ЧУДО
(В ожидании Чуда)
Серёжка скоро уже закончит первый класс.
На улице из-под льдистой корки освободился асфальт – и если приложить ладошку к его уже сухой серой поверхности, то чувствуешь собранное им за день тепло.
А на обочинах и в кюветах смёрзшимися грязными сахарными кристаллами ещё лежат причудливо подтаявшие бугорки снега. Они совсем не хотят превращаться в воду – и прячутся под тени ещё голых прутьев кустарника и за влажными черными стволами тополей и клёнов.
Вокруг многих деревьев, скрывая под собой не успевший стаять снег, уже лежат беспорядочными грудами обкромсанные ветки – каждую весну деревья подрезают, оставляя зачастую вместо пышных ветвистых крон куцые обглоданные пеньки и уродливые столбы с культями-обрубками. Некоторые напоминают идущему в школу мальчику деда Матвея из посёлка ТНС – дедушку его закадычного друга-одноклассника Валерки Жукова. Дед, низкорослый и кряжисто-широкий, всегда суетится и весело скачет по своей маленькой квартирке на костылях и одной ноге, когда к нему в гости приходит любимый внучек с друзьями – стесняется при них стучать по полу своим отстёгивающимся, похожим на перевёрнутую бутылку, деревянным протезом. На старой фотографии, переснятой и увеличенной отцом, дед Матвей – молодой, в красивой черной морской форме, в бескозырке, с винтовкой на плече. И на двух ногах…
Ранец за плечами, ещё в прошлом году такой красивый, глянцево-лакированный, терпко пахнущий искусственной кожей, красками и новой, будущей, ещё неизведанной школьной жизнью, теперь потускнел. Лак облупился, поверхность вся в царапинах. Лямка на правом плече вырвана с мясом, вместе с металлической бляшкой – и пришита отцом внахлёст суровыми нитками прямо к нижнему заднему углу ранца. Поэтому он при ходьбе перевешивается на левую сторону – и приходится постоянно поправлять сползающую вместе с ранцем левую лямку.
Серёжка остановился возле одной из кучек обрезанных прутьев. После утреннего тумана они все, лежащие бесформенной грудой ветки, сверкали и блестели в весенних солнечных лучах – будто покрашенные коричневой и черной сияющими красками новенькие мушкетерские шпаги и рапиры. Которые как бы просят, чтобы их взяли, подняли с земли и…
Выбрав из кучи приглянувшуюся ветку – в меру длинную, почти с самого себя, мальчик провел ладонью по всей её длине, а потом поднял над собою – будто в дартаньяновском салюте. Задорно крикнул: «Э-эх!», гикнул и рубанул воображаемый шрагой по воздуху.
Раздался свист.
Серёжка замер. Оглянулся.
Вокруг – никого.
Может быть, почудилось?
Медленно, будто опасаясь какого-то подвоха, он поднял прутик и, замерев в ожидании, вновь резко опустил его.
Свист повторился.
Лёгкий, чуть слышный – как дуновение ветерка. Словно – чей-то долгожданный восторженный вскрик. Того, кто находится в этом прутике. В этом самом чудесном на свете прутике.
Уже ничего не опасаясь, мальчишка вновь рассёк воздух над собой этой волшебной веткой, стараясь сделать замах как можно длиннее. Протяжный, слегка гудящий свист ответил ему…
Серёжка шел в школу по дорожке среди высаженного несколько лет назад парка и махал своим прутом. Как дирижер – перед оркестром своей дирижерской палочкой.
Короткий взмах перед собой. Потом чуть длиннее – сбоку. Потом – круговой – над головою. Потом – с разворотом за спину. Снова – сбоку…
Прутик исправно посвистывал – то резко и коротко, то жалобно и длинно, то просто – весело и озорно. Будто бы вёл разговор. Понятный только ему и мальчику…
В школе перед уроком Серёжка спрятал своё необычное богатство под лестницу – там стояли рассохшиеся деревянные лопаты для уборки снега, прошлогодние мётла и несколько поломанных швабр.
Едва досидев до звонка на перемену, мальчик потащил своего друга Валерку в тёмный закуток под лестницей.
- Смотри, что у меня есть! – он вытащил из укромного места подсохшую и уже совсем переставшую блестеть кленовую ветку.
- Ветка как ветка, - скептически осмотрев и ощупав протянутое ему богатство, Валерка вернул веточку и уже собрался уходить.
- Да погоди ты! – Серёжка дернул друга за рукав пиджачка. – Она же – волшебная! Ты что – не понял?
- Что это в ней волшебного? – Валерка вновь взял ветку в руки. – Таких вон на улице валяется кучами. Выбирай любую…
- Эх ты, не понимаешь ничего! Смотри! – И Серёжка, взяв прут у друга, резко махнул им вбок. Кончик прута, прошелестев по покрашенной стенке под лестницей, молчал.
Мальчик под насмешливым взглядом своего самого лучшего друга отошел от стены на пару шагов и вновь, зажмурившись и прикусив от напряжения нижнюю губу, сделал резкий замах над собой.
«Ну, давай, свистни! Прошу тебя… Давай хоть разок!» - мысленно взмолился Серёжка.
И – прутик свистнул. Протяжно-ободряюще. Будто пропел в ответ на горячую просьбу мальчишки.
- Ух ты! А можно мне попробовать? – Валерка протянул руку и сказал примирительно. – Я ж не знал, что им махать надо…
После школы, взяв с собой за компанию двух девчонок, с которыми сидели рядом за партами на уроках – Светку Дунюшкину и Ирку Беляеву – друзья пошли искать ту кучу веток, из которых был выбран Серёжкой поющий прутик.
Куч с ветками нигде не было. Они исчезли все до одной, оставив после себя вконец примятые жалкие сугробики снега, припорошенные сверху желтовато-белёсыми опилками, трухой и обломками маленьких веточек.
Ребята шли домой грустные, размахивая перед собой единственным оставшимся прутом. И свист был таким же еле слышным, жалостливым и невесёлым – будто всхлипы и короткие вздохи – как и ребячье настроение.
Внезапно Светка с криком: «Вон один остался!» - побежала через канаву к обкромсанной липе, стоявшей в зарослях шиповника с чёрными засохшими прошлогодними ягодами. В этих зарослях и застряла тонкая, слегка изогнутая и раздвоенная на конце, ветка. Обколов все руки, девочка вытянула прут из колючего кустарника и с победным лицом повернулась к друзьям, прибежавшим на её вопль.
Снова выйдя на дорожку, добытчица прута выставила вперёд левую ногу и, взмахнув веткой над головою, резко опустила её почти к самому асфальту.
Свист был совсем другой – не как у Серёжкиного прута. С переливом, словно поддразнивая кого-то – и одновременно отвечая на это поддразнивание.
Все по очереди помахали новым чудесным прутиком. У каждого в руке он разговаривал по особенному, будто чувствовал и понимал настроение и характер того, кто им владел…
До самого Жилпосёлка ребята так и шли, размахивая двумя разговаривающими, пересвистывающимися между собой, волшебными прутиками.
Настоящим весенним Чудом…
***
С той поры прошло пятьдесят с лишним лет.
Зайдя как-то после Новогодних праздников в Торговый центр, увидел, как аниматоры занимаются с детьми возле большой новогодней ёлки, установленной в центральном зале. Когда я подошёл поближе, аниматоры-клоуны – а это были парень и девушка двадцати-двадцати пяти лет – как раз начали проводить очередную викторину среди окружавшей их ребятни. Задавались различные вопросы и загадки: про Новый год, про Деда Мороза и про Снегурочку, про зиму, про новогодние стихи и песни… Потом дети снова забегали-запрыгали вокруг ёлки.
Я подошёл к аниматорам – и попросил в очередную викторину задать им один вопрос: «Что такое Чудо для вас?» Молодые ребята согласились.
А я встал в сторонке, чтобы послушать детские ответы на такой простой вопрос.
Вот они:
- Это когда папа ночью положит под ёлку новый смартфон, а не коробку с конфетами…
- Это если не ходить в школу – и всё-всё знать, и получать пятёрки…
- Это когда подарили новый гироскутер…
- Это когда не заставляют вечером рано спать ложиться, а утром – рано вставать в школу…
- Это когда летом поедем не снова в деревню к бабушке, а в Турцию (а то вон Петька уже три раза с родителями там был!)…
- Это когда много мороженного можно есть – и не болеешь…
- Это когда всё, что захочешь – сразу покупается…
- Это когда денег всегда много…
И только одна девочка – в самом конце – подошла и чуть слышно сказала:
- Это когда можно целый день играть во дворе, а не в подвале. И не ждать, что снова пушки и автоматы стреляют, или самолёты с бомбами летают…
Вот такое оно – современное детское ожидание Чуда…