому выбору. Обои смотрелись очень угнетающе, и рабочие посоветовали Арине сменить их. И, как ни странно, Арина услышала их, и даже поблагодарила за совет. Она купила в гостиную солнечные обои песочного цвета с красивыми цветами на общем фоне. Гостиная заиграла солнечными бликами, чем очень радовала Арину. В тон обоям Арина купила новую светлую мебель. Арина оживала и полностью освобождалась от наследия Тьмы.
Каким-то невероятным образом, но Амтитов узнал, что Арина купила четырёхкомнатную квартиру и делает в ней ремонт. Его крику на планёрках не было конца. Он орал, что Арина – скрытая коррупционерка, что он натравит на неё правоохранительные органы, что вор должен сидеть в тюрьме, и, что если подтвердится нелегальный доход Арины, то он приложит все свои связи, чтобы её посадить.
Арина не обращала на его крики внимания, ведь она была чиста перед законом. Но потом каким-то образом он узнал про её бабушку. Когда он понял, что Арина не реагирует на его выпады, он стал орать, что не только Арина, но и её бабушка – аферистка, что она никакая не вдова инвалида ВОВ, что они, якобы, подделали документы, и что даже дедушка Арины не воевал на войне.
Вот эта мерзкая ложь достала-таки Арину и пробила её ауру, ведь он своим гадким ртом затронул самое святое – память предков. Арина не стерпела и стала отвечать на его оскорбления.
Весь этот скандал, с подачи Амтитова, как коррупционный, дошёл до городского управления госслужбой. Арину вызвали в кабинет заместителя главы города. Арину там везде знали, но знали и Ивана Павловича. Никто не хотел ему перечить. Никто не смел ему перечить, даже, если он тысячу раз не прав.
Арина не удержалась и разрыдалась прямо в кабинете, разрыдалась от несправедливости, разрыдалась от безысходности. И именно в этот момент мудрая женщина, работавшая заместителем главы города, предложила ей другую работу.
Арина, не веря своему внезапно свалившемуся счастью, даже не слушая, что это за должность, сразу же согласилась.
Глава 14. Тьма ослабевает.
Арина опять ушла одним днём, то есть, в пятницу она уволилась, а в понедельник вышла на новую работу. И ей было плевать, что должность опять ниже – начальник отдела, а не зам, и ей плевать, что направление работы очень тяжёлое и неблагодарное – жилищно–коммунальное хозяйство, и ей плевать, кто и что будет о ней говорить, главное, что она освободилась от Амтитова, и теперь-то уж точно начнётся новая жизнь. Хотя доля сомнения у Арины всё-таки оставалась, ведь если верить предсказаниям цыгана (а большинство сказанное им уже сбылось), то ещё не прошли пятнадцать лет Тьмы, а только десять. Арине в этом году исполнялось сорок лет. Но опять же, какое-то внутреннее ощущение ей подсказывало, что такого сильного напора, как раньше, у Тьмы уже не будет.
Ровно в 18 часов вечера пятницы, получив на руки трудовую книжку (до последней минуты рабочего дня Амтитов приказывал не выдавать трудовую книжку), Арина, бросив все дела, ушла с Михаилом и сыном в крестный ход, который уже шёл по их области несколько дней. Они присоединились к крестному ходу на выезде из города. До этого Арина никогда не участвовала в крестных ходах и даже не понимала, что это такое. Она шла вместе с другими людьми под палящим солнцем, но ощущала такую лёгкость, которую нельзя было сравнить ни с чем. Она была свободна! Она шла к Богу, она шла к покаянию, она шла к осознанию самой себя.
Когда крестный ход шёл мимо каких-то маленьких сел и деревень, из домов к ним навстречу выходили люди и приветствовали шествующих. В одной деревне люди вынесли на дорогу большую икону царских мучеников, и все шествовавшие в крестном ходе, наклоняясь, проходили под иконой. Прошла и Арина. Она ощутила такой прилив сил, не сравнимый ни с чем! Она сама удивилась этому духовному порыву, который внезапно преобразил её, дал силы идти дальше.
Очень легко преодолев весь дальнейший путь, они дошли до конечной точки хода – маленькой сельской церкви, в которой служил старый, весь седой батюшка. Он тепло приветствовал каждого участника крестного хода. В церковном дворике был накрыт стол с яствами, подобающими такому событию. Люди присаживались за стол, откушивали поставленных яств и потом могли прилечь отдохнуть на расстеленные ковры под тенью деревьев. А вечером началась ночная служба. Богослужение шло очень долго. Но Арина не наблюдала за временем, ей было хорошо в церкви, она молилась о прощении своих грехов, и чтоб Бог наставил её на новую работу. Потом Арина с легким сердцем исповедовалась и причастилась. Теперь она была готова к дальнейшему пути своей жизни.
Работы на новом месте работы было много. Огромное количество жалоб граждан на работу жилищно–коммунального хозяйства, с которыми не все справлялись, не пугало Арину. То, что она прошла у Амтитова, не сравнится ни с чем.
Теперь Арина опять практически каждый день в семь вечера уже была дома. Только изредка она могла задержаться, если надо было подготовить какую-то срочную информацию или доклад руководителю.
Здесь не было этих изнуряющих, оскорбляющих и психологически убивающих многочасовых планёрок. Рабочее время использовалось рационально, с пользой для дела. Арина радовалась, что теперь её мозг работает на благо людей, а не прихоти Тьмы и её тёмных служителей. Она работала с удовольствием и большой самоотдачей, и даже самые сложные задачи ЖКХ решала с невероятной лёгкостью.
У Арины, естественно, появилось больше свободного времени, которое теперь она уделяла семье и, в первую очередь, сыну. Она опять вспомнила предсказания цыгана о том, чтобы в пятнадцать лет не упустить сына. Мише как раз шёл пятнадцатый год.
В то время в стране тоже было не очень хорошее время, время, когда разваливалась армия. Все газеты пестрели статьями о дедовщине в армии и о разрухе в войсках. Начитавшись подобной информации, Арина подумала, что, может быть, это и есть то, чего она не должна упустить. Может быть, она должна защитить сына от армии, от этих проявлений дедовщины и безпредела, и поэтому для себя решила, что она сделает всё возможное и от неё зависящее, чтобы Миша не попал в армию.
Арина решила собирать в детской медицинской карточке сына все факты о его болезнях, даже незначительных, чтобы это выглядело, как хронические заболевания, которые дадут ему право считаться негодным к военной службе по состоянию здоровья.
И только Михаил был категорически против этого. Он стал брать сына с собой на казачьи мероприятия, обучать его стрельбе, навыкам рукопашного боя, работе с шашкой. Приобщаясь к казачьей культуре, сын стал вместе с казаками посещать молебны в храмах, особенно праздничные церковные службы, когда казаки обезпечивали общественный порядок. Сын теперь знал молитвы, русские обряды и традиции, даже русские народные песни, и, что интересно, ему это нравилось. Арина же, как наседка, пыталась его оградить от возможных травм или неудобств, особенно, когда сын, вместе с отцом, уходил в казачьи конные походы и летние лагеря. Отец научил его езде на лошади, чего очень боялась Арина. Ей всё казалось, что сын упадёт с лошади и получит травму. Она пыталась запрещать ему ездить верхом. Они несколько раз даже ругались с Михаилом по этому поводу.
Эх, Арина, Арина! Опять её сознание затуманили. Она напрочь забыла то маленькое событие её жизни, когда в юности она встретила старушку, которая ей сказала, что она выйдет замуж за военного. А ведь Михаил, прежде, чем открыть свой маленький бизнес, был военным. Он окончил высшее военное училище и затем пять лет служил, прежде чем уйти из армии. И хотя Арина и Михаил не были женаты, но они уже давно понимали, что фактически они и есть вторые половинки друг друга. А генетика – штука сложная. Она передаёт то, что заложено в родителях. Она опять забыла и второе маленькое событие в её молодости, когда её девятимесячный грудной сын отдавал честь красному удостоверению с золотым тиснением герба России. И она опять забыла то предсказание цыгана и другой прорицательницы, что её сын при очень больших погонах и будет управлять огромным количеством людей. Но тогда Арина почему-то не сопоставила эти факты. Она опять забыла, что Тьма атакует в трёх направлениях – семья, здоровье, работа. Раз теперь с работой всё в порядке, надо было подумать, что теперь под прицелом либо семья, либо здоровье. Но мозг Арины был затуманен тогда и этой связи не видел.
Наступал очередной день рождения сына. Арина даже не подозревала, какой подарок на день рождения приготовил ему его отец. Михаил договорился в своей казачьей конюшне и в день рождения сына прямо во двор их многоэтажного и многоподъездного дома приехали казаки на лошадях, и вели с собой одного коня без всадника. Конь был белого цвета, очень красивый и грациозный. Казаки шли через весь город, по городским улицам, народ, шедший по тротуарам, глазел на них, как на диковинку. Когда они зашли во двор, многие соседи высыпали на улицу, ведь был выходной день – второе января. Арина увидела это в окне и позвала сына, сказав: «Иди и смотри. Это только к тебе». И сын Арины, надев казачью форму, высокие хромовые сапоги и лохматую белую папаху, сел на этого коня. Это очень красиво смотрелось – всадник на белом коне, грациозно вышагивающем на белом, только что выпавшем снегу. Поневоле, Арина залюбовалась этим зрелищем, но потом невероятно испугалась, что сын может упасть и сломать себе что-нибудь. Конечно, сыну она этого не показала, любезно приняла это, приветствовала казаков. Но после того, как казаки уехали, стала всё своё недовольство высказывать Михаилу. Но Михаил сказал, чтобы она перестала «нянькаться» с сыном:
– Открой глаза, наконец, он уже не маленький ребёнок, он взрослеет, дай ему возможность в этой жизни поступать так, как он этого хочет. Ему это всё нужно. Хочешь ты этого, или нет, но вечером мы с казаками едем на главную площадь города к новогодней ёлке и там будем на лошадях катать народ.
Отец с сыном уехали на площадь, а Арина осталась дома и переживала, как бы её Миша не упал с коня.
И потом в течение всех восьми новогодних выходных дней, что отдыхала вся страна, её сын с отцом и другими казаками на главной площади города катали взрослых и детей на конях, сопровождая рядом и следя, чтобы люди безопасно получали удовольствие от такого катания. Арина не выдержала и в один из дней тоже приехала на площадь. Видя всеобщее новогоднее веселье на площади, на душе у Арины немного отлегло. Но всё равно смутное ощущение тревоги и опасности для сына не покидало её. Если бы тогда Арина знала, что это ощущение у неё было не зря. Эта опасность в то время для сына действительно существовала, но с другой стороны, о чём она ещё не знала. Она узнает об этом много лет спустя. А тогда это общение с казаками наоборот оберегало её сына от той опасности, которая была рядом с ним каждый день. Её сын знал об этой опасности. Он каждый день ходил бок о бок с ней, но никому ничего не рассказывал. Арина узнает об этом много лет спустя.
А тогда, Арина и Михаил стали всё чаще ругаться из-за методов воспитания сына. Михаил твердил, что он не позволит из сына сделать тряпку и маменькиного сынка, что мальчика надо воспитывать так, чтобы он был мужчиной и защитником Родины. Арина же видела свою миссию в том, чтобы всячески оберегать и ограждать сына от любых потрясений в жизни.
Неизвестно сколько бы продолжались их споры, если бы из этого состояния Арину не вывел странный сон. Она давно не видела никаких снов, Тьма настолько опутала её, что Арина сама себя не понимала, как вдруг ей приснился сон, в котором в кромешной тьме она услышала голос, который три раза сказал: «Остановись! Остановись! Остановись!»
Проснувшись, Арина мгновенно всё поняла. Она вспомнила слова цыгана, как тот три раза повторил: «Не упусти, не упусти, не упусти!» Она мгновенно поняла, что она делает что-то не так именно в отношении сына. Она поняла, что это опять проснулся её внутренний голос, который так долго спал, пока она боролась с Амтитовым.
И она остановилась. Откуда-то вдруг появилась чёткая мысль – как понимание, что она должна поддерживать, направлять и всячески помогать сыну, но именно в том, чего хочет он, а не она.
Сначала Арина пыталась разложить эту мысль на логические составляющие – как это, что хочет он? Он – ещё неоперившийся подросток с еще не сформировавшейся психикой! А если он захочет чего-то совсем недопустимого? Она что, должна будет со всем соглашаться, и ему потакать во всём?
Но тут же, неведомо откуда, в голове осела непробиваемая мысль: «Ты должна довериться сыну. Он главнее. Ему виднее, как поступать, просто помогай ему!»
Зная себя, свои видения, сны, предвидения и всё, что уже ранее происходило в её жизни, Арина поняла, что это неизбежно. И подчинилась.
Она стала слышать сына и Михаила. Раз сыну это всё нравится – конные походы, казачьи лагеря, рукопашный бой, казачья военная подготовка, то она теперь будет только помогать. Если ему нравится ездить верхом на коне, значит, Арина будет это только приветствовать. И бабушка, и мама Арины поддерживали сына в его стремлении к казачеству и лошадям. На все его дни рождения ему теперь, не сговариваясь, дарили подарки, связанные только с этим. Дарили казачью атрибутику, казачьи шашки и всё, что связано с лошадьми. Мама Арины подарила картину с рыжим конём. Сама Арина подарила бронзовую статуэтку Георгия-Победоносца на коне, убивающего дракона. А отец задаривал сына казачьими шашками и папахами. Теперь все фотографии сына были связаны только с конями - то он на белом коне, то на рыжем, то в белой папахе на вороном коне.
Как только она пересмотрела ситуацию с воспитанием сына, как тут же Тьма опять зашла со стороны работы. До Арины дошёл убийственный слух. Об этом говорили уже все. А слух был таким – Амтитов хочет вернуть Арину и сделать её своим теперь уже первым заместителем по жилищно-коммунальному хозяйству. О, Боже мой! Неужели опять всё повторяется только по большей спирали! Ну, нет, даже если он опять такое замутит, Арина решила, что теперь она ни за что не поддастся, теперь она будет действовать по-другому.
Арина, в отместку Амтитову, стала в разговорах с коллегами специально говорить, что Амтитов сам по себе ничего не значит, только раздул о себе славу. Раз он хочет её, Арину, опять вернуть, то это значит только одно – сам он работать не может, сам по себе он ни на что не способен, умишка не хватает, раз он одного и того же работника уже возвращал и опять хочет вернуть. Арина знала, что ему обязательно передадут её слова, и была уверена, что только такая тактика, что называется «от противного» – это её единственный шанс.
На этот раз она оказалась права, ибо слухи, побродив ещё какое-то время, вскоре утихли сами собой. Но только теперь, если Амтитов встречал вдруг Арину на каких-либо общих совещаниях, или просто в коридорах власти, то он обязательно орал на неё прилюдно что-нибудь обидное, на что Арина неизменно отвечала что-то типа «…ну, конечно, вы опять в своём репертуаре, Иван Павлович, ничего нового, хоть бы сменили пластинку, а то уже всем надоели».
На этот раз Арина победила, не дав ему заполучить её во второй раз. Но что он придумает ещё? Он способен на всё, на любую пакость. Арина понимала, что она ходит по лезвию ножа, что он, проглотив оскорбление, которым его унизила Арина, может ещё больше озлобиться и напасть ещё жёстче, по-крупному.
Что ж, война – так война, побеждает сильнейший, и ради своей семьи Арина тоже была готова идти до последнего, возможного в её понимании предела. Весь страх улетучился. Теперь она его не боялась.