После того, как Орфей один вернулся из Аида, так и не вызволив Эвридику из царства теней, он впал в уныние.
Потерянный, он бродил по лесам и полям и пел печальные песни, которые складывал сам. Он избегал людей, просто не хотел их видеть. Он был поглощен тоской по Эвридике, тоской которую нельзя было развеять или утолить.. По ночам он спал под открытым небом, в траве и не искал крыши над головой или тепла очага.
Ночь под звездным небом давала отдохновение, во сне Эвридика приходила к нему, а утром покидала. Орфей просыпался весь в слезах от своей потери и бродил тенью по лесам, окружавшим Парнас. Но, он пел, он не мог не петь, музыка была его сущностью, и его песни по-прежнему дарили наслаждение, приводили в экстаз людей, богов и все живые существа, которые могли слушать.
Когда Орфей играл на золотой лире, подаренной Аполлоном, даже дикие звери становились кротки, приходили к нему и ласкались, как дети.
Его дар был столь велик, что пением и игрой на лире он мог двигать горы..
Но без Эвридики все стало бессмысленным, не нужным…
Орфей, как тень, бродил по окрестным лесам, стараясь обходить человеческие поселения. Он и сам стал похож тень.
Иногда на полянах Орфею встречались веселящиеся вакханки. Они старались затащить его в свой веселый хоровод, но он неизменно вырывался и убегал в лес..
Хотя он и стал похож на собственную тень, но все таки оставался очень красив и женщины пытались соблазнить его. Но, Орфей в своей неземной печали, не мог быть ни с одной из них и отказывал вакханкам в своей любви.
Это оскорбляло и бесило их, и менады копили злобу, которая рано или поздно могла вырваться наружу.
Стоял золотой день греческого лета. Аполлон сидел на своем любимом золотом троне и любовался морем, блиставшим внизу. Его свита сидела у подножия трона. Он был погружен в медитацию и всем своим божественным существом сливался с природой, и тогда в окружающем его мире происходили прекрасные метаморфозы. Своей гармонией он гармонизировал весь мир, расстилавшийся у его ног.
Небо начинало светиться особенным нежным светом, бог Гелиос приостанавливал коней, несущихся его колесницу по небу, и приветствовал Аполлона.
Волны набегали на песок с более мелодичным плеском, облака образовывали удивительные узоры и превращались в удивительных зверей. Они хотели, чтобы Аполлон улыбнулся. Стрекозы сверкали драгоценными крыльями и разворачивались в полете особенно изящно, бабочки были грациозны как танцовщицы из Дельфийского Храма, посвященного Аполлону.
Птицы пели свои самые лучшие арии. Голос каждого живого существа гармонично вливался в общий хор голосов, славящих Лето. Вдруг Аполлон услышал какой-то негармоничный визг. Он очнулся, обратил пронизывающий взор на местность, откуда приходили эти звуки, и увидел менад, спутниц Диониса, окруживших его любимца Орфея. Орфей стоял в толпе среди разъяренных и опьяненных женщин, и они подходили к нему все ближе.
Дионис сидел прямо на траве у подножия золотого трона и играл на свирели. Глаза его были закрыты. Аполлон обратился к нему:
- Дионис, уйми своих менад, они стали совсем неистовыми и все портят. Выручай Орфея, похоже, им захотелось его любви или его крови.
Дионис нехотя отложил свирель, на которой играл…
В это время разъяренные, как фурии, вакханки( менады) требовали, чтобы Орфей выбрал себе женщину среди них.
- Выбери себе одну из нас, - кричала самая неистовая из вакханок, и ее крики встречались
гулом одобрения толпы.
Вперед вышла разгоряченная, но совсем юная женщина с черными кудрями, вьющимися по плечам,как змеи,и чудесными глазами цвета черной вишни. Она, сверкая глазами, подступила к Орфею и закричала:
- Возьми меня, я хочу тебя! Возьми меня!
- Нет, - ответил Орфей, - я не хочу тебя.
Он отверг Агапу! – закричали в толпе женщин.
- Как он посмел отвергнуть лучшую из нас! Он отвергает нас! Пусть покажет себя, - кричали они. Пусть снимет хитон!
- Нет, - ответил Орфей, отойдите от меня, бесстыдные женщины!
Тогда вакханки подступили ближе и стали срывать плащ, накинутый на плечи- гиматион. Агапа стояла ближе всего к Орфею, и закрывала его своим телом от жадных, тянущихся к нему рук. Но, силы ее были малы, и гиматион и хитон были изорваны в клочья. Орфей прикрыл руками свой детородный орган.
- Он не хочет показать нам свой фаллос! – неистовствовали вакханки, - он считает, что мы недостойны, видеть его! Зачем ему фаллос, если он не хочет никого из нас? Смерть ему! - завыли голоса иступленных фурий, - оскопить его!
В эту минуту рядом с Орфеем возник Дионис. Он поднял руку и сказал:
- Мои любимые подруги, я накрыл для вас пир на поляне…Идемте пировать!
Там вволю вина, хлеба и фруктов. Вечером придет Пан с сатирами.Я сам буду играть для вас на свирели.
Но вакханки молчали и не двигались с места, ими уже завладела жажда крови.
- Чего вы хотите от Орфея? - спросил раздосадованный Дионис.
- Мы хотим его, – ответило несколько голосов. Пусть удовлетворит наши страсти.Отдай его нам!
- Но, он не бог, он даже не сатир и не может утолить жажду каждой из вас, а я могу, - засмеялся Дионис.
- Идемте со мной! Каждая получит, то, что хочет!
Но его подруги, его менады не двинулись с места.
- Пусть выберет себе женщину, - закричала сама неистовая из фурий, - или мы растерзаем его! Пусть выберем женщину среди нас, - подхватили голоса.
- Выбери себе женщину! – обратился к Орфею Дионис. Или ты хочешь, чтобы они тебя растерзали? Выбирай!
Орфей поднял голову и встретился взглядом с девушкой, которую недавно отверг.
Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, и в глазах этих было все – желание, изумление, восхищение.
- Пусть снимет одежду, - сказал Орфей.
- Сними хитон, Агапа, - приказал Дионис.
Агапа смутилась, лицо ее залилось краской,но она повиновалась.
У нее была нежная кожа,цвета слоновой кости, маленькие круглые груди, которые она инстинктивно прикрыла одной рукой, стройные бедра. Другой рукой она прикрывала темный треугольник внизу живота.
- Девственница? – спросил Орфей удивленно.
- Девственница, - засмеялся Дионис.
- Не знает, чего хочет, - улыбнулся Орфей.
- Беру Агапу, - объявил толпе Орфей, - Я беру Агапу!
Он взял Агапу за руку, они, молча, прошли через расступившуюся толпу и направились к роще.
Вакханки стояли, молча в оцепенении, но их терзала неутоленная похоть, ненависть и жажда крови.
- Он отверг нас! - вдруг закричала самая буйная из них, - Агапа предала нас!
- Смерть им обоим!
И толпа разъяренных женщин вдруг сорвалась с места и побежала за удалявшейся парой.
- Смерть! - кричали вакханки.
Напрасно Дионис старался преградить им дорогу, толпа смела его. В руках у фурий оказались палки и камни. И вот пару уже настигли, кто- то ударил Орфея камнем по голове, кто-то сбил с ног. Озверевшие менады убили Агапу и растерзали тело Орфея.
Даже их повелитель, бог Дионис не смог остановить опьяненных вином, похотью и яростью, иступленных в своем бешенстве женщин...
Дионис не ожидал такой буйной неудержимой ярости, такого неистовства от своих подружек. Не этому он учил их. Он учил их радости и веселью, а не жестокости и кровожадности. Дионис, не сумевший остановить менад, проклял их и они застыли, превратившись в дубовые деревья, которые и по сей день стоят в окрестностях горы Парнас…
Но, его проклятье запоздало, среди людей, под солнцем уже не стало сладкоголосого Орфея, отрады людей и богов.
И заплакал златокудрый божественный Аполлон, и заплакали горы, деревья, травы, цветы, реки, облака…