Я - хороший

Предисловие.

         Уважаемый читатель! Мой первый сборник рассказов составлен благодаря публикациям на различных электронных ресурсах. Участие в конкурсах и принятие их публикой привели к мысли, что надо собрать воедино и выпустить в виде книги. Хочу выразить огромную благодарность за поддержку моих читателей в https://cont.ws/ — их конструктивная критика и обсуждение очередной публикации давали мне возможность с каждым разом улучшать написанное, вырезая целые абзацы, забросив, тем самым, собственное эго подальше и сконцентрироваться только на том, чтобы доставить кому-то удовольствие  читать.

        Колоссальный опыт дало участие в различных литературных проектах в https://golos.io/@poesie. Площадка для поэтов и писателей «Поэзия Голоса» — настоящее испытание на прочность. Выражаю бесконечную благодарность Анастасии @amidabudda, @anri anri за возможность публиковаться и их поддержку и высокую оценку. Не могу обойти вниманием Николаича @nikalaichistfak из Сообщества Истфак. Это он дал мне первое напутствие и вектор движения излагать собственные мысли на бумаге. Неоценимую помощь оказала корректор Фарида, за что ей огромная писательская благодарность.

        Теперь собственно про рассказы. Не скрою, первая идея написать рассказ пришла после того, как однажды услышал любопытную историю на татарском языке. Давно происшедшая история про половину брюк (рассказ «Половина брюк, или бумеранг судьбы») настолько меня затронула, что я решил ее изложить в виде небольшого рассказа. Рассказ имел около восьми тысяч просмотров и более ста пятидесяти читателей приняли участие в обсуждении. Это стало стимулом для дальнейшей работы. Каждый рассказ, представленный в книге имеет собственную историю. Некоторые истории мною были услышаны на слух и изложены в виде рассказа, но многие подглядел в жизни. Поэтому я часто публиковал их под хештегом #жизеннныеистории. Мои жизненные истории кому-то покажутся неправдоподобными или, наоборот, что это он уже читал или слышал. Но такова жизнь — не только я вижу, слышу и воспринимаю. Более того, я допускаю мысль, что ни один хороший писатель не пропустил бы подобные истории. Но хочу предупредить, что все рассказы, размещенные в данной книге, проверены на уникальность на сайте https://text.ru и не имеют признаков плагиата. Приятного чтения!
                Рамзан Саматов
Я — хороший! (Эссе)
 
В одной из южноафриканских племен есть традиция. Когда кто-нибудь из членов этого племени совершает что-то плохое, ошибочное, то его выставляют в центре деревни на всеобщее обозрение. При этом к нему подходит каждый член племени и говорит про всё лучшее и доброе, что он сделал за всю жизнь. Эта процедура продолжается в течение нескольких дней.
Люди из этой деревни полагают, что любой пришедший в этот мир рождается хорошим. Каждый желает мира, безопасности, любви и счастья. Но порой, в погоне за ними, человек может совершать ошибки. Люди из этого племени оценивают эти ошибки, как зов к помощи. Племя бросает клич, чтобы поддержать оступившегося собрата. Чтобы состыковать утраченную связь с его истинным Я, которая случайно оборвалась. Чтобы донести до него, кем он на самом деле является. Это происходит до тех пор, пока он не восстановит свою правду: «Я ХОРОШИЙ».
Действительно, мы иной раз говорим — в шутку ли, всерьез ли: сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Вот африканское племя подошло к этому вопросу радикально. Попробуйте выдержать пытку похвалой в течение нескольких дней!
У меня есть друг, который на любую жизненную ситуацию смотрит с точки зрения какой-нибудь притчи. Иной раз и не понимаешь — сам придумал или чужую мудрость говорит.
Однажды был свидетелем его разговора с молодым коллегой. Они рассматривали ситуацию настойчивой попытки коллеги добиться любви у девушки.
— О, коллега, ничего у тебя не получится таким способом, — сказал мой друг. — Почему ты требуешь любви?
— Как? Я влюблен в неё! — удивился тот.
— Вот ответь, что ты станешь делать, если к тебе в квартиру придут незваные гости? Они будут стучать, кричать, требуя отворить!
— Я, пожалуй, испугаюсь и вызову полицию! Закроюсь на все замки!
— Вот и в любви так — не ломись в двери чужих сердец! Стань желанным «гостем» и тогда перед тобой откроется любое сердце.
— А что для этого надо сделать?
— Попробуй просто полюбить людей. Без взаимности. Главное, чтобы эта любовь была неподдельной — от сердца. Посмотри, для примера, на этот цветок, на который села пчела. Ты видел цветок, что гоняется за пчелами? Нет! Он дарит свой нектар и привлекает их к себе. Любовь — тот же нектар, на который слетаются люди. Стань хорошим! Таким, чтобы к тебе тянуло людей.
 
Родинка, или с любимыми не расставайтесь

В последнее время Илье не даёт покоя родинка на левом предплечье. Что-то стала беспокоить. И не объяснишь как… Будто сердце стучит. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… И ноет. Сердце ноет…
Илья всю жизнь проработал машинистом поезда. Бывал в разных местах, куда его заводила железная дорога, останавливался на разных станциях, через которые походили железные пути… Видел многое: разную природу, разных людей, разные истории. Но только подъезжая именно к этой станции, чувствовал, как особенно сильно стучит в груди сердце, в висках молотят отбойные молотки. Только здесь ощущал особенную грусть. И только тут прорывалась особенная тоска по давно утерянному…
Илья включил тормозную систему и поезд начал замедлять свой ход и, наконец, остановился совсем. Наступила мёртвая тишина. Во всяком случае так показалось машинисту. Он не слышал других звуков, кроме биения своего сердца.
Тук-тук…Тук-тук…Тук-тук…
 
* * *
Десять лет тому назад именно на этой станции он провожал Люсю. Вместе с маленьким сыночком. В какой-то город, название которого слышал впервые — Степанаван. Он так не хотел их отпускать одних, но Люся настояла: «Там моя единственная подруга выходит замуж — как я могу это пропустить?! Регина там одна. Если я не  разделю её радость, то кто? Ты не волнуйся, Илья. Мы скоро вернёмся!»
Они с Региной выросли в одном детдоме. Дружили, стояли друг за дружку горой и… искали всю жизнь своих матерей. Однажды Регина прибежала с радостной вестью к Люсе.
— Люся! Я нашла маму! Она живёт в Армении…
Только впоследствии оказалось, что это была совершенно другая женщина. Зато вот нашла своё счастье. Скоро свадьба.
Люся тоже искала свою маму. Но разве можно найти такую мать, которая своего ребёнка может оставить в вагоне поезда?! Это не мать! Даже название придумать невозможно. Но Люся, как и другие брошенные дети, надеялась на чудо. А может мама просто отстала от поезда? Может она искала ребёнка, но не нашла? А, возможно, теперь ищет её по всем поездам, станциям? С надеждой найти свою маму Люся приехала в этот город после выпуска из детдома, устроилась на работу и встретила Илью.
Эту стройную, красивую и бледную до прозрачности девушку он сразу приметил на перроне. Люся разительно отличалась от своих сверстников. Смотрелась среди окружающего мира, как цветок, впервые зацветший среди пустыни. Настолько она была беспомощна и красива одновременно.
Илья подскочил к девушке, словно боялся, что кто-то раньше него может её перехватить. Она посмотрела на Илью, приставив ладонь козырьком к бровям, и улыбнулась. Господи! Ради этой улыбки стоило жить! Даже если искать всю жизнь — лучше не найти! Илья улыбнулся в ответ… И они больше не расставались. Кроме того дня.
Через некоторое время они купили дом. Когда сыну исполнилось три года, пришла телеграмма с приглашением на свадьбу.
— Хорошо, поедем, — сказал Илья. По-другому и нельзя было ответить.
Но, как говорится, мы предполагаем, а бог располагает. За день до отправления у матери Ильи случился инфаркт, и она скоропостижно скончалась. Вместо поездки на свадьбу пришлось заниматься похоронами. И Люся поехала одна.
Как убивался Рекс, не желая выпускать их со двора. Лаял, визжал, бросался под ноги. Прибежал к поезду — кое-как выгнали из вагона, так не хотел отпускать. Когда поезд тронулся — побежал за составом. И пропал. Вернулся только через неделю — без сил, исхудавший, облезлый. Вот ведь как — человек не чувствует, а животное почувствовало, что расстаётся навсегда.
 
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них, —
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
 
Илья вновь и вновь повторял эти стихи Кочеткова. Если бы он только знал…
Но беда, как известно, не приходит одна. Только похоронил мать, а теперь потерял жену и сына.
Уже пошёл одиннадцатый год, как он один…
Даже зимний лёд, который нельзя раздолбать железным ломом, тает под весенними лучами солнца. Чувствуя приближение весны, начинают петь птички, вить гнезда. Так и люди: ищут себе пару, пары создают семьи, семейные растят детей. Лишь Илья не принимает в этом участия: вместо сердца — лёд, а в душе тоска. Никого не видит вокруг, никого не замечает: работа-дом-работа… Всё надеется дождаться свою Люсю…
— Не вернётся уже она… На что ты надеешься? Уже столько лет прошло! — говорят ему.
— У умершего человека есть могила, а у неё — нет, и в списках погибших нет её, — отвечает Илья, пытаясь убедить самого себя в первую очередь.
В первое время были девушки, поглядывающие в сторону Ильи, но и они махнули на него рукой — безнадёжный вариант. Так и жил Илья.
 
Лишь одной-единой жаждой
Вот так многие живут,
День вчерашний видеть в каждой
Из отпущенных минут.
 
* * *
Идущий навстречу Эдик, увидев, как побледнел и покачнулся Илья, подхватил его за локоть.
— Пойдём, отведу тебя в медпункт, друг мой! Пока ты был в рейсе, туда пришла работать такая сестра милосердия, что закачаешься! Ммм… Только, никому её не отдам — имей в виду! — сказал он.
И на эту девушку не обратил своего внимания Илья. Молча прошёл в комнату, засучил рукава и приготовился к измерению давления. А вот Эдуард крутился вокруг медсестры как уж на сковородке — старался угодить, шутить…
— Не зря твоё имя — царица, королева, владычица! Собрал бы ради тебя все звезды на небе, только боюсь, что они давно собраны для тебя, — пел он дифирамбы.
Медицинская сестра то ли от слов Эдика, то ли по другой причине, краснела, вновь и вновь измеряла давление Илье.
— Ну, что там? — спросил Илья равнодушно.
От слов Ильи медсестра встрепенулась и спросила невпопад:
— А такая родинка есть ещё у кого-то?
— Какая родинка? — непонимающе уставился на неё Илья.
Медсестра коснулась прохладным точёным пальчиком до треугольной родинки на предплечье Ильи.
— Ах, это… Мама говорила, что по наследству передаётся. В нашем роду такая была у всех мужчин.
— А у сыновей ваших тоже есть?
— А он старый вдовец, — ответил за него Эдик.
— Простите…
— Не страшно… Была у меня жена, и сын был. Только они пропали во время землетрясения в Степанаване.
Чтобы не видеть жалости в глазах медсестры, Илья резко встал и направился к выходу. Как ни странно, сердце перестало ныть, а в висках прекратили долбить отбойные молотки. Когда уже коснулся до ручки двери, он обернулся и спросил:
— Как вас зовут-то?
— Регина.
— А меня Илья.
— Очень приятно.
— Значит, будем знакомы. Вы хорошая медсестра. Как будто ангелы по голове погладили — и сердце перестало ныть, и голова прекратила болеть. Спасибо вам!
— Вам нужен отдых!
— Зачем мне отдых? Мне не отдых, а душевный покой нужен…
Они с Эдиком вышли на улицу.
— Да-а, — удивился Эдуард. — Думал, что сам буду эту птичку обихаживать, но смотрю, вы понравились друг другу. Ладно, девушек много, а друг — один! Вручаю тебе, друг мой, охоту на неё!
С тех пор Илья начал захаживать в медпункт. Было бы желание, а причина всегда найдётся. Только никак не мог добиться, откуда она появилась в нашем городе.
И другие не прояснили ситуацию. Когда задал ей прямой вопрос:
— Где ты раньше жила?
— Между небом и землей, — ответила она в шутку.
Теперь у мужчины появился стимул к жизни. Он воспрял духом. Каждый день ждёт встречи с Региной. Чувствует, и она к нему неравнодушна. Илья знает, что она живёт не одна. У неё есть сын.
Однако Регина не особо обнадёжила Илью.
— Я уже побывала замужем.
— А кто он?
— Он умер.
— А что привело тебя в наши края?
— Поиски отца сына.
— Ты же сказала, что его отец умер.
— Я сказала, что умер мой муж. Но это не означает, что он был отцом ему…
Илья даже не знал, что сказать на это. Всё интереснее и интереснее.
— А как зовут отца? — спросил он бесцеремонно.
Но Регина не обиделась.
— Вот имени точно не знаю, — сказала она.
— Как это? — удивился опять Илья.
— Вот так, не знаю, — совершенно просто ответила Регина.
Илья не почувствовал в её голосе ни стеснения, ни отторжения.
— А сколько лет сыну?
— Тринадцать…
Тринадцать лет… И его сыну, если бы был жив, исполнилось бы тринадцать. Как Рексу. Когда купили дом, они приобрели в придачу и щенка для охраны. Как раз тринадцать лет назад. Вместе росли — только Рекс стал взрослым старым псом, а сын остался трёхлетним навсегда.
Несмотря на старость, в последнее время Рекс стал нервным и беспокойным. Раньше на улицу нельзя было выгнать, а теперь постоянно увивается за Ильёй. Приходится всё время сажать на цепь. Пусть сидит дома. Не ровен час — под машину попадёт.
Илья, приняв для себя решение, заявил:
— Хочу стать отцом для твоего сына. Не ищите другого!
Ответ Регины ещё больше удивил:
— Я не мама ему. Не настоящая мама.
Илья был шокирован настолько, что ни слова не смог вымолвить. Только и стоял, вытаращив глаза.
— Его настоящая мама умерла. В Армении, во время землетрясения. В доме, где мы находились, остались живы только мы вдвоём. Не думали, что выживем. Долго ждали помощи, потом долго восстанавливались. Он всё ждал маму, папу. А потом… Потом я его забрала к себе. Теперь он мой единственный близкий человек.
Опять Армения… Илье перестало хватать воздуха — он расстегнул ворот рубашки и потёр грудь.
— Не искали, что ли, сразу?
— Найдёшь тут, пожалуй… Я осталась одна в краю, где случилась большая трагедия. Я ведь сама вызвала его мать к себе! Стала причиной того, что мальчик остался сиротой и инвалидом. Решила: «Пускай думают, что все погибли. Кому нужен неполноценный ребёнок?!» Но молодость и природная сила взяли своё. Ребёнок, который должен был всю жизнь провести в постели, встал на ноги. Для этого понадобилось очень много времени. Потом я решила: он должен знать, что его отец жив! И приехала сюда. Вы не поверите, но я нашла его отца!
Отца?! Кто же этот счастливчик? Может… Нет, нет! Нельзя обмануться! Нельзя!
— Мне сначала надо организовать их встречу. Потом только дам вам ответ. Может, он своему отцу вовсе не нужен?
— Кто же откажется от родного ребёнка?
— Ответ дам я сама. Скоро. Да, очень скоро…
— Я тут подумала, может, ты нас с сыном в гости позовёшь?! — вдруг перейдя на ты, сказала Регина.
Илья был в восторге от этого предложения.
— Да, да! С удовольствием приглашаю! Я сам за вами приеду!
На это Регина была против.
— Нет, нет! Ты лучше нас встречай дома. Мы сами приедем, — сказала она.
В установленный день Илья все глаза проглядел, ожидая гостей. И Рекс вместе с ним беспокоился.
И вот, наконец, к дому подъехала машина с дорогими гостями. Из машины вышла сначала Регина, а за ним подросток. Рекс, как только увидел мальчика, вырвал поводок из рук и бросился к нему. Обхватил его лапами и стал лихорадочно вылизывать лицо. Испугавшись за мальчика, Илья тоже бросился к ним.
Что случилось с Рексом?! Он никогда не подпускал к себе ни одного чужого человека. А тут на тебе — сидит на корточках мальчик, обнимает того за шею.
— Рекс, Рекс, Рекс! — повторяет он, гладя пса по голове, а на предплечье то и дело мелькает тёмная родинка в виде треугольника.
 
 Несдержанное обещание
 
У смартфона, лежащего на журнальном столике, засветился экран и раздался двойной звук треснувшего стекла. Мужчина, не отрывая глаз от документов, взятых домой с работы, потянулся к столику, взял телефон и, тут же отложив бумаги, впился в экран. Там была только одна фраза:
— Нам не стоит больше встречаться!
Мужчина ещё раз прочитал, будто проверяя себя: «Правильно ли я увидел?!» Затем его пальцы проворно забегали по экрану, но не успел отправить, как пришло следующее сообщение:
— Николай, чует душа, что ничем хорошим не закончатся эти встречи! Пойми!
Николай нажал «отправить» набранный текст:
— Светочка! Я не понимаю! Что случилось?
—Я устала от этих встреч где попало... То съёмная квартира, то гостиница, то машина...
— Тогда давай встречаться в открытую!
— А это как ты себе представляешь?
— Поженимся!
— Ты вот всегда такой: всё на шутку поворачиваешь разговор! Не сегодня — так завтра, всё равно доведут до твоей жены про наши отношения. Да и она наверняка чувствует уже... Ты пойми, Коленька, я тоже не хочу засидеться в старых девах — надо создавать нормальную семью. Даст Бог, может, замуж выйду...
— Ты, дорогая, сегодня не в духе, похоже... Давай продолжим разговор при встрече?!
— А ты, Николай, как будто не читаешь мои сообщения! Мы не будем больше встречаться! Больше не пиши мне!
Действительно, сколько бы сообщений ни отправлял Николай, все остались без ответа. Более того, она их даже не читала. Похоже, совсем отключила телефон.
***
Светлана, выросшая в сельской местности и привыкшая к людям обращаться «дядя», «тетя», после окончания института быстро забыла обращения по имени-отчеству. Только долго привыкала называть «Колей» Николая Сергеевича. Их отношения завязались после мероприятия, организованного в завершении одной из конференций. Николай Сергеевич на правах руководителя был председательствующим, а Света, как молодой специалист, в числе организаторов. О том, что между ними зародились отношения, никто, кроме персонального водителя Дамира, не догадывался. Девушка, не знавшая мужской ласки до двадцатишестилетнего возраста, получила первые нежности от Николая. Даже не пыталась сопротивляться и не раскаивалась потом. Отдалась ему всей душой... Дальше покатилась любовь грешная по накатанной. Цветы, ласки, встречи, ласки, жаркие слова и снова ласки. И так почти через день.
Только в последнее время её отец всё интересуется:
— Ты к кому так часто на свидания бегаешь по ночам, доченька?
— Да так, учились вместе в институте...
— Может, он найдёт время в дневное время, чтобы с нами познакомиться?!
Вот после этих слов и решила Светлана порвать отношения. Вчерашняя переписка далась ей с трудом. Лишиться Николая словно сердце вырвать из груди. Но, с другой стороны, она понимает, что его слова о женитьбе останутся лишь словами. С какой стати он должен разводиться, тем более, что жена его — дочь одного из больших руководителей города. То, что у них нет детей почти десять лет, это ни о чём не говорит. Вон теперь всякие ЭКО делают, лечатся, в конце концов. Говорят и его жена ходит на лечение. Опять поехала в санаторий, несмотря на зиму. Летом бывает регулярно на морях.
***
Светлана, закончив работу, закрыла кабинет и выскочила на улицу, чтобы успеть на вахтовый автобус, который отвозил работников до центра. На улице было уже темно, поэтому она не заметила, как оказалась в чьих-то крепких объятиях. Родной, кружащий голову запах дал знать, что это Коля. И всё то, что писала накануне и передумала за день, забылось вмиг.
— Коленька!
— Светочка, родная! Как я соскучился по тебе...
— И я скучала... Будто целый год прошёл! Как я буду жить без тебя?
Николай ничего не ответил, потащил её за руку к стоящему на обочине автомобилю с незаглушённым двигателем. Сегодня Николай был без водителя.
Уже начало светать, но парные подушки на широком ложе словно не хотели отпускать влюблённых. Как Светлана не хотела отпускать Николая, так и Николай не имел желания уходить. Но было пора...
— Светочка, ты вчерашнее моё предложение о женитьбе обдумала?
Светлана молча усмехнулась, посмотрев в глаза любимого.
— Ну?!
— Коля, ты сам себя хоть слышишь? Немыслимое дело говоришь...
— Почему так говоришь, Светочка, милая? Или ты не веришь, что мои чувства к тебе настоящие? Я не вижу своего будущего без тебя, пойми!
— Николай!
— Послушай, милая. Как только жена вернётся из санатория, сразу подниму вопрос о разводе. Жизнь без детей словно мир без цветов. Я обследовался у врачей. Они заявили: «Твоей вины нет, причина в супруге». Я думаю, жена поймёт — не будет против развода!
***
Светлана, проводив Николая, осталась в глубоких раздумьях — не знала, что и думать. И так уже вторую неделю голова кругом. Хотя и не знала точно, но по всем признакам у неё наступила беременность. Николаю не стала говорить — неизвестно, что на уме у мужчин. Вдруг скажет: «Делай аборт!» А Светлана очень хочет родить от любимого человека. «Думаю, что все родные поймут. Только вот что скажет отец?» Для него, человека старой формации, появление ребёнка без отца — немыслимое дело. В его окружении это редкое явление и всегда осуждаемое. Отец более тридцати лет проработал директором школы.
— Яблоко от яблони далеко не падает! — сказал он однажды супруге с довольным видом. — Наша дочь — красавица. И работящая, как мать, а по уму как отец!
— Только к твоей дочке-красавице, похоже, парни боятся подходить! — не преминула та поддеть мужа.
— Парней вокруг — пруд пруди, только Светочка наша одна! Слушай, вот у нас отличный парень есть — Даниил. Ну, ты знаешь — сын Марины Васильевны, учительницы истории. Очень воспитанный молодой человек. В один год с нашей Светочкой окончил институт. Работает во второй школе физиком.
— Не знаю, не знаю... Если судить по тебе, то он не скоро ещё женится. Пока тридцать пять не стукнет — и думать не думай! — засмеялась женщина.
— То-то и оно! Не спешит... Я уже пробовал подкатить к нему... Говорит, мол, нет мыслей жениться... Да и на примете никого. Некогда — всё время занимает работа!
Вечером опять затеял разговор с дочкой о свиданиях. Начал издалека. Мол, он с матерью в возрасте, пора бы нянчить внуков. Не думает ли дорогая дочь о замужестве?.. Хватит уже в девах ходить... «Будто мои давешние мысли подслушал. Или Николай уже успел поговорить с ним?» — подумала испуганно Светлана. А сама спросила шутливо:
— Папа, а разве есть такие парни, которые подойдут твоей дочери?
— Как не быть? Есть! Например, Даниил! Очень хороший парень!
— Это который? — спросила Света, хотя сама уже знала, о ком идёт речь.
 
***
Николай сам не поехал встречать жену в аэропорт — отправил водителя. К завтрашнему заседанию бюро накопилось много нерешённых вопросов, поэтому сегодня надо проверить готовность, просмотреть заново подготовленные документы. Хотя старался не думать о предстоящем разговоре с женой, но время от времени, мешая сосредоточиться, возникала предательская мысль.
Николай встал, откинул документы на середину широкого стола, прошёлся из угла в угол, расчесывая пятернёй темно-русые волосы. Что ни говори, десять лет совместной жизни — это немало. Уже привыкли друг к другу — с полуслова, с одного взгляда понимающие люди они. Только почему-то Господь не дал им детей. Сам Николай вырос в большой семье, поэтому видеть пустоту в своём большом доме для него словно приходить в чужое жильё. Куда только не возил жену: и на море, и в санаторий, и к известным врачам. Даже к экстрасенсу однажды сводил.
— У тебя будет трое детей! — заявил тот.
— Нам бы хватило одного. Только свою кровинушку, продолжение рода...
***
Когда Николай вышел из офиса, стрелки часов показывали уже половину десятого вечера. Чтобы сбросить нервное напряжение, зашагал пешком. Вечерний воздух был свеж и приятен, будто вся природа вышла проводить Николая до дома. Не зря его любимая женщина любит писать стихи про осень. Некоторые Николай знает наизусть. Мысленно повторяя запомнившиеся строки, мужчина дошёл до ворот своего дома.
Не успел открыть ворота, как в его объятия бросилась безмерно радостная Фаина. Она выбежала ему навстречу, даже не накинув тёплого одеяния,.
— Николай! Ты не представляешь, какая радость у нас! Я беременна! Ты слышишь? У нас будет ребёнок!
 
***
— Мама!
— Да, доченька!
— Мамочка, почему у меня не получается веночек из цветов? Всё время рассыпаются...
— Доченька, ты неправильно выбрала цветы. Посмотри, вот какие хорошие стебельки. Давай помогу!
— Да, мамочка, помоги мне! С тобой так хорошо! Мама, у тебя такие мягкие руки, такие тёплые... Мама... Мамочка...
Осенние лучи солнца, проникнув сквозь щели в занавеске, нежно погладили, пощекотали щеки Светланы. Они будто говорили: «Всё! Пора вставать! Просыпайся!»
Только проснувшись, она не хотела отходить от сна, где была мама. «Эх, мама, зачем ты покинула нас именно в тот момент, когда ты очень нужна? С кем посоветоваться, с кем поделиться, мамочка? Что мне делать? Либо бороться за любовь, либо отдаться судьбе?!»
Николай пришёл через две недели и разорвал отношения, объяснив сложившуюся ситуацию в семье. Света почувствовала себя словно бабочка, попавшая в огонь. Сердце трепыхнулось и... замерзло. Ей было всё равно, что происходило вокруг.
Примерно через три дня пришли сваты от Даниила. Она не ответила: «Нет!»
Отец, чувствуя настроение дочери, прижал её к себе и сказал:
— Доченька, пойми, я не пытаюсь тебя силой выдать замуж! Сама решай! Ты для меня никогда не будешь лишней в этом доме! Впрочем, Даниил станет тебе хорошим мужем. Я знаю.
— Ладно, папа, я подумаю!
На самом деле, она уже решила для себя, как поступить! Оставшись наедине с Даниилом, не стала ходить вокруг да около, а заявила напрямик:
— Даниил, ты должен знать, что я ношу в себе ребёнка! Я беременна! Если ты готов воспитывать чужого ребёнка, женись на мне!
Даниил молча обнял её, прижав к груди.
«Смотри-ка ты, оказывается, умеет обнимать, а самому уже за тридцать — никак не мог жениться! Неужели меня ждал?!» — подумала про себя со смехом Светлана.
— Я согласен! Только у меня условие! — сказал Даниил.
— Какое условие?
— Родившемуся ребёнку я буду отцом! Об этом не должен знать никто!
— А если захочет узнать настоящий отец?
— Запомни, настоящий отец — это я!
Свадьбу справили в конце октября. Лежащий в утробе Светланы ребёнок обрёл отца, а Марина Васильевна — невестку. Через положенное время на радость двум семьям родились дети. У Светланы — дочь, а у Николая — двойня, сын и дочь.
 
***
Жизнь продолжалась. Марина Васильевна, хоть и любила невестку, но однажды не преминула сказать сыну:
— Сынок, что-то не похож этот ребёнок на семимесячного. Твоя ли дочь? Говорят, что Света до тебя с кем-то встречалась!
— Это моя дочь! — сказал Даниил и вышел из дома, не желая продолжать разговор.
 
***
В том году проводилась всероссийская конференция в Москве. Делегатом избрали Светлану. Само собой, и Николай Сергеевич был в составе делегации. В поезде оказались в одном купе. «Специально так устроил, что ли?!» — подумала Светлана.
Нет, они и раньше встречались, но исключительно по деловым вопросам или случайно. Но кроме «здрасте-досвидания» разговоров не вели.
Когда поезд тронулся, Николай Сергеевич заказал чай в купе. Когда напиток принесли, обоим стало будто бы теплее, словно оттаяли замёрзшие сердца... Начал разговор Николай:
— Светлана, ты меня прости. Не живи с обидой на меня! Возможно, я в тот момент был неправ. Хотя ты умная женщина, всё поняла. Было бы предательством бросать беременную жену. Моя бы воля, я таких мужей, которые бросают беременных жён и детей, расстрелял бы!
— Очень любопытно, почему тебя до сих пор никто не расстрелял? — Светлана даже не заметила, как вырвался этот вопрос.
— А меня за что? — спросил удивлённо Николай. — Слава богу, я своих детей сам ращу! В планах есть ещё одного ребёнка родить! Если правда то, что однажды экстрасенс сказала: у меня трое детей будет — две дочери и один сын.
Не смогла Света сдержать слово, данное Даниилу перед свадьбой. Опять против её воли вырвалось:
— Экстрасенс была права: у тебя есть две дочери и один сын!
— Как это? Не понял...
— Надя — твоя дочь!
В это время Николай подносил чашку с недопитым чаем ко рту. От удивления он уронил её на пол. Чашка покатилась по коврику и, ударившись о металлический край сиденья, разбилась вдребезги. На шум прибежала проводница — купе было рядом, а дверь открыта — начала убирать, выговаривая что-то пассажирам. Но Николай её не слышал, в ушах звенели только три слова: «Надя — твоя дочь... Надя — твоя дочь... Надя — твоя...» Наконец, он очнулся:
— Света, думай, о чём говоришь! Разве так можно шутить?
— А чему ты удивляешься, Николай? Мы разве совершали только прогулки под луной?!
— Но ты же говорила, что предохраняешься... Значит, Надя — моя дочь! Ты почему скрыла, что была беременна?
— Хм, а если бы не скрыла, то что было бы? Неужели женился бы на мне?
И сама же ответила на свой вопрос:
— Нет, не женился бы! Да ладно... Что было, то прошло. Возможно, и во мне была вина. Ведь знала, что встречаюсь с женатым мужчиной. Иной раз думаю, что наша любовь была лишь страстью, а затем привычкой друг к другу...
— Нет, нет! Не говори так, Света! Это не привычка, а любовь. Я до сих пор тебя люблю! И ты любила — сердце нельзя обмануть!
Светлана, желая показать, что больше не хочет продолжать разговор, закрыла глаза и откинулась на спинку.
— А муж твой знает, кто отец Нади?
— Знает! Надя - его дочь! А Надин отец - он! Другого отца у неё нет!
Светлана встала, одернула юбку и пошла к проводнице с просьбой перевести её в другое купе.
 
 
Лифт
С лифтом этому подъезду не повезло, несмотря на то, что дом был относительно новый. Это устройство, призванное возить жителей с первого на десятый этаж и обратно, было с самого начала как старичок.
А ведь раньше, когда только въехали в этот подъезд, лифт был как космический корабль — новый, сверкающий, с зеркалами, с большой раздвигающейся дверью. Целая комната. На восемь человек. Стоя.
Но прошло некоторое время и — все… Скрипел, шипел, надсадно ныл — будто немощный дед с мешком груза на плечах. А уж сколько раз  за пять лет в нем люди застревали — не подлежит подсчету.
Жители звонили, жаловались на управляющую компанию. Приезжали, проверяли, ремонтировали. Все отлично работает — претензий нет. Но проходит пара дней и все повторяется заново. Шипит, воет, скрипит, стучит…
Едешь, бывало, в лифте со всеми утренними мыслями и планами на день, но не тут-то было… Нет, лифт не останавливается внезапно. Он сначала предупреждает: «Сейчас это произойдет!» — и раздаётся такой грохот, будто кувалдой бьют по рельсам.
Всё, народ в лифте встрепенулся, изготовился ко встрече с неизвестным: то ли застрянешь надолго, пока ремонтники не приедут, то ли временно нездоровится старичку. Сейчас постоим минуту-другую в полной темноте, раздастся металлический голос из динамиков: «Вы застряли, что ли, опять?!». «Да». «Отойдите от дверей». Что-то пошумит, поотключается-повключается, пощелкает… Глядишь — поехали…
Жители настолько уже привыкли к непредсказуемому поведению лифта, что только головой покачивают, когда раздается очередной щелчок в «мозгах» у лифта.
Однажды, не выдержав такого произвола со стороны лифта, жильцы квартиры номер тридцать четыре продали квартиру другим людям и переехали в новый дом. Но не о них речь. И даже не о новых жильцах.
Новые жильцы, как полагается перед заселением, затеяли ремонт. Для этих целей наняли ремонтников. Ремонтники работали шустро, практически бесшумно — особо не беспокоили жильцов. Сверлили-долбили только в дневное время, когда другие жители подъезда были ещё на работе. В общем, ремонтники своё дело знали. Только плохо владели русским языком. Можно сказать, что совсем не владели. Ни русским, ни татарским. Только их бригадир и владел, но он приезжал один раз в день. Ну там, продуктов привезёт, материалы недостающие.
В один прекрасный день, когда строители решили в очередной раз вынести из ремонтируемой квартиры мешки с мусором, наш лифт решил показать «кто в доме хозяин». Ну, мы-то, коренные жители, знали, кто… Чего не скажешь о гостях-строителях нашего города.
Обычно они поступали так: один спускался на первый этаж и ждал там; другой закидывал в лифт мешки с мусором, нажимал кнопку первого этажа и отправлял мусор вниз. Соответственно, первый выгружал и отправлял лифт обратно на восьмой этаж. И так они шустро выносили весь накопившийся за рабочий день строительный мусор.
Надо сказать, что выполняли они это аккуратно — после них не соринки не найдёшь. После очередного рейса-цикла передачи мусора второй ремонтник с восьмого этажа решил проехаться вниз вместе с мусором. Раньше они так не делали. Вот принцип был такой у них. Сколько раз замечал: никогда не ездили с мусором. Сначала выгрузят лифт, только после этого сами спускались.
На этот раз товарищ с востока решил по другому. Может, его лифт надоумил?! Или «лифтовой»… А что? Если есть «домовые», наверное, есть и «лифтовые»? Не понравилось ему, что так нещадно лифт эксплуатируют.
Сел товарищ на мешки, нажал кнопку «1» и поехал вниз, напевая под нос восточный мотивчик. Где-то на уровне пятого этажа раздался характерный «удар по рельсе».
— Э!? — сказал мастер по ремонту квартир, не хило испугавшись.
Лифт проехал ещё пол-этажа и остановился.
— Э-ээ! — сказал работник, уже протяжнее.
Потух свет. Стало тихо. И страшно… Вдруг загорелось аварийное освещение. Поморгало и снова потухло. Где-то наверху, над головой несчастного застрявшего, загудело-завыло. И лифт снова пришёл в движение — сорвался вниз… И снова остановился. На этот раз остановка была очень резкая, внезапная — на уровне второго этажа.
Снова потух свет. Загорелась красная лампочка на лифте, ожил динамик и хриплым голосом диспетчера спросил: «Что, застряли?!»
— Э! — сказал, страшно испугавшись, застрявший и начал лихорадочно нажимать на все кнопки пульта управления.
— Прекратите нажимать кнопки! — приказал динамик. — Вы в лифте один? Дети с вами есть?
— Джихангир… — ответили с лифта.
— Что джиханги? Не понял!
— Я Джихангир. Мне пльохо. Я хочу толет. Пусти…
— Ждите мастера! Он к вам выехал. Скоро будет. Отойдите от двери и ничего не нажимайте!
— Э!
Снова стало тихо, темно и страшно. Джихангиру вспомнилось детство. Как-то он с младшим братиком играл во дворе. Игра заключалась в том, чтобы как можно дальше кидать камушки через дувал*. Потом начали соревноваться, кто бросит камень выше. Конечно, у братика получалось хуже. А Джихангир кидал, кидал, все выше и выше.
В один момент он услышал вскрик. Обернулся, увидел, что братик лежит на земле и держится за глаз. Один из камней, выпущенных в воздух, случайно угодил брату в глаз. Он испугался. И убежал в степь. Бежал долго, размазывая слезы по лицу — ему было жалко братика и страшно, что его отец накажет. Он бежал, не разбирая дороги, бежал и … угодил в волчью яму. Ему повезло, что не напоролся на острые колья, установленные на дне. Спасло его то, что он по инерции ударился об стенку ямы, даже ухватился за край, но сил удержаться не хватило и он сполз на дно.
Он долго сидел на дне ямы, кричал, звал на помощь. Вечерело. Было страшно, одиноко и темно, так же как здесь — в лифте. Искали его всем кишлаком, почти до утра. Случайно набрёл на яму один из охотников. К тому времени Джихангир уже спал на дне — сил и голоса кричать уже не было.
Через час вынужденного плена несчастного Джихангира выпустили из лифта. Ещё несколько дней жильцы воротили носы при входе в лифт. Не смог вытерпеть до «толета» пленник. Ну, а сами ремонтники перестали пользоваться этим механизмом — таскали материалы и выносили мешки с мусором на своих плечах.
Лифт продолжает служить жильцам по-стариковски. Кряхтя, стуча, гудя… Говорят, что через два года будет капитальный ремонт дома. Тогда планируют заменить наш старый лифт. Но жильцы уже настолько привыкли к нему, что, наверное, будет грустно расставаться. Потому что он стал членом семьи. Живым организмом. Со своим характером, поведением и только ему понятной лифтовой жизнью…
*Дувал — забор, изготовленный из глины и соломы.
 
Боль
Ильяс не помнил дня, чтобы у него не болела спина. С тех пор, как он сорвал позвоночник во время весенней распутицы, выталкивая застрявший «жигулёнок», прошло уже лет десять. Куда только не обращался, какие только клиники не посетил, но всё без толку.

Однажды порекомендовали мануального терапевта, который принимал в одной из клиник. Врач работал в паре с массажистом. Сначала — массаж, затем он проводил свои манипуляции. Ильяс охал и ахал, но терпел. Чего только не вытерпишь ради здоровья. Только всё это было напрасно. Так и жил на уколах, таблетках.

Следующий специалист был китайцем. Открыл свою клинику, приехав из Шанхая. Этот лечил иголками. Лечил долго, приложил все силы и умения, но смог добиться только временного улучшения.

В последнее время стало хуже — боль начала отдавать в ногу. Ходить стало ещё труднее. Со временем состояние только ухудшалось. Начал подволакивать ногу. Вердикт врачей был неумолим: грыжа позвоночника, надо оперировать.

Ильяс категорически отказался. Во-первых, банально боялся. А во-вторых, какая операция, когда горячая пора в бизнесе? Недавно запустили проект, своё производство по насосным установкам для котельных. Надо наверстывать упущенные возможности. Продукция пользуется спросом, особенно когда стали запускать малые газовые котельные. Даже из соседних регионов приезжают с заказами.

Дела пошли в гору, а здоровье под гору... В семье достаток, а в теле боль... Вот, оказывается, когда приходит понимание того, что если нет здоровья, то неинтересно ничего. Не радует природа, не видишь красоту, не чувствуешь счастья. Вокруг кипит жизнь, улыбки, смех, веселье, а ты зациклен на боли.

«Когда эта проклятая боль отпустит», — думал Ильяс, сидя в инвалидном кресле. По-другому передвигаться он уже не мог. Так и возил его на работу водитель.

***

Нейрохирург Шигап Шамильевич сегодня опять задержался на работе. Как оставишь пациентов, если они сидят под дверями кабинета?! Вообще его рабочий день был устроен следующим образом: с восьми утра до девяти — осмотр новых приезжих пациентов, с девяти до десяти — обход своих больных в отделении, в десять — начало первой операции. После окончания последней операции за день — осмотр послеоперационных больных. А когда закончится эта последняя операция, он и сам не знал. Знал только одно: надо всё сделать, чтобы помочь страдающим больным. А он, слава Всевышнему, может.

— Золотые руки, — говорит главврач.

Лучше бы зарплату прибавил, чем расхваливать всем направо-налево. Ну как же, именно в его клинике работает Шигап Шамильевич. Каких только людей не оперировал! Повышает авторитет клиники! А ведь надо и ипотеку выплатить, и очередной взнос внести за учёбу дочери. Нет, он не жалуется. На жизнь хватает. Так уж, про себя подумает про повышение зарплаты. А что на самом деле может главврач? У него же бюджет. Конечно, бывает, что больные суют конверты, но он с возмущением возвращает обратно. Коллеги смеются: мол, жить не умеешь, с такими-то руками.

***

Однажды главврач вызвал его к себе в кабинет, что бывало редко. Шигап Шамильевич попросил коллегу продолжить осмотр очередного больного и с недовольством направился в другой корпус. На улице зима, метёт, надо переобуться, накинуть верхнюю одежду. А всё это отнимает драгоценное время. «Когда уж, наконец, переход построят?!»

— У себя? — спросил секретаршу.

— Да! Давно уже ждёт вас! Второй раз спрашивал: не пришёл ещё? Сейчас доложу.

Секретарша подняла трубку:

— Шигап Шамилевич прибыл!

— Проходите! — кивнула она, положив трубку.

В кабинете, кроме хозяина, был ещё один человек в инвалидной коляске. «Наш пациент», — резюмировал доктор про себя, увидев гримасу боли на довольно приятном лице.

         
— О, Шигап Шамильевич, дорогой, проходи! Чай будешь?

— Нет, спасибо, Борисыч, пациенты ждут.

— Вот такой он у нас, Ильяс Хакимович! Золотые руки! Всё для больных, всё для пациентов! Будьте знакомы! Ильяс Хакимович очень помог, когда была авария в котельной. Без его помощи разморозили бы трубы и оставили бы больницу без тепла.

— Да, перестаньте, Владимир Борисович! Наш долг — медицину поддерживать! Вот только сам расхворался, что пришлось в инвалидную коляску сесть... Вот мои снимки, анализы, КТ, МРТ...

Доктор забрал документы, мельком взглянул на один из снимков на фоне окна, хмыкнул и повернулся к присутствующим.

— Надо, конечно, изучить и другие снимки, но, я думаю, что можем взяться.

— Ты вот что, Шигап Шамильевич! Подготовь самую лучшую палату, пришли сюда санитаров, пусть перенесут. И сам, сам лично займись дорогим пациентом. Не поймите превратно, Ильяс Хакимович, я это говорю искренне: дорогим для нас человеком не в смысле денег. Слава Богу, у нас медицина бесплатная. Всё оплачивается из фонда ОМС.

— Ясно, Борисыч! — прервал главврача нейрохирург. — Только мне нужен срочно невролог для консультации. Скажите ей сами. А то она вечно занята, не дождёшься. Разрешите идти?

— Да, иди! И сделай так, как я прошу! Заведующего неврологией я к тебе направлю...

***

Довольно-таки грузного пациента занесли на носилках в палату и уложили на анатомическую кровать, отрегулировав так, чтобы положение причиняло наименьшую боль. На соседней кровати тоже был пациент. Но его уже завтра выписывали — практически здоров. Весельчак и балагур...

— Меня так же заносили в эту палату. А сейчас, видишь, лезгинку могу танцевать. Это как в том анекдоте про Иисуса Христа. Знаешь?

— Нет.

— Ну, значит, решил Христос спуститься с небес и поработать врачом. Принял облик врача, сидит в кабинете, ведёт приём. Заносят к нему такого, как ты, на носилках.  Христос, значит, поднимает правую руку и говорит: «Встань и иди!» Тот вскакивает с носилок и выходит. А в холле, значит, другие пациенты, сидящие в очереди, спрашивают: «Ну что? Как новый доктор?» Тот: «Да такой же, как все! Даже давления не измерил!»

Ильяс невольно заулыбался, но лицо снова исказилось от боли. Зашла медицинская сестра, повозилась немного с инструментами, взяла кровь из вены. Затем зашла другая: «Аллергии на лекарства нет? Повернитесь на бочок!» Сделала укол. Ушла.

— Скоро отпустит боль, — сказал сосед. — Я знаю... Мне тоже такой делали в первый день.

И, действительно, минут через десять Ильясу полегчало так, что показалось будто во всем целом мире все стало хорошо. Даже позволил себе повернуться на бок, чтобы повнимательнее рассмотреть соседа. А тому хоть бы что — улыбается щербатым ртом во всю оставшуюся половину зубов.

— Ну как?

— Действительно, отпустило. Так хорошо! Может и операция не нужна?!

Последнюю фразу услышал доктор, входящий в палату с охапкой медицинских документов и снимков.

— Ещё как нужна, Ильяс Хакимович! Ещё полгода в таком состоянии — и вы могли навсегда остаться в инвалидном кресле. Я изучил все ваши снимки, медицинские документы. Завтра посмотрим свежие анализы, а на послезавтра готовьтесь — будем оперировать. От вас требуется только согласие. А чтобы это информированное согласие легче было дать, расскажу, как у вас обстоят дела на наш, врачебный, взгляд. То, что вы много лет страдаете от боли — это один аспект. Это вам организм сигнализирует, кричит: «Помоги!» А вы что? Вздумали запрыгнуть в инвалидное кресло. Так дело не пойдёт. Будем исправлять!

— Да как-то страшно, доктор... Всё-таки позвоночник.

— В том-то и дело, что позвоночник. У вас там две грыжи. Одна давит на нервный корешок, вызывая боль, а вторая растёт в сторону спинного мозга, что более опасно. Поэтому суть операции будет заключаться в том, что мы эти межпозвонковые диски, вот смотрите на снимке, удалим, а соседние позвонки скрепим титановыми пластинками. В гибкости вы чуток потеряете, но зато устраним боль и опасность инвалидизации. Через пару недель выпишем, через месяц вернётесь к обычной жизни, а через четыре-шесть месяцев позвонки неподвижно срастутся и вы сможете заниматься даже тяжёлым физическим трудом.

На следующее утро, за день до операции, боль снова вернулась. Наверное, для того, чтобы предупредить малодушие пациента. За этот день Ильяс вспомнил все годы мучений. Сколько можно было дел переделать, сколько радости принести родным и близким... Вместо этого стал обузой им и самому себе. Неужели всё изменится завтра?! Ему верилось и не верилось. Уже настолько крепко сидит эта боль в его теле, что избавление от неё кажется чем-то фантастическим.

Вот сосед собирает свои вещи — его выписывают.

— Слышь, сосед, подойди поближе.

Тот подскочил:

— Что такое? Подать, что ли, чего?

— Нет. Ты это... — замялся Ильяс, не зная, как спросить. — Доктору сколько надо заплатить за операцию?

— Ты что! Даже не вздумай — не возьмёт! Только рассердишь! Все пытались — не берёт, и всё тут! Вроде от чистого сердца предлагаешь. Нет! Не берёт...

Ильяс призадумался: «Ладно. Решим. Главное — на ноги встать!»

***

Операция прошла удачно. На следующий день забежал проведать главврач. Он был доволен даже больше, чем сам пациент. Долго расхваливал клинику и докторов. Ну что ж, у каждого своя работа.

За две недели в отделении Ильяс довольно хорошо сдружился Шигапом Шамильевичем. Пациент, теперь не зацикленный на боли, стал более коммуникабельным и добродушным. Расспросил всё о жизни доктора. Узнал, что две дочери растут, одна из них студентка. Узнал, что живёт в ипотечной квартире. Ещё пять лет платить. Когда разрешили встать, увидел в окно, на какой машине приезжает уважаемый доктор. Это была раздолбанная отечественная модель — ещё, наверное, с советских времен — «шестёрка». «От тестя осталась», — с гордостью поделился Шигап Шамильевич.

— Ну всё, — сказал доктор утром четырнадцатого дня после операции. — Сегодня, после обеда, вас выписываем. Соблюдайте все написанные рекомендации. Носите корсет. В течение месяца долго не сидеть — только стоять или лежать. Больше трёх килограммов не поднимать. Не делать резких наклонов и потягиваний. Всё остальное написано в выписном эпикризе. Через месяц на осмотр. Желаю не болеть!

— Огромное спасибо, доктор! У меня есть ещё одна просьба к вам.

— Слушаю, Ильяс Хакимович!

— У вас паспорт с собой?

— Да, — ответил удивлённо Шигап Шамильевич.

— А вы не могли бы мне дать его до конца дня? К концу работы мой водитель завезёт. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей порядочности? Ваш документ я не буду использовать во зло — это я вам обещаю.

— Ну, хорошо, — ответил растерявшийся и заинтригованный доктор. — Сейчас медсестра принесёт. А меня извините, скоро начинается операция — надо готовиться. До свидания!

***

По белой от только что выпавшего снега аллее, слегка опираясь на трость, шёл мужчина. Он с удовольствием рассматривал переливающийся всеми цветами радуги иней на деревьях, довольно щурился от яркого солнца, радовался детским крикам впереди.

Вот что значит жить без боли — всё радует. Он впервые за несколько месяцев шагает, чувствуя под ногами упругий снег, совершенно без посторонней помощи. Это ли не счастье?!

В то же время у окна второго этажа клиники стоял усталый доктор и растерянно рассматривал документы в прозрачном фирменном пластиковом файле, которые час назад принёс водитель Ильяса Хакимовича. Там, кроме знакомого паспорта, лежали договор купли-продажи и ПТС автомобиля одной известной японской марки, выписанные на его имя.

За окном хлопьями тихо падал снег. Он ложился на плечи прохожих и машины, стоящие на парковке. Тихо падал, укрывая всё собою, замедляя бег времени. Стало быстро темнеть. Вечер скрыл бредущих в снегу людей. И остался доктор один на один со своим отраженьем в окне. Он долго всматривался в себя, чувствуя, как в душе рождается радость, снимая усталость. Усталость от тяжёлого дня.

Имена героев изменены
 
 
Это было вчера
Плач из телефонной трубки внезапно прервался. Впрочем, Даша не была удивлена — знает эту привычку своей любимой подруги: начинает с телефонного звонка, внезапно прерывает разговор, затем не пройдёт и часа, как появится на пороге дома… Значит, опять что-то случилось. Ах, подруженька… Не даёт скучать. Будь то шопинг или просто обновка, а то и с мужем нелады — Зина тут как тут: «Даша, помоги!»
Даша, улыбаясь своим мыслям, сняла чалму из синего полотенца с мокрых волос. Быстренько сменила старый банный халат, надетый после душа, на лёгкое белое платье с короткими рукавами. Зина при каждой встрече восторгается умением Даши ухаживать за собой — надо соответствовать её убеждениям.
— Ах, Дашенька-душенька, ты как куколка! Вся ухоженная такая! Не то, что мы: придёшь с работы, скинешь уличную одежду, накинешь старый халат, и целый день, а то и все выходные, в таком виде. Иной раз волосы расчесать некогда — так и ходишь, как ведьма! — смеялась подруга над собой.
Даша заканчивала у зеркала прихорашиваться, как зазвучал мелодичный звук дверного звонка.
— Ни дня не хочу жить с ним больше, ни одного дня! — голос Зины разнёсся на весь подъезд, как только Даша открыла дверь. — Кто видел счастье в замужестве, а? Дашенька, вот ты правильно делаешь, что живёшь одна!
Завидев в коридоре округлую фигуру Зины, тигриного окраса кот Василий, возлегавший на диване, резко спрыгнул на пол и спрятался под диван. Он недолюбливал её. Каждый раз, при появлении этого громкоголосого, полного, шумно топающего человеческого существа, Василий находил для себя занятие в самом дальнем углу.
Зина сняла тёплую пуховую куртку, повесила на вешалку в прихожей. Пригладив рукой некогда блондинистые, а теперь серо-буро-малиновые от частых окрашиваний, короткие волосы, прошла в комнату. От появления пышной гостьи однокомнатная квартира Даши стала совсем крошечной.
— И что же на этот раз случилось? — спросила Даша, пытаясь придать лицу серьёзное выражение.
— Что-что… Сказал: «Сегодня домой не приходи! Чтобы даже не показывалась мне на глаза!» и захлопнул перед моим носом дверь! Вот скотина! Я у тебя переночую, ладно?! Не вернусь домой, не буду унижаться! — Зина села на диван, схватила пульт и включила телевизор.
— Если уж вывела из себя такого спокойного человека, как твой муж… Я по телефону не поняла, что ты там говорила сквозь слезы! Давай, рассказывай теперь всё в красках.
Дарья отобрала пульт, убавила до минимума звук и, забравшись ногами на диван рядом с подругой, приготовилась слушать.
— С жиру бесится… — Зина пустила слёзы и начала шмыгать носом. — Ходила на рынок, задержалась там немного. Ну как немного,  до закрытия ходила, представляешь?! Он просил на телефон деньги положить. Я забыла,  вот и сердится. Наверное, поэтому… Я ему еду приготовила перед уходом — всё на плите, что ещё надо?
Даша с возрастающим любопытством наблюдала за подругой. Та продолжила:
— Толком ничего и не нашла. Ничего подходящего нет. Так бы и ушла домой с пустыми руками, да одно платьице приглянулось…
Зина, хлопнув себя по полным бёдрам, встала и вышла обратно в прихожую. Там она достала из сумки покупку.
— Пойду-ка, примерю! — зажала в подмышке шуршащий пакет и исчезла в ванной комнате.
Тем временем Даша, подмигнув настороженно наблюдающему из-под стула коту, вышла на кухню. Поставила на плиту чайник. Открыла холодильник — шаром покати. Она-то привыкла обходиться одним кофе по утрам. А Зине надо что-то посущественнее. Пошарив по полочкам, Дарья выудила несколько помидоров и три яйца. Ещё есть кусочек сыра. Можно будет сварганить яичницу.
— Эх, отдать бы половину тебе, — послышалось в коридоре.
Дарья выглянула:
— Что ты хочешь мне отдать?
— Да жир свой! Сколько ни говорю себе: «Зина, хватит жрать, ешь в меру» — куда там… Нет силы воли! Красота-ааа! — Зина вертелась возле зеркала, восхищённо разглядывая себя.
На ней было длинное платье с блёстками. Предназначенное для женщин с талией, оно смотрелось на ней совершенно нелепо, выделяя все имеющиеся жировые складки на боках и животе. Зина дёргала платье в разные стороны, пытаясь спрятать лишние килограммы от самой себя.
— Если хочешь носить это платье, садись на диету, — сказала без обиняков Дарья. — Или сдай обратно, или сбрось килограмм двадцать-тридцать!
— Думаешь, не идёт мне? — Зина, прикусив нижнюю губу, уставилась в зеркало.
— Это не твоё! Переоденься в мой банный халат и приходи на кухню.
— Точно! Я же ещё не кушала сегодня! Сейчас приду! Я быстро!
За столом продолжила разговор про платье, потом вспомнила про недоеденный куриный бульон, стоявший на плите, затем перешла снова на мужа.
— Всю молодость загубила ради него. Ещё ведь со школы… Провожал домой. Говорил, что любит… Вот кто бы мог подумать, что он меня из дома выгонит… — Зина, не прекращая есть, вытерла скупую слезу, не выпуская ложки из руки. — Сказал, чтоб сегодня не показывалась на глаза, не приходила домой… Обиделся, наверное, что ушла на рынок на пару часов, а пришла только вечером. Вот сволочь! Даже не звонит, не интересуется, где я! Может, меня в живых нет?! Может, я под трамвай бросилась. Конечно, Зина не нужна! Зина — некрасивая, толстая… Слушай, а у тебя сливочного масла нет, что ли? Сижу тут, хлебом одним давлюсь!
Зина снова начала плакать от жалости к себе.
— И-иии… Дашенька, как тебе хорошо! Ты — сама себе хозяйка! Правильно сделала, что развелась! Ни перед кем не держишь теперь отчёт… И-иии…
Только Дарья почувствовала не радость, а грусть от этих слов…
Постелила Зинаиде на диване, а для себя принесла с балкона раскладушку. Пожелав подруге спокойной ночи, положила голову на одинокую подушку. Зина говорит, что правильно сделала, оставшись одна. Только одинокая женщина знает, что значит эта мнимая свобода. Мужа она сама отпустила. Прожив пятнадцать лет, не смогла подарить ему счастье отцовства. «Найди другую и будь счастлив», — сказала Дарья.
Удивительно, но муж как будто жил ожиданием этих слов. Так просто, так искренне и… так драматично было их расставание. Разверзлась земля под ногами, обрушились небеса на Дашу после этого события. Когда муж ушёл к женщине с соседней улицы, она, чтобы не видеть их, переехала на другой конец города.
Только одинокая женщина знает, как «хорошо» жить в одиночестве. Люди чаще видят, как она улыбается, даже если в этот момент ей хочется плакать. А что слёзы?! Слёзы не помогут начать жизнь с самого начала…
Чтобы отвлечься от тяжёлых дум, Даша переключилась на подругу. Если такой спокойный человек, как муж Зины, дошёл до того, что не пускает жену домой, то конфликт зашёл слишком далеко… Что будет завтра? Ведь Зинаиде всё равно придётся пойти домой. Как он её встретит? Пустит ли домой?
Даша полночи проворочилась на раскладушке, лишь к утру уснула. Зато Зина проспала всю ночь и глаза утром открыла  только тогда, когда Даша окликнула её.
— Ой, так сладко поспала у тебя, даже на сновидения не было времени! — сказала Зина, потягиваясь до хруста.
А после завтрака попыталась придать лицу озабоченный вид. Походила по дому из угла в угол.
— Дашенька, а ты не могла бы пойти со мной? Если придём вдвоём — не будет так кричать на меня. Так не хочется с ним ругаться. Мне ведь ещё платье ему надо показать…
Что поделаешь — надо подругу выручать. Сегодня выходной, дел особых нет, пожалуй. Доехали весело, на такси. Зина уверенно открыла дверь подъезда, зашли в лифт. По мере подъёма настроение у Зины ухудшалось, к десятому этажу вовсе сошло на нет. А когда подошли к входной двери, она опустила плечи, сгорбилась, склонила голову и стала совсем маленькой, несмотря на немалый вес.
Звонок. Внутри квартиры послышались шаркающие шаги. Железная дверь открылась на всю ширину и в проёме возникла фигура мужчины. Небритая физиономия мужа Зины, и так худого и высокого, придавала ему вид осунувшегося, невыспавшегося человека.
— Я же тебе сказал, чтоб не приходила домой! Я тебе говорил, что не пущу?
Рядом с подругой Зина чувствовала себя смелее и потому, придав голосу уверенности, ответила:
— Нет, ты не так сказал! Ты сказал: «Чтоб сегодня не приходила домой! Не показывайся на глаза сегодня!»
— Ну? — мужчина не спешил пускать подруг в квартиру.
— Что «нукаешь»? Это было вчера! «Не приходи СЕГОДНЯ» — было вчера! Как можно было ослушаться мужа?! Пролежала одна всю ночь на диване у Даши, не сомкнув глаз от переживаний, но не стала возвращаться домой, раз ты так сказал. Но это было вчера! Ну-ка, отойди! Стоишь тут как истукан, пугаешь Дашу!
— Зачем ты так говоришь, Зина? Он вовсе не пугает меня! Наоборот, зная, какие у него золотые руки, принесла вот свои сломанные часы. Ты ведь починишь их мне? — спросила Даша скромно.
Через минуту они сидели втроём на кухне и пили вкусный чай с душистыми травами. Пока женщины прибирали посуду на кухне, сломанные часы Даши были исправлены. В доме перестали витать флюиды конфликта.
Зина забралась на диван, уютно разместилась рядом с мужем и, положив свои пухлые на руки на его костлявые плечи, стала гладить его по голове, теребить мочки ушей.
— Ты бы знал, как я скучала по тебе, зайка! Глаз не сомкнула всю ночь — о тебе думала… Так спать хочется… Вот только платье тебе продемонстрирую и прикорну, пожалуй…
— Какое ещё платье? — вскинулся удивлённый муж.
Дарья, почувствовав себя лишней, засобиралась домой.
***
По городскому парку, то и дело наступая на шуршащие, золотисто-красные опавшие листья, идёт одинокая женщина. Спешить ей некуда. Дома, кроме кота, никто не ждёт. Некому её ругать за позднее возвращение домой и не с кем мириться после ссоры. Не надо переживать о том, что бы приготовить на ужин. Она свободна, как говорит её подруга.
Но разве о такой свободе она мечтала, когда стояла в белой фате под руку с любимым человеком? Разве о такой «хорошей» жизни мечтала, когда начали жить вместе? Нет, все мысли, стремления были чисты, как тот белый снег в день свадьбы. Но всё это было вчера, вчера… А сегодня?
Даша, отбросив невесёлые мысли, оглянулась вокруг. Словно желая её поддержать, из-за тёмных туч выглянуло солнце. Лучи, едва коснувшись Дашиных щёк, снова спрятались за облака. Но лишь для того, чтобы повторить такую же выходку с высоким мужчиной, размеренно шагающим навстречу. От прикосновения тёплых лучей тот поднял голову, щурясь от яркого солнца, посмотрел вперёд и увидел Дашу. И тотчас мелькнула мысль, что он обязательно заговорит с этой красивой, но грустной женщиной, когда поравняется с ней.
То ли от солнечных лучей, так внезапно появившихся в этот пасмурный день, то ли от принятого решения  заговорить с незнакомкой,  мужчине стало теплее в груди. И его одинокое сердце вдруг встрепенулось в ожидании встречи…
 
Не упрекай меня...
 
По-ра, по-ра, по-ра…
Большие напольные часы, старинные, невесть откуда появившиеся в этой семье, как будто нарочно повторяли в такт своего хода: «По-ра, по-ра… Тик-так, тик-так…»
Да знает это Галина. Остались считанные дни, а может, даже часы, до ухода. До сих пор Фёдор уходил, не прощаясь: соберётся быстро, ничего не говоря, и нет его. В этот раз вот ждут вдвоём  время ухода.
— Может, поправить тебе подушку?!
— Не на-до. Не вид-но там?
— Середина недели ведь. К выходным приедут…
Галина, конечно, позвонила сыновьям, чтобы приехали, но особо не уговаривала. Может, сегодня, может, завтра… Зачем зря беспокоить детей? У них работа, свои заботы…
Да, жизнь… То одним боком повернётся, то другим. Раз судьба такая…
 
Ты знаешь, так хочется жить…
Наслаждаться восходом багряным.
Жить, чтобы просто любить
Всех, кто живёт с тобой рядом. *
 
Когда было невыносимо трудно, она напевала про себя эту песню, неизвестно где и когда услышанную… Ей казалось, что она всегда знала эти слова. «Ты знаешь, так хочется жить…»
— Нак-ло-нись бли-же… — прерывистая речь Фёдора вернула Галину к действительности.
Она наклонилась к уху мужа и спросила тихо:
— Воды, что ли, дать?
— Спой… «Ты зна-ешь, так хо-чет-ся жить…» — силы оставили Фёдора, он начал дышать со свистящими хрипами и закрыл глаза.
Галина вздрогнула от его слов. Никогда при нём не пела эту песню. Восемнадцать лет прожили вместе под одной крышей, всякое было, но эта песня была её отдушиной в непроглядной тоске. Никогда при нём не пела.
— Ты что?! В жизни я не пела, вдруг в этот момент буду песни распевать… — Галина покраснела от стеснения, как в молодости. И, будто желая скрыть смущение, начала поправлять одеяло на муже.
— Я же зна-ю… Пе-ла, е-го вспо-ми-на-я… По не-му ску-ча-я…
По нему скучая… Значит, он всё знал, всё чувствовал… «Он» — это Николай, первый муж Галины, отец двух её сыновей.
***
— Тётя Галя! Тётя Га-а-а-ля! Дядя Коля под комбайн попал!
Прилетевший с чёрной вестью мальчишка то ли сам спрыгнул с велосипеда, то ли Галя сдёрнула его. Но в следующий миг, когда она начала осознавать себя, была уже на поле в поисках комбайна Николая. Но комбайна нигде не было… Подожди, на этом поле он работал вчера. Точно,  вчера! Он же говорил: «Душенька, сегодня заканчиваю на верхнем поле». Зачем она сюда приехала? Его здесь нет. Подожди, а что он говорил вчера? Приехал вечером весь пыльный — только глаза белели да зубы, когда улыбался: «Закончил, душенька. Завтра перехожу к дальнему полю, у леса».
Она остервенело крутила педали велосипеда, не чувствуя усталости. Ехала к дальнему полю. «О, Господи! Ради наших детей! Пусть будет жив!» Она всю дорогу вместо молитвы беспрестанно повторяла  эти слова бледными бескровными губами. Сухой знойный ветер дул в лицо, выбивая крупные солёные слёзы из глаз. Или она плакала?!
Если бы все святые желания исполнялись, то не было бы несчастных людей на свете…
После похорон Галя все слёзы выплакала. Прижав к груди двух сироток, то стонала, то плакала, то безмолвно всхлипывала. «Как я буду растить их одна? Что буду отвечать, когда спросят, где их папа?» О себе не думала. То, что человека, который к ней будет обращаться «душенька», больше никогда не увидит, она осознает позже. Сейчас убивалась по своим детям. «Сиротки мои, сиротинушки!»
— Галина, ты же медик, — говорили ей соседи. — Выпей какое-нибудь лекарство, успокоительные. Ты же пугаешь своих детей! Нельзя так убиваться. Мёртвых не воскресишь…
— Судьба, видимо, такая. Слезами мужа не вернёшь, — это уже был голос Феди, лучшего друга Николая.
 
Ты знаешь, так хочется жить…
Наслаждаться восходом багряным.
Жить, чтобы просто любить
Всех, кто живёт с тобой рядом.
 
Кто-то поднял за локоть Галину, сидевшую на крыльце, положив голову на поджатые руками колени, и напевавшую про себя эту мелодию.
— Подумай о детях! Ты так можешь с ума сойти! Давай, Галя, не раскисай! — и эти слова тоже, кажется, говорил Фёдор.
Вот когда мог услышать слова этой песни Фёдор. Она-то думала, что никто не слышит её… Она ведь пела в тот день. Когда уже сил никаких не осталось плакать, напевала эту песню:
Ты знаешь, так хочется жить…
Наслаждаться восходом багряным.
Жить, чтобы просто любить
Всех, кто живёт с тобой рядом.
***
— Ког-да я уй-ду… Вы-бе-ри пес-ню по-ве-се-лее… — сказал Фёдор и опять без сил умолк, закрыл глаза.
Кажется, уснул. Больше не откликался. Галина тихонько встала, подошла к мужу. Уставилась на руки. Кожа да кости. А ведь были времена, когда эти пудовые кулаки прилетали ей на спину. Кажется, вчера только ходил богатырём — косая сажень в плечах, брёвна таскал одной рукой, мешки пятидесятикилограммовые с мукой брал по два в подмышки и бегом переносил. За такое короткое время иссох. Нет, она не злорадствует. Всё-таки прожили почти двадцать лет вместе. Вместе? На краю губ у женщины образовалась горькая, жалкая усмешка.
***
После похорон Николая Галина и сама превратилась в тень. Синие, как бездонное небо, глаза потеряли блеск, у края, как лепестки роз, полных губ появились морщинки, на голове нашла несколько седых волос. Можно сказать, что спасли её дети — помогли забыться в заботах. Теперь все её устремления были направлены на них.
По хозяйству управляться помогал Фёдор. То дров наколет, то сено привезёт, то ворота поправит. Не часто, но так, что даже дети начали привыкать. Всё спрашивали: «А когда дядя Федя придёт?» Они ещё были в том возрасте, когда не осознавали ни горя, ни сиротства — одному четыре, другому три годика. Однажды маленький вообще выдал, забравшись на шею Фёдора: «Папа!» Галина чуть ли не вырвала сына из рук мужчины, шлёпнула по попе, отправила в другую комнату.
— Федя, тебе спасибо большое за помощь в нашей жизни, но больше сюда не приходи! Ты — холостой мужчина, я — вдова. Тебе надо создать свою семью. Возраст берёт своё. А то просидишь всю жизнь в бобылях. У меня своя жизнь, у тебя — своя!
— Галина! — попытался что-то сказать задохнувшийся в глубоком вздохе Фёдор.
Но женщина прервала его жестом руки и, развернув в сторону выхода, слегка толкнула в спину.
         — Не заставляй меня повторяться, Фёдор! Больше чтоб не подходил к нашему дому! Я не хочу сплетен в деревне по этому поводу!
Она громко хлопнула дверью перед его носом.
О Фёдоре она не знала ни хорошего, ни плохого. Друг Николая — на этом всё! Правда, помнится, когда в первый раз увидел Галину вместе с Николаем, молвил:
— Эх, Николай! Ты, оказывается, выбрал самую красивую девушку на свете!
— Ничего, друг мой, — сказал Коля, широко улыбаясь ровными зубами. — И для тебя найдём красавицу!
— Не знаю, не знаю… — упала тень на лицо Фёдора. Ещё больше темнело лицо его, когда видел, как Галина ластится к Николаю.
Широкоплечий, со светлыми волнистыми волосами, голубоглазый, немного со взглядом исподлобья Фёдор не нашёл себе пару. То ли сам не искал, то ли девушки его сторонились. Николай всё подтрунивал над ним: «Скоро дедом станешь. Когда женишься?» А он отвечает: «Как найду такую, как твоя Галина!» — «Это когда рак на горе свистнет, после дождичка в четверг?! Похоже, не погуляю я на твоей свадьбе, друг!» А сам поглядывает на свою жёнушку-красавицу, душеньку любимую, и не налюбуется.
Вот уже больше года нет любимого мужа, защитника, добытчика. Хоть и не верилось Галине, что это навсегда, но жизнь заставила поверить. Нет, больше не плакала Галина, не показывала своих слёз окружающим. Лишь ходила как поникший цветок.
Однажды, рано утром, Галина взяла ведро — надо корову подоить — открыла дверь и чуть не упала с испугу. На крыльце, обняв перила, сидел Фёдор.
— Господи! Как ты напугал меня! Что-то случилось, Федя? — у Галины, привыкшей, что к ней в основном обращаются по вопросам здоровья, как к медсестре, других мыслей и не возникло.
Фёдор не тронулся с места, даже головы не поднял. И проговорил, будто сам с собой:
— Кажется, у тебя нет сердца, Галина! Иначе не ходила бы, не замечая меня, столько лет…
Галина непонимающе уставилась на парня. Перевесила ведро с одной руки на сгиб локтя другой.
— Я же тебя полюбил сразу — как увидел. Только Николай меня опередил. Теперь нет его — выходи за меня замуж! Будем вместе воспитывать твоих сыновей! — сказал Федя, всё ещё не поднимая головы.
— Ты что?! Издеваешься над вдовой? Тебе не хватает других баб? Позоришь и меня, и себя перед людьми! — накинулась в ярости Галина. — Был бы другой, сказала бы, чтоб язык отсох! Николай… Николай — он для меня всегда жив. Я с ним разговариваю, пью чай, советуюсь. Он меня бережёт! А ты, что сидишь здесь, как истукан?
— Галина!
— Вон из моего двора! — крикнула во весь голос Галина и резко указала пальцем в сторону ворот. Дождалась, когда поднимется, и быстрыми шагами удалилась в сарай.
Даже не заметила, как подоила корову, всё вертелись в голове слова Фёдора о Николае. «Ишь ты! Николая теперь нет… Выходи замуж! Чёрная душа!»
***
— Вот у-кол бы ка-кой сде-ла-ла… Я бы у-шёл ско-ре-е… Не му-чал ни вас, ни се-бя… Не по-лу-ча-ет-ся уй-ти… Нет…
Оказывается не спал — просто лежал с закрытыми глазами. Фёдор слегка приподнял руку и поманил пальцами. Галина, наблюдающая за прохожими возле окна, подошла к ногам мужа.
— Вы-зо-ви сы-но-вей. По-про-щать-ся… По-про-сить про-ще-ни-я…
Душа неспокойна у Фёдора. Месяц уже мучается. Не столько тело, сколько душа болит у него. Горит душа. Огнём горит… Прощения хочет вымолить… Не знаю, не знаю…
***
Тогда очень зло пошутил Фёдор. Зная, что путь к сердцу женщины закрыт, нашёл обходной путь. Через сыновей её. То на тракторе прокатит, то на мотоцикле старшего до школы подбросит. Проходит мимо — погладит по голове, мелочь в карман положит, иногда — конфеты-пряники… Галина и ругалась, и по-хорошему пыталась поговорить, но Фёдор молчит, не перечит, улыбается. А у детей, что на улице, что дома, в устах один «дядя Федя».
Однажды в медпункт пришла мама Фёдора. Галина сразу смекнула, о чём пойдёт речь. Действительно, пожилая женщина сразу взяла быка за рога:
— Доченька, хватит уже мучить друг друга! Возьмите и поженитесь! Уже три года, как ты без мужа! Фёдор мой давеча удивил. Говорит,  не могу без Галины жить. Если не выйдет за меня, прыгну с моста. Представляешь?! И прыгнет! Он ведь самодур! Ой!
Женщина, поняв, что сболтнула лишнего, прикрыла рот краем платочка.
— Глупости не говорите, тётя Рая! Мне муж не нужен!
— Если тебе не нужен муж, то детям отец нужен! Фёдор в них души не чает. За родными так не смотрят. И они его любят!
— Я всё сказала, тётя Рая! И вам говорю, и Фёдору сказала. Хватит меня донимать. На свете много девушек! А меня… нас оставьте в покое!
Видно было, что Галина не притворяется. Женщина молча постояла, ещё раз окинула взглядом стройную фигуру в белом халате и, покачав головой, вышла из помещения.
То, что Фёдор не представляет для Галины никакого интереса, было правдой. Его настырность пробуждает в её душе ещё большее отвращение. Прыгнет с моста?! Смешно…
Ночью её разбудил громкий стук в окно. Галина, привыкшая к ночным вызовам к пациентам, не удивилась. Открыла дверь, вышла во двор.
— Убила! Это ты убила моего сыночка! — кричала женщина, потрясая палкой в темноте.
— Что случилось, тётя Рая? Говорите толком…
— Прыгнул! С моста прыгнул и разбился Фёдор! Оживи его! Оживи! Иначе я тебя сама сброшу с этого моста! Ой, сыночек, сыночек… — причитала убитая горем женщина.
Фёдор был жив. Лежал под светом автомобильных фар на траве. В сознании, стонал от боли. Но больше него орала тетя Рая, оглашая окрестности. Можно подумать, что она травмирована, а не сын. Галина наложила на места переломов импровизированные шины и на кузове грузовой машины повезла в районную больницу.
Вот так началась их совместная жизнь. Фёдор после выписки из стационара забрал Галину и детей к себе домой. Нет, Галина не чувствовала себя виноватой перед ним, но внезапно возникшее чувство жалости было. Да и дети опять же…
Только штамп в паспорте не рождает любовь к человеку. Не смогла приблизить Галина Фёдора: боялась оставаться с ним одна. В постель брала с собой маленького Никитушку. Фёдор понял. Уехал шабашить на неделю. Потом вернулся. Побыл в доме некоторое время и снова, ничего не говоря, исчез на месяц. Так повторялось многократно.
Изменилось отношение к детям. Раньше мальчишки с ним играли, возились, иной раз «папой» называли. А теперь почувствовали отчуждение. Один раз Фёдор так махнул рукой, что оба отлетели в угол.
Дети потихоньку взрослели. Галина долго терпела взгляды мужа исподлобья, рукоприкладство, нередкие приходы домой в пьяном виде. Однажды не выдержала — начала собирать вещи.
— Мы всё равно чужие люди, Фёдор! Живи один. Мы уходим, — Галина не успела договорить, как прилетел пудовый кулак Фёдора, от чего отлетела к стенке, ударившись головой.
— Что-ооо? Я тебе уйду! Хочешь опозорить перед людьми?! — Фёдор схватил стакан, налил туда водки, выпил залпом и, скривив рожу, вышел во двор.
На следующий день, как только Фёдор ушёл на работу, Галина собрала вещи, взяла за руки детей и ушла к себе. Придя домой, почувствовала, будто сбросила груз с плеч. Так хорошо, свободно, полной грудью она не дышала давно. Показалось даже, что из зеркала, висящего в прихожей в деревянной рамке, улыбался Николай.
Через пять дней к ней опять пришёл Фёдор с повинной головой.
— Прости, Галина! Больше не буду пить! Клянусь! И пальцем до тебя не дотронусь! Это все алкоголь, я даже не помню, что тебя ударил. Мама сказала. Возвращайся, прошу тебя!
Вернулась к нему Галина. А что делать? Не хотела ещё одного сироту растить — почувствовала, что в ней зарождается очередная жизнь… Когда родился третий сын, пожили неплохо, спокойно.
Затем дети выросли, стали совсем взрослые уже. И Фёдор начал ревновать к ним. Расскажешь, кто поверит?
— По николаевским детям души не чаешь. А нашего сторонишься. Он же тоже твой сын.
— Ты что, Фёдор? Я ко всем одинаково отношусь! Они все мои дети! Все мозги пропил?
Галина в это время мыла полы в наклоне и не смогла увернуться от пинка в бок. Она упала на мокрый пол, а старший сын с криком «Не трогай, маму» бросился на Фёдора. В глазах мальчика была такая ненависть, которую нельзя было не заметить.
— Ты! Щенок! На меня? Кто вас вырастил? Кто кормил, одевал, обувал? — Фёдор замахнулся, но ударить не успел. Между его кулаком и хрупким телом подростка оказалась коршуном прилетевшая Галина. Она подставила свою спину под удар, но защитила сына.
— Увижу ещё раз, что замахнулся на детей — пеняй на себя, Фёдор! — в глазах женщины горели угли. — Ишь ты, какой сильный — на детей безгрешных руку поднимать…
Почему она терпела его? Почему жила с ним? Эти вопросы задали дети, когда стали совсем взрослыми.
— Почему ты, мама, столько лет унизительно терпела такую жизнь? — спросили прямо взрослые сыновья.
— Чтобы когда вы однажды женитесь, не сидеть на свадьбе, как лебедь без одного крыла.
Вроде детям дала правильный ответ, а для себя до сих пор не может придумать объяснения. Фёдор души не чаял в ней до женитьбы, говорил слова любви, с моста прыгнул ради неё. А почему стал как зверь? Ведь знал, с самого начала знал, что Галина его не любит. Надеялся, что женщина оттает, полюбит, и не смог смириться с тем, что мечта не сбылась?
Когда заболел, даже не стал сопротивляться, будто ждал этого момента. Вот теперь ждут вдвоём. Ждут часа ухода.
— Прос-ти ме-ня… — Фёдор сделал попытку приподняться в постели.
— Что? — не поняла женщина. — Может, чаю с мёдом тебе сделать?
— Прос-ти ме-ня… Мне бу-дет лег-че… Ес-ли бу-дешь знать… — дрожащий голос мужчины стал крепнуть от слова к слову. — Николай мог остаться жив.
Галина внутренне вздрогнула, но не подала виду и, не меняя позы, смотрела на Фёдора.
— Комбайн его сломался. Поставил под гор-ку… Вдоль дороги… А сам разместился ниже по склону на покосе… Пил квас из банки… А я поднимался пешком по дороге… К нему на помощь… Смотрю… Комбайн покатился… Прямо на него… Видел… Мог крикнуть… Успел бы Николай отскочить… Не стал кричать… О тебе подумал… Дьявол надоумил… Подумал, что ты мне теперь достанешься… Любил тебя…
Галина сидела ни жива, ни мертва. «Зачем он это рассказал… Зачем… Ведь мог уйти, закрыв рот на замок…»
— Между нами всегда была тень Николая… Лежал с нами в постели… Я не только тебя, но и себя морально угнетал… Не мог ни на тебя, ни на детей смотреть прямо… Хотя любил и тебя… и детей… Только в ваших глазах видел отражение Николая… Словно говорил: «Убийца, ты — убийца…» Не упрекай меня, Галя… Не проклинай…
«Дай мне, Господи, терпения! Как это выдержать?! А этому человеку отпусти все грехи! Как он несчастлив! Даже в этот миг не может найти правильные слова прощания…»
— Га-ля! По-че-му мол-чишь? Га-ли-на!..
 
(1) Песня Г. Селезнёва «Ты знаешь, так хочется жить», 2010
 
 
Свидание
 
В последнее время Гульнара почувствовала в себе странные изменения. В её душе, до сих пор дремлющей в тоске, вдруг проснулось ощущение счастья, а в сердце — трепет и смутное предчувствие предстоящих изменений в жизни.
Вроде бы уже привыкла и к судьбе, и к одиночеству. Но природа не терпит одиночества — как птицы ищут пару, так и люди пытаются найти свою вторую половину.
Что скрывать, она не жаловалась на отсутствие внимания со стороны мужчин. Даже тогда, когда жила с мужем, и тогда, когда его не стало. К миловидной, опрятной и хозяйственной женщине были разные предложения. И желания просто встречаться, и серьёзные приглашения строить совместную жизнь. Гульнара, чтобы не обижать людей, всё переводила на шутку:
— За внимание к моей персоне — спасибо! Если ко мне приходят такие мужчины, как вы, значит, не всё ещё потеряно. Запишу в список кандидатур!
Но дальше шуток не заходила. Была довольна тем, что равнодушна к этим предложениям. А что она будет делать, если заинтересует? Снова выходить замуж? Начинать новую семейную жизнь у неё и в мыслях не было. Стать чьей-то любовницей - тем более… Хватит, налюбилась уже. Дай бог всякому.
 
***
Когда мужа не стало, Гульнара не показывала вида никому, что тоскует безмерно по любимому. И слёз на её лице никто не видел. Не сказать, что сердце у неё каменное — муж покойный вряд ли одобрил. Не понравилось бы ему, что она плачет, ноет, убивается. Возможно, такое поведение подойдёт изнеженным дамочкам, но только не ей.
Нет, Гульнара, никогда себя не ставила в один ряд с несчастными женщинами. По любви вышла замуж, в любви жила. Плодами той любви остались дети. Две красавицы. Теперь у них свои семьи. Жаль только, что не смог порадоваться этому Руслан, их отец.
В своё время, в молодости, Гульнара была огонь-девушка. Находила возможность дружить с несколькими ребятами. С одним переписывалась, с другим в кино ходила, с третьим — в библиотеку, а четвёртый жил с надеждой о встрече. Только все эти встречи — лишь игра. А вот когда встретила Руслана, всё изменилось, затронул парень тайные струны сердца девушки. Даже не заметила, как оказалась под венцом.
Жизнь есть жизнь, наверное, невозможно всё время жить в любви. Но Гульнара не находила ни одного недостатка у мужа. Возможно, они и были, как не быть, но женщина не помнит их. Может, когда люди уходят в мир иной, остаются только хорошие воспоминания?
Сколько ни старалась найти недостатки, не находила. Несовершенства — на что обычно женщины жалуются — оказывались достоинствами Руслана. Медлительность — от вдумчивости, общительность — от душевной широты, излишняя доброта — от любви к людям. Сейчас забылось, на что и сердилась временами. В памяти остались только  улыбающееся лицо, белая рубашка с засученными рукавами. Загорелое до черноты тело в белой рубашке. И во снах приходит таким…
А то, что любил женщин? Ни одну женщину не оставлял без сладостного комплимента. А что ещё нужно одиноким, вдовым женщинам? Нет, она мелочно, желая найти измену мужа, не ходила, не выспрашивала.
Были моменты, когда те же вдовы приходили: «Твой муж на такую-то смотрит, с такой-то вместе видели. Давай поймаем их на месте измены! Поможем тебе…» Даже тогда не расплескала своё терпение. А куда ему деваться, если есть глаза? Он же не слепой. Интересуется красивыми женщинами? Так он же не инвалид. Здоровый мужчина. С другой стороны, достаточно мужчин, даже среди его друзей, кто игриво подмигивает ей. Нет, она не обижается. Наоборот, ей любопытно.
А дети? Никто, наверное, не любил детей, как Руслан. Когда им было полгода,он сам вёл себя как шестимесячный, стали дети шести лет, он стал как шестилетний мальчишка. Они на четвереньках — он на четвереньки, они бегут — Руслан с ними, они прыгают — и он в прыжке… Если дети хотели , он был и конём, и собакой, мяукал, как кошка, бесился, как обезьяна…
Судьба дала ему короткую жизнь, но такую запоминающуюся для детей и жены. Странное дело, когда муж умер, душа Гульнары захлопнулась с таким грохотом, что сама удивилась — не искала его ночами в постели в сонном беспамятстве. Будто с собой забрал мужское тепло. Ни тоски женской по нему, ни чувства одиночества. Совместные сладкие ночи остались позади, вместо этого в памяти остались улыбающееся лицо, загорелые руки в белой рубашке с засученными рукавами — ангел белокрылый с лицом Руслана. Но ангелы не греют женское тело.
 
***
Вот так размеренно, в заботах о детях и добрых воспоминаниях о муже текла жизнь Гульнары, пока однажды, случайно, не встретила старого знакомого по прежней работе.
Рашид Ахметович был главным инженером на предприятии, где Гульнара работала в качестве обычного статистика, ещё до замужества. Состоявшийся в жизни мужчина, семейный, с двумя детьми, чем-то привлёк молодую девушку. Не помешала ни его своенравность с руководителями, ни его нелады в семье… Оказывается, правда, что молодые девушки тянутся к взрослым мужчинам.
Сейчас она уже не помнит, чем именно привлекал Рашид Ахметович. Возможно, своими взглядами на жизнь или образованностью. С другой стороны, она и не помнит этих сторон мужчины. Но, что ни говори, когда его видела, в душе разгорались святые огоньки. Нет, она ни на что не надеялась — мужчина женатый, для неё это невозможная связь. Парней и так достаточно вокруг неё. Ведь если любишь солнечный свет, то не летишь к солнцу, а нежишься издалека в его лучах.
Впрочем, таких солнц, которых нельзя касаться, у молодых девушек может быть не одно, а несколько. Вот так они проходят школу жизни, пока не встретят настоящую любовь. А мужчины могут и не знать, для кого служат солнцем. А если бы знали?
И Рашид Ахметович тоже в своё время не знал, что греет своими лучами душу молодой сотрудницы.
 
***
Встрече были рады обе стороны. Оказалось, что Рашид Ахметович давно живёт в одиночестве. После развода с первой женой пробовал ещё раз жениться, но жизнь не задалась. С тех пор боится женщин.
После той встречи Рашид Ахметович начал периодически названивать Гульнаре. Однажды пригласил в театр. Как раз в Казани начался Нуриевский фестиваль — старейший балетный форум. Откуда он смог достать билеты? Впрочем, неважно. Она сообщила ему, что вряд ли сможет принять приглашение. Гульнара поняла, что после безобидной встречи и телефонных разговоров стала слишком много думать об этом мужчине.
Не просто думала… Дремлющий с молодости образ в её душе вдруг проснулся, стал сладко пульсировать, требовательно просить нежности.
Гульнара теперь как меж двух огней. Голова не принимает, отрицает, а сердце волнуется, не подчиняясь уму, как весенняя полноводная река, выходящая за берега. А Рашид Ахметович названивает каждый день, просит встречи. Гульнара мучается, не зная, как поступить.
«Неужели нельзя? При муже была примерная жена, а теперь кто меня обвинит? Уж пять лет, как нет его…»
Соскучилась она, оказывается, по мужской ласке, соскучилась… Только ей не восемнадцать лет, чтобы так возгораться от любви. Она - женщина серьёзная,  на жизнь теперь смотрит другими глазами. Тысячу причин нашла отказать, нашла бы и тысяча первую, но так и не смогла мужчине сказать, чтобы больше не звонил.
В этот раз вместо слов «не пойду», её уста сказали сами: «Ладно». Опомнилась только тогда, когда положила телефонную трубку. Хорошо хоть смогла воспротивиться, когда Рашид Ахметович предложил:
— С работы сам заберу!
— Что вы, Рашид Ахметович, как можно?! С посторонним мужчиной по улице — под ручку?
Сама же засуетилась, заспешила к месту встречи, да так, что раньше времени пришла. Посмотрела на часы — до положенного срока оставалось ещё пятнадцать минут. Она в волнении присела на лавочку. Представила, как они встретятся. Наверное, Рашид Ахметович вручит ей белые цветы. Гульнара любит розы. Потом они зайдут в квартиру. Затем… А кто знает, что будет затем? И зачем только она согласилась на эту встречу?!
Гульнара снова взглянула на часы. Ещё десять минут. Решила понаблюдать. Её не видит никто — прикрыта кустиками и пластиковой горкой на детской площадке. Зато весь двор для неё как на ладони. На дальнем конце площадки играют дети. К ним привязалась какая-то собачонка с до боли знакомыми повадками и пятнышком на груди. Очень похожа на Акбая. В год смерти мужа куда-то запропастилась их собачка по кличке Акбай. И этот бездомный пёс напомнил пропавшего друга. Гульнара даже хотела встать и подойти к беззаботно играющим детям, погладить собачку. Но не успела…
Вдруг из-за угла стремительной походкой появился Рашид Ахметович, разодетый, как жених. Спешит на встречу. Дети, увлечённые игрой, не заметили спешащего на свидание мужчину. Шумной ватагой выбежав навстречу, столкнулись с ним и упали на землю — визжащая куча-мала. Рашид Ахметович остался внизу. Когда дети, смеясь, вскочили на ноги, Гульнара увидела до неузнаваемости исказившееся лицо мужчины. В гримасе гнева, схватив то одну девочку, то другую, отшлепал, затем пнул в живот весело гавкающую собачонку. Та в визге отлетела на несколько метров в сторону, затем, прихрамывая, сделала несколько шагов по той тропинке, где прошла недавно Гульнара. Прекратила визжать, понюхала следы, затем, подняв мордочку, воздух — знакомый запах!
Так это же её Акбай, на самом деле! Откуда он здесь появился? Чья вещая рука привела?
Девочки с рёвом убежали домой, а собачка, от радости поскуливая и нещадно вертя хвостом, устремилась к найденной хозяйке. Гульнара встала со своего укромного места, подхватила на руки Акбая и, не сказав ни слова крайне удивлённому Рашиду Ахметовичу, прошла твёрдым шагом мимо него.
 
На поляне

Не поднялась рука у мужчины одним махом смахнуть такую красоту. Осторожно опустил на землю в широком взмахе застывшую косу рядом с сине-голубыми колокольчиками полевых цветов. Они росли,  вплетаясь друг в друга с другими цветами, названия которых мужчина не знал, а дальше — ещё какие-то растения. Среди них, островком невиданной красоты, ромашки с желтыми глазами смотрели немым укором: «Ты что? Хотел нас срезать просто так, чтобы мы засохли здесь, на поляне?!».
На суровом, загорелом мужском лице появилось подобие улыбки. «От этой красоты млеет супруга. Может, собрать перед уходом, подарить ей?!». Продолжая удивляться тому, что его душа от чего-то стала смягчаться, увидел растущую гроздьями землянику: «Надо будет набрать деткам, пусть побалуются».
Затем смахнул ладонью пот, стекающий по середине широкой груди, и, снова хватившись за древко косы, продолжил размеренную косьбу…
Вжжжть-вжжжть, вжжжть-вжжжть…
Коса косила, а мужчина, вот удивительное дело, стал напевать под нос мелодию, пришедшую на ум: «Ээээх, ухнем… Ээээх, ухнем…». Честно говоря, там и мелодии-то не было. Так, проговаривал себе под ритм движений. Но от этой мелодии, ритма ему становилось легче и отвлекало от повседневных дум. Дело спорилось, а солнце тем временем нещадно палило… Только это не помешало оводу сесть на его голую потную спину и укусить так, что он воскликнул: «Черт!». Он отбросил косу и шлепнул правой ладонью по спине: «Как люди. Норовит в спину. Делать чёрное дело за спиной.»
Мужчина снова взял косу и, опершись на древко, стал смотреть грустными глазами на раскинувшееся на холме родное село. Нет ничего тяжелее и неприятнее неизвестности. В другой раз ему и суток не хватало, чтобы дела делать, а тут  будто время остановилось, замерло пространство, в котором он находился. Нашли время проводить собрание. А он возьми и сбеги из села, под гору, на покос. Как будто себе назло. Вот кто спросил его, хочет ли стать главой сельского поселения? Никто. Взяли и с бухты-барахты выдвинули. Мол, наш человек, деревенский, умеет проявлять заботу о людях…
Хотя он много лет работал в местной школе учителем и на этой почве завоевал авторитет, уважение местного населения и районного руководства, но никогда не задумывался о властной карьере. И эта неожиданная весть что-то сделала с мужчиной, что-то перевернула в душе… «Неужели просто так можно скинуть прежнего мутного главу?! Неужели так просто он отдаст власть?! Наверняка у него есть поддержка Главы района…»
Прежний был чужим. Пришлый. Начал свою деятельностью в должности главы сельского поселения, как говорится, за здравие, а продолжил за упокой. Первые полгода чуть ли не с каждым за руку здоровался, а затем его как будто подменили. Взгляд — поверх носа, голос — басом, разговор — презрительный. «Хочешь узнать человека — дай ему власть! Власть портит человека… Перестает замечать окружение. В первую очередь — забота о себе, а не о деревне … Смотри, во что он превратил село, а? Какая была конная ферма, сколько было отар — ничего не осталось. А про технику, мельницу, автопарк говорить даже не хочется… Ладно хоть не успел распродать земельные паи людей. Без земли деревенский люд, что дед на смертном одре…»
Мужчина в тяжелых, сумбурных думах и не заметил, что скосил почти половину поляны. Перед взором раскинулись ровные полосы покоса. Положив на видном месте косу, мужчина двинулся в сторону ивовых кустов на окраине поляны, где он оставил банку домашнего кваса. Туда не падали прямые лучи палящего солнца. Достал банку, отмахиваясь от назойливых комаров, выбрал удобное место на толстом ковре из скошенных трав. Сел, вытянув ноги, затем открыл капроновую крышку, жадно припав сухими губами, отпил два крупных глотка, отдышался и снова начал пить холодный квас, теперь уже смакуя, медленно, пока не напился. И опять полезли мысли о прежнем главе (о прежнем ли?): «Вот неймется ему… Был бы местный — стал бы думать о родной деревне, об односельчанах. А тут за пять лет все распродал… Зачем ему техника, зачем ему скот, зачем ему дороги…»
Мужчина закрыл крышку, не вставая потянулся к кустам, поставил банку и откинулся на траву, закинув одну руку за голову. Другой рукой сорвал травинку, вставил между губ. Взгляд устремился на кучистые облака.
«Сидят наверху — нет времени увидеть эту красоту. В глазах туман обогащения. Как будто две жизни хотят прожить. Посмотри, какая красота вокруг! Воздух, небо, цветы, тишина… Плюнь на всякие совещания, собрания и наслаждайся… С другой стороны, этот чужак уже во всех странах побывал. В эту зиму Индию слетал с женой, дети не в Казани-Москве учатся, а за границей — один в Турции, другой в Англии. Неужели бы мои не могли там учиться?!»
Мужчина яростно вырвал из губ травинку, которую начал жевать неосмысленно. Во рту осталась горечь. Такая же горечь в душе от этих дум. Он резко встал на ноги. Взглядом нашёл косу, начал искать в карманах, засученных до колен брюк, точилку. Поднял за древко косу, слегка воткнул ее кончиком в землю, хорошенько наточил, и, проверив большим пальцем остроту заточки, удовлетворённо выпрямился.
Хотя он понимал, что здесь он находится лишь для того, чтобы убить время и погасить волнение, но войдя в раж, направился в сторону росшей по пояс травы.
Вжжжть, вжжжть, вжжжть…
Какой дурак в это время косит траву? В такую жару мудрые люди ждут утреннюю росу для косьбы… Тогда и коса остра, и трава послушна…
«Все равно придётся прийти на собрание. А то скажут, мол, испугался,  какой из него руководитель? Вот, дурак… Другой бы на моем месте, нос — кверху, совесть — книзу, ходил бы по домам, уговаривая отдать голоса за него. Ладно, будь — что будет! Свято место пусто не бывает. Если бы этот чужак не попался на махинациях с ветеранскими квартирами, до сих пор бы ходил кум королю… Ан нет, дети-внуки ветеранов грамотные теперь — до Москвы дошли…»
Кончик острой косы внезапно нашёл препятствие и размеренный ход мужчины запнулся. Оказалось, что инструмент воткнулся своим кончиком в небольшую кочку с муравейником. Растревоженные муравьи забегали в панике. «Проклятье! Не заметил — трава высокая… Ну-ка, ну-ка, не бегайте под ногами… Вон туда направляйтесь, если жить хотите…» Мужчина, отложив косу, присел на корточки рядом с муравейником и стал наблюдать за деятельной суетой муравьев. «Вот так и люди. Стоит растеребить размеренный ход жизни — начинается беготня, паника, суета… Но проходит время, находится лидер, который ставит жизнь в нормальное русло, организовывает людей, даёт работу, помощь…»
Со стороны ивняка внезапно подул свежий ветер. Мужчина встал, опираясь на древко косы, и, приставив козырьком правую ладонь к бровям, посмотрел на горизонт. Там, где недавно спокойно висели ярко-белые кучистые облака, сгущались тучи. Мужчина обрадовался. Давно не было дождей.
«Эх, если так пойдёт, то точно ливанёт. Давно пора  с громом, молниями очистить знойное пространство благодатной влагой, дать надежду людям на обновление. Человеческое существо всегда, несмотря ни на что, надеется на лучшее. Ладно, пожалуй хватит… Пройду пару покосов и пора собираться домой. Надо ещё цветов нарвать жене, ягод набрать деткам.»
Вдруг,  со стороны первого покоса, где лежала его клетчатая рубашка, послышался звук мелодии. «Жена наверное звонит, легка на помине. Тоже с утра нервничала, видя как муж убивается, пытаясь принять решение. Беспокоится…» На телефоне точно была жена:
— Ну кто в такую знойную жару траву косит, а? Тем более в такой день!
Голос супруги прерывался от волнения:
— Из конторы звонили… Глава района приехал… Тебя ищет…
От этих слов жены мужчина тоже разволновался. «Так, так, так… Вот как, значит… Я думал, ещё рано… Собрание вечером только. Ну, тогда… Ну, тогда…»
То ли от волнения, то ли от спешки, то ли от нечаянной радости мужчина суетливо надел рубашку, закинул на плечи косу, и, позабыв под кустом банку с квасом, быстрым шагом, вдоль покоса, направился в сторону села. Первым же шагом его сапог раздавил кочку с потревоженным муравейником. И он уже не замечал, как шагал по спелой землянике, которую хотел набрать для детей, оставляя за собой кроваво-красный след. Поравнявшись с оставленным вначале островком из белых ромашек, снял с плеч косу, и, не сбавляя шага, смахнул их в полукруге движения. Цветы безмолвно легли к ногам мужчины, но его глаза уже не видели этого. Взгляд его был устремлён далеко вперёд — в сторону сгущающихся туч над селом.
 
Тридцатый день, или не обижайте матерей
 
Не обижайте матерей,
На матерей не обижайтесь.
Перед разлукой у дверей
Нежнее с ними попрощайтесь.*
Оставшись, ещё по молодости, одна с тремя детьми, она всю свою жизнь посвятила их воспитанию. Ведь любая мать надеется, что когда дети вырастут, они станут ее опорой в старости. А потому ее дети не знали, что такое голод, холод и недостаток. Она была им всем — мамой, подругой, кормилицей и защитницей. Двое сыновей и одна дочь. Никого не обделяла своей материнской любовью. Росли, не чувствуя сиротства.
Когда время пришло, дочь выдала замуж, а сыновей женила. Дочь, видимо, судьба такая, уехала далеко от родного очага. А сыновья остались рядом. Старшему помогла отделиться — построили просторный дом в районном центре. Младший остался в отчем доме. Внуки уже пошли. Что еще нужно для того, чтобы встретить старость?! В кругу любимых детей и внуков…
Но пожилая женщина теперь, как по графику,  то у старшего сына, то у младшего. Месяц у старшего, месяц у младшенького. Нет, она не просто угол в доме занимает. Провожает — встречает, по дому все дела переделает и кушать приготовит. Опять же внуков выгулять — тоже на нее возложено. Нет, это ей только в радость. Вот так в заботах, оглянуться не успеешь, уже тридцать дней. Как один день.Только молодёжь дни эти считает, когда же она, наконец, к другому брату поедет жить. Будто она квартирантка какая…
Однажды, как раз был вечер уже, сын завел разговор. Она у старшего сына была в этот раз. Сели ужинать, суп сварила к их приходу. Расселись вокруг сервированного стола. Только ложку поднесла ко рту, сын подал голос:
— Мама, ты знаешь, сегодня исполнился месяц как ты у нас? Тридцатый день!
У пожилой женщины от неожиданности задрожала рука, что держала ложку, и она пролила суп на скатерть.
— Мама! — воскликнула невестка. — Какая вы неаккуратная…
У женщины проступили слёзы на глазах от обиды, но она постаралась их спрятать, наклонив голову, и сказала:
— Хорошо, сынок! Я в заботах и не заметила, что месяц пролетел. Хоть и вечереет, я уйду сейчас же…
А сама думает: «Куда я пойду сейчас? Кто меня ждёт? К младшему поеду — скажет, что рано приехала. Вот ведь, а? Дни мои считают!» Попыталась проглотить пару ложек супа. Да, уже не лезет еда. Как будто спазм в горле. Встала тихонько с места, прошла в комнату, собрала свои нехитрые пожитки в узелок, прихватила неизменную палку, чтобы опираться, и вышла…
— До свидания, сынок! Я пошла!
— Мама, ты же даже суп не доела! Нехорошо оставлять еду…
— В другой раз, сынок! Пойду я…Темнеет уже. Запоздаю иначе… Поешьте сами спокойно, без меня. И живите дружно!
Не остановил, не позвал сынок обратно. Не сказал, что темно на улице. Куда ты, мама, на ночь глядя? Поживи ещё. Нет, не сказал…
И побрела она по улице, опираясь на палочку-подружку. И сама не знает, куда идёт. То ли в гости, то ли домой?! Если в гости — вроде, не гостья она. Если домой, то никто и не ждёт. С затуманенными от горьких слез глазами, брела женщина  по ночной улице. Проходила мимо чужих домов, так уютно горящим в них домашним освещением. Слышала лай собак, охраняющих дома, пение вечерних птиц — соловьев. Даже собаки чувствовали себя дома, на своей территории. А соловьи заливались в поисках своих пар. Только у пожилой женщины не осталось ни своей территории, ни своей пары. Мужа нет так давно, что она даже забыла и облик его. А дети? А детям она мешает только. Не знают они пока, что и их настигнет старость,  даже не почувствуют когда. И их дети вырастут. Какой пример им показывают? И когда только их сердца стали ледяными?!
— Бабушка, вы что заблудились?— вдруг послышался голос, выводя женщину от тяжелых раздумий. Она, подслеповатая от застилающих слез, оглянулась по сторонам.
К ней подошла, оставив пустые ведра на земле, молодая стройная женщина.
— Куда путь держите, бабуля? — снова спросила она. — Может вы заблудились? Как-то потерянно стоите… Вам есть куда идти?
— Здравствуй, доченька! Я не заблудилась. И мне есть куда идти. Только вот припозднилась,  потому немного озадачена…
— Ой, да вы не волнуйтесь! Давайте зайдем к нам! Я вас чаем угощу. Если надо, переночуете у нас. У нас дома спокойно. А завтра засветло в путь тронетесь! Пойдемте!
Заметив нерешительность бабушки, молодая женщина подхватила ее одной рукой за локоть, а другой рукой — ведра, и осторожно повела в сторону дома. Навстречу вышел молодой мужчина, видимо, муж. Он, улыбаясь, поздоровался, взял ее узелок, а у жены — ведра, и помог подняться на крыльцо. Зашли в дом. Как в сказке. Очень чистый, аккуратный, уютный дом.
«Кто она мне? — думала пожилая женщина.  — Не дочь, не невестка, даже не родня! Пригласила, приютила. Куда бы делась в этой вечерней темноте?! Дай, Всевышний, ей здоровья и счастья! »
— Мама, мама! Ты уже пришла?
Это выбежали из другой комнаты две девчушки. Обняли мать с двух сторон, с любопытством поглядывая на зашедшую с ней.
— Вот, привела к вам гостью! Принимайте бабулю! — ответила молодая женщина.
— Здравствуйте, бабушка! — сказала солидно старшая. А младшая, оторвавшись от юбки матери, подбежала к женщине и обняла.
Услышав голоса, появился пожилой мужчина, в просторной домашней одежде, в очках на носу и с газетой в руках. Он с интересом взглянул на вошедшую из-под очков и воскликнул:
— Слава Всевышнему! У нас гости, оказывается! Проходите, уважаемая! Проходите! Вот присаживайтесь здесь, в кресло, тут будет удобно.
— Бабуля, это наш папа. Познакомьтесь! Мы так рады вам! Когда в доме есть пожилые, становится особенно светло! Если хотите почитать молитву, не стесняйтесь, мы подождем.
Потом ее повели по дому для ознакомления. Показывали каждую комнату.
— Здесь у нас спальня малышей, здесь наша спальня, здесь гостевая комната — тут вы будете спать. Смотрите какая кровать! Мягкая. Вам нравится? Пойдемте дальше. Вот здесь ванная комната — можете умыться. А здесь мы готовим кушать — кухня наша. Сейчас вскипит самовар, правда, электрический, и пойдем пить чай. У нас есть и настоящий самовар. Во дворе стоит, в беседке. Там мы, обычно, днем пьем чай.
Вот так, с разговорами, уселись за стол. Только та ложка недоеденного супа, что встала в горле поперек, никак не пускала вкусности со стола этой дружной семьи. Разговоры не смолкали за столом, каждому было, что сказать-рассказать.
— А вы почему не угощаетесь, уважаемая?— спросил старший в семье. — Я смотрю, мы своими разговорами отвлекаем вас?!
— Бабуля, не стесняйтесь! Кушайте! — сказала молодая женщина. — Сейчас суп будет готов.
У пожилой женщины проступили слезы на глазах. И она вынуждена была рассказать, что с ней произошло, про тридцатый день. Конечно, она не стала ругать детей. Постаралась повествовать в мягкой форме, как бы оправдывая их действия. Но и без этого присутствующие поняли, насколько стало обидно женщине. Даже детишки прекратили баловаться, шуметь во время ее рассказа. Подумать только — родной сын “выгнал” из дома…
Как рассказала свою беду, будто что-то отпустило в душе и стало легче. И сердце оттаяло, и обида ушла. А домашние за разговорами отвлекли от тяжелых дум. Вкусно поели вместе. Снова поговорили о том, о сем и предложили не уезжать завтра. Пускай бабуля погостит денек. На том порешили и легли спать. Пожилая женщина впервые проспала спокойно до утра. И встала отдохнувшей.
Утром все дружно встали — кому на работу, кому в садик. Осталась женщина одна в чужом доме. Наказали ей чувствовать себя как у себя дома. Еда в холодильнике. Показали, как включать электрический самовар.
По давно заведенной привычке не сидеть без дела  женщина собрала разбросанные детские игрушки, перемыла всю посуду, заправила постели в детской комнате, вытерла пыль, помыла полы во всех комнатах. Нашла где мука, намесила тесто и к приходу домашних приготовила в электрической духовке яблочный пирог. Электрическая духовка такая же, как у сына, а яблоки были в саду. Когда пришли домашние, ахнули: какая чистота и порядок! И пахнет так вкусно…
В этот раз решили поужинать в беседке, благо погода позволяла. Накрыли скатерть, нанесли всяких овощей, зелени с огорода. Поставили самовар. Самовар был отменный, настоящий тульский — двухведерный. Хозяин возился у мангала. Пошел дымок, приятно щекоча нос и возбуждая аппетит. Ужин с приготовленным на углях рыбой и овощами получился идиллическим. Было тихо, уютно, приятно. Словно одна семья. Сегодня разговорами-расспросами особо не донимали. Каждый думал о своем.
После ужина, когда все прибрали, помыли посуду, молодая женщина подсела к ней. Посмотрела как-то странно на неё и сказала:
— У меня к вам есть разговор. Вы только, ради Всевышнего, не обижайтесь!
У пожилой женщины екнуло сердце. Тотчас она вспомнила тот вечерний разговор у старшего сына. Будто кипятком облили. «Сегодня тридцатый день, мама! »
— Что скажешь, доченька? Если можно, я уж переночую сегодня, а то опять на ночь глядя уходить…
— Нет, что вы?! Наоборот, я хочу попросить вас остаться у нас навсегда. Будьте нам мамой! Я, к сожалению, с детства была лишена этого счастья.
Не было предела удивлению от этих слов. Не знала даже, что и ответить. В голове пронеслись годы скитания от одного сына к другому. Тридцать дней  живет у старшего сына, тридцать — у младшего. А дочь даже не вспоминает. Позвонит раз в месяц: «Привет, мама! Как дела? Все хорошо? Не болеешь? Ну и ладно!» Вот весь разговор.
Для чего растила детей? Чтобы считать дни пребывания, не чувствуя себя нужной. Не чувствуя заботы от детей на старости лет. «Сегодня тридцатый день, мама!»
— Соглашайтесь, бабуля! Вчера вечером сам Господь привел вас ко мне на встречу. А когда вы вошли в наш дом, стало светлее. Смотрите, как домашние радуются вам.
Согласилась. «Хорошо, — сказала она. — Давайте попробуем пожить вместе. Я вас стеснять не буду. А попросите уйти, не обижусь, а лишь буду безмерно благодарна за то, что приютили в тяжелый момент.»
С этого дня она стала полноценным членом этой дружной семьи. Проходили дни за днем, заполняя неделю, а неделя за неделей — месяц. Пришёл тридцатый день, но никто не напомнил женщине об этом, все шло своим чередом. Но тревожное состояние улеглось лишь через несколько дней — вот как впаялось в сознание, что через тридцать дней надо срываться с места. И отношение к ней не изменилось с той поры. Так же уважали, любили и радовались ей. Больше всех радовалась молодая женщина — обрела маму. Не меньше были довольны дети — обрели бабушку. Мужчины, как и подобает, вели себя сдержанно и уважительно.
________________________________________
В глубине комнаты зазвонил городской телефон. Молодой мужчина приглушил звук работающего телевизора, встал с дивана, с хрустом потянулся, зевнул и медленно поднял телефон.
— Здорово, брат!  — услышал он тут же в трубке.
— Привет!
— А ты чего маму не отпускаешь? Уже тридцать дней прошло.
— Так она не у меня! Я думал, что это ты у себя держишь.
— Нет, она ушла от меня к тебе месяц назад.
— Странно. Может к сестре поехала?
— Надо ей позвонить.
— Позвони!
________________________________________
Пожилая женщина не стала сообщать детям о своем местонахождении. Пусть все идет как идет. Если нужна будет — найдут. А не найдут, есть кому на могилу цветы принести.
Хотя… Нет, нет да заноет сердце, скучает по детям, внукам. Родные ведь. Боль утраты, горечь обиды, тоска по близким и родным людям побуждает желание выговориться. Каждый день ведь этим милым людям, что приютили ее, не будешь плакаться об этом. Вот и нашла в саду уголочек, куда каждый вечер прилетают птички. Тут тишина разливается над садом, прерываясь лишь пением птиц. Послушает вечерние трели соловьев, поговорит с ними и становится лучше, а на душе — спокойно…
*Стихи Виктора Гин
 
Осенние ягоды рябины
 
Оставшиеся на недосягаемой для человеческого роста высоте ягоды рябины горделиво и размеренно покачивались на ветру. Эти яркие плоды, тяжёлыми гроздьями висящие почти на самой вершине — последняя радость и надежда рябинового куста. Остальные ягоды не успели даже покраснеть — пообрывали прохожие. Детям любопытно, что за ягода такая алеет, молодёжь привлекает красота. Но и те, и другие попробуют, пожуют, а почувствуют горечь — выплёвывают. Не ждут, когда ягоды станут медовыми. Но кто же им скажет, что время рябины — осень, а не лето?
Светлана смотрела на упавшие гроздья рябины, виднеющиеся тут и там при свете полуночной луны. Она стояла так давно в раздумьях. Очнулась только тогда, когда через полуоткрытое балконное окно подул прохладный ночной ветерок. Стало зябко.
— Знать бы, о ком думаешь, оставив ночной сон?
— Ой! — Светлана вздрогнула, услышав голос мужа. — Ты напугал меня! Тебе тоже не спится?
Её вопрос остался без ответа. Евгений, будто впервые, пристально глянул на рассыпавшиеся по плечам кудри супруги, прячущие нескончаемую грусть чёрные глаза, не потерявший гибкость тонкий стан. Затем, похлопав по карманам пижамы, нашёл сигареты, спички, подошёл ближе к окну и закурил. Долго смотрел на тлеющий кончик, будто интереснее занятия в этот миг не существовало. Не оборачиваясь к жене, проронил:
— Может, закуришь? Говорят: пускай горит сигарета, чем душа.
— Брось шутить, Женя! — Светлана обняла сильные руки мужа. Но Евгений, крепко, до боли сжав её плечи, отстранил от себя.
— Ты думаешь, я ничего не чувствую? Нам не по восемнадцать лет, чтобы играть в кошки-мышки… Ты изменилась, Света… В последнее время сильно изменилась.
«Господи, только не сейчас! Не время, не готова, не могу… Потерпи, Женечка, дай привести мысли в порядок».
Будто прочитав её мысли, Евгений холодно глянул на супругу:
— Не хочешь сейчас отвечать? Когда? Завтра, послезавтра… Поговорим ещё, да? А вот мне хочется поговорить сегодня, сейчас, чёрт возьми! — мужчина потряс воздух кулаками.
Затем внезапно тихим голосом сказал:
— Пошли спать!
Тяжёло шагая, сгорбившись, направился в сторону спальни. В этот миг Светлане захотелось броситься в его объятия и расплакаться как ребёнок. Если бы муж обернулся, она так бы и сделала. Но Евгений не обернулся.
А нарушило душевное спокойствие женщины маленькое коротенькое письмо. Когда Светлана вскрыла конверт и только прочитала первые фразы, кончики пальцев обожгло, будто сунула их в огонь. Письмо упало на пол. Короткое слово горело в центре листка, вырванного из школьной тетради. Чувство стыда, горечи, обиды душило горло, не давая нормально дышать. Но всё же она наклонилась, нервно скомкала письмо, бросила в угол комнаты и без сил упала на диван.
Дома никого не было и Светлана дала волю чувствам — расплакалась словно в детстве: то в голос, то рыдая, то всхлипывая. Когда немного успокоилась, долго смотрела на комок бумаги, призывно белеющий в углу комнаты.
Знала, что всё равно прочитает, не стала долго мучить себя. Прочитала и снова, как давеча, скомкав, бросила в угол. Обиженно шевельнулась занавеска.
«Вспомнил». Пухлые губы женщины, придающие её лицу кокетливый вид, сурово поджались. Затем Светлана нервно сорвала с толстой косы застёжку, будто этот предмет виноват в её головной боли…
 
…Уже который день не даёт покоя это письмо. Оставаясь одна, Светлана вела разговоры сама с собой. С ума так можно сойти. Сколько раз пыталась заговорить о письме с мужем, но каждый раз что-то останавливало.
Письмо начиналось со слова «Доченька». О чём он думал, когда выводил это слово на листке школьной тетради, разлинованной квадратиками?! Может, о том времени, когда Светочка была маленькой девочкой-куколкой, непоседой?! А может, вспоминал уже подросшую Свету?! Ведь именно в это время пришла беда в их дом.
Когда отец был трезв, добрее человека не найдёшь. В эти минуты он брал на руки Светочку, обнимал, гладил по голове: «Не плачь, Светочка, не плачь, доченька!» Но стоило ему выпить водки — превращался в дикаря.
Угощали Григория часто. Его, колхозного ветеринара, то в один двор позовут, то в другой. А рассчитывались, по обыкновению, водкой. Будто закон такой есть. Но не это было главное в характере Григория. То, что пьёт, ещё можно было перетерпеть, но как напьётся — всё громит в доме, мало того, заставляет ещё искать для него алкоголь.
И вот среди ночи мама за ручку с маленькой Светкой ходит по домам, побирается. Вид несчастной, жалкой, сгорбленной фигуры матери, которая стучит в чужие окна среди ночи с просьбой дать в долг водки, до сих стоит перед глазами как страшный сон.
Наутро, кое-как растолкав отца на работу, засовывала свои тетради с невыученными уроками в сумку и бежала скорее в школу. Сонная, не выспавшаяся. Учительница какие-то синусы, косинусы объясняет, а у неё перед глазами мерзкий вид человека, считающегося её отцом — слюнявый рот, обмоченные штаны.
А как забыть тот стыд, когда у неё спрашивают уроки, а Света ни бэ ни мэ. «Надо же быть такой тупой, доченька…», — говорит учительница. А класс в хохот… Как это забыть?! Нет, нет, это невозможно забыть. А куда деть ту , последнюю ночь, когда у Светы в один миг побелели волосы на висках?
Был обычный день. Обычный. Днём совершенно трезвый, отец к вечеру вернулся от кого-то, угостившись водкой.
— Почему не убрали снег возле крыльца?
Уже нашёл повод привязаться. Знает Света, что это не к добру. Для начала скандала ему нужен какой-либо повод.
— Что молчим? Некому слово сказать?
— Ты же видишь, как метёт! Только убрали, снова нанесло… — сказала мама, не поднимая головы. Она как раз стиркой была занята.
А сидящая за столом Света оторвалась от чистки картофеля, крепко сжала нож в руках. Затем, стиснув зубы, молча продолжила работу.
— Выросла теперь, отец не нужен, так? Что застыла, как полено? — Григорий, покачиваясь, сделал пару шагов, сел на высокий порог и, попытавшись самостоятельно снять валенки, крикнул: — Встань, сними валенки с ног отца!
Мама Светы, вытирая мокрые руки о подол, поспешила на помощь к мужу.
— Я тебе, что ли, сказал? — Григорий со злостью посмотрел на жену.
— Что ты за человек, Гриша? Какая разница, кто тебе поможет? Ведёшь себя как изверг. Взрослой дочери не стыдишься…
Она не успела договорить, согнулась от боли. Удар мужа пришёлся ей в лицо — носом пошла кровь. Светлана вскочила с места, стала смотреть, не мигая, на отца. В руках нож, зажатый бескровными пальцами.
— Бездельники… Сидят дома без дела, две проститутки… Ещё отцу и мужу пытаются перечить. Я вам покажу, ****и… — Григорий с довольным видом сел на пол, прислонившись спиной к тёплой печке.
Светлане показалось, будто её окатили помоями. Такие слова говорит человек, называющий себя отцом? Нож, прижатый к её девичьей груди, казался Свете единственным спасением от этого кошмара. К ней с ужасом в глазах бросилась наперерез с прижатым к носу полотенцем мама.
— Доченька, иди сходи до сарая, покорми нашу бурёнку картофельными очистками. Иди, доченька, иди! — женщина вырвала нож из рук дочери, направила её к выходу, подталкивая в спину.
Светлана бросила презрительный взгляд на развалившегося на полу отца, накинула на плечи старое пальтишко и вышла во двор. А вслед опять услышала ненавистный окрик:
— Иди! Найди бутылку! Трубы горят. Не найдёшь — вечер в ад превращу!
Светлана, чтобы не слышать этого голоса, раздающегося через стены дома, подняла воротник пальто, взяла ведро, стоящее в чулане, и пошла к сараю. Когда пробиралась через сугроб, наметённый перед сараем бушующим вечерним бураном, только одна мысль вертелась в голове у юной девушки: «Как дальше жить в этом кошмаре? Как спасти и отца, и мать, и себя?»
Тишину сарая, пропахшего запахом сухого сена, молока и овечьей шерсти, нарушает только звук медленно жующей бурёнки. Светлана вывалила принесённое угощение в деревянное корыто, стоящее перед коровой. Постояла, уставившись в темноту сарая, машинально поглаживая шею животного. Затем, с очень большим нежеланием повернулась в сторону выхода. Так не хочется идти домой, но тут зябко стоять в одном пальто.
А когда, настежь открыв двери сарая, шагнула через порог и подняла голову, то от ужаса чуть не упала. Их родной дом был объят пламенем пожара. Хотела сделать шаг — не может, ноги ватные, будто прилипли к снегу. Хотела крикнуть: «Мама! Папа!» — язык тяжёлый, словно онемел. Она даже на миг потеряла способность соображать что-либо. В ногах появилась дрожь и передалась на всё тело. Света представила себя внутри объятого пламенем дома вместе с мамой. Хотелось убежать, но ноги не слушались.
Всё же нашла в себе силы сделать несколько шаркающих шагов в сторону сарая. Только не понимала: зачем туда зашла. И зачем села в одном из углов, закрыв лицо руками. Нет, она не сошла с ума. Совершенно ясно слышала крики: «На сарай перекидывается! Если там есть скотина — хотя бы их спасти!» Только ответить, подать голос им не могла. Наоборот, в тело вместо первоначальной дрожи пришла слабость. Она прислонила голову к стенке и закрыла глаза.
Очнулась от громкого звука прямо под ухом за стенкой — будто трактор завели. Завизжало, загремело, загрохотало. Светлана с испугу обхватила колени руками и уткнулась в них головой. В этот миг над её головой прочертила щель в досках сарая визжащая цепь пилы.
— Ах!
Это вскрикнул мужчина с бензопилой в руках. Он прибежал с тыльной стороны — от соседей, вскрыл пилой стенку, чтобы выпустить животных.
— Твою мать, да здесь же человек! — крик мужчины разнёсся, словно гром. Он отбросил бензопилу, даже не выключая, упал на колени перед девчушкой, снял ушанку с головы, затем расстегнул ворот, будто ему не хватало воздуха. Схватил пятернёй волосы и, раскачиваясь из стороны в сторону, заревел как медведь: — Чуть не отрезал ей голову… Голову… Голову…
Подбежали ещё люди, поняли, в чём дело, подняли на руки потерявшую сознание Светлану и унесли к соседям. Когда принесли на свет, все ахнули — чёрные волосы соседской девчушки были покрыты сединой на висках.
Позже она узнала, что отец сам поджёг дом, облив бензином. Потом стоял и хохотал, как безумный, на улице. А мама кое-как вывалилась из дома на снег, разбив окно.
Больше ни разу не появился в их семье Григорий — ни после лечения в больнице, ни после принудительных работ. Возможно, мама Светы ждала, что придёт и попросит прощения. Но она никогда больше не заводила разговор о нём. Возможно, мать и простила бы, но только не Светлана. Но он не пришёл. Доходили слухи, что бросил пить, сожительствует с другой.
И вот теперь вспомнил. «Доченька», видишь ли… Вспомнил, когда старость постучалась в двери.
«Много лет болею сахарным диабетом. В прошлом году врачи правую ногу отрезали, в этом году — левую по колено. Женщина, с которой жил, бросила меня. Её дети и слышать не хотят обо мне. Больше не к кому обратиться. Помоги, доченька, хотя бы устроить меня в дом престарелых.»
Именно это письмо лишило покоя Светлану. У кого спросить совета? Мама давно покинула этот мир. А чтобы с мужем поговорить, до сих пор не собралась духом. Нет, она знает, что он не скажет: «Забудь, как он забыл тебя в своё время». Светлана боится собственной слабости…
… — Давай привезём к нам. Долго ли ему осталось жить.
— ?
— Каким бы он ни был, он ведь тебе отец.
— Отец? Ты же знаешь каждую минуту моей жизни, Женя…
— Знаю. Ещё знаю, что у тебя большое сердце. Если бы было не так, разве прожил бы с тобой двадцать лет, понимая каждый взгляд, рябинушка моя?
«Рябинушка…» Это любовное обращение Евгения к жене. «Я влюбился не в твою красоту, а в твою гордость. По сравнению с другими, ты на недосягаемой высоте. Как осенние ягоды рябины», — так сказал он однажды.
Вот опять своим сладким обращением заставил заплакать от радости.
— Не плачь, Света, не плачь, рябинушка моя! — сказал Евгений, обняв жену.
— Каким бы ни был, он твой отец… — опять повторил давешние слова.
«Не плачь, Света!» Перед глазами женщины, смотрящей на мужа запрокинув голову, будто порвалась пелена. Слёзы радости вернули память о молодых годах совершенно трезвого отца и она словно услышала его ласковые слова: «Не плачь, Светочка, не плачь, доченька!»
 
Опора страны
 
Как-то, помнится, вышестоящее начальство обещало облагодетельствовать нашу организацию автомобилем КамАЗ. От этого у меня будто крылья выросли. Только, как обычно, у радости жизнь коротка. Пока приказ о выделении машины от самой высокой инстанции дошёл до нашей конторы, визы, подписи, протоколы, акты, накладные росли, а мои крылья становились всё меньше и меньше.
Сначала заявили, что нет новой машины, затем сказали, будто самим не хватает, потом оказалось, что не те бумаги предоставили. В общем, через полгода немыслимых унижений, стояний перед высокими дверьми, сидений на низких диванчиках просторных приёмных сдались…
Сдались под напором моих требований, ибо не я просил, за язык начальство не тянул,  сами обещали. Так выполняйте! Наконец, я стою во дворе автобазы с надеждой лицезреть автомобиль мечты нашей небольшой, но нужной людям организации. Мы занимаемся помощью инвалидам.
Если вы можете представить себе самый грязный, самый неухоженный, ржавый, вызывающий жалость, чувство омерзения, наконец, грузовой автомобиль, то это будет он. Не представляете, насколько глубоко было моё разочарование.
— Не нравится — не берите! Найдётся другой хозяин, — сказал начальник гаража. — Мы его выставили на продажу. Последнее предложение было десять тысяч.
Да знаю я, что они только и ждут отказа. Откажусь — больше предлагать не будут. Что поделать, машина нужна, подписал акт приёма-передачи.
Теперь другая задача — найти водителя для этой «чёртовой колесницы». Да такого, чтоб разбирался, привёл в божеский вид. Посоветовали подать объявление на радио. И понеслось…
Безостановочно звонит телефон, входная дверь кабинета практически не закрывается. Одно дело — шоферня, замучили их жёны звонками: сколько будете платить, какая машина, какой режим работы, есть ли командировки…
Чем больше претендентов, тем труднее выбрать, оказывается. Как в том анекдоте про ишака, который подох с голоду, остановившись между двумя стогами сена — так и не выбрал, из которого есть. Вот и человек недалеко ушёл от осла в этом вопросе. Это как у грузчика: изо дня в день таскал тонны картофеля в мешках с одного места на другое — хоть бы хны. Но стоило ему усложнить задачу — попросить перебрать: крупные картофелины в одно место, а мелкие в другое, то он за пару часов устал до невозможности. Потому что появился груз ответственности. Так и у меня — не знаю, какой картофель выбрать.
В один из дней дверь кабинета открыла чья-то уверенная и крепкая рука. На пороге появились двое. Первый, тот, который рванул дверь, был низкого роста, с животиком, круглолицый, лысоватый, улыбчивый мужчина лет пятидесяти. Второй, напротив,  черноглазый, черноволосый, загорелый, худощавый, высокого роста, лет тридцати.
Тот, который постарше, твёрдыми шагами приблизился к моему столу и протянул пухлую руку:
— Тимофей Иванович! Региональный представитель Минского тракторного завода. Вообще-то я обеспечиваю тракторами несколько регионов, не только наш. Тут мы в машине ехали с Васькой… Познакомьтесь — это Василий! Так вот, едем в машине, слушаем радио и слышим в рекламе, что вам нужен водитель КамАЗа. Я и говорю Ваське: «Всё, парень, эта машина будет твоей!»
Потеплело у меня в груди, будто вытащили из картофельной кучи. Тем более, что мужик с техникой связан — с запчастями поможет. Раз привёл человека, значит, чувствует ответственность за него.
— Вот такой шофёр, — сказал Тимофей Иванович начальственным тоном, показывая большой палец. — Всю жизнь в автоколонне отработал. Ну-ка, Вась, покажи трудовую книжку. Не хотели отпускать. А сами зарплату не платят. Пришлось самому со скандалом забрать трудовую. А что? Надо помогать друг другу.
«Ну всё, — подумал я обрадованно. — Похож на хорошего человека. Будет помогать. Может, и запчасти подгонит».
Василий в тот же день принялся за ремонт «чёртовой колесницы». По его уверенным движениям, разговорам и поведению было видно, что он не понаслышке знает технику. Не знаю, как ему удалось, но через пару-тройку дней КамАЗ был поставлен на ход.
В один из тёплых летних дней поехали на расположенную в центре города автозаправку. Там у нас был лимит, выделенный нефтяниками в качестве благотворительности. Когда надо, шофёры могли по нашей записке с печатью заправить машины организации. А на АЗС учитывали, сколько было залито топлива.
Надо видеть удивление Василия, когда мы заправили полный бак, не заплатив ни копейки. После этого я стал замечать на себе уважительные взгляды нового водителя. Более того, работники ГАИ тоже добавили почтения… По какой-то причине остановили машину, но, увидев в кабине меня, узнали и, махнув рукой, пожелали «счастливого пути».
— Как увижу их, так кровь моя в обратную сторону начинает течь, — сказал Василий.
— Послушай, Василий, — сказал я. — Если все водители будут ездить по правилам, не нарушая, то и сотрудники ГАИ не будут такими, какими ты их представляешь.
Василий посмотрел на меня крайне удивлённо:
— Как это? А на что они будут жить? На зарплату, что ли? Они не для того под каждым кустом караулят, чтобы не нарушали пэдэдэ, а, наоборот, чем больше нарушителей, тем лучше живёт гаишник.
Я промолчал. На следующий день запланировали поездку в соседний городок. Нужно было доставить инвалидную коляску, заодно встретиться с благотворителями, попросить помощи в ремонте КамАЗа.
До городка километров сто пятьдесят, поэтому выехали рано утром. Добрались без проблем — шофёр крутил баранку, я подрёмывал. Но по приезду дела не задались. Человек, к которому везли коляску, оказался в отъезде. Пришлось оставить соседям. С благотворителями тоже не смогли договориться. Выехали обратно, чтобы успеть засветло. Солнце зашло за облака, настроение — никакое.
— Слышь, Василий, а что машина трясётся так? — спросил я.
— Ну вот, дорога показывает, что необходимо для машины. Рессоры пора менять, редуктор течёт, ГУР плохой — рука устала крутить…
И пошёл перечислять…
— Подожди-подожди! Мне начальник гаража сказал, что покупатель был на эту машину. Мол, десять тысяч предлагал. Неужели такие деньги предлагали за развалюху?!
— Ещё бы! Для умеющего человека нужны только номера государственные да остов. Остальное сам найдёт.
— Как это? Ну-ка, расскажи и мне! Мы тоже возьмём оттуда!
У Василия загорелись глаза в азарте.
— Скажите, а у вас есть какой знакомый в гараже государственном или в автоколонне?
— Есть, как не быть… Найдём.
— Вот надо туда загнать машину!
— Оттого, что мы поставим в гараж, она же не станет новой?!
— Ещё как станет! За ночь наши парни из неё «Мерседес» сделают! — сказал возбуждённо Василий, стукнув обеими руками по баранке и мечтательно устремив взгляд вперёд.
В его взоре было одновременно восхищение, стремление, нетерпение. Он, путаясь от волнения, рассказал суть дела.
Придуманный в России способ превращения ржавого металлолома в почти новую машину заключался в следующем: надо лишь загнать с вечера в гараж или в автоколонну подобие автомобиля. Тут же рядом с ним ставят приличную машину такой же марки. Включают свет, прожектора со всех сторон, и две бригады мастеров, засучив рукава и взяв в руки инструменты, принимаются за дело.
За ночь от машин остаётся только внешний вид, а вся начинка меняется местами. Есть некоторые мастера, которые переставляют даже двигатели, перебив номера. Пока начальники после сладкого сна прибудут на работу, наша «чёртова телега», газанув напоследок, исчезает из гаража. А «мастерам» только и остаётся, что хряпнуть по рюмочке да потирать испачканные машинным маслом руки.
Чем больше Василий расхваливал этих «мастеров», казалось, тем больше на мою душу садилась дорожная пыль.
— А что с другой машиной? — спросил я.
— Какая другая?
— Ну та, «раздетая».
— Да оттащат куда-нибудь в уголок. Казённая же. Спишут потом.
— Воровать казённое,значит, воровать у себя, — сказал я Василию. — Казённое имущество — народное. Значит, и моё, и твоё.
Василий от удивления обернулся ко мне чуть не в полкорпуса.
— Как это моё? Держи карман шире…
— А чьё? Государственное. А государство чьё? Наше!
Я и не заметил, что пытаюсь отбелить чёрную душу шофёра.
— Умные люди государственное делают своим, конечно, — будто согласился со мной Василий. — Казённому имуществу… кто может… тот и хозяин.
Я не знал, что сказать. Мысли мои путались. У нас до сих пор хозяйничают те, кто воспитывался в советские времена. Таких, наверное, нет нигде в мире. Только советские люди были хозяевами всей страны. Даже если в доме пусто и в кармане негусто. Тем не менее так воспитывали, так внушали. Помните: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё»?
— Уже сколько людей стали обладателями таких машин, — сказал Василий, прерывая мои мысли. — Ходят, хвастаются. Мол, из старой машины новую сделал. Это они что, на зарплату, что ли? Держи карман шире… На зарплату… Всё из казны. Вот вам зачем дали эту машину?
— А ты сам как думаешь?
— Они считают вас авторитетным! Который живёт умеючи…
— Ты что же думаешь, я тоже буду воровать?
— А как вы планируете восстановить это барахло?
Я промолчал…
— Если взяли машину, значит, есть план, — сказал Василий. — У меня таких возможностей нет. Кто меня пустит в гараж тот…
Водитель включил фары. На серый асфальт легли жёлтые полосы освещения. Яркие лампы встречных машин резали глаза. Кто мой водитель, кто мой попутчик?
— Как же… Больше на этом утиле невозможно выйти в рейс. Дай бог, что вернёмся благополучно… — слышалось хриплое бурчание водителя. Чувствуется, он переставал надеяться на меня.
Вернулись домой только ближе к полуночи. На следующее утро Василий исчез. Вместе с машиной. Не появился и на второй день, и на третий… Вынужден был позвонить в милицию.
— Вы же его сами посадили за руль, не угнал же, — сказали мне там. — Что такое два-три дня? Ждите, вернётся…
Им легко так говорить. А у меня всё внутри горит, как терпеть?! Когда на дверях появился Тимофей Иванович, я буквально подскочил с места. Наконец-то появился ответственный человек.
— Где Василий? — спросил он меня с ходу.
— Как? А вы разве не знаете?
— В прошлый понедельник с моим сыном занимались ремонтом машины. Сегодня утром захожу в гараж — пропал ящик с инструментами.
Я непонимающе уставился на него.
— А вы спросили у сына?
— Да он такой же беспутный, как Василий, — махнул рукой Тимофей Иванович. — Чего его спрашивать?!
— Погодите, а как это вы такого беспутного расхваливали здесь, устраивая на работу?
— Ну как, он же без работы ходил. Пожалел земляка…
— Вы взрослый человек вроде, а несёте детский лепет. Вы его в детский сад устраивали, что ли? Вам не стыдно такое говорить?
— А перед кем мне стыдиться?
— А передо мной не чувствуете?
Теперь он уставился на меня непонимающе.
Прошёл ещё один день в ожидании Васи. Нужно было срочно выполнить заказ, пришлось нанимать машину. Заехали на заправку. В окошечко кассы мне протянули бумаги.
— Тут у вас накопились ведомости без печати. Поставьте. И имейте в виду, что солярки осталось только пятьдесят шесть литров.
— Как так? Полтонны же было!
— Так ваш шофер всё и забрал. Сегодня утром тоже приезжал. Вы, говорит, вместо топлива деньгами дайте. Мы его прогнали. Такие наглые у вас водители. Нет чтоб к порядку призвать.
Стыд-то какой! Всё пропил, получается, Василий.
Где-то ещё через два или три дня появился, протрезвев. Слава богу, что машина цела. Я спросил его про солярку. Сделал вид, что не понимает.
— Вы что? За кого меня принимаете?
— Поехали на заправку, — сказал я. Думал, что он сразу признается. Но не тут-то было.
— Поехали, поехали! — начал сам меня торопить. — Я им щас устрою. Я им щас скажу!
А на заправке только и ждали. Как увидели его, выбежали все и окружили. Шум-гам, ругань… Особенно женщины не давали Васе и слова сказать. А тому хоть бы хны. Он вырвался из окружения, подошёл ко мне. Рот до ушей.
— Ну, мастера! — сказал. — Сами распродали соляру, на меня наговаривают. На их бумагах не моя подпись. Вызывайте экспертизу!
Когда вернулись на работу, сказал Василию, чтобы написал заявление по собственному желанию. Моё настроение в упадке, а его на подъёме. По его мнению, я никудышный руководитель, а он - хитрец, взял своё с организации. Мол, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Я смотрел в окно ему вслед. Человек, который должен был стать золотой опорой для семьи, для народа, для страны, имеющий хорошую специальность, умелые руки, идёт за единственной отрадой в жизни — найти, что плохо лежит, своровать, продать и напиться в своё удовольствие.
 
Харитон и домовой
 Была привычка у Харитона по той или иной причине кем-то забытые вещи подбирать да возле своего дома в переулке складывать. Деревенский люд посмеивался над его повадками, но пользовался.
— Домового-переулочного привечаешь к себе, Плюшкин! — говорили ему.
А Харитон только рукой махал на это, но не переставал таскать к дому утерянные вещи. То санки подберёт, то кусок трубы, то колесо. Один раз даже телегу притащил с поля — кто оставил, неизвестно. Мелкие найденные вещи складывал на эту телегу.
Кому чего в хозяйстве надо, приходили к харитоновскому переулку. Или находили свои утерянные вещи, или подбирали подходящие для дела. Только сам Харитон никогда для своих нужд оттуда не брал.
— Испытывал уже, — говорил он. — Как что возьму из найденного, так вдвое больше теряю.
Как-то по зиме Харитон чуть не угорел в бане. В то время он ещё был в силе, любил париться подолгу. Поэтому особо никто и не хватился, когда его долго не было. Однако чей-то неожиданный ночной стук в окно: «Подберите Харитона!» — поднял всех домашних и помог спасти замерзающего в снегу.
Харитон ещё помнил, как парился на полке, но то, как очутился за дверью бани в снегу, из памяти отшибло. Это было дивом не только для виновника, но и для других. Только мудрые деревенские старики поговаривали:
— Не зря ты домового привечал! Он добро помнит!
— Это он тебя спас! Как пить дать!
Хотя Харитон в никаких домовых не верил, но промолчал. А односельчане привыкли к тому, что если имеется пропажа, иди к дому Харитона.
Когда старший сын Александр женился, настала пора его отделить. Для этой цели у Харитона давно был припасён за огородом добротный сруб. Поставил он дом для сына рядом со своим. Прямо на том переулке, куда по обыкновению собирал всякий найденный скарб. Получается, что перекрыл дорогу к роднику для деревенских. Конечно, к источнику можно пройти и другим путём, но мимо дома Харитона было привычнее. Годами ходили по этому пути. Да какой там годами — сотни лет, сколько помнят себя старики, столько и ходили по этому переулку.
Сосед — татарин дед Хамай пытался увещевать Харитона:
— Этот переулок остался ещё со времён наших дедов-прадедов. Большой грех ты делаешь, Харитон! Не дело это — переулок закрывать. Разве мало места у нас в селе?
— Ты, конечно, ладно говоришь, дед Хамай… Вот для меня — это не ладно. День ли, ночь ли — всё по этому переулку народ ходит. Молодёжь собирается. Шумят, песни орут. Днём дети толпятся. Вон всю картошку мою истоптали — в прятки играют. Опять же живность заходит — Дарьина коза повадилась каждый день в мой огород запрыгивать через забор. Все ходят по этому переулку, а заботы всё равно только на мне. Кто-нибудь чинил забор, кроме меня? Вы так и норовите на меня повесить заботу по ничейному переулку. Лучше уж пусть будет огородом сына, чем ничейным переулком.
— Коза — это шустрое животное, но только тут коза ни при чём, Харитон! Не трогай переулок. Есть там хозяин. Есть!
— Не хочу сына далеко от себя отпускать. У тебя ведь сын тоже рядышком дом поставил.
— Но я не перекрывал переулок!
— Да ладно, дед Хамай… Если бы не дорога на кладбище, ты бы тоже давно перекрыл.
Тут к беседующим подошёл, опираясь на свою неизменную палку, дед Василий, ровесник Хамая. В прежние времена, в молодости, они были чуть ли не врагами. Ухаживали за одной девушкой. Несмотря на то, что Хамай был пришлым в этом селе, он в любовном споре победил и остался жить здесь. Со временем былая вражда сошла на нет и теперь Василий с Хамаем не разлей вода. Да и соседи к тому же.
— Слышь, Василий, я говорю, грех это — переулок перекрывать, — сказал Хамай при виде старого соперника.
— В самом деле, Харитон, ты что затеял? Это же памятное место. На этом переулке всё наше детство прошло. Это ж место свиданий всей сельской молодёжи. Можно сказать, что переулок этот всё село создавал. Не знаю почему, но всех сюда тянуло на свидания…
— Да потому что тут домовой живёт, — сказал дед Хамай.
— Домовые живут в доме, Хамай, — сказал важно дед Василий. — Бери выше. Тут хозяин переулка живёт — переулочный. Он хозяин переулка и главный над домовыми.
— Вы мне тут сказки не рассказывайте, деды! Будто другого места нет для свиданий. Память, видите ли… Да кому нужна эта память теперь?!
— Грех творишь, Харитон…
Не послушался их Харитон: взял и закрыл памятный для сельчан переулок. Поставили дом и стала жить в нём молодая семья.
От того, что исчез маленький переулок, в селе жизнь не остановилась. Но стало уже по-другому. Не было веселья, как прежде, у дома Харитона. Не шептались по ночам молодые, не звучал днём детский смех. Не заросла только тропа на противоположном переулке, в сторону кладбища. Только у проходящих туда были иные мысли, иные разговоры.
 
***
Но молодые недолго радовались семейному счастью в новом доме. Сын Харитона Александр угодил в тюрьму. Ночью совершил ДТП со смертельным исходом — наезд на пешехода. «Не видел, темно было» — не вышло пользы от таких оправданий. Посадили, да ещё материальный ущерб пришлось выплачивать семье погибшего.
Харитон после этого события вспомнил слова соседей. «Грех это» — говорили они тогда. Даже не раз задумывался над тем, чтобы снова открыть переулок. На самом деле открыл бы, да только там дом стоит. Разве что разобрать и на новом месте поставить. Харитон — старый мастер, но силы и энергия уже не те.
«Вот вернётся сын, тогда и придумаем что-нибудь», — решил он для себя.
Тем временем младшая дочь, живущая в городе, приобрела новую квартиру. Вернее сказать, продала старую и купила с большей площадью.
— Для вас есть отдельная комната, приезжайте,  живите у нас, — сказала она старикам. — И внуки будут под присмотром. Не понравится здесь жить — уедете обратно.
Недолго посовещавшись с женой, Харитон согласился. В самом деле, поживут на старости лет на готовеньком. Была ещё одна причина для переезда. В последнее время Харитону снится один и тот же сон. Просыпается от нехватки воздуха. Будто во сне на грудь наваливается домовой и смотрит пристально в глаза. Харитон пытается сбросить того, но сил не хватает даже руку поднять. В последний раз проснулся от того, что жена стала тормошить его, испугавшись необычно громкого и надрывистого храпа мужа.
Такие видения во сне бывали и раньше. Но как прочитает «Отче наш», сразу отпускало. А теперь чуть ли не каждую ночь повторяется. Оттого стал Харитон подумывать, не «переулочного» ли работа?! Невзлюбил Харитона за то, что переулок перекрыл. Мало того, стал мужик забываться , иной раз не знает даже, где находится. Потому сборы были недолгими. Заодно и врачам покажется.
Только переехали в город, будто рукой всё сняло — зажили спокойно некоторое время. И Харитон воспрял духом, и дети-внуки радовались. Решили, что воздух в старом доме не подходит Харитону.
— А давай, дед, мы тебе новый домик построим в другом месте. Ну поменьше, конечно. Не такие хоромы, как у тебя, — предложил однажды зять.
— Да ты что?! Думаешь, дом построить — это легко? Нужны средства, материалы…
— Говорят, что скоро опять деньги будут менять. Лучше уж вложить в дом, чем хранить под матрасом — сгорят ведь!
И то верно — у Харитона были деньги, отложенные на «чёрный день». Задумался.
— Были б только деньги, а остальное беру на себя, — заверил зять. — За пару месяцев поставлю домик для двоих.
В самом деле, времена сейчас ненадёжные. Деньги могут обесцениться, а дом останется. В эту ночь опять приснился домовой. Навалился, сдавил грудь, как клешнями, и проговорил:
— Прежде чем начнёте стройку, освободите переулок! Иначе не видать вам покоя…
Зять, увидев, как тесть проснулся без настроения, посмотрел внимательно и, подумав, что тот сомневается в решении своём, сказал:
— Не сомневайся, дед, через недельку выйду в отпуск. И, бог даст, начнём!
Харитон промолчал.
Через несколько дней пришла весть о том, что вернулся, отсидев свой срок, Александр. Харитон засобирался обратно в деревню.
— Вы бы обождали пару деньков, отпуск скоро, я говорил, — сказал зять. — Вместе бы поехали.
— Нет, сынок, ты заканчивай свои дела спокойно. А мы со старухой поедем на автобусе. Ты только отвези нас до вокзала.
 
***
Когда Харитон озвучил идею строительства дома, Александр почесал затылок и сказал:
— Сын просит мотоцикл. Да и долгов набралось в моё отсутствие. Дом крепкий ещё. Зачем нужен новый дом? Старый ещё полвека простоит.
— Внук обождёт с мотоциклом. Да и я особо не стремлюсь в новый дом. Перво-наперво надо твой дом убрать с переулка. Вот что я думаю… Все наши беды из-за него — домового-переулочного.
— Ты что, батя?! Как это убрать? А раньше, до строительства, нельзя было продумать?!
— Раньше ума не хватило. Предупреждали меня старики, да я не послушался. Разгневал хозяина переулка. С той поры нормального сна нет. И ты в тюрьму попал. Тебя забрали — ни с того ни с сего сарай сгорел… Надо нам исправить ошибку.
— Глупости не говори, батя! — взорвался Александр. — Какие домовые, какие хозяева переулка?! Я тут хозяин. Это мой дом, а не домового! Ты мне тут сказки толкуешь, а у меня других проблем выше крыши. Моё слово: нет!
Хотя Александр сердился на отца, но и его временами стал беспокоить домовой. От старика, видать, отстал. Харитон больше не просыпался от нехватки воздуха. И поэтому про новый дом больше не заикался.
Когда Александр решил поддаться на уговоры сына о покупке мотоцикла, домовой в этот раз приснился ему:
— Загубишь сына, если купишь мотоцикл! Открой лучше переулок. А как немного поумнеет, так сразу и купишь. Пускай нынче летом на комбайне с тобой поработает!
Не внял вещему сну Александр — через некоторое время сын стал обладателем собственного мотоцикла. Чуть какая оказия — прыг на мотоцикл. Надо, не надо — за рулём. Вечером в клуб, всю ночь девчонок катает. Дай волю, и спать будет рядом со своим железным конём. Думаете, образумился, когда началась деревенская страда? Какой там! Всё на мотоцикле своём туда-сюда, туда-сюда…
Однажды мать отправила для Александра, который на комбайне работал на дальнем поле, обед через сына. Тот лихо подъехал на своём мотоцикле к полю, но, увидев, что отцовский комбайн начал скашивать в валку с дальнего конца, решил обождать. Прилёг на покос и стал наблюдать за облаками. То ли отец задержался, то ли уставший был после ночных гонок, но подросток задремал. Тем временем комбайн приближался. Александр увидел одиноко стоящий мотоцикл, а сына не приметил.
— Куда этот мальчишка делся? Мотоцикл бросил, сам куда-то запропастился… Странно… — говоря себе под нос и, оглядываясь по сторонам, Александр вёл комбайн, пока не уткнулся колесом машины в какое-то препятствие. Комбайн заглох.
— Что за день сегодня? Постоянно ломается…
Каково же было его удивление, когда под жаткой в полуметре от колеса обнаружил мирно спящего сына. Что остановило машину, непонятно. Чуть не поседевший от ужаса и неминуемого горя, Александр, разбудив непутёвого сына, сначала надавал ему тумаков, затем обнял и горько заплакал.
— Ты же был в полушаге от смерти, сынок! Разве можно быть таким беспечным?!
Впрочем, это событие не стало уроком для подростка,  он всё равно нашёл свою смерть через некоторое время, на полном ходу врезавшись на мотоцикле в КамАЗ.
Не выдержав очередного горя, Харитон слёг. Промучался несколько дней и помер. Александр после похорон переехал жить в соседнюю деревню. Теперь и он верил, что причиной всех бед были козни домового.
 
***
Много воды утекло с тех пор. Александр и сам стал стариком. А нынешняя молодёжь в его родной деревне и не знает, что там когда-то был переулочек, ведущий короткой дорогой к роднику. А Александр частенько вспоминает то время. Горестное время.
В родительском доме давно живут другие люди. А его дом так и пустует, перегораживая забытый переулок.
Однажды к утру ему приснился сон. Будто к нему пришёл домовой-переулочный в виде седобородого прихрамывающего старичка.
— И здесь не даёшь мне покоя! — вскричал Александр. — Какую месть хочешь теперь получить?
— Куда же мне идти? — спросил в ответ старик. — Я не мстил и не думаю о мести. Лишь от горя всё время пытался отгородить вас всех. Жить просто негде. Сил негде набрать. В тот раз пытался остановить комбайн, вот — повредил колено. Поэтому не смог догнать мальчонку на мотоцикле перед столкновением. Молодёжь ведь как ветер, разве за ними угонишься?! До сих пор хромаю. Хоть бы какой переулочек без хозяина нашёлся, некуда приткнуться. Вот приглядел за вашими огородами закуток красивый, с видом на лес. Может, туда меня пустите на старости лет?
— Прости… Хоть запоздало, но прости… — прошептал Александр.
 
***
Через несколько дней дед Александр принялся за дело. Перенёс забор вглубь своего участка, с помощью своих внучков скосил траву, выровнял кочковатую землю, утрамбовал. Красиво получилось. Если встать от дома чуть правее, открывается такой красивый вид на лес через переулок — загляденье.
 
 
Сиротское счастье
 
Казалось бы, если ты появляешься на этот свет в качестве женщины, то и радость материнства должна быть обязательным атрибутом счастья. Но почему же так происходит, что Господь Бог лишает этого некоторых?
Эльмира вот уже двенадцать лет лишена радости баюкать в объятиях собственное дитё. Посмотришь на неё: совершенно здоровая, красивая женщина. Всё есть, ни в чём не нуждается. Дом большой, муж любимый, работа интересная, а ребёнка родить не может. Хотя с виду не скажешь, но каждую ночь она ложится в постель с одной-единственной мыслью: почему Бог не даёт счастья материнства? Почему в их большом доме не слышно детских голосов? Иной раз от этой тишины в ушах звенит...
Однажды, не выдержав пыток ожидания, Эльмира направила свои стопы к известному в городе экстрасенсу. Принимала та в одном из домов недалеко от старого железнодорожного вокзала. В условленное время поднялась в нужную квартиру и нажала на кнопку дверного звонка.
— Чего надо?
В открывшейся лишь на треть двери появилась голова молодой женщины. Интонация голоса экстрасенса, смотрящей на неё, была грубой. Ни здрасьте, ни досвиданья...
— Я...
Эльмира от досады, что её так встретили, несмотря на предварительный звонок, хотела уже повернуться и уйти. Но её остановил тот же грубый голос:
— Ребёнка ты хочешь...
— Я только хочу понять, почему мне не суждено иметь детей. Только это услышу и уйду...
— Уйдёшь. Я тебя не звала. Насильно удерживать не буду. Ну-ка, посмотри на меня!
Экстрасенс взяла Эльмиру за руки, завела в квартиру и впилась взглядом в её лицо. Было такое ощущение, что она видит насквозь. Эльмире мгновенно стало жарко. Зачем она пришла сюда? Сейчас узнает все секреты? Без ножа зарежет... Наконец, экстрасенс тяжело вздохнула и, отняв руки, сначала встряхнула ими несколько раз, затем провела круговыми движениями над горящей свечой. После этого совершенно другим и ласковым голосом заговорила, коснувшись живота Эльмиры:
— Душа моя, у тебя здесь всё в порядке. Только...
— Что? У меня рак?
— Ну что ты? Не говори ерунды. Ты совершенно здорова. Только ты сама не хочешь ребёнка. Лишь потому говоришь: «Хочу родить», что мужу надо и люди осуждают.
— Нет! Неправда это! Нет у меня других желаний, кроме как иметь ребёнка. Только об этом прошу Всевышнего вот уже двенадцать лет...
— Неискренне просишь. Если бы просила Бога от души, искренне, то давно бы уже нянчила своё дитё. Ну-ка, вспомни, в восемнадцать лет ты забеременела... Тот парень тебя бросил... А ты что сделала? Надо было родить! Не голодный год — вырастила бы... Мол, стыдно перед людьми! И родители ни слова не сказали бы... Но ты, не сказав никому, быстренько избавилась! Так ведь?!
Эльмира была готова сквозь землю провалиться. Стыд-то какой... Зачем она пришла сюда. Ладно хоть мужа нет рядом. Какая жестокость.
— Я не жестокая. Я лишь правду говорю. Ты ведь пришла правду услышать?!
— Тогда... тогда... В таком случае почему это дано порченым женщинам, алкоголичкам? Родят и бросают своих детей... Пусть не даёт им, а нам — нуждающимся!
— Ты что? Думаешь, что я тот человек, который будет обсуждать и осуждать божий промысел? Ты что мне тут голову морочишь? Давай, иди! Оставь меня! Да не забудь, что я сказала: возжелай и проси у Бога искренне! Да не просто словами, а поступками. Будет у тебя ребёнок. Только прежде должна будешь помочь сироте. И не потому, что я так сказала. Сама! Искренне и от души! Иди! Не отнимай моё время.
Эльмира, словно в тумане, вышла из подъезда и направилась к машине. Но автомобиля на месте не было. Женщина в растерянности оглянулась по сторонам. Странно. Вроде здесь парковалась...
— Эвакуатор увёз! — сказал радостно катающийся на велосипеде мальчишка. — Я видел, как вы приезжали на красной машине.
— Ой, как же так? Разве здесь нельзя оставлять?
— Они всегда увозят отсюда, — так же радостно сообщил мальчишка.
Сокрушённо покачав головой, Эльмира пошла пешком к остановке общественного транспорта. По пути набрала номер мужа и «обрадовала», что машина на штрафстоянке.
— Не волнуйся, дорогая! Сейчас придумаем что-нибудь. Поезжай домой!
— Хорошо, я на троллейбусе доберусь.
Женщина спрятала телефон в сумочку и ускорила шаг. «Искренне проси!» Будто Эльмира не знает, как просить. Только она знает, как умоляла, как слёзы лила по ночам. Сколько милостыни раздала. Уж её Игорёк по скольким святым местам возил. Всё без толку. Ещё экстрасенс... Хотя про первую беременность правду сказала... И про ребёнка, возможно, права... Как плохо без машины... Интересно, Игорь узнал на какую штрафстоянку увезли?
— Тётенька, дайте пятьдесят рублей, пожалуйста!
Эльмира, вздрогнув от неожиданности, подняла голову. Напротив стоял мальчишка и с жалостливым взглядом протягивал руку. Женщине стало не по себе от этого взгляда грязного и неухоженного ребёнка.
«Наверное, родители пьют. Иначе не ходил бы так с протянутой рукой. Эх ты, мать! Как можно так позорить ребёнка?!» — подумала Эльмира.
***
— Ты кто, мальчик? Где твои родители? Ты почему побираешься?
Мальчишка опустил голову.
— Меня зовут Алмаз. Мама с папой на кладбище. Я не прошу милостыню. У меня есть деньги. Только не хватает пятидесяти рублей на цветы. А ты, тётенька, жадина!
Мальчик махнул рукой и пошёл дальше в сторону остановки. От жалости к мальчишке, бредущему склонив голову, у Эльмиры чуть не разорвалось сердце. Ей так захотелось его догнать и согреть в своих объятиях.
— Алмаз! — крикнула она, не узнавая своего голоса. — Алмаз, погоди! Вернись ко мне!
Мальчик не дал себя уговаривать, а быстро прибежал обратно и уставился на руки незнакомой тети.
— Дадите денюжку, да? Дайте быстрее! А то сейчас продавщица цветов уйдёт...
— Сынок, скажи, а что твои родители делают на кладбище? — спросила мягко Эльмира.
— Что могут делать на кладбище? В могилках лежат. Эх, я думал, вы мне хотите денег дать, жадина!
— Постой, постой! Не сердись! Давай знакомиться: я тетя Эльмира. Давай пойдём вместе. Я сама тебе куплю цветы.
Мальчик посмотрел на незнакомку некоторое время, затем согласно кивнул и важно зашагал в сторону цветочного киоска. Эльмира суетливо двинулась за Алмазом.
На кладбище тишина. Мальчик с женщиной остановились у могилы, покрытой белым пушистым снегом.
— Мои, — сказал мальчишка со взрослой серьёзностью.
Эльмира не проронила ни слова. Лишь помогла разложить цветы. Через некоторое время, когда начали замерзать, пошли к выходу.
— Они погибли в аварии, — сказал Алмаз, когда вышли из ворот кладбища. — Потом пришли двое, сказали, что папа был им должен. Выгнали нас с бабушкой. Наш дом продали. Мы теперь с бабушкой в подвале живём. Я должен был в этом году пойти в первый класс — не получилось. Бабушка болеет. Бог даст, в следующем году пойду.
Эльмира была в шоке от услышанного. В наше время... такой случай... не может быть! Живут в одном районе... как она не слышала эту историю раньше?
— Вас кто-нибудь навещает? — спросила она.
— Соседи бабушку подкармливают, старыми вещами делятся. Приходили две толстые тетеньки, хотели меня забрать. Но я спросил их: «А вы будете за бабушкой ухаживать?» — отстали. Я всё равно не пойду в детдом. Если заберут — сбегу. Ладно, тётенька, мы пришли. Спасибо вам большое. До свидания!
Мальчик с серьёзным видом протянул руку. Удивительно, несмотря на мороз, руки у ребёнка были тёплыми. Где-то слышала, мол, у человека с добрым сердцем рука не мёрзнет. Что-то произошло с Эльмирой за эту пару часов. Совершенно посторонний мальчишка вдруг стал близким. Не хотелось расставаться.
О, господи! Почему этот мальчик не её сын? Посмотри в его глаза — точь-в-точь как у Эльмиры. А кудрявые волосы из-под шапки, как у Игорька. Нет, этот мальчик должен быть их. От волнения у женщины пересохло во рту. Она, еле ворочая прилипшим к нёбу языком, изменившимся голосом проговорила:
— Алмазик, познакомь меня с бабушкой?
— Что ж, пойдёмте! Только тут темно, ступеньки. Осторожно. Не споткнитесь, ладно?!
«Смотри-ка, какой заботливый! — подумала женщина. — Господи, пусть он станет моим!»
Она уже и думать забыла, что сегодня была у экстрасенса. Всей душой и сердцем почувствовала, что этот мальчик будет её сыном.
— Бабушка! — позвал в темноту мальчик. Никто не отозвался.
— Бабушка! — повторил Алмаз и вдруг громко заплакал.
Когда глаза привыкли, Эльмира тоже увидела лежащую на кровати бабушку Алмаза. Рядом с ней сидела какая-то старушка.
— Только что отошла, — сказала она. — Последние слова были: «Всё, теперь могу уходить. К ребёнку вернулась мама». Ты что, доченька, хочешь забрать к себе Алмазика?
— Да-а-а, — прошептала Эльмира, сама не веря такому чудесному стечению обстоятельств.
Бабушку Алмазика похоронили, соблюдая все традиции, на мусульманском кладбище. Рядом с двойной могилой его родителей. Эльмира хотела в тот же день забрать к себе мальчишку. Но органы опеки тут как тут. Велев собрать целую охапку необходимых документов, забрали Алмаза с собой.
— А куда же вы смотрели, когда они жили в подвале? — Эльмира пыталась остановить чиновников.
Но их зачерствевшие сердца, привыкшие к таким сценам, не дрогнули. Они даже не повернулись на эти слова, лишь Алмаз, растопырив ноги в бессильном сопротивлении и выворачивая шею, кричал:
— Ты точно меня заберёшь? Не обманешь?
— Приеду за тобой, Алмаз! Приеду, сынок! — кричала в ответ Эльмира, задыхаясь слезами.
Где деньгами, где друзьями — необходимые документы собрали в кратчайшие сроки.
... День появления Алмаза в доме стал настоящим праздником. Пока Эльмира готовила разные вкусности на кухне, приехал Игорь с целой охапкой пакетов с одеждой и игрушками. Мальчик даже устал примерять обновы.
— Хочу есть, — сказал он просто.
— А что ты хочешь, сынок? Что ты любишь?
— Хочу хлеб, компот, капусту...
Можно и засмеяться, если бы не было так грустно.
— Эх, сынок. Привык к сиротской пище. Идём к столу, я сейчас тебе налью супа с лапшой и мясом. Потом попробуешь всякие блюда. Теперь ты не будешь голодать. Не только сегодня, но и всегда, Бог даст. Теперь ты не сирота. Теперь у тебя есть мама и папа. Ешь, сынок, не стесняйся...
— Ура-ааа! У меня есть и мама, и папа! Урр-ааа!
Всё пространство двухэтажного дома впервые наполнилось радостным детским возгласом.
А Эльмира вдруг согнулась, схватившись за живот. Будто ножом полоснули. Через некоторое время женщина посмотрела из-под бровей на застывшего в тревоге мужа и подмигнула. Ещё одна счастливая душа набирает силы, чтобы появиться на свет.
***
Не бывает так, чтобы человеческое существо оставалось счастливым или несчастным всё время. Как говорится, как несчастье наступает на пятки счастья, так и счастье прогоняет несчастье.
Как привели в дом Алмазика, так жизнь Эльмиры теперь сплошное счастье. Этот ребёнок оказался ангелом, который принёс в дом радость, веселье и свет: Эльмира разрешилась двойней. Многодетная мама надеялась, что теперь никогда не будет в этом доме грусти, а только радость. И ничто не омрачит их жизни. Только...
Но в тот день, когда близняшкам исполнился год и весь дом готовился отметить это событие, пропал Алмазик.
Эльмира по обыкновению возилась с близняшками и не обратила внимания, когда он не вернулся с улицы в положенное время. Лишь когда Игорь, приехавший вечером с работы, спросил: «А где Алмаз? Что-то не слышу его голоса», спохватилась:
— Возилась с детьми, не заметила даже...
Игорь побежал на улицу, а Эльмира села за телефон. Ребёнка нигде не было. Эльмира обзвонила всех друзей-приятелей, соседей, знакомых, больницы, даже морги. Никто не видел, не поступал, не привозили... Сколько ни гонял Игорь на машине в поисках ребёнка по ночным улицам — всё без результата.
— Может, ты какое слово сказала? Не ругала его? Что он сказал, когда уходил на улицу? Как может пропасть ребёнок средь бела дня? — Игорь замучил жену вопросами.
Второй день поисков тоже не дал результатов. По телевизору регулярно демонстрировали фотографию Алмаза, подключились волонтёры. Искали вдоль рек, в лесопарковых зонах. Но ребёнка нигде не было.
— Если бы похитили, то давно запросили бы денег, — сказал Игорь, одеваясь. — Я не вернусь домой, пока не найду Алмаза.
Третий день Эльмира бьётся, как белка в клетке, не зная, что делать. В большом доме не может себе места найти. Близняшки тоже, чувствуя, что в доме беда, притихли.
— Что, мои золотые? По братику соскучились? Я тоже соскучилась. Где же он? Сам ушёл, или кто... Нет, нет! Не будем мы думать о плохом. Наш братик хороший, так ведь? Мы его очень любим, скучаем... Узнав, что мы его любим и скучаем по нему, не выдержит и вернётся! Да? А давайте мы ему письмо напишем? Я буду писать, а вы подпишите. Ладно? — тараторила Эльмира, то ли себя успокаивая, то ли детей.
— Та-та, та-та, — сказали близняшки, протягивая руки в сторону двери.
Эльмира повернула голову и обомлела от счастья: там, в дверях, стоял муж и держал за руку Алмаза.
— Мама! Мамочка!
Алмаз бросился в объятия Эльмиры.
— Прости меня, мамочка! Я больше не буду так делать!
Когда Эльмира узнала, почему ребёнок ушёл из дома, то от стыда была готова провалиться сквозь землю. Быть мамой — не только счастье, но и тяжёлый труд. Рассказ Игоря она слушала, не поднимая головы.
— Представляешь, нашёл его за тысячу километров от нашего города. Подсел к одному дальнобойщику, сказав, что едет к бабушке. Зашёл в первый попавшийся дом. Оказалось, там живёт одинокая старушка. Остался у неё. Ты же знаешь Алмазика — нашли общий язык. Рассказал ей всё.
— Что рассказал?
— Сказал, что «любят только своих детей, теперь я им не нужен». Я, конечно, чувствовал, что он ревнует к близняшкам. Но не думал, что до такой степени. Ты тоже ему в тот день сказала: «Не морочь мне голову ерундой!» Понимаю, наверное, тебе тяжело с детьми. Ты уж постарайся впредь не терять терпения.
Ты знаешь, что сказала мне та старушка? «Вы приняли в семью сироту. Это благое дело, но и ответственное. Ответственности в два раза больше, чем благости. Думаете, если ребёнок сыт, одет и обут — это всё?! Сиротское счастье не в этом. Сиротское угощение — это внимание, ласка, любовь. Если ты его не обнимаешь, не даришь ласку и любовь, значит, держишь в голоде. Почему ребёнок убегает на улицу? Потому что в доме нет того, кто выслушает, приласкает, полюбит... Если взяли сироту, значит, ему это должно доставаться в двойном размере!» Я поблагодарил её за советы. Предложил денег — не взяла. Вижу, что в доме не больно какой достаток, но отказалась. Эльмира, я вот что подумал. Не в богатстве и деньгах счастье. С сегодняшнего дня я обещаю быть рядом с вами каждую свободную минуту. Слышишь, Эльмира, новая жизнь начинается у нас!
***
Эльмира молчала в объятиях мужа. Тем временем в соседней комнате послышались звуки. Что-то упало, что-то разбилось. Муж с женой, забежав в комнату, увидели, что близняшки, встав на ноги, пытаются ходить, хватаясь то друг за друга, то за попадающиеся по дороге предметы. А их брат сидит на корточках и собирает осколки разбитой вазы. К нему присоединились и мама с папой. Комната представляла собой поле битвы. А через некоторое время послышался звон разбитого окна и дружный крик Игоря с Алмазиком: «Го-оооол!»
 
Потерявши - плачем...
 
 
Что ни говори, а самое лучшее время в наших краях — это середина лета. Кругом цветы, ягоды поспевают, в огородах — огурцы-помидоры. Да так много, только успевай собирать. А какие ночи теплые, утро нежное — живи и радуйся.
Рая каждый такой день встречает с радостью. Потому что она счастливая! Да, счастливая! Руслан души не чает в семье, две дочки растут — умницы такие, лишь бы не сглазить... Девочки лето проводят у бабушки в соседней деревне. Там речка, лес. А на опушках поляны ягодные. Хвастаются по телефону, кто сколько собрал за день. Конечно, и бабуле помогают по огороду. Вот и Рая решила взять отпуск, чтобы сделать заготовки на зиму.
Только она с завтрашнего дня остаётся одна. Муж собрался в санаторий, решил немного подлечиться, отдохнуть.
«Ой, его же надо в дорогу собрать. Я и забыла...», — подумала женщина и стала суетливо вытирать мокрые руки о фартук.
В это время зазвонил мобильный телефон в соседней комнате. Рая устремилась туда. Ах, это же Алина — лучшая подруга.
— Как дела, подруженька? — голос в трубке был тревожный.
— Хорошо, Алина! А ты как? У тебя всё в порядке? Ничего не случилось? Голос какой-то...
— Рая, ты моя самая близкая подруга, — перебила та. — Поэтому скажу прямо. Да, случилось! Случилось! Твой Руслан ни в какой санаторий не едет!
— Не поняла, — сказала растерянно Рая.— А куда?
— На море он собрался, да не один. С дочкой Сони... Ну той, что в магазине продавщицей работает. С Алей, в общем... И не спрашивай, откуда я узнала. Не скажу — поклялась!
Рая села на диван, оглушённая известием. Неужели правда? Не может быть! Это ошибка! Наверное, слова завистников.
— Рая! Алло! Ты чего молчишь? Может, приехать к тебе?!
— Думаю... Нет, не стоит приезжать.
— Ты вот что сделай, подруга. Руслану ничего про это не говори, а скажи, что хочешь тоже поехать с ним в санаторий. Слышишь?!
— Ладно, подумаю... — еле проговорила Рая.
Рой мыслей в голове у женщины не давал сосредоточиться. «Алина зря говорить не будет, старая подруга. Эта дружба испытана годами. Всегда приходит в помощь в трудную минуту. Нет, зря не скажет... Значит...»
Рая приняла для себя решение и стала собирать дорожную сумку мужа, затем приготовила и свои вещи. Взяла себя в руки, несмотря на то, что всё внутри кипело.
Наступил вечер. Руслан вернулся с работы. Вместе поужинали.
— Рая, с тобой всё в порядке? Сидишь без настроения, — спросил муж.
— Да, голова болит и настроения нет, — сказала Рая. — Может, мне с тобой поехать, Руслан? Тоже надо, наверное, подлечиться...
Руслан побагровел, глаза округлились, но, стараясь подавить злость, проговорил:
— Ты что, Рая, несёшь? Сейчас бросим дом и поедем вдвоём отдыхать?! А кто за огородом присмотрит? Дети вот вернутся домой, кто с ними будет? Нет, я не против! Тебе тоже нужен отдых. Вот вернусь, тогда и ты съездишь... Конечно, съездишь!
— Но я хочу тобой! Что это мы врозь будем отдыхать... А за домом Алина присмотрит. Её попрошу, она...
Не успела женщина договорить, как Руслан вскипел:
— Что-оо? Алина?! Да кто этой непутёвой дом доверит? Детям нужен присмотр. Сама знаешь, какая сейчас молодёжь. Сиди дома — крути свои банки!
— А что Алина непутёвая? Она прекрасная женщина. Всю жизнь нам помогает. Сказала — поеду. Значит — поеду! — отрезала Рая.
Полночи не спала женщина, всё думала. «Седина в бороду, бес в ребро. Так, кажется, говорят в такой ситуации?! Смотри-ка ты, на море собрался он. Да с кем? С этой ветреной Алей. Стыд-то какой! И что теперь? Мне огород охранять, а они на Чёрном море прохлаждаться будут? Я вам покажу отдых!» Сердце, кроме злости, грызла обида...
Наутро Руслан встал пораньше и, положив заранее приготовленную сумку на сидение, тихонечко выгнал из гаража машину. Когда, закрыв ворота, вернулся к заведённому автомобилю, Рая уже сидела на переднем сидении и деловито рылась в своей сумочке. Как он орал, как он орал... Ничего не забыл, всё вспомнил. Топал ногами, стучал кулаками по рулю, матерился.
А Рая молчала и, прижимая спасительную сумочку к груди, смотрела в одну точку. Мужчина, поняв, что не победить жену, тронулся в путь.
***
Дорога дальняя, ехали молча. Только душу Руслана терзали черви. Скоро будут проезжать город, а там ожидает красавица Аля. Ладно хоть ума хватило встретиться в городе, а не поехать вместе из деревни.
Тем временем бессонная ночь дала о себе знать — Рая уснула. Заметив это, мужчина повернул машину в сторону леса. Через час заехали в самую чащу. Руслан остановил машину, достал термос и налил в кружку чай. Туда же отправил, предварительно раздавив, три таблетки снотворного. Затем растолкал супругу и подал кружку:
— На, попей! Я тут решил немного отдохнуть.
Женщина, уже успокоившись, благодарно посмотрела на мужа и отпила чай. Руслан налил и себе. Медленно стал пить, ожидая действия снотворного на жену. Как только увидел, что Рая уснула опять, вытащил её из машины и положил на траву под деревом.
«Руслан, ты что делаешь? Хочешь оставить мать своих детей посреди леса одну?» — нет, это не Рая сказала, а мысли в голове стучали. А другая личность вторила: «Да ладно тебе, Руслан! Один раз живём. Тебя в городе такая красавица ждёт. Отдохнёшь спокойно. Ты же мужик, не будь тряпкой!»
Руслан постоял некоторое время, не зная, как поступить, затем вытащил из машины пакет с вещами жены и сел за руль. «Да что с ней будет?! Поспит немного и уйдёт домой! Не волнуйся!» — успокаивали совесть мысли.
Всю дорогу до города боролись две личности в голове у мужчины. Был момент, когда он хотел повернуть назад, но было уже поздно. Машина остановилась в условленном месте. Благоухая духами, легко одетая красавица села в машину и обвила его мягкими руками. С этой минуты для мужчины не существовали ни дочки, ни жена, брошенная в лесу. Беспрестанная щебетавшая Аля заняла все мысли Руслана. Они продолжили путь...
Над лесной поляной сгустилась ночь. А женщина, не зная, что брошена здесь мужем, спала. То ли во сне, то ли наяву пели ночные песни птицы, шебуршали от ветра листья, жужжали насекомые. Затем внезапно наступила тишина. Если бы в это время Рая проснулась, то от ужаса сошла бы с ума.
На счастье, проснулась она посветлу, от холода, когда на траву легла утренняя роса. Села. Ничего не понимая, осмотрелась вокруг. Она была всё ещё под действием лекарства, поэтому, словно в тумане, достав из рядом лежащего пакета одежду, оделась и снова легла на траву. Проспала так часа два и, открыв глаза, стала замечать проплывающие на фоне синего неба облака, пробивающиеся через кроны деревьев лучики солнца, услышала шум леса. Заливисто запела птичка на соседнем дереве. И как будто всё прояснилось, стало светлее. Рая захотела пить, проснулся аппетит. Организм требует своё — ему всё равно, где ты. Наконец, женщина поняла, где находится, и вспомнила, что ехала с мужем на море. А где Руслан?
— Руслан! Рус-лан! Рус-ла-а-ан! — кричала женщина. Птица прекратила своё пение. Никого рядом не было, кроме этой птахи. И лишь эхо отозвалось на крики Раи: «...ан, а-ан!»
Значит, Руслан оставил её в лесу. Когда? Как? Зачем? Ради чего? Не находя ответы, но, понимая предательство мужа, Рая была оскорблена и унижена. По её щекам покатились две крупные слезы.
«Ради кого? Ради этой Али... А в чём моя вина, что надо было завести в лес и бросить одну? Нет, чтобы сказать прямо. Эх, Руслан! Неужели присущие мужчинам охотничьи инстинкты сильнее чувства ответственности за будущее своих дочерей и жены?! Как ты посмотришь теперь в их глаза? Это уму непостижимо: завести человека в лес и бросить на произвол судьбы. Ещё пожалеешь об этом, но будет поздно. Никогда я тебя не прощу! Ты разбил вдребезги нашу семью!»
Женщина плакала в голос посреди поляны от нестерпимой горечи в душе, бесконечного унижения, недетской обиды, катаясь в траве. У опухшей от слёз Раи разрывалось сердце, но успокоиться она не могла. Так пролежала на траве, словно без чувств, пока полуденное солнце не встало над головой. То ли лесной воздух, то ли в целом одетая в зелень природа подействовала, наконец, она пришла в себя. Только измена Руслана, его предательство навсегда остались занозой в сердце. Она оглянулась вокруг в поисках решения: посмотрела на крепкий сук на дереве, стала бессознательно перебирать одежду, пробуя на крепость... Но тут вспомнила дочерей и решила жить. Жить ради их будущего и назло Руслану, крепко ухватившись за гривку судьбы.
Женщина встала на ноги, отряхнула одежду от травы и стала искать сумочку. Только, кроме пакета с одеждой, ничего не нашла. «Значит, ни телефона, ни денег! Ну, Руслан, сволочь! А что ж ты сразу не убил?! Как я прожила столько лет, не зная твоего истинного лица?! Да уж... Любовь слепа!»
Рая собрала свои вещи в пакет и тронулась в путь. Через несколько шагов её замутило. Она оперлась о ствол дерева. Насчёт еды можно потерпеть, но вот без воды худо. Женщина облизнула пересохшие губы и снова шагнула вперёд в поисках тропинки. А вот и следы машины Руслана отпечатались на траве. Словно раны на сердце Раи. Она пошла по ним и выбралась из чащи на просёлочную дорогу. Только куда идти? Направо или налево? У идущей вдоль леса дороги не видно ни конца, ни края. А она на каблуках, так неудобно в них шагать по неровному грунту. Каблук то проваливается, то запинается.
«Ох и дура ты, Рая! Решила с мужем в санаторий поехать. Ну что? Поехала?! Дай Бог вернуться подобру-поздорову. Разве так можно остановить мужика? И Алина — советчица. Поезжай, мол, вместе. Проконтролируешь. И что? Проконтролировала? Да так, что еле жива осталась». Долго шла Рая, ругая свою недальновидность и простодушие.
Наконец, впереди показался холм. Ограда кладбищенская. Значит, здесь должна быть деревня. Женщина ускорила шаг. Только перед её взором вместо деревни стояли три-четыре полуразрушенных дома, заросших высокой травой. Подумав, что здесь есть колодец, решительно шагнула в заросли крапивы и репейника. Пробравшись к одному из домов, заметила небольшой скособоченный срубик колодца. Заглянув внутрь, увидела своё отражение в глубине. Как же достать воду? Подобрала палку и, раздвигая им крапиву, прошла к дому.
Жуть! Окна дома разбиты, дверь висит на одной петле, внутри разбитые стулья, стол валяется вверх ногами. Вот так, наверное, выглядят все брошенные дома. «И я брошенная...»
Среди ненужной домашней утвари и тряпок нашла старый чайник, бечёвку и вышла наружу. Привязала верёвку к чайнику, опустила в колодец. Сначала тщательно вымыла его, только после этого, опустив повторно, достала воду для питья.
Вечерело. Продолжать путь у женщины не было ни сил, ни желания. Решила переночевать в брошенном доме. Занавесила окна имеющимися тряпками. Затем перевернула стол, выбросила на улицу хлам, подмела пол полынным веником, предварительно побрызгав водой. Вроде стало легче дышать и не так жутко, как показалось вначале. Вышла снова на улицу нарвать яблок и собрать немного малины на соседнем участке.
Потом постелила свои вещи на панцирную кровать и легла. Видимо, усталость дала о себе знать — тут же уснула. То ли молитвы помогли перед сном, то ли само место, но наутро Рая проснулась совершенно здоровой от душевной боли. И сон был на удивление глубоким и сладким.
***
Утром, прихрамывая на каблуках, Рая пустилась в путь. Через пару километров выбралась на большую дорогу. Сначала стеснялась голосовать изредка проезжающим машинам из-за того, что не было денег. Но другой возможности добраться нет. Она подняла руку. Возле Раи остановился легковой автомобиль. За рулём сидел пожилой мужчина. Женщина объяснила, что заблудилась и ни телефона, ни денег у неё нет.
— Ты очень далеко забралась, сестрёнка! К сожалению, я еду противоположную сторону. Не могу помочь. Извини!
Рая перешла дорогу и проголосовала «КамАЗу». Есть на свете хорошие люди. Молоденький шофёр вник в её проблему. Налил чаю горячего из термоса, дал бутерброд. Затем довёз её до самого дома. К этому времени наступила ночь. Женщина, поблагодарив спасителя, направилась в дом. По пути, пока ехали в машине, она уяснила одно: нельзя принимать никогда поспешных решений, что бы ни случилось.
А в это время Руслан наслаждался в объятиях красивой женщины на берегу Чёрного моря. И не было у него никаких мыслей о семье. Только она — черноокая Аля. Но у каждого события есть конец. Пришло время возвращаться. Уже по пути домой он начал прозревать. Вспомнил жену, оставленную посреди леса, вспомнил любимых дочерей...
«Интересно, где сейчас Рая? Всё-таки далековато я ее завёз. Ну, Руслан, вот что делает страсть с мужиками! Надо было ещё в доме высадить из машины. Как сейчас вернуться? Как посмотреть в глаза Раи?»
Всю дорогу мучили подобные мысли мужчину. Только вернуть тот день обратно невозможно и былое не исправить. Руслан это понял хорошо. Ради нескольких дней удовольствия разрушил своё гнездо. А ведь он всю жизнь был под крылом Раи. А что скажут дочки? Как он посмотрит в их глаза?
Не смог прямиком домой вернуться Руслан. Да и не было возможности. Оставив Алю возле её дома, направил машину в сторону речки. Ему нужно было подумать наедине — найти решение. Но сколько бы ни думал, оправдания тому, что бросил жену в лесу, не нашёл. Рая — самая настоящая хозяйка: умна, добра, чистоплотна. В огороде порядок. Дом утопает в цветах.
Как-то спросил её: «Зачем столько выращиваешь?» А она ответила: «Дорогой, хочу, чтобы ты всегда жил в цветах. Всё для тебя!» И ведь на самом деле так было. Конечно, мелкие неприятности случались — жизнь есть жизнь. Но если взять их семейную жизнь в целом, то это же и есть счастье.
Но как так получилось? Почему это произошло с ним? Не зря говорят, что можно привыкнуть к нужде, а ты попробуй привыкнуть к счастью. Не смог удержать счастье. Всему виной похоть, распущенность и разврат. Влезли в душу и заставили сделать ошибочный шаг.
Долго сидел у речки Руслан. Потом взял из машины остатки еды и бутылку водки, купленную по дороге. Рюмка за рюмкой бутылка опорожнилась, но на душе от этого спокойней не стало.
Оставив машину на берегу, побрёл к дому. Пьяный угар позволил перебороть стыд. Он, стоя на коленях, попросил прощения у Раи. Поклялся, что никогда больше не повторится такое.
— Я тебя не гоню, — сказала спокойным голосом Рая. — Спальня твоя. Только я для тебя умерла.
Руслан, взглянув в глаза Раи, несмотря на алкоголь, ясно понял, что места в её сердце для него больше нет. Наутро он собрал свои вещи и ушёл жить в дом родителей.
«Всё разрушил ради минутной слабости. Ради нескольких дней удовольствия разрушил семейное гнездо. Взял и отрезал половину жизни. Поделом тебе, Руслан. Поделом! Нашёл, что искал... — ругал он себя каждый день. — И кому ты теперь нужен? Але?! Она с тобой, пока ты ещё в силе. Пока есть деньги. А что потом? Даже дочки не простили отца. Смотрели на меня как на чужого человека...»
***
Сегодня праздник. Первое сентября. Деревья скидывают пожелтевшие листья при каждом дуновении ветра. В воздухе витает яблоневый, рябиновый и цветочный запах. Дети, одетые по-праздничному, спешат в школу. Вот по главной улице идут два подростка, одетые нарядно, под ручку с мамой. Руслан остановил машину и стал наблюдать через затемнённое стекло. Так это же его дочери. Вон старшая — выпускница. А вот Юля, младшенькая. А Рая такая стройная, красивая и радостная. Кажется, даже помолодела. Идут, секретничая друг с другом, смеются. Счастье и радость на лицах. И нет никакого дела до одинокой машины с затемнёнными окнами. Прошли мимо, даже не взглянув.
Руслан проводил их взглядом и опустил голову на руль. Невозможно вернуть счастье и любовь однажды потерянные. Его глаза увлажнились и по щеке покатилась слеза. Верно говорят: что имеем — не храним, потерявши — плачем.
 
Конец ознокомительного фрагмента