Историко-приключенческий роман (отрывок)
Аннотация.
В романе отражено становление и боевой путь разведчика Виктора Кошелева в период Великой Отечественной войны, начиная с учебы в военном училище, и заканчивая операцией по спасению советской военной миссии на Балканах. Имя Виктор, в переводе с латинского языка, означает «победитель».
Действие повести разворачивается в годы войны с гитлеровской Германией. Главный герой повести курсант Кошелев, в самом конце обучения в одном из подмосковных военных училищ, вступает в конфликт со своим командиром из-за девушки. Несмотря на то, что Виктор не является виновником ссоры, его обвиняют в нападении на командира. Это серьезное преступление в период войны. От неминуемого расстрела его спасает начальник военного училища. В результате Кошелев отправляется на фронт в качестве рядового штрафной роты.
В штрафной роте бывший курсант долго не задерживается. В единственном бое за высоту, показав все свое умение и навыки владения оружием, одним из первых врывается во вражеские окопы. Но во время дальнейшего боя получает тяжелое ранение в плечо. Таким образом, искупает вину кровью. Теперь он чист перед законом. Находясь на излечении в госпитале, пишет письмо с просьбой завершить учебу в военном училище. Получив такое разрешение, и успешно закончив обучение, лейтенант Кошелев получает назначение в одну из разведывательных подразделений, воюющих в Крыму.
Командует разведывательной ротой капитан Сергей Лысенко. Он, распознав в новоиспеченном лейтенанте потенциал разведчика, приступает к его специальной подготовке. Виктор, совместно со своими боевыми товарищами, принимает участие в освобождении Крыма от фашистских захватчиков, помогает войскам НКВД в ликвидации бандформирования из числа карательных отрядов крымских татар, находит ящик с золотом в потерпевшем крушение немецком самолете.
Однажды Виктор со своими разведчиками в заброшенной школе Севастополя спасает девушку от насилия. Неудачный насильник — сержант Красной Армии обвиняет Марию Абызову в пособничестве фашистам и в борьбе с ней стреляет в из пистолета. Раненная в ногу девушка истекает кровью. В это время в школу врываются разведчики и спасают девушку. Виктор с первых минут испытывает симпатию к девушке и часто посещает ее в медсанбате. Между ними вспыхивает любовь. Кроме того выясняется, что в период оккупации Крыма девушка юыла связной севастопольского подполья и, работая в комендатуре гитлеровцев, помогала партизанам.
Но неожиданно Кошелева отзывают в Москву. Он даже не успевает попращаться с любимой девушкой. В Генеральном Штабе РККА зреет план об оказании помощи штабу маршала Иосипа Броз Тито и советской военной миссии в Югославии, попавшим в трудное положение на Балканах. По данным разведки становится известно, что в район югославского города Дрвар, где находится Штаб Армии Тито и советская военная миссия, высадится десант гитлеровцев.
Теперь Виктор Кошелев — офицер Генерального Штаба РККА. Он, в числе семи наиболее подготовленных офицеров, отбирается в спецгруппу, которую возглавляет полковник Сергеев. Каждый из них обладает отменной памятью, имеет парашютную подготовку, в совершенстве владеет всеми видами оружия. Их задача: любой ценой спасти маршала и руководителей советской военной миссии.
Группа военных, переодевшись в форму Народно-освободительной Армии Югославии, направляется в далекий путь на транспортном самолете «Дуглас». Первая посадка в иранском городе Мехрабад, где происходит конфликт с английским аэродромным патрулем. Виктор с другом выходят победителями в этой драке. Следующая посадка самолета в итальянском портовом городе Бари, где размещается советская авиационная база.
Далее, в кромешной темноте, самолет со спецгруппой совершает полет из Бари через Динарские горы в район города Дрвар. Группа удачно десантируется в горной местности и, на следующее утро, попадает в самое пекло боя. Гитлеровцы, в этот день, решили начать операцию по пленению или ликвидации югославского лидера. Но своевременная помощь группы и геройское сопротивление югославских партизан ломает их планы. В течение десяти дней, группа генералов и офицеров, скитаются по горным тропам. Их безопасность зримо и незримо охраняет группа советских бойцов. В конце концов, все приходят в точку сбора на горном плато, откуда их эвакуируют советские летчики. Но гитлеровцы идут по пятам. Во время операции по прикрытию эвакуации, из спецгруппы в живых остаются только двое — полковник Сергеев и старший лейтенант Кошелев. Удачная боевая работа Виктора в группе наталкивает полковника на мысль, что тому стоит продолжить обучение в разведшколе.
Печальны мысли Виктора во время обратного полёта, несмотря на то, что возвращался на Родину. Остались всего двое из их дружной семерки. Могли по-разному сложиться судьбы его боевых друзей, не будь этой проклятой войны. Каждый из них мог бы принести пользу своей великой Родине в мирной жизни. Но Родина позвала их однажды на последнюю в их жизни битву. Позвала ради будущих поколений... И каждый из них сложил голову, до конца выполнив свой долг — долг Воина.
Но жизнь продолжается. Виктор Кошелев становится курсантом Высшей спецшколе Генерального штаба Красной Армии. Во время очередного посещения квартиры на улице Чкалова старший лейтенант обещает Марии Александровне, что узнает подробности военной судьбы ее дочери Валентины Шишкинской. И вот такой случай предоставляется. Полковник Сергеев предлагает вылететь ему в Литву для ликвидации опасного преступника из числа «лесных братьев» Паулаускаса, который жестоко убил сестру старого преподавателя школы профессора Лейбмана. Одновременно сообщает, что в Шяуляйской больнице находится контуженая партизанка, потерявшая память, но очень похожая на Шишкинскую. В вильнюсском аэродроме Кошелева встречает его бывший командир майор Сергей Лысенко. Они вместе отправляются в Шяуляй. Виктор опознаёт Валентину, но она не может вспомнить свое прошлое.
Спецоперация по поимке и ликвидации отряда «лесных братьев» заканчивается удачно. Паулаускас, после короткого поединка, под угрозой ареста лично Виктором Кошелевым, стреляет себе в голову. Задача поставленная полковником Сергеевым выполнена. Виктор возвращается в Москву и сообщает Марии Александровне, что ее дочь жива. Мать вне себя от радостной вести.
Старший лейтенант с головой окунается в учебу. Учеба напряженная и интенсивная. Преподаватели в буквальном смысле лепят из него и других курсантов будущих разведчиков-нелегалов для работы в чужих странах, под чужой личиной. В один весенних дней 1945 года из окна Академии им. М.В. Фрунзе, материальной базой которого иногда пользуется Разведшкола, Виктор замечает знакомую девичью фигуру. Так он встречает неожиданно оставленную в Крыму любимую девушку Марию Абызову.
Пролог
«Трус. Патологический трус. А ещё командир называется!» — Виктор презрительно сплюнул в сторону командира взвода, который лежал на самом дне воронки и при каждом звуке взрыва испуганно жался к земле, закрыв голову ладонями. А бомбы уже несколько минут как рвутся на таком отдалении, что осколки даже при большом желании не долетят до них.
Виктор перевернулся на спину и, заложив руки за голову, стал смотреть на небо. Тем более, что подать команду «Отбой воздушной тревоги» некому. Этот трус ещё не скоро очухается.
Это небо лета сорок третьего года ничем не отличается от неба других дней, за исключением того, что несколько минут назад оттуда на головы курсантского батальона сыпались смертоносные бомбы. А теперь такое чистое безоблачное голубое небо, будто и нет войны. А на Викторе вовсе не пропахшая потом и гарью курсантская гимнастерка, а его любимая, в голубую полоску, рубашка с засученными рукавами, на ногах — лёгкие парусиновые туфли. Лежит он сейчас на пляже у водной станции «Динамо». Кругом тишина, только слышны отдаленные звуки машин, гудки, разговоры людей. Вон кто-то, кажется, зовёт его…
— Кошелев! Ты чего разлёгся, как на пляже?
Черт! Это, оказывается, лейтенант зовёт со дна воронки.
— Самолёты улетели?
— Давно! А вы не заметили, товарищ лейтенант? — спросил насмешливо в ответ Виктор.
— Да тут… Это… Меня землей присыпало… — лейтенант встал и начал отряхивать гимнастерку от пыли. Постепенно к нему возвращались присущая ему надменность и позерство. Он поправил портупею, похлопал по кобуре с пистолетом, снял и снова надел фуражку.
— Товарищ курсант! Встать! Подайте команду взводу: «Отбой воздушной тревоги! Строиться у дороги! Командирам отделений проверить личный состав и доложить о потерях! — сказал лейтенант визгливым голосом. — У меня голоса нет. Пыль забилась».
«Совесть у тебя забилась, а не пыль», — подумал Виктор. Он поднялся к краю большой рваной воронки, куда они спрыгнули с лейтенантом во время бомбежки, и зычным голосом повторил команду лейтенанта.
Под внезапную бомбежку они со взводом попали, когда возвращались с подмосковного полигона. Скоро предстоят выпускные экзамены и, наконец-то, на фронт…
Но похоже, что нескольким курсантам это уже не грозит. По докладам получается, что для четверых война уже закончилась. Одного из них даже не смогли найти, только по разорванному курсантскому планшету и опознали — прямое попадание. Трое с тяжелыми ранениями, один контуженый и десять легкораненых.
Подай лейтенант команду своевременно, удалось бы избежать таких потерь. Вместо этого он первым спрыгнул на дно воронки и лежал там, всхлипывая с причитаниями. Правда, видел это только курсант Кошелев.
После возвращения в расположение училища командир взвода, помня о своём позорном поведении во время бомбежки, стал придираться к Виктору. Регулярно делал замечания то за опоздание в строй, то за «неправильно» заправленную кровать, то за расстёгнутый воротник, то за успеваемость… Всячески пытался найти повод для наказания.
А недавно произошёл инцидент, сильно повлиявший на дальнейшую судьбу Кошелева.После занятий, практически — подготовки к выпускным экзаменам, Виктор зашёл в медпункт. Во время той злополучной бомбежки он повредил голень правой ноги. Была небольшая царапина, а сейчас загноилась. Хотел, чтобы медсестричка посмотрела, перевязку сделала. А к этой медсестре имел виды командир взвода. Видимо, на это время у него было назначено свидание. Кошелев только вышел из медпункта, как лейтенант, в буквальном смысле, набросился на него. Увидел, что Виктор выходит из дверей медпункта и подскочил к нему, сверля глазами.
— Ты что здесь делаешь, курсант? Почему не в казарме?
— Я на перевязку приходил, товарищ лейтенант.
— Кто разрешил покинуть расположение? Знаю я ваши перевязки! К Валечке решил подкатить, да?
Лейтенант схватил курсанта за грудки и прижал к стене, дыша перегаром. От возмущения Виктор с силой оттолкнул командира. Тот, зацепившись каблуком за кочку, полетел кубарём в траву.
— Что?! На командира руку поднял? Да я тебя под трибунал! Я тебя сгною! — визжал некрасиво лейтенант, пытаясь подняться.
***
Виктора арестовали. Беседа с особистом вышла жесткая. Нападение на командира. От трибунала может спасти только чудо. И чудо случилось. Начальник училища своим приказом за нарушение воинской дисциплины направил его в штрафную роту. На фронт. Пусть в качестве рядового красноармейца, зато на фронт. Жаль, что так получилось — не успел выпуститься офицером.
Глава 1. Штрафник
Виктор ехал в теплушке вместе с такими же штрафниками на фронт, вновь и вновь прокручивая в голове сложившуюся ситуацию. Он пригорюнился, но духом не пал. Где наша не пропадала?!
В теплушке, кроме него, было ещё человек двадцать пять. Сопровождал их старший лейтенант с тремя красноармейцами. Перед посадкой предупредил, что в случае побега — расстрел. После этого больше не показывался всю дорогу. Лишь однажды вмешался, когда на Виктора наехали двое из числа уголовников за место на нарах.
— Брысь отсюда, воин! Мы тут будем ехать с корешами. Тебе вон на третьем ярусе место освободили.
— С чего это вдруг? Мне и самому нравится это место. Тем более уже сутки еду…
— Нам нужен этот угол. Сейчас ещё один кент подтянется. Займёт твоё место. Давай, давай! Собирай манатки!
Видимо, уголовники решили обособиться в этом углу или что-то затевали. Но Виктор был не робкого десятка. Увидев такой оборот дела, даже не вставая с нар, врезал ногой в грудь нависшему над ним наглеца. Тот улетел на противоположные нижние нары. Второй выхватил из рукава нож, но был перехвачен штрафником со второго яруса. Он крепко держал за запястье уголовника, не давая шевелиться. Затем аккуратно забрал нож.
— Не балуй! — добродушно сказал он. Это был крепкий, деревенского вида мужик. Не сказав больше ни слова, отвернулся и снова засопел.
— Ну, ты не жилец, воин! — пригрозил Виктору уголовник, оставшийся без ножа. — Мы с тобой ещё посчитаемся.
Затем повернулся к мужику и прорычал:
— Эй ты, фраер! Отдай перо!
Штрафник даже не повернулся — вот железные нервы! Лишь буркнул:
— Отдам, как доедем до места…
Об этом происшествии узнал старлей. Видимо, был тертый калач. Он не стал устраивать разборки, а просто подозвал к себе главного среди уголовников.
— Так, Шустрый, назначаю тебя охранником Кошелева. На всём пути следования эшелона. Если с ним что-нибудь случится, то первым шлёпну тебя, а затем остальных твоих корешей за попытку к бегству. Все присутствующие здесь это подтвердят! Так что, забудьте свои уголовные замашки и приготовьтесь искупить свою вину кровью на поле боя! Понятно я изъясняюсь?
— Понял, гражданин начальник!
После этого разговора уголовники больше не доставали Виктора и штрафники благополучно доехали до конечной станции.
***
На станции их встретила группа военных. Старший среди них был капитан — высокого роста, сухощавый, с жилистыми загорелыми руками и обветренным лицом. В нем чувствовалась большая физическая сила. Имел привычку растирать и разминать левую кисть, левая щека непроизвольно дергалась во время разговора — последствия ранения и контузии. Голос был сиплый — видимо, надорвал голосовые связки от постоянного крика на поле боя.
— Товарищи бойцы! Вы прибыли во вверенную мне отдельную штрафную роту в качестве пополнения. Нам предстоит совместно идти в бой. Мы — отдельная боевая единица для выполнения особых заданий командования. Имейте в виду, что моя рука не дрогнет, если кто струсит в бою. И пули в спину я не боюсь. Есть кому прикрыть. Так что, хотите вы или нет, но судьба распорядилась воевать вместе. Я ваш командир, потому для вас теперь бог, царь, пахан и мамка родная в одном лице. Вопросы есть?
— Когда кормить будут, гражданин начальник? — выкрикнул кто-то из прибывших.
— Во-первых, здесь нет «гражданина начальника». Обращаться ко мне «товарищ капитан». Есть постоянный состав роты — это ваши командиры, а есть переменный состав — то есть вы, товарищи бойцы! Во-вторых, после прибытия в расположение роты вас отведут на помывку, проверят на наличие вшей, выдадут обмундирование. А затем будет готов ужин — покормят.
На фронте было некоторое затишье и поэтому Виктор вместе со своим новыми боевыми товарищами целую неделю просидел в окопах, прежде чем отправили в первый бой. Ему даже понравилось. Командир — отличный мужик, зря не орет, не придирается. Полевая кухня кормит лучше, чем в училище.
***
Свой первый бой Виктор запомнил на всю жизнь. Роте предстояло взять безымянную высоту на пути продвижения полка. Эту высоту подразделения пехотного полка штурмовали дважды, но результат был плачевный. Так что, шансов взять укреплённую высоту у штрафной роты было мало. Тем не менее задача поставлена — надо выполнять. Командир роты построил всех перед боем и сказал:
— Товарищи красноармейцы! Поставленную командованием задачу о взятии высоты необходимо выполнить! Некоторые из вас идут в бой впервые. И поэтому главное для вас: «Делай как я!» — не отставать, не трусить. Бегу я — бежите и вы; упал — падаете, но ползёте вперёд. Скоро начнётся артподготовка. С её началом мы должны как можно ближе придвинуться к окопам. После прекращения огня артиллерии по моей команде все поднимаются и бегут! Вперёд, а не назад! Кроме артиллерии, другой поддержки у нас не будет!
Стало немного грустно от этих слов. Не только Виктору, но и бывалым воякам — по глазам видел.
Началась артиллерийская канонада. Виктор вместе с бойцами роты пробежал некоторое расстояние, закрытое от противника, затем упал и пополз. Чем ближе подползал, тем страшнее становилось: а вдруг артиллеристы ошибутся и накроют своих же?! Но увидев, что вместе с ними в метрах десяти ползёт и командир роты с решительным лицом, Кошелев немного успокоился. До окопов оставалось около ста метров. Немцы их пока не видят — сидят в укрытиях. Снаряды рвутся со страшной силой. Дальше уже нельзя ползти. Капитан перевернулся на спину и дал красную ракету. Артиллерия перенесла свой огонь вглубь обороны противника.
— Рота! За мно-ой! В атаку! Вперё-оод! — кричал командир роты.
— Урра-аа! — орали все, кричал и Виктор вместе с ними.
Они бежали в сторону врага, не чувствуя ног под собой, хрипя, задыхаясь в крике. Виктор, оглянувшись назад, увидел на лицах бойцов звериный оскал, какую-то безрассудную решительность и… споткнулся. Его кто-то дёрнул наверх за шиворот сильной рукой и крикнул в ухо:
— Не оглядывайся! Вперёд!
Немцы уже «проснулись», но Виктор вместе с капитаном, а это он крикнул в ухо, уже ворвался в окопы. Он краем уха слышал, как с фланга ударила немецкая «швейная машинка» — ручной пулемёт MG-42. Но и он захлебнулся одновременно со взрывом гранаты. Виктор тоже кинул гранату в окоп, затем вторую, не давая высунуться немцам. Потом сам спрыгнул в траншею.
За поворотом заметил, что гитлеровец пытается установить ручной пулемёт на бруствер. Виктор прицелился и выстрелил из винтовки, попав тому прямо в лицо. Побежал по окопу в сторону убитого, навстречу выскочил второй немец, сходу проткнул его штыком, хотел бежать дальше, но… застрял. В буквальном смысле, не смог выдернуть штык из тела убитого. Потом ему бывалые солдаты объяснят, что нужно делать выпад расчетливо, нельзя колоть штыком на всю длину, иначе застрянет. Но это придёт с навыком, если жив останешься.
Виктор оставил свою винтовку, схватил лежащий на бруствере ручной пулемёт, закинул ремень на шею и нырнул за следующий поворот окопа. Увидел группу немецких солдат — пулемёт в руке задергался, изрыгая смертоносные выстрелы. Готовы! Следующий поворот — ещё два противника отправлены к германским праотцам. За следующим поворотом были уже наши бойцы. Высота была взята.
— Командирам взводов проверить личный состав! — послышался осиплый голос командира роты.
— Командирам взводов проверить личный состав! — понеслась команда по цепочке вдоль траншеи.
— Командирам отделений… — дальше слышались команды.
Из ста двух человек рота потеряла половину убитыми и ранеными. Но немцы уже очухались и готовились идти в атаку с целью вернуть утерянную высоту. А подкрепления для штрафников так и не было. Некоторые легкораненые приняли решение остаться на высоте, а не уходить в тыл.
Командир роты подошёл к Виктору и спросил:
— Как ваша фамилия, боец?
— Красноармеец Кошелев!
— Благодарю за умелые действия, Кошелев! Молодец! Вы расчистили целый сектор, чем помогли роте избежать ненужных потерь. Представлю вас к награде после боя! А теперь надо занять оборону до прибытия подкрепления. Вы знаете трофейный пулемёт, видел, как им управляетесь. Предлагаю переместиться на правый фланг и обустроить там разрушенное пулемётное гнездо. Помощника я вам выделю.
Тем временем гитлеровцы пошли в атаку. Кошелев вёл огонь из пулемёта по указанному командиром сектору. Виктор уверенно вёл стрельбу из пулемёта. Этот пулемёт ему был знаком по училищу, пригодились знания. Первую атаку им удалось отбить довольно удачно, потерь не было. А фашисты, оставив на поле боя множество убитых, откатились назад.
Кошелев заменил перегретый ствол пулемета. Сменные стволы Виктор обнаружил недалеко в металлическом футляре. MG-42 был принят на вооружение Вермахта взамен устаревшего MG-34. Характерной особенностью пулемёта была более высокая скорострельность и к нему прилагались сменные стволы: ствол быстро перегревался, поэтому его нужно было менять через каждые 150 выстрелов, а это примерно три ленты.
Вторым в расчёт пулемёта капитан приставил одного из уголовников — того, кто бросался с ножом на Виктора в теплушке. Но об этом капитан не знал, а Виктору было не до разборок сейчас. Да и этот малый оказался не таким уж плохим — было больше форсу тогда, перед корешами, чем реальных угроз и опасности от него. Во время боя Василий, так он представился, резво подавал ленту, следил, чтобы не захлестнулась, помогал менять стволы.
Вторая атака гитлеровцев началась классически: сначала был обстрел позиций обороняющихся из минометов, а затем пошли в атаку — волна за волной. Виктор вёл стрельбу практически безостановочно. Секунд десять-пятнадцать занимала замена ствола, пару-тройку секунд — замена ленты. Боеприпасов немцы оставили достаточно, тем не менее стрельба велась короткими очередями. Надо экономить — кто знает, сколько ещё придётся… Неожиданно Виктор почувствовал сильный удар в плечо, который отбросил его на противоположную стенку траншеи. Он сполз на дно окопа на слабеющих ногах и потерял сознание от болевого шока.
***
Очнулся он уже в медсанбате, куда его вынесли с поля боя санитары и Василий. Высоту пришлось оставить, поэтому обещанную капитаном награду он не получил. От роты в том бою осталась только четверть.
Ранение было достаточно серьезным. Пуля попала в верхнюю треть плеча, задела кость, была большая кровопотеря. Из медсанбата Виктора направили в тыловой госпиталь, там хирурги подлатали ему руку, да так хорошо, что через полтора месяца он докладывал командиру роты о своём прибытии для дальнейшего прохождения службы.
Капитан был очень рад встрече. Сообщил, что представление о его реабилитации в связи с ранением рассмотрено. Со дня на день ждёт приказа. Так что, теперь боец Кошелев чист перед законом.
— Виктор, пока вы отсутствовали, я изучил ваше личное дело. Вы практически готовый офицер. Предлагаю перейти в постоянный состав роты. Готов назначить вас временно исполняющим обязанности командира взвода. Скоро прибудет пополнение, надо их быстрее ставить в строй. А офицерское звание получите позже. Ходатайство я подготовлю после пару боев.
Виктор уже думал, что будет делать после реабилитации. Благо, времени на размышления было много, пока валялся в госпитале. В том, что подлежит реабилитации после ранения, он не сомневался. С одной стороны, Виктор уже привык к этой роте: и командир отличный, и ребята хорошие, сдружился с некоторыми бойцами. Василий чуть ли не каждый день прибегал, пока Виктор был в медсанбате. С другой стороны, ему хочется вернуться в училище, сдать экзамены, получить офицерское звание. Зря что ли учился?! А то, что предлагает капитан — заманчиво, но вряд ли осуществимо. После пары боев… В них ещё надо выжить.
— Спасибо, товарищ капитан, за доверие! Но я, пожалуй, вернусь в училище, сдам экзамены, завершу обучение. Будучи в госпитале, я писал начальнику училища с просьбой принять меня обратно. Перед выпиской пришёл положительный ответ, — сказал Виктор.
— Что ж, воля ваша! Я не в обиде! Только жаль терять такого бойца, — посетовал капитан, крепко пожимая руку Кошелева. — Желаю успехов! Боевых успехов, до победного конца войны!
Глава 2. Выпускник
Виктор остановился перед воротами родного училища, опустил к ногам вещмешок, снял пилотку и вытер пот со лба. Устал немного — пришлось пешком идти со станции, да и солнце печёт, несмотря на сентябрь. Бабье лето в разгаре, словно нет войны. Кругом тишина. Лишь слышно только, как потрескивают стволы вековых сосен на легком ветру.
Из КПП вышел дежурный и вопросительно уставился на бойца с желтой нашивкой о тяжелом ранении на гимнастёрке.
— Тебе чего?
— Да я свой. Учился тут раньше…
— Что-то не похож на своего, — недоверчиво сказал дежурный. — Тот, кто учился здесь, как минимум — лейтенант.
— Я и буду лейтенантом! Непременно. Приехал сдать экзамены. Вот мои документы.
— Так экзамены давно закончились. Сейчас уже другой набор учится. А где ты был?
— Долго рассказывать. Пропусти.
Кошелев прошёл через КПП на территорию училища и направился в сторону штаба. Дорога проходила мимо того злополучного места — медпункта. А вот и Валя, легка на помине. Это ведь из-за неё вышел конфликт с командиром взвода, в результате чего он угодил в штрафную роту. Виктор невольно потёр место ранения. Рана периодически давала о себе знать, хотя давно уже зажила.
— Салют, боец! — сказала медсестра. — Что-то мне лицо твоё знакомо. Ты из взвода обеспечения?
— Привет, Валя!
— Что болит? За плечо держишься.
— Ничего не болит, — буркнул Виктор и прошёл дальше, не оглядываясь. Медсестра хмыкнула и, пожав плечами, ушла к себе, на ходу поправляя прядь, выпавшую из-под берета.
В штабе ему сразу встретился начальник учебного отдела училища. Он хорошо помнил Кошелева, одного из лучших курсантов. Было очень жаль, что с ним приключилась такая история.
— Ну, проходи, проходи! Смотри-ка ты — повоевал всего ничего, а как возмужал! Ранение тяжелое, смотрю, нашивка… Аха, аха… Хорошо… Давай рассказывай! — вертел его подполковник.
— А что рассказывать, товарищ подполковник?! Как у всех… Воевал, получил ранение, повезло, что не погиб — реабилитировали. Вот, теперь получил разрешение сдать экзамены.
— Ну, да… Ну, да… Давай свои документы. Конечно, ты пропустил немного, но зато с боевым опытом. И знания за эти месяцы, надеюсь, не растерял?! — сказал подполковник. — Вот тебе пропуск, отдашь его коменданту. Разместишься в казарме второй роты. На подготовку тебе неделя. Пройдись по учебникам, зайди к преподавателям. Они предупреждены, помогут с подготовкой. Через неделю будет работать экзаменационная комиссия.
— Спасибо, товарищ подполковник!
— Давай, удачи, Кошелев!
— Разрешите идти?
— Идите!
Виктор повернулся через левое плечо и зашагал к двери, чеканя шаг. Когда он уже схватился за ручку двери, подполковник снова окликнул его.
— Кстати, — сказал он. — Твой обидчик, лейтенант Семёнов, тоже отправлен на фронт. Несмотря на наличие высоких покровителей, начальник училища был неумолим — после очередной выходки отправлен на передовую в качестве командира взвода.
— После какой выходки? — спросил удивленно Виктор.
— Приставал к нашей медсестре. В пьяном виде устроил скандал у всех на виду.
— Так вроде она и сама была не прочь с ним…
— Младший сержант Шишкинская утверждает обратное. Заявила, что лейтенант ей проходу не даёт. Домогается. Мешает службе. В общем, дошло до того, что лейтенант разбил окно в медпункте, когда она его не пустила. Пытался залезть к ней, но был задержан комендантом училища, который прибежал с патрулем на крики о помощи. Лейтенант, пользуясь покровительством высоких чинов в Москве, пытался обвинить ее во всех грехах. Но вмешательство начальника училища и особиста дали иной ход делу.
— А ведь мой конфликт тоже из-за неё вышел, — сказал Виктор.
— Да, знаю, — вздохнул начальник учебного отдела. — Нехорошо получилось тогда с тобой. Начальник училища лично ходатайствовал, чтобы не давать ход делу. Статья ведь расстрельная была — нападение на командира в военное время. Пришлось сделать ход конем, так сказать, и отправить тебя в штрафную роту, не доводя дело до трибунала.
Он встал из-за стола, закрыл форточку окна, хотел ещё что-то сказать, но передумал и махнул рукой в сторону Виктора.
— Ладно, Виктор, иди!
Виктор вышел из штаба навстречу осеннему солнцу. Солнце грело нещадно. Он постоял немного на крыльце, затем закинул вещмешок на плечо и зашагал к коменданту.
***
Неделя интенсивных занятий прошла недаром — экзаменационная комиссия была довольна результатами знаний Кошелева. Особенно был доволен преподаватель тактики, он же член экзаменационной комиссии, подполковник Зарайский. Он долго гонял курсанта по вопросам организации боя в различных ситуациях — в лесу, в городе, в горах, в обороне и наступлении. Исключительно полным был ответ курсанта по особенностям наступления на позиции, расположенные на различных высотах. Личный и пока единственный опыт Кошелева по наступлению на высоту и её обороне дали возможность раскрыть ответ во всей красе.
А разделы «Наставления по стрелковому делу» Кошелев щелкал, как орехи. Не только вопросы устройства и технические характеристики основных видов вооружения, но и вопросы баллистики, пристрелки, приведения к нормальному бою выдавал членам комиссии по памяти.
Учитывая отличные знания, в том числе прекрасное владение немецким языком и отличную память, комиссия пришла к выводу рекомендовать выпускника в войсковую разведку.
Начальник училища лично вручил ему лейтенантские погоны. Привлек к себе, обнял по-отечески:
— Удачи тебе, лейтенант!
— Спасибо, товарищ полковник!
Кошелев перед отъездом из училища решил заглянуть к Вале в медпункт. Некрасиво он поступил при последней встрече с ней. Была тогда затаённая обида на неё. Ему казалось, что из-за этой девчонки он попал безвинно в штрафную роту. Сейчас, когда он узнал всю подоплёку происходивших вокруг неё событий, решил извиниться.
— Ааа, это опять ты, боец, — сказала медсестра, когда Кошелев постучался к ней. — Ой! Простите, товарищ лейтенант — не сразу заметила погоны!
— Ничего, — улыбнулся Кошелев. Он невольно залюбовался ладной, стройной фигурой девушки в белом халате. — Вот, убываю снова на фронт. Зашёл попрощаться. И извиниться перед вами!
— За что? — удивилась Валя.
— Вы помните историю драки курсанта и лейтенанта несколько месяцев назад? — спросил Виктор.
— Да, что-то припоминаю… Говорили, будто это произошло рядом с медпунктом. Но я ничего не видела.
— Этим курсантом был я, — Виктор горько усмехнулся. — Впрочем, там и драки-то как таковой не было… Так, толкнул слегка. А он это раздул.
— А при чем тут я? Почему решили передо мной извиниться?
— Дело в том, что это произошло, когда я выходил от вас, после перевязки. Это увидел мой командир взвода — лейтенант Семёнов. И приревновал меня к вам!
— Ах, этот?! Так это он был участником драки с вами? Вот оно что…
— Поэтому я был немного обижен на вас. Считал, раз вы с ним, простите, шашни крутите, значит, виноваты в том, что я был так жестоко наказан. Конечно, глупо это с моей стороны — вы даже не знали меня. Простите меня за мои плохие мысли о вас!
— Это вы меня простите за то, что стала невольной участницей этого неприятного инцидента… Вам столько пришлось пережить после этого. Я слышала, что вас направили в штрафбат. Ранение получили…
Она порывисто схватила руку Виктора и прижала груди. Виктору понравилась такая непосредственность девушки, он снисходительно улыбнулся.
— Не в штрафбат, а в штрафную роту. В штрафбат направляют офицеров. Но это теперь уже не важно. Прощайте, Валя! И берегите себя! — сказал он, накрыв своей ладонью руки девушки.
— Вас куда направляют? — спросила, спохватившись, покрасневшая Валя. Она вытянула свои руки и начала смущенно теребить пуговицы халата.
— 4-й Украинский фронт. И… меня зовут Виктор, — сказал уже у дверей лейтенант. — Виктор Кошелев.
— Я вам напишу, Виктор. Узнаю в строевой части училища вашу полевую почту и напишу! Обязательно напишу!
Виктор вышел во двор медпункта и пошёл в направлении КПП. Всякий раз, когда он невольно оглядывался назад, видел в окне стройный силуэт девушки в белом халате. И каждый раз девушка вскидывала руку в прощальном взмахе, словно ожидала, что он опять обернётся.
***
Лейтенант Кошелев получил назначение в отдельную разведывательную роту N-й гвардейской дивизии 2-й гвардейской армии 4-го Украинского фронта, который действовал в Мелитопольском направлении. К тому времени дивизия приняла участие в освобождении Донбасса, ведя упорные бои и проявляя героизм, разгромила Мелитопольскую группировку противника в Северной Таврии и замкнула гитлеровцев в Крыму, отрезав пути отступления по суше. Когда Виктор был в пути к месту назначения, в дивизии полным ходом шла подготовка к штурму Перекопских укреплений.
Эшелоны с боевой техникой, грузом и пополнением уходили на запад беспрерывно. Поэтому добраться до места дислокации дивизии было делом несложным. Труднее было найти свою разведроту, потому как она находилась в постоянном движении в связи с наступлением войск под Мелитополем. В штабе дивизии указали примерное нахождение роты и махнули рукой — не до него было. Начальник разведки дивизии тоже был на передовой.
Найти роту помогло случайное происшествие. Когда он на попутном санитарном транспорте добрался до медсанбата, туда привезли раненого разведчика в сопровождении санинструктора роты. В это время Кошелев прогуливался по двору, верно рассчитав, что в медсанбате должна быть свежая информация от поступающих с поля боя раненых. Конечно, можно было пойти к связистам. Но и они в эту пору в запарке. Без связи — нет управления, а без управления — нет победы.
И вот на территорию медсанбата на полном ходу влетел командирский «Виллис». На заднем сидении, бледный от потери крови, забинтованный, полулежал боец с ранением в грудь. Голова его покоилась на коленях у красноармейца с санитарной сумкой на плечах.
— Врача, врача! — кричал водитель, еще даже не успев затормозить. — Скорее! Врача!
Из палатки выскочили санитары с носилками, а за ними скорым шагом подошёл врач. Раненого переложили на носилки, врач наскоро осмотрел, увидел розовую пену у рта.
— Ранение в легкое. Гемоторакс. Несите в операционную, — приказал он санитарам устало. Затем неспешно достал из кармана папиросу и прикурил с протянутого кем-то окурка.
— Что же вы стоите? Немедленно окажите помощь раненому! — гневно накинулся на него водитель «Виллиса». Он был одет так же, как и раненый, в пятнистую форму без знаков различия.
— Успокойтесь, любезный, — сказал доктор. — Там есть кому заниматься. Вот докурю и тоже присоединюсь. Уже пять часов не курил. Ночь не спали… Устал, как черт…
Военврач был грузного телосложения, седовласый человек лет пятидесяти. Он держал папиросу около губ красными от частого мытья пальцами. Руку практически не опускал, затягиваясь частыми неглубокими затяжками. Вот он в последний раз затянулся, выбросил окурок, растоптал каблуком, постоял несколько секунд, запрокинув голову с закрытыми глазами, и ушел в палатку.
В это время во двор заехала полуторка. Из кабины выскочил расхристанный подполковник с интендантскими погонами, на ходу выхватывая из кобуры пистолет. Из кузова вслед за ним спрыгнул красноармеец.
— Да я тебя под трибунал! — кричал интендант, передергивая затвор ТТ. — Расстреляю, к чертовой матери! Кто угнал машину, где мой портфель?
— Этот! — указал пальцем на водителя «Виллиса» приехавший с ним боец. — Я ничего не успел сделать. Он меня выкинул из машины и все!
Подполковник в бешенстве повернулся в сторону угонщика, поднял руку с пистолетом. Выстрел ушел в небо. Это стоящий в двух шагах Кошелев постарался. Успел подскочить, отбить вверх, а затем перехватить руку в заломе. Он отобрал у подполковника пистолет, вытащил обойму, передернул, сделал контрольный спуск курка и кинул сопровождающему бойцу. Все это он сделал быстро, четко, что боец восхищенно охнул.
— А обойма пускай у меня побудет… пока… — сказал Виктор. — Вы, товарищ подполковник, видать, сами под трибунал захотели?!
— Ты кто такой? — спросил угрюмо, но не успокаиваясь интендант. — Эти недоумки угнали мой «Виллис» с документами. Угрожали водителю. Избили. Я это дело так не оставлю!
Виктор спокойно дослушал речь подполковника и представился:
— Лейтенант Кошелев! Следую в расположение разведроты дивизии.
— Так ты к нам?! — воскликнул до сих пор молчавший и наблюдающий за происходящим со стороны боец в пятнистой форме. — Извините, товарищ подполковник! Но срочно нужно было раненого командира доставить в медсанбат. Мы его чуть не потеряли. Километров пять на себе тащили. А тут смотрю, «Виллис» у дороги стоит. Боец за рулем прохлаждается без дела. Ну, мы позаимствовали. Вы бы подождали чуток там, вернули бы вашу машину в целости и сохранности. И портфель ваш цел. Там, под сиденьем.
Подполковник снова подскочил к машине, достал портфель, заглянул внутрь, что-то там посчитал пальцами.
— Открывали портфель? — спросил он, грозным видом подняв голову.
— Да на кой он нам? Нам бы скорее командира довезти до докторов… Кинули его под ноги, чтоб не мешал, когда укладывали старлея и… полетели…
— Ваша фамилия, боец?
— Гвардии сержант Васильев! Разведрота N-й гвардейской дивизии!
— Распустились вы, разведчики! — ворчал интендант. — Я буду вынужден доложить об этом комдиву! Я вам еще покажу!
Кошелев подошел поближе к подполковнику.
— Товарищ подполковник, — сказал он мягким голосом. — Может, замнем ситуацию?! Они погорячились, можно понять. И вы погорячились — слава богу, что не убили никого. Тут есть свидетели, все видели, как вы стреляли. Зачем вам и нам лишние проблемы? Машина цела, портфель на месте, сержант извинился. Давайте разойдемся мирно.
— …
— Учтите, я тоже молчать не буду… — добавил Виктор, видя нерешительность интенданта.
— Хорошо, — буркнул под нос подполковник, понимая и своё положение. — Отдайте обойму. А ты верни пистолет и садись за руль, оболтус! Поехали! Опаздываем…
Водитель лихо развернул на месте «Виллис», видимо, желая загладить вину, и погнал на максимальной скорости по пыльной дороге. Клубы пыли вихрем поднялись до макушек деревьев у дороги и стали медленно оседать.
Кошелев проводил взглядом уехавший транспорт, повернулся в сторону разведчика. Они молча переглянулись, потом посмотрели на водителя, стоящего с разинутым ртом возле полуторки и одновременно подошли к нему с двух сторон.
— Ты, браток, откуда? — начал вкрадчиво Виктор.
— Дык, это… Вон, товарищ подполковник, — сказал водитель полуторки, показав в сторону уехавшей машины, поглядывая настороженно на этого ловкого лейтенанта.
— Это мы поняли. Тебя подполковник попросил привезти его сюда. Так?
— Так! — подтвердил водитель. — Приказали!
— Ясно! Куда путь держал?
— Дык, это… Туда! — махнул он опять рукой. — На склад. Там мы вещевое имущество получаем. Товарищ старшина ожидает. Я один рейс уже сделал. Надо еще.
— А куда делаешь рейс? — спросил терпеливо Кошелев.
— Дык, это… В Ново-Троицк. Ну, там рядом.
— А нам куда надо, товарищ гвардии сержант? — спросил разведчика Виктор.
— Нам тоже туда примерно. Дальше Ново-Троицка, километров пять пешком дойдем.
— Зачем же пешком? Нас… а как тебя зовут, боец?
— Петр я.
— Вот, нас Петр довезет. Да, Петр?!
— Дык это… Как товарищ старшина скажет.
— Так ты расскажи товарищу старшине, как дело было. Он поймет, я думаю… Ты поезжай за грузом-то. Да на обратном пути нас забери. Тебе сколько времени надо? А мы пока узнаем, как дела у раненого.
— Дык, это… За полчаса обернусь. Не велик груз — в кузов закидать.
Через сорок минут лейтенант Кошелев с гвардии сержантом Васильевым и молчаливым санинструктором роты ехали, лёжа на мягких тюках, мерно покачиваясь на неровностях пыльной проселочной дороги. Виктор с любопытством разглядывал незнакомый ландшафт степной природы. Тут и укрыться-то негде — ни лесов тебе, ни холмов, ни оврагов. До самого горизонта от дороги, справа и слева — сколько глаз охватит, уходила степь, там и тут заросшая ковылем. В метрах пятидесяти от хода машины разбежалась быстро-быстро по земле и взлетела дрофа, а затем, грациозно взмахнув темным крылом, продолжила полёт по прямой.
После часа езды в комфортных условиях разведчики высадились у села Александровка, помахали на прощание и отправились искать, где разместилась разведрота.
Глава 3. Разведрота
Командир роты квартировался в крайней хате села Александровка. Хата была аккуратная, беленая, с просторным двором и садом, сплошь в абрикосовых деревьях. Двор был отгорожен от улицы плетеной изгородью из ветлы, на столбы которой были накинуты, тут и там, глиняные горшки. Очевидно, сушились после мытья.
Сержант Васильев уверенно открыл калитку, затем направился в сторону по пояс раздетого мужчины среднего роста, с крепкой мускулистой фигурой. Он стоял в полунаклоне, а миловидная полноватая женщина лет тридцати поливала ему на спину воду из ковшика. Он охал, фыркал, энергично потирал шею, грудь, спину — куда рука доставала. При этом его мускулы бугрились, играли от движений, а женщина, восхищенно прикрыв пухлыми пальчиками левой руки свои губы, смотрела во все глаза. Вот он, в последний раз фыркнув, выпрямился, снял с плеч женщины полотенце с вышивками на концах, накинул на шею, улыбнулся ей и… заметил вошедших во двор военных.
— Товарищ гвардии капитан, разрешите обратиться? — спросил его сержант. В его голосе чувствовалось уважение, здоровый страх перед строгим командиром и некоторая доля восхищения — почти как у женщины, стоящей рядом.
— Говори, сержант! Спасибо, Марья! — сказал капитан, обращаясь одновременно к обоим. Марья молча ушла в хату, а сержант продолжил:
— Старлея доставили своевременно. Успели, благодаря подвернувшемуся транспорту. Его уже прооперировали. Военврач сказал, что его жизни ничего не угрожает. Ранение в правое легкое. Санинструктор ушел к себе, а со мной вот — лейтенант прибыл.
— Наш человек, — добавил он. Капитан вопросительно повернулся в сторону Виктора.
— Лейтенант Кошелев! Прибыл для прохождения дальнейшей службы! — отрапортовал Виктор.
Капитан бросил взгляд на его нашивку о ранении и сказал:
— Гвардии капитан Лысенко Сергей Петрович. Командир отдельной разведывательной роты. Где воевали, откуда прибыли?
— Да я почти не воевал, товарищ гвардии капитан. Так, один бой за высоту и ранение… Прибыл с N-ского пехотного училища после выпуска.
— Что-то поздновато для выпуска…
— Для меня был отдельный выпуск в связи со сложившимися обстоятельствами.
— Ладно! Разберемся потом. Отдайте документы писарю роты для оформления, размещайтесь, затем представим личному составу роты, а вечером жду вас на ужин ко мне с остальными командирами взводов. Васильев, проводи!
***
На построении Кошелев был представлен личному составу роты в качестве командира второго взвода. Виктор разместился со своими подчиненными в одной из хат. Дислокация роты в большом селе позволяла разместить личный состав по домам.
До ужина, предстоящего у командира роты, Виктор познакомился со своим взводом. По возможности, сколько времени хватило, изучил их «солдатские» книжки. Вернее, они назывались «Красноармейскими книжками», где записываются все данные на бойца. «Красноармейскую книжку» каждый должен был иметь при себе. Не «Личное дело», конечно, но для краткого знакомства сойдёт.
Это позволило в кратчайшие сроки, благодаря отменной памяти, изучить данные на подчиненных. Конечно, настоящее знакомство произойдет лишь в деле, в повседневном общении. Но он уже мог без запинки назвать по фамилии тех бойцов, чьи книжки успел просмотреть. Сделал это так: попросил заместителя комвзвода собрать у бойцов книжки, разложить стопками по отделениям и начал просматривать по диагонали все странички книжки. Затем приглашал бойцов по одному, при этом он определял хозяина книжки, называл по фамилии, находил в стопке его книжку, вручал обратно. И так с каждым. Прервал свои упражнения памяти и знакомство, лишь когда посыльный позвал его к командиру. Осталось познакомиться ещё с одним отделением, ну да ладно, завершит потом.
У командира роты собрались все командиры взводов, за исключением командира третьего, который угодил с ранением в медсанбат. Судя по тяжести ранения, не скоро вернётся. Скорее всего, отправят долечиваться в тыловой госпиталь.
Ужин у командира был хорош — давно Виктор не ел такого вкусного борща со сметаной и чесноком. Да зелень на столе, да хлеб пахучий, да разносолы, да картошечка вареная, да присыпанная укропчиком…
Ели молча. Молчал командир — молчали все. Лишь однажды Виктор не удержался:
— Эх, хорошо! Вкусный борщ!
— Это наша Марьюшка постаралась, — сказал капитан. — У неё по-другому не бывает.
— Ну, скажете уж, Сергей Петрович, — засмущалась Марья, наблюдавшая за ними от печки. — Вы ешьте, ешьте! Я ещё добавлю…
— Не откажусь, — отозвался Виктор.
После нескольких дней в дороге на сухом пайке сегодняшний ужин ему казался царским пиром. И он потешил свой желудок ещё одной порцией борща. Когда капитан, наконец, увидел, что новоприбывший насытился,а остальные давно уже отложили ложки, предложил всем выйти во двор.
Здесь они сели кружочком под абрикосовыми деревьями на лавочки и закурили. Вернее. курили все, кроме капитана.
— У нас в роте определенная традиция, — начал капитан, обращаясь к Виктору. — Завтрак в одиночестве, обед со взводом, ужин у меня. Это, конечно, в период тишины, когда нет боевых выходов, как сегодня. Так вот, после ужина у нас традиционно происходит командирский разбор «полетов». Но сегодня у нас не совсем традиционно. Группа разведчиков со старшим лейтенантом Егоровым попала в засаду. Егоров тяжело ранен, задание не выполнено.
Капитан Лысенко слегка поежился от неприятных мыслей, качнул головой и продолжил:
— Егорова нет — докладывать ситуацию некому, кроме сержанта Васильева. Я с ним уже беседовал. Потому информацию по провалу операции доведу сам. Командование крайне недовольно. Начальник разведки дивизии лично прибыл сегодня сюда, чтобы изучить ситуацию на месте. Готовится большое наступление. Нужна постоянная, регулярная информация по противнику. А кто это может добыть, кроме нас? Никто! Это наша основная работа!
Капитан начал повышать голос и в нем уже слышались металлические нотки:
— Почему провалили операцию? — спросил он. И сам же ответил:
— Самоуверенность вкупе со страхом. Самоуверенно пошли по неизученному маршруту, нарвались на засаду — это ещё надо выяснить, что за засада, откуда знали о движении группы. К самоуверенности в последующем присоединился страх неизвестности. В результате задание провалено. Чему я вас учу?! Это хорошо, что обошлось только ранением командира группы, и они смогли вынести своего командира без других потерь. А могли всю группу там оставить…
— Завтра поведу группу сам, — продолжил капитан. — За меня остаётся командир первого взвода.
— Есть!
— Разрешите мне с вами, товарищ гвардии капитан? — подал голос Кошелев.
— Нет! — твёрдо сказал командир роты. — Я пока не могу быть уверен в вас. Не обижайтесь, но вы ещё не разведчик. Грубо говоря, подчинённые не слышат, вы вообще никто. Через неделю-другую интенсивной подготовки, возможно, что-то из вас можно слепить. И то при наличии базы. Это я проверю после возвращения с задания. А пока изучайте личный состав, знакомьтесь, общайтесь с командирами и вникайте в работу.
***
Ночью, уже ближе к рассвету, группа во главе с капитаном ушла на задание. Задание было крайне сложным. Нужен язык. Причем язык нужен конкретно владеющий информацией об укрепрайоне Перекопского перешейка. По поступившей оперативной информации был такой человек — оберст-лейтенант инженерной службы Шульц. В крайнем случае, при невозможности захватить его, то — штабс-фельдфебель укрепрайона Вольфганг Груббер, этот является, практически, правой рукой Шульца и владеет не меньшей информацией. И передвигаются они по району вместе. Штабс-фельдфебель непосредственно принимал участие в строительстве долговременных укрепленных позиций.
Утром замкомвзвода увёл подчиненных Кошелева на практические занятия за село. Виктор полностью доверился ему, лишь со стороны наблюдая, как разведчики тренируются. Ему было интересно, ведь он и сам был неплохим спортсменом. До войны занимался парашютным спортом, в училище увлёкся боксом, гиревым спортом — неоднократный призёр соревнований. В училище преподавали рукопашный бой, штыковой бой (тут ему вспомнился, как неудачно провёл свой реальный штыковой бой на той злополучной высоте). Правда, в военном училище больше внимания уделялось общефизической подготовке, преодолению препятствий, владению холодным оружием, штыком. «…Умело сочетая огонь и движение, сблизиться с противником, атаковать его, уничтожить в рукопашной схватке или захватить в плен и закрепить за собой захваченную местность…» — тут же пришли на ум строки из «Боевого устава пехоты».
Разведчики немного размялись, разбились на пары — провели схватки, но не это было главным. Виктору показалось странным, что они уселись в круг «по-турецки», руки сложили на колени, закрыли глаза и будто уснули. Кошелев даже устал ждать. Хотел уже окликнуть,чтобы сделать замечание, но тут к нему подошёл один из офицеров роты. Это был командир первой роты с птичьей фамилией Синицын.
— Что? — спросил он и в шутку надвинул пилотку Кошелева на нос. — Наблюдаешь? Ну наблюдай, наблюдай! Ещё не такое увидишь! У нас командир особенный.
— А что они делают? — спросил Виктор, поправляя пилотку.
— Созерцают. Укрепляют дух и тело. Медитация называется. И ты знаешь, помогает! Это наш командир придумал — созерцать на каждом занятии.
— Странно, — сказал Кошелев. — Я ничего подобного раньше не видел.
— То ли ещё будет, — усмехнулся Синицын. — Вот вернётся командир…
— А расскажи мне про него! — перебил Виктор.
— Ну, пойдём в тенёчек, присядем, расскажу.
Они отошли в сторонку к одиноко стоящей сосне с кривым стволом и широкой кроной. Виктор распинал сапогом упавшие прошлогодние сухие шишки и первым уселся, прислонив спину к стволу дерева. Синицын примостился рядом.
— Капитан Лысенко прибыл к нам год назад, когда прежнего командира убило, — начал повествование Синицын. — Сам я давно здесь, с момента формирования. Капитан ещё не был капитаном тогда, а всего лишь старший лейтенант. Приехал он к нам из Дальнего Востока. То ли из Хабаровска, то ли из Владивостока. Есть мнение, что он раньше жил в Японии или Китае. И фамилия у него настоящая не Лысенко. Но это нам не ведомо. Сам он особенно не распространяется о своей прежней жизни.
Синицын поёрзал на месте, пытаясь принять удобную позу, вытащил из-под себя шишку, подвинулся ближе к стволу и тоже прислонился к сосне. Запустив шишку в сторону, продолжил:
— Главное, что он отличный командир. Строгий, панибратства не допускает. Со всеми на вы. И с собственной философией и мировоззрением. Но это службе не мешает, а наоборот. Все эти медитации — оттуда. Совершенно владеет своим телом, отличный стрелок и боец. Тут у нас в разведке есть разные люди — спортсмены, боксеры, просто сильные люди. Но ни один из них не выдерживает и минуты рукопашного боя с ним. Очень ловкий и выносливый. Такое ощущение, что этот человек не знает ни усталости, ни боли. На боевых выходах за его темпом не угнаться. А один раз видел, как в лесу в него попал самострел, видимо, оставленный охотниками ещё до войны, стрела воткнулась ему в плечо. А он хоть бы какой звук издал, молча постоял некоторое время, вытащил стрелу, зажал рану рукой. Так и стоял, пока его не перебинтовали. Мы ещё два дня ходили, ни разу не пожаловался. Говорит, что с болью надо дружить, уметь разговаривать. И тогда она отступит. Вот такой он, наш капитан.
Виктор слушал Синицына, не перебивая, внутренне радуясь тому, что судьба предоставила возможность встретить такого удивительного человека. Он непременно станет как Лысенко. Попросит его научить всему, что тот умеет.
Тем временем утренние занятия разведчиков закончились, замкомвзвода доложил Кошелеву об этом и они строем направились в село. А старший лейтенант Синицын остался со своим взводом. Слышно было, что он распекал своих — несмотря на то, что был занят беседой с Виктором, не забывал наблюдать за действиями взвода. Заставил повторить некоторые элементы. Да уж, тяжело в учении, зато легко в бою.
Глава 4. Перекопский вал
Когда солнце клонилось к закату, окрашивая часть неба в кроваво-красный облачный узор, капитан со своей группой прибыл в расположение роты. Они блестяще выполнили задание, сдали языка особистам в штабе дивизии и прикатили на полуторке, выделенной начальником разведки. Подполковник был доволен, а потому расщедрился на транспорт для группы Лысенко.
Командир роты никоим образом не выдавал свои эмоции. Был строг, деловит и стремителен. Раздал текущие указания подчиненным, затем приказал собрать всех командиров на совещание.
— Наступление наших войск в направлении укреплений Перекопского перешейка и Сивашских позиций продолжается. Командованием в результате допроса языка принято решение возложить на нашу роту следующую задачу: овладеть господствующей высотой в районе Турецкого вала и удерживать до подхода основных сил. Прошу достать карты, товарищи офицеры.
«Опять высота», — подумал Виктор, открывая свой планшет. Он невольно потер раненое плечо. Хотя рана давно зажила, иногда давала знать небольшим саднением.
— Строго говоря, это не высота, а развалины Перекопской крепости. Наличие противника установлено здесь и здесь, — показывал на карте командир роты. — В первую очередь обратить внимание на подавление огневых точек в ДЗОТах. Они устроены здесь, дальше по валу еще один. С ними работают бойцы первого взвода. Далее обеспечиваем данными огневого поражения объектов противника. Для этого нам придан артиллерийский наводчик. Главное — действовать внезапно и скрытно. Отсутствие складок местности для скрытного приближения компенсируем ночной темнотой. Прошу заняться подготовкой личного состава и оружия для боя в ночное время. Сегодня это должно быть особенно тщательно. Не группа выходит, а вся рота. На подготовку нам даны одни сутки. Лейтенанта Кошелева прошу остаться, остальные свободны.
— Ваш взвод остается в резерве, — сказал капитан Виктору. — В бой не вступать ни при каких обстоятельствах. Только по моей команде.
Кошелев был расстроен — он рвался в бой. Но капитана это мало волновало.
— Ожидать вот здесь, — капитан показал на карте. — Связь будем поддерживать ракетами. Красная ракета в вашем направлении — «требуется помощь», зеленая — «все в порядке», высота взята.
Началась подготовка роты к боевому выходу. Чудно было это для Виктора. Все бойцы роты вместе со своими командирами облачились в диковинные одежды — каски обмотали тряпками, на себя примеривали какие-то лохмотья — так показалось Кошелеву. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это добротно сшитая одежда: куртка с капюшоном и штаны. Только к ним часто-часто были пришиты полоски разной ткани защитного цвета. «Как чучело», — подумал Виктор. Один из бойцов взвода ему тоже принес такую форму «чучело».
Не остались без внимания оружие бойцов и ящики с боеприпасами. Все было обмотано тряпками, чтобы не гремело и не блестело в темноте. Хотя штаны позволяли носить навыпуск поверх сапог, были предусмотрены специальные тряпичные бахилы. Их необходимо было натянуть на сапоги в непосредственной близости с противником, чтобы заглушить звуки шагов.
Последним штрихом было то, что уже не удивило Виктора: бойцы и офицеры начали намазывать лица и руки сажей. Страшно и смешно было смотреть на чумазые лица сослуживцев. Под таким гримом уже невозможно было узнать никого — все стали одинаковые.
***
Большая группа странно одетых мужчин бесшумно двигалась в сторону фортификационного сооружения с двухтысячелетней историей. О тех местах, где им предстояло вести бой, впервые упоминал еще в первом веке римский ученый Плиний Старший. Именно в его письменах есть описание рва с валом, отрезающего полуостров Крым от материка. Об этом же писал и Геродот задолго до него — в пятом веке до нашей эры, но без упоминания местности. В древности канал был с водой и по нему даже ходили корабли, сокращая путь. Строителям, наверное, проще было выкинуть грунт в обе стороны, что сократило бы трудоемкость наполовину. Но вместо этого они вынимали и кидали грунт в одну сторону, создавая вал. Защитный вал. Кто создавал этот ров с валом, неизвестно. Ясно только одно — планировали защититься от угрозы, исходящей от материковых степей.
Теперь войскам Красной Армии предстояло прорвать оборону укрепленных позиций гитлеровцев на этом валу и разгромить двухсоттысячную группировку на полуострове. Немцы почти полгода, используя географические условия Перекопского вала, готовили здесь оборону, очень глубокую и усиленную инженерно-минными заградительными сооружениями. В связи с открытым характером местности скрытное продвижение советских войск было затруднительным. Поэтому передвижение личного состава, подвоз боеприпасов и продовольствия осуществлялись только в ночное время. А техника тут же зарывалась в грунт.
А странно одетым бесшумным мужчинам предстояло стать важным винтиком в этой операции. Захват господствующей высоты обеспечивал войскам время для похода к валу, корректировку артиллерийского огня перед штурмом и контроль выгодного направления удара основных сил.
Взвод Кошелева был оставлен в небольшой балке. Остальные взводы во главе с капитаном Лысенко ушли в ночь. Буквально через пятьдесят метров их уже не было видно и слышно. Второй взвод прилег и прижался к левому склону балки. Виктор стал напряженно всматриваться в темноту в тревожном ожидании. Прошло уже полчаса, а ничего не было слышно.
Но вот мелькнула ослепительная вспышка, затем ночную тишину прорезал звук взрыва гранаты. Еще одна вспышка, другая… Выстрелы… И понеслось: справа — знакомый стрекот немецкой MG-42, слева, ближе, слышны звуки наших ППШ, редкие ответы винтовок и вспышки от выстрелов немецких автоматов. Снова взрывы гранат — захлебнулся немецкий пулемет.
Вдоль вала, справа и слева, взметнулись осветительные ракеты противника. При их свете Виктор успел разглядеть, что дело сделано — рота ворвалась в траншеи противника. Но немцы этого ещё не понимали в суматохе. Не стреляли с других позиций — боялись попасть в своих. А рота слилась с местностью и затаилась, больше не стреляли, предпочитая работать холодным оружием, добивая противника.
Через некоторое время со стороны высоты к балке, где укрывался взвод Кошелева, прилетела зеленая ракета — «все в порядке» — можно подходить. Виктор тихим голосом поднял взвод и повел так же бесшумно на высоту. Впрочем, особой тишины не требовалось, потому что немцы очухались: там и тут раздавались выстрелы, окрики. Скоро поймут, что позиция уничтожена и постараются вернуть обратно. Взвод Кошелева быстрым шагом приблизился к рву, перебрался через него, начал подниматься по пологому насыпному склону высотки.
В это время с двух сторон ударили немцы. Сначала послышались глухие звуки выстрелов немецких 50 мм пехотных минометов. Стреляли в темноте наобум, поэтому они особого вреда не доставили. Легкие ранения получили лишь два бойца из взвода Кошелева. Но личный состав уже успел подняться на высоту и укрыться в окопах. Осторожно продвигаясь по траншее в поисках командира роты, Кошелев увидел множество убитых гитлеровцев, валяющихся под ногами. Слава богу, что нет среди них наших бойцов. Во всяком случае он пока не видел.
Ротный обнаружился у немецкого ДЗОТа. Он давал указания по организации обороны. Рядом связист разворачивал свою рацию. Со слов командира стало ясно, что скоро начнется артподготовка наших войск — светает. Необходимо корректировать их огонь. Бессмысленное закидывание мин противником прекратилось. Видимо, они тоже ожидают рассвета.
— Задача вашего взвода — прикрывать занятые позиции с правого фланга, — сказал капитан Лысенко. — Там, дальше, метрах в двухстах от этого места. С той стороны, вдоль по валу — немецкие позиции. Но по данным разведки, их там мало. Так что, основная задача для вас — прикрывать роту с этого фланга. Действовать осмотрительно. На рожон не лезть. Беречь личный состав. Главная задача по взятию высоты ротой выполнена. Ждём удара наших главных сил.
Кошелев увёл взвод на оставленные немцами позиции. Довёл бойцам приказ командира роты.
***
С рассветом, как и предполагал капитан, немцы ударили с тыла и левого фланга. Понимали, что с фронта укреплённые самими же позиции им не взять. А справа, где стоял взвод Кошелева, мешал рельеф самого вала. С тыла била артиллерия, слева наступали немецкие солдаты. Несмотря на ожесточённое желание гитлеровцев вернуть выгодную высоту, им это не удалось. В течение часа, пока шёл бой, фашисты неоднократно бросали людей на высоту, но продвинуться вперёд не смогли.
Вдруг земля содрогнулась от мощных нескончаемых взрывов — это наша дальнобойная артиллерия начала артподготовку. Задача бога войны в период артподготовки — это подавление огневых точек, в том числе артиллерийских и минометных батарей, разрушение дзотов, а также создание хаоса в управлении и организация проходов в заграждениях для движения наступающих войск. Через час с небольшим артподготовки огонь уже меньшей интенсивности был перенесен в глубину обороны противника.
Как только артиллерийский огонь был перенесен в глубину, со стороны позиций наших войск открыли массированный огонь из стрелкового оружия и послышались возгласы: «Ура-аа!»
Виктор подумал, что уже началось наступление основных сил, но оказалось, что это был кратковременный перенос огня артиллерии и имитация атаки, цель которой — вывод солдат противника из укрытий. Буквально через пять минут артиллеристы снова перенесли огонь на передовые позиции гитлеровцев.
Позже по допросам пленных немецких солдат выяснили, что нашу ложную атаку противник принял за настоящую. Поэтому вывел свои силы из укрытий на первую линию окопов, в результате чего понес серьезные потери в живой силе и технике.
С окончанием двух с половиной часов артподготовки передовые стрелковые полки дивизии, уничтожив небольшие выжившие группы гитлеровцев, в течение первого же часа боя полностью захватили позиции обороны и вклинились на глубину до полутора километров.
Существенную поддержку наступающим оказывала ружейно-пулемётным огнём разведрота Лысенко, засевшая на выгодной позиции. Для бойцов роты это был первый увиденный своими глазами бой, размах которого превзошел все мыслимые ожидания благодаря возвышенности, где они находились. Перед их взором разворачивалась картина батального сражения невиданного масштаба. Нескончаемым потоком шли бойцы и техника через проходы в минных полях, затем, растекаясь по фронту, бросались в бой, метр за метром освобождая занятые противником позиции.
В результате двухдневного напряженного боя дивизия Виктора во взаимодействии с другими соединениями 2-й гвардейской армии прорвала первую полосу обороны и разгромила основные силы обороняющегося здесь противника.
Как только волна наступающих прошла через Перекопский вал, командира роты через посыльного вызвал к себе начальник разведки дивизии. Лысенко убыл в командный пункт, приказав роте оставаться на занятых позициях. В ожидании ротного бойцы приводили в порядок свою форму, переодеваясь в привычное обмундирование, занимались чисткой оружия. Старшина роты занялся обеспечением питания личного состава. Кошелев проверил своих бойцов и, отдав указания замкомвзвода по отправке в тыл раненых, поднялся на высшую точку развалин, чтобы посмотреть окрестности некогда грозной и знаменитой крепости.
Перекопская крепость была важной турецко-татарской крепостью, которая закрывала единственный сухопутный проход в Крым через Перекопское сужение. Турецкое название крепости — Ор-Капу, татары же называли крепость Ферх-Кермен, а славянские народы — Перекоп. Ор-Капу несколько раз разрушалась. В 1500 году крепость попытался взять хан Большой Орды Ших Ахмет. Через год повторил попытку — опять не получилось. Неоднократно брали крепость и оставляли русские войска и запорожские казаки. В 1663 году захватывали крепость запорожские казаки во главе с Иваном Сирко.
Самые тяжелые удары Перекопская линия обороны получила в ходе русско-турецких войн в восемнадцатом веке, в которых непосредственное участие принимало Крымское ханство: и как вассал Османской империи, и как важный объект расширения сферы влияния Российской империи. В 1736 году русские войска взяли штурмом Перекопский вал и крепость. Но окончательно овладели крепостью Ор-Капу лишь в 1738 году.
Остатки города и земляных валов крепости, множество раз перестроенных, были совершенно разрушены во время штурма Красной Армией в Гражданскую войну. После этих событий 1920 года крепость дважды становилась ареной военных событий. В 1941 году, несмотря на работы по укреплению Перекопского перешейка и ожесточенное сопротивление Красной Армии, пришлось оставить эти места на долгие два года. И вот теперь советские войска бесповоротно овладели Перекопским валом и отбросили гитлеровцев вглубь полуострова.
Виктор всматривался вдаль, но кроме развалин крепости и близлежащих холмов, ничего не было видно. Повсюду до самого неба поднимались клубы дыма от горящей техники, временных зданий и сооружений, превращая светлый день в сумерки. Сквозь эту мглу то там, то тут вспыхивали багровые всполохи огня — видимо, взрывались остатки боеприпасов.
Но там дальше, со стороны моря, где был виден через дым красный диск, стали пробиваться слабые лучики солнца, от чего игра света стала умопомрачительной. В то время, как южный склон Перекопского вала оставался во мраке дыма пожарищ, северный склон, освещенный лучами солнца, окрасился в светлые золотистые и яркие осенние краски.
Глава 5. Ожидание
Из идиллического состояния Виктора вывел многоголосый хохот бойцов взвода. Лейтенант обернулся к своим. Внизу, собравшись в кружок, бойцы слушали очередные байки записного шутника и балагура Савелия. Как в газетах пишут: «Жить без пищи можно сутки. Можно больше. Но порой на войне одной минутки не прожить без прибаутки, шутки самой немудрой».1
Кошелев спустился к своим, прислушался, улыбаясь.
— Взял я, значит, удочки и пошел к озеру, — продолжал вещать Савелий. — А там красота неописуемая. Раннее утро, солнце только-только встает, пробиваясь лучами из-за крон деревьев, растущих вокруг озера. А над водой такой легкий туман от испарения… И ни ветерка. Тишина. Слышно только, как далеко за деревьями в лесочке поют птички негромко… Но портит эту идиллию такой, знаете, как бы это помягче выразиться, неприятный запах. До тошноты, откуда-то тянет. Фу-уу…
Савелий все это рассказывал с чувством и интонацией, причем его подвижное лицо меняло выражение практически с каждым предложением. Вот и сейчас с последним словом сморщил нос, затем умолк в театральной паузе.
— Ну-уу?! — взмолились бойцы в ожидании продолжения. У многих при этом на лицах заранее висела широкая улыбка. Вот сейчас Савелий задаст… Но Савелий продолжил спокойно:
— Смотрю, в сторонке на мостках сидит дед с удочкой. Тоже, видать, на рыбалку пришел. Я к нему подхожу и обращаюсь так уважительно: «Здорово, дед!» Он: «Здравствуй, милок!» Я: «Слушай, дед, я сам не местный — в гости приехал. Вот решил рыбу поудить…» Дед: «Что ж, хорошее дело. У нас тут знатная рыбалка». Я говорю: «Да, все прекрасно, красиво — лес, озеро, тишина, рыбалка. Только не пойму — от чего так воняет здесь?» Дед встрепенулся, ожил, вышел из полусонного состояния и говорит: «А ты разве не знаешь историю здешних мест?! Ну, тогда слушай!» Он полностью повернулся ко мне лицом, устроился на своем импровизированном стульчике поудобнее и продолжил: «В нашей деревне жили-были две семьи — соседи. Дружные были. В одной семье росла девочка, в другой — мальчик. Мальчик с девочкой все время были вместе — не разлей вода. Играли вместе на улице, друг друга в обиду не давали. Зовут кушать мальчика — девочку берет с собой, зовут девочку домой — она его к себе приглашает. Как одна семья, в общем. Как подросли — пошли в школу, сидели за одной партой. Когда заканчивали школу, дружба переросла в большую любовь. Так любили друг друга, так любили… Вся деревня радовалась их счастью. Но возраст уже был у парня призывной. Забрали в Красную Армию, а тут и финская началась.» Дед слегка прокашлялся и запел:
Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми-красавица,
В ожерелье прозрачных озёр!2
Ну, он там и сгинул, в этих озерах прозрачных. Пропал без вести. Аккурат зима была, как повестка пришла. Девочка наша так убивалась, так убивалась… хотела даже в петлю лезть. Удержали тогда. Прошло полгода, наступило лето, она вот с этих мостков и бросилась в озеро, утопла. Вся деревня хоронила сердешную…
Дед замолчал, достал кисет с махоркой, скрутил цигарку, закурил и, пустив густой дым, продолжил: «Ты представляешь, прошло буквально два месяца, как ее похоронили, вернулся тот парень с войны. Оказалось, что был в плену у финнов. Вернулся, а любимой-то уже нет в живых. Что делать?! Жизнь она такая. То одним боком повернется, то другим…»
Я спрашиваю деда: «И что дальше?» Дед посмотрел на меня с прищуром, сквозь табачный дым и говорит: «Что — что? Он тоже утоп. Напился самогону и утоп, бросившись в озеро с этих самых мостков, что и его любимая… Эх-эх-хэхх… Вот такая грустная история в нашей деревне приключилась, сынок!» Я говорю деду: «Да! История очень грустная! Но скажи, дед, почему воняет-то возле озера?» Дед: «Не знаю… Насрал, наверное, кто-нибудь на берегу…»
Гомерический хохот всего взвода разорвал напряженную тишину. Виктор тоже улыбнулся и подумал: «Молодец, Савелий! Какая бы нелепая шутка ни была — все идет на пользу бойцам. Снимает напряжение. Только что был бой, каждый смотрел смерти в лицо — убиты, ранены товарищи, тяжело на душе и… вдруг… кто-то отпустил шуточку, рассказал анекдот. И хохот. Взрыв хохота! И отлегло… Фронтовики — люди грубоватые, иной раз циничные, но человеческое достоинство не уронят. Пусть шуткуют… Без этого нельзя…»
Лейтенант Кошелев по траншеям пробрался к первому взводу. Старший лейтенант Синицын был в блиндаже, сидел за столиком и что-то записывал в блокнот.
— А, Виктор! Заходи! Я тут записываю ход боя, пока свежо в памяти. Потом во время разбора у командира роты пригодится. Рекомендую тоже так поступать.
— Да, я на память не жалуюсь…
— Все так говорят.
— Нет, на самом деле, — сказал Кошелев, усаживаясь на скамейку. — Я не шучу. Стоит мне взглянуть на текст или объект, так сразу запоминаю, могу воспроизвести, описать. Как будто перед глазами фотографическая карточка.
Синицын заинтересованно посмотрел на Виктора.
— Хммм… Интересно. А командиру говорил об этом?
— Нет, не успел. Некогда было. Мы с ним даже не успели поговорить. Сначала ушел на задание с группой, потом этот бой…
— Ну-ка, давай проверим, пока нет командира! Отвернись!
Кошелев с улыбкой отвернулся в сторону выхода из землянки. Синицын снял часы с руки, покрутил стрелки, положил на столик. Туда же разместились еще множество предметов из планшета и карманов. Что-то поднял с пола и тоже положил на стол.
— Сейчас ты повернешься, посмотришь на предметы на столе течении 10 секунд и как можно подробнее опишешь их, отвернувшись, — сказал Синицын. — Поворачивайся!
Виктор повернулся, посмотрел на стол и, не дожидаясь сигнала, отвернулся:
— Я готов.
— Так быстро? — удивился старший лейтенант. — Говори!
— На столе лежат твои часы из желтого металла, время на них без пяти девять, хотя сейчас время другое — я посмотрел на твои, когда зашел. Было четырнадцать тридцать пять. Кроме того, на столе компас, карандаш химический, блокнот, в который ты писал, две стреляные гильзы от ППШ, один патрон от ТТ, немецкая монета, не знаю какого достоинства, решкой книзу. Ах да, керосиновая лампа — немецкая. И еще между досок застрял засохший паук.
— Из желтого металла?! — обиделся Синицын в шутку. — Они золотые — папин подарок в честь окончания военного училища. В остальном — все верно! Да ты феномен, Кошелев!
— Это ерунда. Я баллистические таблицы запоминал в училище с одного прочтения.
— Твои способности надо использовать в нашем деле. Разведчику умение запоминать большой объем информации крайне необходимо.
В это время в блиндаж заглянул один из бойцов:
— Товарищ гвардии старший лейтенант, ротный идет!
Синицын с Кошелевым вышли встречать капитана Лысенко. Он был не один. С ним прибыл еще один офицер — майор НКВД.
— Товарищ гвардии капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Личный состав занимается приемом пищи, приводит в порядок себя и вверенное оружие. Раненые отправлены в медсанбат, — доложил Синицын.
— Хорошо. Соберите всех офицеров роты. Товарищ майор желает побеседовать.
Собрались в том же самом блиндаже: пространство позволяло.
— Вот, товарищ майор, пять человек вместе со мной, — сказал ротный. — Политрука у меня нет — убит, до сих пор не прислали. Командир третьего взвода в медсанбате — ранен. Лейтенант Кошелев у нас только третий день. Остальные офицеры надежные, проверенные.
— А лейтенант Кошелев, значит, ненадежный?! — спросил майор.
Каверзный вопрос энкаведешника нисколько не смутил капитана. Он спокойно ответил:
— В бою он себя показал смелым, не трусил. Но изучить его более подробно пока возможности не было. Я же сказал, что он у нас всего три дня.
Майор достал из планшета листочки, положил на стол перед собой. Виктор заметил, что это был списки с фамилиями. Офицер НКВД пробежал по списку глазами, отложил в сторону.
— Товарищи офицеры! — начал он. — Красная Армия успешно наступает, освобождая ранее занятые территории Советского Союза. Но на освобожденных территориях еще остается недобитый враг, предатели и их пособники. Для их поиска, ликвидации или ареста нам необходимы офицеры с боевым опытом. У меня есть предписание отобрать определенное количество офицеров. Будут учитываться рекомендации непосредственных командиров, личное желание и согласие. Нам люди, работающие из-под палки, не нужны. Хотя у нас есть возможности заставить, но мое мнение такое. Нужны люди, осознанно идущие в нашу структуру. Не скрою, работа крайне опасная, но этим вас не напугать. Мы уже по пути поговорили с вашим командиром. Он назвал несколько фамилий. Но прежде я хотел бы лично поговорить с каждым из вас.
Виктор вместе с остальными офицерами вышел из блиндажа. Настроение у всех было паршивое. Похоже, никто не хотел менять боевую работу разведчика на фронте на деятельность сотрудников НКВД в тылу. Во всяком случае, так думал Кошелев. Но оказалось, что он ошибся. Хотя он думал, что его вообще не пригласят на беседу, учитывая отсутствие боевого опыта, но когда все офицеры побывали по одному в блиндаже, послышался возглас:
— Лейтенант Кошелев! Прошу!
Виктор зашёл внутрь. Майор держал в одной руке бумаги, в другой — дымящуюся папиросу.
— Присаживайтесь, Кошелев Виктор Николаевич. Расскажите мне, каким образом вы после пребывания в штрафной роте стали офицером и попали в войсковую разведку? В моей практике подобное впервые… Что-то сомнительно.
— Я полностью реабилитирован, товарищ майор. После госпиталя я завершил обучение в военном училище и по рекомендации экзаменационной комиссии получил назначение сюда. Все документы находятся в штабе дивизии, можете проверить.
— Я уже смотрел ваши документы, товарищ лейтенант. Для этого мне ваше разрешение не нужно. Кроме того, я отправил запросы в училище и штрафную роту. Мы с вами, возможно, еще встретимся. А пока можете быть свободны.
Виктор молча вышел из блиндажа и подошел к группе офицеров, весело переговаривающихся между собой. Неопределенность для них закончилась. Выяснилось, что командир первого взвода старший лейтенант Синицын дал согласие перейти в структуру НКВД. Более того, его рекомендовал сам ротный. Прощание с Синицыным было коротким. Обнялся с каждым офицером, попрощался со своим взводом, забрал личные вещи у старшины и уехал с майором.
Капитан дал команду личному составу готовиться к передислокации. Штаб дивизии переместился и разведроте указан район для переезда. Скорее, для перехода — транспорта не будет. Пойдут пешком. Но ушлый старшина, фактически первый помощник командира роты, нашел транспорт для своего имущества и тяжелого вооружения роты. Так что, бойцы пойдут налегке. Не придется тащить на себе ротные 50 мм минометы, ручные пулеметы и противотанковые ружья. На этом же транспорте уехал и личный состав санитарного отделения, оставив в роте одного санинструктора.
1.Отрывок из поэмы А.Твардовского “Василий Теркин”. Печатался во фронтовых газетах с 1942 года. Завершен в 1945 году.
2.Отрывок из песни «Принимай нас, Суоми-красавица». Музыка: Даниил и Дмитрий Покрасс. Слова: Анатолий Д’Актиль (Френкель).1939 год
Глава 6. Письмо
Разведрота разместилась в очень удобном месте, северо-западнее Армянска. Ощущалась близость моря — с запада дул тёплый солёный ветер, перебивая запах гари выжженной степи. В практически разрушенный посёлок не было смысла соваться — там ещё шли бои с ожесточенно сопротивляющимся врагом. А у разведки своя работа, свои задачи — добыть достоверные сведения о противнике, его группировке, численности, состоянии, расположении, вооружении и намерениях…
Да, рота занималась своими задачами, но к этой работе Кошелева не допускали. Почти каждый день уходили группы на задания — командованию требовалась свежая информация. А кто же ее добудет, как не разведка. Уже неделю Виктор маялся в неизвестности. Конечно, без дела не сидел — занимался со своим взводом, но больше на боевых выходах не бывал. Даже сам капитан Лысенко не раз ходил за языком, а про лейтенанта как будто забыл. Не раз и не два подходил к командиру роты, но у того один ответ: «Еще не время!»
Однажды ротный почтальон принес письмо. Удивленный этому сообщению лейтенант — писать было некому — взял из рук письмоносца аккуратно запечатанный конверт. Письмо было от Вали. От Вали Шишкинской, училищной медсестры.
«Салют, боец! Ой, извините, товарищ лейтенант! С пламенным комсомольским приветом из родного вам училища младший сержант Шишкинская! Я, как только узнала вашу полевую почту, села писать письмо. Как обещала. Как ваши дела? Хорошо ли вас там приняли? Как воюете? Как бьёте фашистскую гадину? Мы с вами виделись всего ничего, а как уехали, будто что-то оторвалось внутри, стало грустно. Вы так молоды, а столько пришлось пережить. А все из-за меня. Я так чувствую себя виноватой. Если бы знала тогда, что вас отдают под трибунал из-за ревности лейтенанта Семёнова, то сама бы пошла рассказать про этого неприятного человека. Он очень плохой человек. Виктор! Я тоже решила уйти на фронт. Написала рапорт. Мама моя против, конечно. Но я твердо решила. Сейчас прохожу подготовку в качестве радиста, помимо своей медицинской специальности. Может, меня тоже направят в разведку?! Хорошо было бы попасть к вам!»
Дальше Валя писала про Москву, про училище. О том, что стало тихо и спокойно — бомбежки прекратились. Будто и нет войны. А заканчивалось письмо такими словами:
«До свидания, Виктор! Я пишу „до свидания“, потому что надеюсь на встречу. Возможно, увидимся, когда мы, наконец, раздавим фашистскую нечисть! А вы берегите себя! И простите за мое нескромное письмо. Валя.»
Виктор с волнением перечитал письмо еще раз. Перед его глазами стоял образ девушки в белом халате в проеме окна медпункта. Вот бывает же так — раньше и знать не знал, что это за медсестра, причем даже имел отрицательное суждение о ней, но лишь одна встреча, один лишь взгляд, одно прикосновение переменило все. Когда Виктор вспоминал о ней, а вспоминал он почти каждый день, то думал об их последней встрече. Как она смотрела на него, что говорила, как порывисто коснулась его руки…
***
— Товарищ гвардии лейтенант, — голос бойца отвлек его от мечтательных раздумий. — Вас ротный требует к себе.
«Неужели и обо мне вспомнили?!» — подумал Кошелев. Он быстренько привел себя в порядок и отправился к командиру роты.
— Настало время устроить вам проверку, Кошелев, — сказал Лысенко, когда лейтенант доложил о своем прибытии. — Через это проходят все офицеры, прибывшие в мою роту. Я изучил ваше личное дело, посмотрел в бою, присмотрелся со стороны в повседневной жизни. А теперь перейдем к непосредственной проверке ваших личных качеств — физических и внутренних. Начнем с короткого спарринга, как говорят англичане. Я знаю, что вы занимались боксом. Прошу!
Они с капитаном вышли на площадку, окруженную бойцами. Для личного состава роты это было обычное явление и поэтому лица были серьезны. Никакого ожидания театрального представления — это был очередной урок. Офицеры сняли головные уборы и портупеи. Встали в стойки.
Если Виктор стоял в классической боксерской стойке (левая нога впереди, левая рука, согнутая в локте, вынесена вперед; правая нога на шаг сзади и полшага вправо, правый кулак прикрывает подбородок), то капитан стоял в обычной стойке с опущенными руками. Но был какой-то весь собранный, напружиненный и в то же время создавалось впечатление, что человек стоит расслабленно и не представляет опасности.
Виктор пошел в атаку. нанося короткие прямые удары левой и… тут же оказался на земле. Сидя прислушался к своим ощущениям: нигде ничего не болит, но как он очутился на спине?
Кошелев вскочил на ноги, снова бросился в атаку. На этот раз получил ощутимый удар в грудь, да такой, будто врезался в бетонный столб. У него перехватило дыхание. Теперь он стал осторожничать: сбавил темп, нанося обманные удары, начал кружить вокруг партнера. Один раз даже достал правым хуком, так ему показалось, но удар пришёлся в пустоту.
Виктор разозлился. Как это так? Он, неоднократный чемпион училища, не может даже одного удара нанести. Начал комбинировать удары, наносил сериями, но все движения были или в пустоту, или их блокировал капитан. Наконец, ротный в стремительном броске опрокинул Кошелева на спину и зафиксировал того в болевом приеме. Виктор попытался вырваться из цепких рук и ног капитана, но безрезультатно, лишь себе причинил боль.
— Все! — сказал капитан. — Встаём! Достаточно…
Они встали на ноги. Виктор — морщась и потирая плечо в месте старого ранения, а капитан — без всяких эмоций, лишь на мгновение показав на лице подобие улыбки.
— Неплохо, — сказал он, обращаясь к Кошелеву. А затем повернулся к бойцам и продолжил. — Все уяснили, как необходимо действовать, когда на вашем пути встречается противник с боксёрской подготовкой? Лейтенант Кошелев имеет довольно приличную подготовку, но он действовал как на ринге, поэтому проиграл. Но поле боя — это не ринг!
Среди бойцов послышались нестройные одобрительные возгласы.
— Имея такие навыки, как у вас, товарищ гвардии лейтенант, но при правильном их приложении, можно стать хорошим бойцом… Но умение хорошо драться — не самое главное в нашем деле, хотя и немаловажное. Обезоружить, оглушить, обездвижить — это одно. Но ещё нужно уметь скрытно передвигаться, не обнаруживая себя, найти нужный объект. И каждое сказанное мною слово можно разбить на составляющие: как искать, как двигаться, как обезоружить, как оглушить и связать, как заставить двигаться захваченного в плен и многое другое. Всему этому мы будем учиться. И я с вами: повторение — мать учения. Ваши физические данные на очень неплохом уровне. Будем заниматься!
С этого дня началась интенсивная индивидуальная подготовка лейтенанта. В этом помогали все: и офицеры роты, и бойцы. Со временем выяснилась причина задержки в проверке и подготовке Кошелева. Оказалось, что ждали подтверждения данных на Виктора согласно запросу, отправленному майором НКВД. И вот теперь можно заниматься без оглядки на возможное прерывание в тренировках, учениях. Изменилось и отношение подчиненных к лейтенанту. Если раньше было настороженное, то теперь более открытое, свойское. Частенько некоторые премудрости подсказывали или показывали опытные бойцы.
Но наиболее ценные знания получал от самого капитана. Лысенко был кладезем необходимых для разведчика знаний. Его беседы во время вечерних разборок-посиделок превращались в целые лекции. «Вот бы нам такого преподавателя во время учёбы в училище», — думал в это время Кошелев.
— Разведка, добывая сведения о противнике, проявляется как один из важнейших видов боевого обеспечения, — говорил Лысенко. — Она направлена на предотвращение внезапного нападения противника или снижение эффективности его ударов, если нападение произошло. Также для создания благоприятных условий для организованного, своевременного вступления и успешного проведения боя. Своевременность и оперативность, целеустремлённость и непрерывность, активность и скрытность, достоверность и точность разведданных — вот основные требования, предъявляемые к разведке. А наблюдение, подслушивание, поиск, налёт, засада, разведка боем — являются основными способами ведения войсковой разведки.
Удивительного ума и мудрости был капитан. Слушая его рассуждения на разные темы, житейскую мудрость, можно подумать, что перед ними сидит убелённый сединами старик, настолько были глубоки его познания в военном деле и человеческой психологии.
— Разведчик должен, в первую очередь, иметь отменную психологическую устойчивость. Важно, чтобы в ответственный момент не запаниковал… В большинстве случаев погибают неопытные, потому что они раньше бросаются в панику. Таких первыми замечает противник и берёт на прицел. И ещё — нужно привыкнуть к мысли, что в любой момент тебя могут убить. Осознать и свыкнуться с этим. Если ты думаешь, как бы выжить, ты уже ненадёжен. Мы на войне. Ты обязан победить свой страх. Зачем бояться того, чего не случилось, а только может случиться?!
Учил концентрироваться на тех вещах, на которые сам можешь повлиять. На бойцов, особенно во время боевых выходов на задания, ложится огромная психологическая и физическая нагрузка. Поэтому необходимо учиться успокаивать ум, останавливая поток непродуктивных, катастрофических образов. Наиболее действенным способом является медитация. Теперь Виктор понял, чем занимались бойцы, сидя в кругу, в первый день его прибытия в роту. Медитируя перед боевыми выходами, боец освобождает свой ум от лишних мыслей, концентрируясь лишь на выполнении задания.
— Самым быстрым и действенным способом успокоиться в критической ситуации является дыхание. Для этого используется два варианта дыхания в зависимости от обстановки или оба варианта вместе. Первый вариант: глубокое размеренное дыхание животом. На четыре счёта вдох, на четыре — выдох. Второй вариант: охлаждающее дыхание. Для этого нужно язык скрутить в трубочку и вдыхать через язык. А выдыхать через нос. Делать это нужно спокойно, не торопясь, медленно в течение нескольких минут. Потренируйтесь! На сегодня всё. Завтра затронем тему правильного сна и отдыха, а также способы преодоления боли.
***
Вечером Виктор сел писать ответное письмо Вале Шишкинской. Оно было коротким, немногословным — Кошелев не любил писать письма.
«Здравствуйте, Валентина! — писал он. — Очень был рад, когда получил от вас письмо. Весьма неожиданно и приятно. Я думал, что вы уже забыли про меня. Мы сейчас дислоцируемся в Крыму. Фашисты заперты на полуострове. Хотя гитлеровская гадина отчаянно сопротивляется, но мы скоро изгоним её отсюда. Валя! Я тоже, как и ваша мама, не поддерживаю ваше решение идти на фронт. Не женское это дело — воевать. У вас есть прекрасная специальность. Прекрасная работа. Вы там тоже нужны. Сейчас уже не сорок первый год — Красная Армия наступает по всем фронтам.
Берегите себя! Я тоже пишу «до свидания»! Виктор».
Виктор запечатал письмо, написал адрес и задумался. В памяти народной навечно останется образ советской женщины — труженицы, матери, жены и вдовы солдатской. Не найти профессии, которой не смогли бы овладеть женщины. Не было видов деятельности, с которыми не смогли бы справиться они. Тяжёлой ношей легла на плечи хрупких женщин эта война. Одно дело — воевать и знать, за что воюешь и с кем воюешь. Другое дело — постоянно находиться в ожидании, в неведении. Каждый день ждать писем с фронта. А что принесёт почтальон: то ли радостную весточку, то ли похоронку?!
Вот и задумался Виктор: а правильно ли он сделал, что отсоветовал Валентине уходить на фронт?! Сотни тысяч женщин стали лётчицами, зенитчицами, танкистами, пулемётчицами, снайперами, разведчицами, связистками и медсёстрами. Валя — девушка бойкая, решительная. Не в её характере проявлять малодушие.
Тем не менее Виктор не стал переписывать письмо заново. Пусть прочитает и узнает мнение человека, ставшего ей близким с некоторых пор.
Глава 7. Разведвыход
После традиционного ужина у командира роты офицеры вышли на перекур. Сегодня Виктор заметил, что многие рядом с ним многозначительно помалкивали. Кошелев не понимал, что происходит. Ситуацию разрешил ротный. Он вышел к ним, как обычно, стремительной походкой.
— Так, лейтенант Кошелев, готовьтесь сегодня ночью на задание, — обрадовал он своим приказом. — Вы уже достаточно подготовлены. Думаю, что пора испытать себя на боевом выходе. Пойдёте в моей группе. Сегодня идём двумя группами разведчиков. Вторую группу поведёт старший лейтенант Дроздов. Прошу к столу, достать рабочие карты.
Офицеры разведроты сосредоточенно склонились над столом, ожидая постановки задачи. Разведывательная рота — это глаза и уши дивизии. Постановка боевой задачи и её выполнение всегда требуют своевременного изучения местности. Там, где разведчики пренебрегают изучением местности, никогда не удастся выполнить задание. Кроме того, разведка местности должна вестись не вообще, а конкретно для выполнения определенных задач. Поэтому командир роты всегда начинал с изучения местности на карте, затем непосредственно на местности.
— Командир дивизии поставил задачу провести поиск и взять языка вот в этом районе.
Ротный показывал на своей карте, а офицеры помечали на своих рабочих картах.
— Ситуация осложняется тем, что в этом районе у немцев вся линия фронта состоит из системы сплошных траншей, усиленных инженерными заграждениями и минными полями. Поэтому мною принято решение идти двумя группами. Моя подгруппа идёт через эту балку к минным полям. Подгруппа разминирования лейтенанта Кошелева готовит проходы. Моя подгруппа занимается непосредственным поиском и захватом языка. В дальнейшем, в случае обнаружения противником, подгруппа Кошелева прикрывает наш отход. Таким образом, у вас будут две задачи: разминирование и прикрытие.
— Разрешите вопрос, товарищ гвардии капитан? — спросил Виктор.
Когда капитан кивнул, Кошелев продолжил:
— Для преодоления минного поля нужны сапёры. Будут ли они нам приданы?
— Вопрос правильный и своевременный. Да, два сапёра пойдут в вашей подгруппе. Остальных подберёте из состава своего взвода. Четыре человека — один снайпер, пулемётчик и два автоматчика. Ещё есть вопросы?
— Вопросов нет, товарищ гвардии капитан!
— В таком случае, вы свободны! Идите, готовьте свою подгруппу. Отдыхайте. Выход в 3 утра.
Капитан повернулся к командиру второй группы Дроздову.
— Вам предстоит другой путь. Необходимо пройти по мелководью Перекопского залива вот в этом направлении. Обойти с фланга. Там нет минных полей, инженерных заграждений. Но путь неблизкий. Посему ваша группа должна выйти раньше. В районе часа ночи. Как раз до рассвета доберётесь. Действовать самостоятельно — осуществить поиск и захват языка.
— Ясно, командир! Сделаем!
— По готовности, перед выходом, группу представите мне лично!
— Есть!
— Если вопросов нет, все свободны, товарищи офицеры!
Виктор отобрал для выполнения задания четверых бойцов. Как и приказывал ротный, один из них был снайпер с самозарядной винтовкой Токарева, другой — пулемётчик с ручным пулемётом Дегтярева. А автоматчиков подобрал, знающих сапёрное дело. Примерно через час прибыли два приданных сапёра.
— Какая наша задача? — спросил сапёр с сержантскими лычками. — Работа тихая или шуметь будем? Если шуметь, то надо тащить взрывчатку…
— Нет, шуметь, надеюсь, не придется, — сказал Кошелев. — На нас возложены две задачи. Первая — сделать проход в минном поле и в колючке. Вторая — прикрывать отход основной группы с захваченным языком.
— Понятно. Значит, шуметь всё же придётся. Иначе сами не уйдем, если группу обнаружат, и нам придётся прикрывать отход.
Виктору был уже известен принцип трех «О» — обнаружен, обстрелян, отхожу. По негласному закону разведчиков, это считается неудачей, вне зависимости от того, что взят язык или нет. Поэтому он счёл нужным предупредить сапёров:
— Никакой самодеятельности без приказа командира группы, товарищи бойцы! Всё должно пройти тихо. Задача наша лишь проконтролировать отход подгруппы с языком. Только в случае их обнаружения прикрывать своим огнём.
Кошелев для подстраховки приказал снайперу взять с собой прибор для бесшумной стрельбы «Брамит», а пулемётчику — СГ ДП. Оба прибора были в оснащении разведроты. Глушитель «Брамит» был первым советским серийным прибором для бесшумной стрельбы, разработанным братьями Митиными еще в 1930 году. Эти глушители успешно использовались партизанами, частями НКВД, диверсионными и разведывательными подразделениями. На основе «Брамита» был создан специальный глушитель для пулемёта Дегтярева — СГ ДП. Он был настолько удачен, что при стрельбе был слышен только лязг механических движений пулемета, и то на близком расстоянии. Устанавливался глушитель вместо штатного пламегасителя.
Кошелев еще с училища помнил, что у немцев таких приборов не было, поэтому они приняли на вооружение трофейные стрелковые комплексы «Брамит» как Schalldampfer 254. Собственные разработки немцы начали внедрять с 1943 года, германская фирма Schneider-Opel скопировала советский глушитель для бесшумной стрельбы для использования с 7,92-мм автоматами MP 43, однако до массового производства дело не дошло.
***
В установленное время группа разведчиков во главе с капитаном Лысенко, облаченная в маскировочные одежды, ушла в темноту крымской ночи. Лишь звёзды на небе, мерцающие тысячами огней, указывали путь бойцам, идущим на опасное задание. Несмотря на двухнедельную интенсивную подготовку, лейтенант Кошелев испытывал некоторое волнение. Нет, это был не страх, а волнение Воина. Волнение, нагнетающее адреналин в кровь бойца. Нечто подобное он испытывал, выходя на боксерский ринг.
Примерно за сто метров до минного поля капитан Лысенко приказал остановиться.
— Давай, Кошелев, твой выход. Мы подстрахуем вас здесь. Ждём сигнала.
— Есть!
Ночное небо то и дело вспыхивало осветительными ракетами немцев. Периодически постреливал пулемёт. Вряд ли они кого-то обнаружили — это для отпугивания или самоуспокоения. Подгруппа лейтенанта Кошелева по-пластунски приближалась к минному полю. Впереди два сапёра, за ними автоматчики с сапёрной подготовкой и Виктор. Оставив пулемётчика со снайпером у кромки минного поля, подгруппа продолжила медленное движение в сторону немецких траншей. Вдруг сапёр, ползущий впереди Кошелева, остановился. Это он заметил знак сержанта. В свою очередь, показал знаком лейтенанту не двигаться и подполз к сержанту. О чём-то посовещались шёпотом. Сапёр вернулся лейтенанту и сказал тихо:
— Вот что, лейтенант! Ты, давай, возвращайся к своим, а мы тут сами управимся!
— Что такое? В чём дело? Там же еще колючка впереди — вы одни не справитесь.
— Нет, товарищ лейтенант! Тут полоса смешанного минного поля — противопехотные и противотанковые. Причём сержант заметил, что противопехотные мины связаны друг с другом проволокой. Рванёт одна мина — взорвётся всё минное поле. Так что, вы отходите на безопасное расстояние, а мы затем вас позовём.
Что делать, пришлось Виктору с автоматчиками ползти обратно к пулемётчику со снайпером. Объяснил ситуацию. Они все, кроме снайпера, спустились в небольшую воронку. Снайпер, укрывшись за кочкой, остался прикрывать сапёров. Его винтовка была предусмотрительно оснащена «Брамитом». Потянулись томительные минуты ожидания. Вот опять вспыхнула осветительная ракета, озаряя всё пространство ярким светом.
— Командир! — окликнул Виктора снайпер. — Вижу движение в окопах немцев. Могу снять.
— Отставить! Пока подгруппа ротного не возьмет языка, никакой стрельбы, боец! Что там? Видны сапёры?
— Нет, залегли пока…
— Наблюдай!
— Есть!
Виктор подумал, что хуже нет, чем ждать, а каково ротному? Наверное, нервничает…
— Командир, вижу сигнал!
— Ну и ладненько! — обрадовался Кошелев. — Мы пошли. Вперёд!
Пулемётчик выставил ствол на краю воронки, а Виктор с автоматчиками поползли, ориентируясь на метки, оставленные сапёрами. Они уже были почти у самых траншей. Мешали лишь два ряда колючей проволоки. Кошелев вместе с бойцами резал проволоку, проделывая проход, где могли бы свободно проползти два человека. Это на случай, если языка придётся тащить на себе. Ситуация осложнялось тем, что к «колючке» то там, то тут были привязаны пустые консервные банки и бутылки. Приходилось работать осторожно, чтобы не привлекать внимание врага.
Наконец, вся работа была сделана. Кошелев, отвернувшись от линии траншей и прикрыв фонарик корпусом, просигналил: «Можно подходить».
Когда подползла подгруппа во главе с ротным, Кошелев молча переглянулся с ним. Несмотря на темноту, он заметил одобрительный кивок Лысенко за отлично проделанную работу. Вроде не нервничал — был спокоен и сосредоточен. Сапёры попридержали колючую проволоку, пока его подгруппа переползала на сторону траншей. После этого Кошелев сказал шёпотом сержанту:
— Вы свою работу пока сделали. Идите к пулемётчику. При необходимости, будьте готовы прикрыть всю группу. Мы остаёмся здесь.
— Понятно, — сказал сержант. — Уходим.
Кошелев остался с автоматчиками. Они разместились по сторонам проделанного в «колючке» прохода в готовности помочь подгруппе, ушедшей за языком. Опять состояние ожидания. По Виктору, так лучше находиться в поиске и движении, чем в томительном ожидании. Но разведчики должны уметь ждать. Иной раз им приходится ожидать часами, когда находятся в засаде, пока не появится враг. Виктор, чтобы унять напряжение, сосредоточился на дыхании, как учил ротный. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…
Постепенно напряжение отпустило и Виктор весь превратился в слух. Видеть он дальше пяти-шести метров не мог, поэтому стал прислушиваться к ночи. Сначала шевеление и шуршание лежащих рядом бойцов: вот кто-то из них перелег на другой бок, другой вытянул согнутую ногу, покатился и остановился камешек, стукнувшись об сапог. Затем присоединились звуки, раздающиеся со стороны траншей: окрики и отзывы часовых, отрывистая немецкая речь, опять тишина, топот ног, какой-то скребущий по земле звук… Додумать не успел.
— Кошелев! — услышал он громкий шёпот со стороны траншей. — Принимай «языка»!
Виктор приблизился к проходу в «колючке». Оттуда пропихивали связанного и мычащего из-за кляпа во рту немецкого офицера. Кошелев вместе с одним из своих автоматчиков перехватил офицера за воротник и рывком перетащил на свою сторону. Показалась голова ротного.
— Уходите! Это приказ! — сказал капитан.
— А вы, товарищ гвардии капитан?
— Мы остаёмся! Надо вернуться за бойцами! Двоих ранил ножом! Матёрый оказался, сволочь! В общем, вы уходите с языком! Оставьте своё прикрытие!
— Есть! Останутся пулемётчик со снайпером и два сапёра. Они заминируют пути отхода.
— Всё! Уходите, Кошелев! Главное, доставить языка! И осторожнее с ним — подготовленный фриц.
— Принято! Удачи, командир!
Но капитан уже не слышал последних слов Виктора — исчез так же бесшумно, как и появился. Бойцы Кошелева подхватили пленного с двух сторон и потащили через проход по минному полю в сторону оставшихся бойцов. А чтобы немец особо не сопротивлялся, сзади полз Виктор с оголённым ножом. После пары уколов «язык» не просто перестал сопротивляться, но и помогал, отталкиваясь ногами от земли.
Добравшись до подгруппы прикрытия, немного передохнули. Немецкий офицер крутил глазами и мычал, пытаясь что-то сказать, но лейтенант не повёлся на эти уловки и, ткнув его кулаком под бок, заставил успокоиться. Фриц обиженно отвернулся. Вскоре все почувствовали отчётливый запах мочи. Ах, вот в чём дело… Но ничего, лишь бы не обгадился. Кошелев, помня о раненных им бойцах, добавил ещё один удар кулаком и приказал шёпотом:
— Всё, ребята, потащили фрица! И как можно быстрее!
Перед тем, как двинуться за бойцами, лейтенант оглянулся назад и прислушался к ночи — тихо. И это радует. Даже немецкий пулемётчик перестал стрелять. Лишь осветительные ракеты периодически взлетали, освещая недобрую для немцев ночь.
***
То, что эта ночь для противника оказалась на самом деле недоброй не только благодаря захвату «языка», Виктор узнал уже в расположении роты, куда вернулся, благополучно сдав захваченного немецкого офицера в штаб дивизии. Кстати, пленный офицер дал ценные показания, которые помогли в дальнейшем наступлении дивизии. Группа старшего лейтенанта Дроздова тоже выполнила задание. Их «живой трофей» подтвердил показания офицера.
Кошелев со своими бойцами вернулся в расположение роты уже к утру. Командир роты тоже вернулся со всей группой с задания, за исключением раненых бойцов, доставленных в медсанбат.
Оказалось, что бойцы нарвались на немецкого офицера в блиндаже. Они работали всегда в паре. Шли впереди ротного. Заметив огонек в блиндаже, решили заглянуть. Показав ротному жестом на погоны, что там офицер, одновременно проникли в блиндаж. Но немец оказался не из робкого десятка. Заметив за спиной движение, он схватил со стола нож, которым, похоже, владел профессионально, быстро развернулся, двумя точными движениями ранил наших бойцов. На большее у него не хватило времени. В блиндаж ворвался ротный. Отбив ногой выставленный нож, вторым ударом ноги с разворота опрокинул немца на пол блиндажа, добавил кулаком в висок. Но расчётливо — лишь оглушил. Засунул кляп, связал руки и только после этого повернулся к своим бойцам.
Один держался за бок, полулёжа на полу. Второй боец стоял на одном колене — бинтовался. У него были подрезаны сухожилия под коленом. И тот, и другой не могли самостоятельно передвигаться. Ротный, подозвав остальных бойцов в блиндаж, приказал одному оставаться с ранеными, а сам с двумя бойцами понёс «языка» — передавать Кошелеву. Вернувшись в блиндаж, вчетвером унесли раненых бойцов. Траншеи у немцев были просторные и это позволило быстро доставить к проходу в «колючке» и пленного, и раненых.
До случая с захватом офицера бойцы заглянули и в немецкий дот. Там обнаружили двух солдат — одного спящего, второго бодрствующего, который постреливал периодически из пулемёта. Обоих сняли ножами, а пулемёт разобрали, затвор унесли с собой и выкинули по дороге.
Когда ротный со своими бойцами миновал подгруппу прикрытия, к работе снова приступили сапёры. Воспользовавшись тем, что минное поле было подготовлено немцами для одновременного подрыва, дождались, когда разведчики уйдут на безопасное расстояние, и осуществили задуманное противником. Только не в пользу немцев. Сотни мин, взорвавшись одновременно, разорвали ночную крымскую тишину. Когда противник опомнился, сапёры были уже недосягаемо далеко.
Глава 8. Ужин отдай врагу
Ветер со стороны моря задул перед самым восходом. Это был отвратительный упорный западный ветер, который пригнал дождевые облака. По всем приметам небо заволокло тучами надолго. Жёсткие холодные капли вкупе с сильным ветром создавали сплошную водную пелену и приводили к ощущению невозможности пройти сквозь неё. Палатку, где находился Виктор с подчинёнными, трепало так, что оторвало одну из верёвок, привязанных к кольям. Пришлось двум бойцам, накинув плащ-палатки, выскочить наружу, чтобы привязать упрямую верёвку. Вернулись, промокшие до нитки. Да, не позавидуешь ребятам, кто стоит на дозоре или в карауле. А дождь лил, не переставая, словно хотел перелить всю воду Чёрного моря на полуостров. Брезентовая палатка, промокнув, стал пропускать воду вовнутрь в повреждённых местах. Капли противно и раздражающе капали на подставленные котелки:
— Кап… кап… кап…
В унисон завыванию ветра и барабанной дроби дождя о крышу палатки капли отбивали сумасшедший ритм стихии.
Бойцы, воспользовавшись вынужденной передышкой, занимались личными делами: кто писал письма домой, кто приводил в порядок гимнастёрку, а кто просто отсыпался. Лейтенант Кошелев тоже достал тетрадку из планшета, вырвал чистый лист и приготовился написать письмо. Единственным человеком, кому он хотел писать о себе, была Валя Шишкинская. Отец не дожил до того дня, когда сын стал офицером — умер перед самым началом войны, а мать свою Кошелев помнил смутно. Её не стало, когда Витя был совсем маленьким. Отец не стал жениться повторно, целиком посвятив себя воспитанию сына. Это по его наущению Виктор поступил в военное училище.
— Взвод, встать! Смирно!
Громкий голос дневального вывел лейтенанта из раздумий и заставил вскочить при виде командира роты. Капитан Лысенко, появившись внезапно из-за пелены дождя, зашёл в палатку второго взвода.
— Товарищ капитан, третий взвод занимается согласно распорядка дня! — доложил лейтенант Кошелев.
— Вольно! Занимайтесь…
— Вольно!
Лысенко скинул плащ-палатку и присел на скамейку.
— Присаживайтесь, лейтенант!
Виктор понял, что комроты пришел не зря и приготовился слушать.
— В общем, Виктор Николаевич, готовьте группу на выход. Сегодня ночью надо сходить за речку и привести «языка».
— Ясно, командир! Сделаем! Лишь бы дождь прекратился…
— Задачу надо выполнить, несмотря на непогоду, товарищ лейтенант!
— Есть, товарищ капитан! Выполним! Это я так, к слову…
— Вот именно! Разведгруппа первого взвода вернулась ни с чем, да еще потеряли одного бойца — попали под пулемётный обстрел. Так что, противник бдит, невзирая на сильный дождь. Поэтому требую максимум внимательности. А пока отбирайте бойцов и отсыпайтесь. Времени достаточно… На разведвыход возьмите не менее десяти бойцов.
— Есть, товарищ командир! Не подведём!
Командир роты ушёл, бойцы лейтенанта Кошелева занялись привычным для выхода делом. Проверяли и чистили оружие, пополняли боеприпасы, достали из мешков и развесили маскировочное обмундирование «чучело».
Длинный дождливый день подходил к концу и, на счастье Виктора, ветер утих настолько, что уже позволял беспрепятственно передвигаться по местности. Задача, поставленная командиру взвода разведки Кошелеву, была не из простых. Бои в это время велись в сложных условиях горно-лесистой местности. Во-первых, надо подойти скрытно к отвесному берегу, во-вторых, суметь спуститься по ней, в третьих, перебраться через бурную горную речку… Да и погода не баловала — постоянно шёл дождь. Но когда разведгруппа вышла из расположения роты, дождь внезапно прекратился. «Хоть это радует», — подумал Виктор.
К речке спустились по канату. И это в кромешной темноте, только изредка освещаемой ракетами противника на том берегу. Под ногами шумела стремительная река. О том, чтобы сходу переплыть речку с ледяной водой, не было и речи. Хотя глубина была по пояс, но течение было сильным. Нужен доброволец, способный перейти речку. В этом случае можно будет переправиться всей группе, держась за канат, натянутый между двумя берегами.
— Добровольцы есть? — спросил лейтенант.
Бойцы молчали, опасливо поглядывая на бурный поток. Тогда командир взвода сам решил переплыть её, чтобы протянуть на тот берег канат. Виктор снял одежду, обвязался канатом и вошёл в воду. Миллионы острых иголок холода вонзились в тело, тяжёлая вода сбивала с ног и пыталась унести смельчака. Но разведчики снова и снова вытягивали командира из плена волн. Вот, наконец, лейтенант достиг противоположного берега. Дрожа всем телом, добрался до ближайшего дерева и привязал канат. Затем, пока бойцы перебирались вдоль каната, бегал, согреваясь, по берегу челноком, в ожидании узелка с оставленным обмундированием.
В конце концов разведчики перебрались на вражескую территорию в полном составе. Командир быстро оделся и повёл бойцов в сторону немецкой передовой. Она находилась недалеко от берега, почти вплотную к лесу. Двигаясь вдоль берега, дошли до леса, углубились в чащу и тут же наткнулись на горящий костерок, невидимый со стороны берега. У костра стоял складной стол, заставленный яствами, а рядом небольшая палатка. Не ожидали бойцы такой удачи! Было решено сделать засаду прямо здесь — судя по накрытому столу, хозяева ушли ненадолго. Так и есть — громко переговариваясь, к столу приближались два немецких офицера. Судя по их походкам,они были навеселе. Вот они, остановившись в метрах десяти за кустом, стали бурно обсуждать какую-то проблему. Тем временем один из разведчиков, пользуясь темнотой, близко подобрался к палатке и снял сумку, висящую на суку.
— Товарищ комзвзвода, — сказал он шёпотом. — Вино!
Откупорили бутылку и пустили по кругу — надо же согреться после ледяной воды. Вскоре немецкие офицеры стали приближаться к столу и, не успев подсесть к столу, попали в руки разведчиков. Фашисты не стали оказывать сопротивления — так были шокированы внезапным появлением русских. Их быстро связали и заткнули рты кляпами.
— Ну что?! — сказал тихим голосом комвзвода. — Не пропадать же ужину. Прошу к столу!
Отужинав немецкими деликатесами, разведчики подхватили пленных и понесли к речке. Но что-то остановило лейтенанта и он решил осмотреть палатку, прежде чем уйти. Виктор наклонился, чтобы приподнять полог, как кто-то толкнул в бок. Кошелев решил, что это свои:
— Да, иду. Сейчас!
— Was hast du gesagt?3
Кошелев, услышав немецкую речь, с разворота ударил того ножом в бок. Пьяный фашист охнул и кулем свалился на землю. Виктор всё-таки заглянул в палатку и, обнаружив полевую сумку с документами и какой-то вкусно пахнущий сверток, прихватил их и побежал догонять разведгруппу.
Бойцы успешно переправились через речку вместе с «языками» и доставили их в штаб дивизии. В полевой сумке, прихваченной Виктором, нашлись карты и ценные для командования документы.
Утром, когда взошедшее солнце озарило всю окрестность и его блики засияли в дождевых лужах, бойцы разведгруппы спали мертвецким сном. По возвращению из успешно выполненного задания разведчиков Кошелева встретил командир роты и разрешил принять наркомовские сто грамм. Поэтому бойцы спали. Виктор прошёлся по палатке, вглядываясь в лица спящих товарищей. Вот лежит совсем юный боец — смешно причмокивает губами; рядом, раскинув руки, развалился усатый сержант — наверное, видит приятный сон — улыбается; третий лежит на боку, подложив ладони под щеку; остальные храпят, выдавая разноголосые рулады… Лейтенант вышел из палатки и присоединился к оставшимся бойцам взвода.
— Командир, — сказал Савелий, протягивая котелок с кашей. —
Поешьте вот, пока горячая.
— Спасибо, Савелий! Как настроение, бойцы?
— Нормально, командир…
— Хорошо…
— Сойдёт…
— А что так невесело? — спросил лейтенант. — Может потому, что наркомовские не достались?! Так это комроты так решил — сто грамм только тем, кто пришёл с задания.
— Да нет, командир. Что-то в последнее время все каша да каша. Совсем отощаем на одной каше-то…
— В самом деле, — согласился Кошелев, пробуя кашу. — Ну-ка, Овечкин, принеси мой вещмешок!
Комвзвода прихватил остатки запасов немецких офицеров после ночного ужина в тылу врага. Из вещмешка достал тот сверток, развернул и взору бойцов взвода открылись четыре палки колбасы.
— Ооо! — воскликнули хором разведчики.
— Так! — сказал лейтенант. — Одну я оставляю для товарищей офицеров, а остальные разделите между собой. Спящих товарищей можете не учитывать — они уже угостились на месте.
— Ну, командир, уважили! — сказал балагур Савелий. — Разрешите по этому случаю одну историю рассказать для поднятия настроения?
— Валяй! — сказал Виктор, усмехнувшись.
Савелий устроился поудобнее, поблагодарил за протянутый бойцом кусочек колбасы, завернул его в платочек и положил в карман. Мол, потом съем, а пока есть любимое занятие — байки травить.
— У нас на заставе, — начал Савелий. — Ну, вы знаете, я раньше, до войны, на заставе служил, за всю службу в рационе не было ни разу мяса птицы, не знаю из-за чего. Наверное, не положено было. Был у нас старшина заставы по фамилии Андрюков. Так вот, значит, построил он себе курятник небольшой, обнес его изгородью, сделал насесты. Однажды, летней ночью, сидим с фельдшером, дежурим — я дневальный, а ему просто не спится. Сидим, значит, вспоминаем гражданскую жизнь: я про мамины пироги, он про запеченную курицу в печке. Слюнки потекли и решили мы реквизировать одну курицу у старшины. Поймали курицу
кое-как, я не знал, что они так быстро бегают, яиц там перебили несколько штук, настал момент следы заметать. Решили так. Подкопали под изгородью ход, а на свежеразбросанном грунте накидали перьев — мол, зверь какой приходил. И пошли жарить. Курочка удалась, прикончили мигом, все получилось отлично. Утром перед сменой я пошел посмотреть при свете дня, чтоб всё
было нормально. Твою душу мать! Кругом следы солдатских сапог, которые мы оставили, как нерадивые шпионы на контрольно-следовой полосе. Пришлось заметать следы. Затем мне стало немного стыдно за проделанную пакость и, ради приличия, решил, что надо возместить ущерб. Сходил на кухню, взял пяток яиц и отнёс в курятник взамен битых.
Савелий сделал паузу в рассказе, подумал немного, вспоминая историю и продолжил:
— На следующем построении весь личный состав заставы знал, что у нас завелась лиса. Кроме того, узнали, как умеет материться старшина Андрюков. Слышали бы, как он костерил эту лису, уши бы свернулись в трубочку от стыда. Решил наш старшина добыть эту лису. А в качестве оруженосца он взял, кого вы думаете? Меня! Сказал, что из всей заставы только мне доверяет столь ответственное дело. Сидим мы, значит, в ночной засаде, не прошло и двух часов, я уже начал подрёмывать, как возле уха прогремел выстрел. «Кажись, попал! — воскликнул старшина. — Ну-ка, дай фонарь, пойду посмотрю.» Я, конечно, следом. Картина была из серии «Приплыли». Все разворочено, кругом ошмётки перьев, мяса и кровь. Я подумал, что наш старшина вместо лисы попал в своего петуха. Ан нет! Оказалось, что пуля, пролетев сквозь петуха, попала в какое-то животное, чья половина тушки валялась тут же… Приглядевшись, мы узнали в ней кота комиссара отряда. Видимо, кот проходил рядом с курятником, в темноте отразились глаза, старшина взял на прицел и бабахнул. Под полёт пули попался и бедный петух — замечательно метко стреляет наш старшина. Всего лишь за сутки лишился и курицы, и петуха. А комиссару, находившемуся в это время где-то на границе, ещё предстояло узнать о потере в семье. Подавленный старшина Андрюков ушёл домой, забрав с гнезда оставшиеся яйца. Утром пришёл в ещё более сумрачном настроении. Позвал меня в канцелярию и говорит: «Слышь, Савелий, ничего не понимаю. Утром Анька моя хотела яишницу сделать, а яйца оказались вареные!»
3. Что ты сказал? (нем.)
Глава 9. Очередное задание
Всю ночь опять шёл проливной дождь, ночное небо то и дело озарялось всполохами молний и гремел гром, словно соревнуясь в силе грохота с богами войны — артиллеристами. Но, несмотря на непогоду, командование требовало новые разведданные — приближалось время генерального штурма полуострова со всех направлений.
Хотя высшее военное командование Германии понимало, что группировка в Крыму крепко заперта в капкан советскими войсками и дальнейшее сопротивление приведёт к гибели, но Адольф Гитлер приказал сопротивляться до последнего солдата. Он полагал, что сдача полуострова войскам русских спровоцирует отказ румын и болгар от союзнического блока. Двухсоттысячная 17 армия вермахта, состоящая из пяти немецких и семи румынских дивизий, была надёжно заблокирована 470-тысячной группировкой войск 4-го Украинского фронта, Отдельной Приморской армии, Черноморского флота и Азовской военной флотилии.
В этих условиях, когда ежечасно меняется боевая обстановка, «глаза и уши» дивизии были задействованы во всю мощь. Группы разведчиков были разосланы по всем направлениям потенциального наступления дивизии. Успех операции во многом зависел от достоверности предоставленной разведчиками информации о противнике.
В тылу у гитлеровцев в течение длительного времени действовала разведывательно-диверсионная группа «Сокол» Черноморского флота. Хотя «Сокол» предоставлял данные и в пользу сухопутных войск, в отношении достоверности данных закралось сомнение. Это было связано с тем, что ровно через месяц, как они установили связь с севастопольским подпольем, последние были арестованы немецкой СД и впоследствии расстреляны. Аналогичным образом было разгромлено и ялтинское подполье. Это заставило разведотдел Штаба Фронта подозревать наличие немецкого агента в составе группы «Сокол» или в Штабе Черноморского флота.
— Что касается моего мнения, то внедрение агента в состав группы «Сокол» маловероятно, — сказал капитан Лысенко. — Искать надо в Штабе флота. Впрочем, это уже работа смершевцев, а не наша задача. Наша задача, товарищи офицеры, — добыть достоверную информацию о противнике в указанных командиром дивизии районах.
Лейтенанту Кошелеву предстояло повести группу для поиска очередного «языка». Командир роты поставил задачу захватить контрольного пленного в районе высоты Безымянной. Виктор отобрал для выполнения задания двенадцать бойцов. Идти предстояло далеко. После короткого инструктажа и подготовки группа Кошелева была подброшена на бронетранспортере до переднего края наших подразделений.
В связи с предстоящим наступлением командование расщедрилось и выделило четыре единицы техники для разведроты: по одной на каждый взвод. Это были поступившие по ленд-лизу американские М-3. Одна из этих полугусеничных машин была оснащена впереди 45-мм пушкой, по бортам двумя пулемётами. А остальные бронетранспортёры были вооружены лобовым крупнокалиберным пулемётом Браунинг, а по бокам либо пулемётом Дегтярева, либо "Максимом". Говорят, что вначале на первой машине стояла 37-мм противотанковая пушка, но местные умельцы переоборудовали, установив нашу сорокопятку.
Дождавшись наступления сумерек и уяснив взаимодействие с пехотой, группа направилась к цели. Но не успели разведчики пройти наше минное поле по указанным проходам, как впереди идущие дозорные заметили группу гитлеровцев. Враг сам шел в руки. Виктор решил устроить засаду. Быстро дал указания бойцам занять посты за укрытиями.
— Стрелять только по моей команде!
Немцы осторожно продвигались вперед. Похоже было, что это была встречная разведгруппа противника. «Повезло, что мы заметили первыми» — подумал Виктор. Странно только, что в это время идут на задание. Обычная практика немцев — это подход к переднему краю при артиллерийской поддержке своих войск, стремительный бросок, захват контуженного бойца или офицера и такой же стремительный уход.
— Огонь! — скомандовал лейтенант.
В скоротечном бою почти в упор были расстреляны тринадцать гитлеровцев, один захвачен, а двое убежали, воспользовавшись ночной темнотой. Кошелев остановил сорвавшихся вдогонку бойцов:
— Стоять! Назад! Не хватало ещё самим нарваться на засаду!
Из короткого допроса Виктор, владеющий немецким языком, выяснил, что пленный информирован о планах своего командования. Поэтому было решено не идти на Безымянную высоту, а возвращаться домой. Этому способствовало и дальнейшие признания немца:
— Послезавтра утром германские войска начнут контрнаступление. Нам известно о планах советского командования. Поэтому решено упредить ваши действия. С этой целью была заслана наша группа для уточнения дислокации советских войск. Хотя я лично мало верю в успех нашего контрнаступления. Такое же настроение у многих наших солдат.
Пленный немецкий разведчик был срочно доставлен в штаб дивизии. Планам немецкого командования не было суждено сбыться. На следующее утро советские войска по всему полуострову перешли в наступление.
***
После прорыва обороны немцев разведрота на бронетранспортёрах ушла далеко вперёд, оперативно передавая разведданные о противнике. Так как в прорыв вводились механизированные и танковые соединения, то на их острие двигались разведчики капитана Лысенко. Доезжая до населённого пункта, разведчики спешивались, прочёсывали улицы, выясняли, где противник и какова обстановка в населённом пункте. Главное было захватить «языка». Хотя местное население тоже было информировано неплохо.
Наступление развивалось так стремительно, что разведчики Лысенко обгоняли противника. И в результате этого однажды попали под обстрел собственных штурмовиков. Напрасно пускал сигнальщик ракеты, обозначающие, что свои. На сегодня это были две красные подряд. В результате одна из машин получила повреждения, не позволяющие двигаться. Проблему с транспортом решили, захватив немецкий грузовик. Но при очередном сеансе связи ротный высказал всё, что думает о наших летчиках.
На следующий день бронетранспортёр Кошелева попал в засаду. Разведчики, подъехав к очередному населённому пункту, выяснили, что он находится в руках румынских войск численностью до батальона. Доложили по рации командованию. В это время к разведчикам подъехала механизированная рота во главе с майором.
— Майор Васильев, — представился он. — Кто такие?
Майор был неестественно возбуждён — то ли в азарте от погони за врагом, то ли от нервов. Капитан Лысенко, немного сморщив нос, отвернулся — от майора разило алкоголем, отступил на шаг назад и козырнул:
— Капитан Лысенко! Командир разведроты N-ской дивизии!
— Ааа, разведка! Ну, что тут у нас?
— В населённом пункте засел румынский пехотный батальон.
— Так, интересно! — снова возбудился майор. — Румыны — те ещё вояки! Давай, капитан, вместе с твоими орлами выбьем их оттуда?
— Не имею права ввязываться в бой, — сказал ротный. — Тем более с превосходящими силами противника.
— Да ты что, разведка! Какие превосходящие силы? У меня рота, у тебя рота — уже две роты. Твои орлы за троих сойдут! — хорохорился майор Васильев.
— Младший сержант Тимченко! — крикнул он в сторону своих. — Дай мне связь со штабом полка!
Майор отошел к штабной машине, взял рацию и начал громко докладывать обстановку, в основном приписывая заслуги по обнаружению противника себе.
— Да я их сходу возьму, товарищ полковник! Тут и дивизионная разведрота со мной — помогут! Разрешите?
Майор бросил наушники с микрофоном в руки связиста и снова подошел к разведчикам.
— Короче, разведка! Я приказывать вам не имею права. Вы как хотите, но я сам возьму это село. Командование дало разрешение на штурм. Тем более сюда выслали на подмогу танковую роту.
— Ну, раз сюда идут танкисты — надо подождать их! — сказал спокойно капитан.
Но майору не терпелось отличиться — он махнул рукой в сторону капитана, повернулся к своим и приказал развернуться в боевой порядок. Но затем, одумавшись, снова вернулся к капитану.
— Ладно, капитан! Дай хоть одну машину, вон ту, с пушкой! А то, видишь, у меня одни бронеавтомобили.
Лысенко повернулся к лейтенанту Кошелеву и сказал:
— Давай, лейтенант, надо помочь майору! Чувствую, что его не остановить… Я не приказываю — прошу. Можете отказаться.
Виктор не возражал. Только попросил побольше ручных гранат. Ему тотчас собрали ящик лимонок и пару-тройку противотанковых гранат из запасов других экипажей. Майор Васильев изъявил желание передвигаться на бронетранспортере Кошелева.
Практически на подступах к селу Виктор заметил на обочине дороги за густыми кустами торчащий ствол пушки.
— Засада! — крикнул он. — Правый пулемёт к бою!
Кошелев понял, что тяжелый бронетранспортёр не успеет развернуться пушкой в сторону засады. Оставалось только успеть проскочить под прикрытием огня пулемёта. Пулемёт застрочил, скашивая кустарник в районе засады, но машина не успела проскочить. Один за другим ударили два выстрела. Снаряды оказались бронебойными, они насквозь прошили борта бронетранспортера, убив пулемётчика и тяжело ранив майора — оторвало ногу. Бронетранспортёр был на ходу и он уже проскочил сектор обстрела вражеской пушки. А по засаде била из крупнокалиберного пулемёта машина подоспевшего на помощь ротного.
О дальнейшем штурме села не было и речи, так как эта была целиком и полностью идея тяжелораненого майора. Он уже был без сознания от потери крови и болевого шока. Его, оказав первую помощь, перегрузили в один из бронеавтомобилей и отправили в тыл наступающих войск.
Разведчики похоронили убитого пулемётчика тут же, на окраине села, доложили по рации о происшествии и, получив от командования новое задание, устремились вперёд по весенней крымской дороге.
Глава 10. Севастополь
Когда N-ская гвардейская дивизия в составе других частей и соединений 4-го Украинского фронта освободила главную военно-морскую базу Черноморского флота город Севастополь, в Крыму вовсю цвела сирень. Она источала такой головокружительный аромат, словно приветствовала своих освободителей. Это было 9 мая 1944 года. До окончания войны оставался ровно год.
А пока ещё продолжались бои на подступах к мысу Херсонес. Там были зажаты остатки двухсоттысячной группировки гитлеровцев. Советские войска, по признанию самих немцев, устроили им там настоящий ад. Зажатые на узком клочке земли, испытывающие беспрерывные воздушные налёты, измотанные атаками наземных сил Красной Армии и потерявшие всякую надежду на морскую эвакуацию, 12 мая гитлеровцы, наконец, сложили оружие. В результате безвозвратные потери немецко-румынских войск составили сто сорок тысяч человек, в том числе пленных — около шестидесяти двух тысяч.
После освобождения города Севастополя ' Виктора наградили первой медалью «За отвагу». Командир дивизии лично прикрепил награду на грудь разведчика. В наградном листе было отмечено, что эта награда за умелые действия по добыче вражеского «языка», личное мужество и смелость во время разведывательного рейда в составе роты.
В этот же день новоиспеченный обладатель боевой медали получил задание найти в городе подходящее здание для размещения разведотделения штаба дивизии и в том числе своей роты.
Во время поиска — вот совпадение — встретили группу разведчиков Черноморского флота, слоняющихся с подобной же задачей для разведотдела флота. Разговорились. Оказалось, что это бойцы знаменитого разведывательно-диверсионного отряда «Сокол». Виктору было очень интересно и приятно пообщаться с этими героическими ребятами. Подумать только — почти восемь месяцев боевой разведывательной работы в оккупированном Крыму и отряд, в составе которого было порядка семидесяти человек, не потерял ни одного человека. Причём они не отсиживались в лесу, а провели восемь диверсий, двенадцать боевых и восемьдесят разведывательных операций. Кроме этого, было передано около шестисот разведдонесений в штаб флота.
— А что за история была с арестом севастопольского подполья? — поинтересовался Виктор у старшего группы в морском кителе.
— Еще пока не известно, но уже сегодня наши получили задание выяснить судьбу городской подпольной организации Ревякина. А вам откуда известно об этом?
— Вы только не обижайтесь, но в штабе нашей армии было мнение, что среди вас возможно действует немецкий агент. И нам приходилось дублировать часть ваших разведданных, поступающих в донесениях перед наступлением.
— Немецкий агент? В нашем отряде? Да если бы в наших рядах действовал агент немецкой разведки, то мы с тобой, лейтенант, не имели бы счастье здесь стоять и красиво разговаривать, — ответил флотский разведчик.
— Да, наш командир тоже так считает.
— А кто ваш командир?
— Капитан Лысенко!
— Сергей?! Сергей Петрович?! Да, хороший мужик! Я его еще по Дальнему Востоку знаю. Ну, передавай привет! Скажешь, главный старшина Чуб — должен вспомнить.
Тепло попрощавшись, разведчики разошлись по своим делам. Перед прощанием флотские подсказали посмотреть находящееся за углом здание школы. Для них оно не подходит — слишком далеко от базы кораблей. Действительно, за углом Виктор увидел прекрасно сохранившееся трёхэтажное здание. Видимо, здесь размещалась какая-то немецкая служба — там и тут валялись обрывки немецких бумаг и документов.
***
Как только разведчики во главе с лейтенантом Кошелевым прошли во внутренний двор, раздался одиночный пистолетный выстрел и женский вскрик. Разведчики вбежали в здание, а Виктор чуть приотстал. Когда он поднялся вслед за своими на второй этаж, перед ним предстала такая картина. В одном из классов двое из его бойцов удерживали вырывающегося из их рук красноармейца с погонами старшего сержанта, а на полу сидела полураздетая девушка лет двадцати-двадцати пяти. Она зажимала руками рану на бедре, не обращая внимания, что одна грудь оголилась. Впрочем, ей было не до этого — от боли девушка прикусывала губы и на глазах белела от потери крови. Один из бойцов ловко перетянул ремнём бедро выше раны и стал накладывать бинтовую повязку.
— Пусти! — кричал старший сержант то на одного разведчика, то на другого. — Пусти! Кому говорят! Пристрелю эту немецкую подстилку!
— В чём дело? — спросил строго Кошелев.
— Да вот, товарищ гвардии лейтенант, — ответил один из разведчиков. — Мы, значит, вбежали сюда, а этот пытался снасильничать эту вот. Мы его стащили с неё, а он бросился с кулаками. Пришлось принять меры, значит, воспитательные. Оружие отобрали. А он вот всё равно не унимается, кобель…
Виктор сначала подошёл к девушке, присев на корточки, посмотрел ей в глаза. Она уже немного оправилась, пыталась одной рукой прикрыть грудь остатками платья, а другой рукой натягивала край юбки на забинтованное бедро.
— Дайте, пожалуйста, воды, — попросила она дрожащим голосом. — Пить хочу очень!
— Разрешите дать ей вино? — подал голос боец, бинтовавший девушку. — У меня во фляжке есть красное вино, товарищ гвардии лейтенант.
— Дай! Только немного, — разрешил лейтенант, удивлённо посмотрев на бойца. Мол, откуда такое богатство. — И так слаба, после вина ещё больше развезёт.
— Красное вино при потере крови — самое то, товарищ гвардии лейтенант. Нам до войны после сдачи крови всегда давали вино.
После нескольких глотков вина из фляжки разведчика щёки девушки порозовели. Один из бойцов укрыл её своей плащ-палаткой. Она благодарно улыбнулась краешком губ.
— Ну, а теперь расскажите нам, что случилось? Вы кто такая? Почему здесь? Откуда ранение? — спросил мягко Виктор.
— Да что с ней разговаривать? — снова крикнул задержанный старший сержант. — Немецкая подстилка она! К стенке её надо ставить!
— Вы пока помолчите! — прикрикнул на того Кошелев. — И до вас дойдёт очередь…
Кошелев посмотрел на одного из бойцов, который удерживал старшего сержанта. Тот понятливо кивнув, коротко тыкнул под дых задержанного — насильников никто не любит. Старший сержант тут же сдулся, как воздушный шар, из которого выпустили воздух. Бойцы усадили его на один из имевшихся в классе стульев, но продолжали контролировать. Виктор удовлетворённо повернулся к девушке. Он испытывал к ней жалость и легкую симпатию, несмотря на нелестную оценку старшего сержанта.
— Меня зовут Маша. Марья Абызова. Я живу здесь, рядом. А забежала сюда, потому что вот этот, — девушка кивнула на старшего сержанта, — стал приставать ко мне дома. Я сумела убежать из дома, хотела спрятаться в здании школы. Я когда-то училась здесь и… работала…
Девушка разволновалась и слезы потекли ручьём из её карих глаз. Она опустила голову на грудь, от стыда не решаясь дальше говорить. Но потом гордо вскинула голову и, посмотрев прямо в лицо Виктора мокрыми глазами, заявила:
— Я никогда не была немецкой подстилкой! Да, я работала в канцелярии у немцев. А что мне оставалось делать? Отец на фронте, мама погибла во время бомбёжки ещё в сорок втором… — она снова расплакалась.
Виктор достал платочек — он ещё с училища был приучен носить платок в кармане, вытер слёзы на щеке у девушки и вложил ей в руки.
— Вы успокойтесь, Маша, — сказал он. — Вас надо отвезти в медсанбат. Только давайте разберёмся с ситуацией. Только, пожалуйста, коротко.
— Найди транспорт какой-нибудь, — сказал он рядом стоящему бойцу. Разведчик, козырнув, убежал исполнять приказ. Виктор снова повернулся к девушке. — Продолжайте!
— А этот зашёл ко мне в дом в поисках квартиры для своего командира. Так мне он сказал. Видимо, кто-то ему подсказал, что я работала в немецкой канцелярии. Он с порога начал угрожать, а затем предложил с ним дружить. Иначе он, мол, заявит, куда следует. Потом начал приставать. Но я вырвалась и убежала сюда. Он меня выследил опять. Когда начал рвать на мне одежду, я его укусила за ладонь, которой зажимал мне рот. Тогда он, выматерившись, отскочил, вытащил пистолет и выстрелил в меня. А дальше уже ваши солдаты прибежали. Спасибо вам!
Этот рассказ отнял у Маши много сил — она снова побледнела и прикрыла глаза. К тому времени очухался и старший сержант.
— Ну, герой, рассказывай теперь ты! Кто такой, какая часть, кто сюда направил?
— А вы кто такие, чтобы меня допрашивать? — нахально заявил старший сержант.
— Во-первых, я старший по званию. Во-вторых, это здание с этого момента принадлежит разведотделению N-ской дивизии. А в третьих, ты задержан на месте преступления. За насилие в отношении человека из числа местного гражданского населения тебе грозит трибунал. Может, даже расстрел. А может, хлопнуть его прямо здесь? А, хлопцы?
— Ничего не было! Скажи ты, сука! Ведь не было ничего! — визгливо выкрикнул в сторону девушки старший сержант. — А выстрел был случайный.
Его глаза затравленно бегали, головой вертел то на лейтенанта, то на удерживающих его разведчиков.
— Не имеете права! Я помощник подполковника Нечипоренко из N-ской дивизии старший сержант Мамаев. Отведите меня к нему!
— Это который Нечипоренко? Интендант? Да знаю, знаю… Встречались, — сказал Кошелев, вспомнив день своего прибытия в дивизию и конфликт с подполковником во дворе медсанбата. — Было или не было — разберутся. Сейчас девушку отвезём в медсанбат, а тебя к особистам. Они сами сообщат подполковнику о его «геройском» помощнике.
Прибежал боец. посланный за транспортом. Машу аккуратно вынесли на руках и в сопровождении одного из бойцов отправили в лечебное учреждение. А старшего сержанта сдали в особый отдел дивизии. Особисты всегда были соседями разведчиков — и те, и другие размещались при штабе дивизии. Сильно не беспокоили. И у них установились почти дружеские отношения. Поэтому Кошелев лично доложил о происшествии в школе, особо попросив разобраться в судьбе Маши Абызовой.
***
Весь следующий день прошел в переезде разведотделения в здание школы. В состав разведывательного отделения дивизии, кроме самого начальника разведотделения — он же был заместителем начальника штаба дивизии по разведке, входили помощник начальника разведотделения, переводчик и собственно разведывательная рота.
После переезда появились новости. Первая: дивизия остаётся в резерве на месяц и будет помогать крымчанам в весенне-полевых работах. Вторая новость касалась командира роты. Он пришёл в расположение роты в новеньких майорских погонах. Объявили построение личного состава во дворе школы.
Вышел начальник разведки дивизии. Он-то и объявил личному составу роты, что гвардии майор Лысенко переводится в разведотдел Прибалтийского фронта.
— А в скором времени N-ская дивизия передислоцируется в распоряжение командующего Прибалтийским фронтом. Так что, расставание будет недолгим с товарищем гвардии майором, — сказал подполковник. — Командование ротой примет старший лейтенант Дроздов.
— Есть, принять роту под командование!
— Приказ командира дивизии уже подписан. Этим же приказом присвоены очередные и досрочные воинские звания отличившимся при освобождении Крыма офицерам и бойцам разведроты.
Подполковник взял из рук помощника бумагу и начал зачитывать:
— За образцовое выполнение воинского долга и умелое управление вверенным подразделением… присвоить воинское звание гвардии майор:
— гвардии капитану Лысенко… это вы уже знаете…
воинское звание гвардии старший лейтенант:
— гвардии лейтенанту Кошелеву Виктору Васильевичу;
воинское звание гвардии старший сержант:
— гвардии сержанту Васильеву…
Подполковник зачитывал список дальше, а грудь Виктора раздувалась от гордости за себя и за своих боевых товарищей. Так нелепо начавшаяся боевая жизнь вошла в своё русло и начала давать плоды. А какие могут быть плоды у военного человека? Это награды и звания. Плох тот лейтенант, который не мечтает стать генералом.
Глава 11. Маша
Медсанбат размещался в полуразрушенном здании одной из больниц города. Когда Виктор въехал во двор на командирском «Виллисе», возникло странное чувство — в окне маячил силуэт медицинской сестры. На минуту даже показалось, что это Валя. Валя Шишкинская. Но вот медсестра подошла ближе окну и на Кошелева глянуло довольно миловидное, но чужое лицо. Виктор сошёл с машины и направился внутрь здания в поисках другой девушки. Девушки по имени Маша. Опять это странное чувство — идёт к одной девушке, а думает о другой, далёкой… Да что же это такое? Кошелев остановился и встряхнул головой.
— Вам плохо, старший лейтенант? — спросил проходящий мимо военврач.
— Нет, нет, спасибо! Это я так пытаюсь мысли в порядок привести.
— Ах, молодой человек! Если бы можно было простым встряхиванием поставить все шарики-ролики на место, из вас получился бы неплохой психиатр! — засмеялся военврач.
— Простите, сюда несколько дней назад привезли девушку с ранением. Не подскажете, где я её могу найти?
— Девушек с ранением у нас несколько. Есть с ранением в грудь, ещё есть с ранением в бедро, а третья с контузией. Вам которую?
— Мне ту, которая с ранением в бедро. Машу! То есть Марию Абызову.
— Пройдите на второй этаж. Там спросите хирургическое отделение.
— Спасибо большое, доктор! — поюлагодарил радостно Виктор.
— Хмм… Не за что, товарищ гвардии старший лейтенант. Только халатик накиньте. А то от вашей сияющей медали в глазах рябит.
Военврач подмигнул через пенсне и ушёл по своим делам, а Виктор взял в гардеробной халат, поднялся на второй этаж. Когда поднимался по широкой лестнице, мимо него прошмыгнула смутно знакомая спина красноармейца. Кошелев хотел окликнуть, но потом махнул рукой. Мало ли знакомых в освобождённом городе. Целая дивизия дислоцируется, ещё месяц придётся в мирных условиях находиться.
В особом отделе дивизии разобрались с биографией раненой девушки. Несмотря на военное положение, особисты работают оперативно. Оказалось, что Мария была оставлена в городе в качестве связной для одного из партизанских отрядов. За время оккупации Марией Абызовой было передано много ценной информации. Регулярно снабжала подпольщиков города бланками документов из немецкой канцелярии. После того, как СД разгромило местное подполье, Маше удалось избежать ареста. Её никто не выдал. Впрочем, из подпольщиков знал её лично только Ревякин — руководитель подпольной организации.
Виктор разыскал Машу в одной из палат.
— Что-то сегодня зачастили к тебе гости, — сказала проводившая Виктора до палаты медсестра. — Не успел убежать один, появился другой.
— Здравствуйте! — сказала взволнованная и раскрасневшаяся Маша.
Она сидела на краю кровати, свесив одну ногу. А вторая, раненая, лежала на кровати, прикрытая синим одеялом.
— Перед вами сюда приходил тот старший сержант. Принёс сладости, пытался задобрить меня. Извинялся, просил не губить его. Уговаривал, чтобы я сказала, мол, выстрел был случайный, а он вовсе и не приставал, а хотел помочь. Я его выгнала! — сказала Маша, гордо вскинув голову.
Ах, вот чья знакомая спина мелькнула перед взглядом Виктора. Подлая душонка — не захотел встречаться, вот и прошмыгнул, отвернувшись.
— Здравствуйте, Маша… Мария! Я пришёл сказать, что с вашим нахождением в оккупированном городе разобрались…
— Да, да, я в курсе! Сюда приходили уже трижды из отдела СМЕРШ. Последний сказал даже, что представят к награде. А мне и не надо! Лишь бы скорее выздороветь. Хочу на фронт. Хочу бить фашистскую нечисть. Здесь у меня такой возможности не было. Хочу отомстить за маму!
— Мария, Мария, Мария! Успокойтесь! За маму мстит ваш отец на фронте. И по информации мстит неплохо. Недавно его наградили орденом Красной звезды.
— Да, об этом мне тоже сказали. Но я хочу сама, понимаете? Сама! Вы не представляете, каково было мне смотреть на эти мерзкие рожи в течении двух лет. До сих пор перед глазами погибшая мама и эти холёные рожи немцев, и мерзкие лица румын. Они все виноваты в её смерти!
Виктор присел на соседнюю койку, вытащил из планшета плитку шоколада и протянул Маше.
— Спасибо! — рассеянно сказала девушка. Её взгляд был направлен влево вниз — вся в воспоминаниях. Машинально развернула обёртку, отломила кусок, отправила в рот и только после этого спохватилась. — Ой, простите! Спасибо вам большое! Угощайтесь сами!
Виктор молча кивнул, отстраняя протянутую руку девушки. Просто смотрел на неё, улыбаясь её темпераменту и горячности. Как она смогла с таким характером продержаться среди врагов — уму непостижимо. Маша тоже улыбнулась, взглянув на улыбающееся лицо старшего лейтенанта.
— Вы сейчас подумали о моём характере! Верно?
— Верно! — ответил Виктор удивлённо.
— Ха! Я умею быть разной! Не зря же я занималась в театральном кружке до войны. Я умею быть и такой.
Маша кротко опустила глаза, отложила шоколад, начала теребить край простыни. Затем томно посмотрела на Виктора и… они одновременно прыснули.
— И какая вы настоящая, Маша? — спросил Кошелев, продолжая улыбаться.
А Маша тут же стала серьёзной, карие глаза ещё больше потемнели, вглядываясь пристально исподлобья, сказала:
— Вот такая! — увидев, что Виктор тоже посерьезнел, снова прыснула в кулачок. — А этого я и сама не знаю.
Старший лейтенант покачал головой и встал.
— Ладно, Маша… Мария! Выздоравливайте скорее!
— До свидания, Виктор! Приходите ещё! И можете обращаться ко мне просто Маша. А то вы так неуверенно произносите моё имя. Просто Маша. Я же ещё маленькая, — она снова прыснула.
— До свидания, Маша!
***
Виктор ехал в «Виллисе», подставив лицо весеннему крымскому солнцу, внутренне улыбаясь своим мыслям, впечатлённый встречей с раненой девушкой. Несмотря на ранение и неприятное происшествие, связанное с этим ранением, Маша держится молодцом. Умеет владеть собой. Хотя Кошелев заметил боль в её карих глазах — душевную и физическую. Они нет — нет да проступали сквозь кажущуюся беспечность, игривость и артистизм. Тяжело девушке — потеряла маму, отец на фронте, сама столько времени провела в окружении врагов. Затем подверглась нападению своего же солдата, чуть не была изнасилована им, получила ранение… Виктор твёрдо решил поддержать девушку, пока она не выздоровеет.
Вдруг на лобовом стекле Виллиса появилась дырочка, украшенная множеством трещинок, затем послышался звук выстрела. Виктор резко крутанул баранку влево и одновременно нажал на педаль тормоза. Как только машина остановилась, Кошелев вывалился на дорогу и спрятался за корпусом автомобиля. Кажется, был ещё один выстрел в момент манёвра Виктора. Но он не причинил вреда ни машине, ни старшему лейтенанту. Стреляли из развалин здания справа — это Виктор чётко зафиксировал. Когда он, выставив руку с зажатым в ней пистолетом ТТ, попытался выглянуть из-за машины, грянул ещё один выстрел. Пуля дзинькнула об корпус многострадального «Виллиса». Кошелев сделал два отвлекающих выстрела наугад в том направлении, откуда послышался звук выстрела, быстро вскочил на ноги и достал оставленный на соседнем сидении ППШ. Снова упал на землю, прислонился спиной к заднему колесу машины.
Из-за угла появились два бойца и офицер — это комендантский патруль прибежал на звуки выстрелов. Виктор помахал им рукой и показал направление. Офицер понятливо поднял руку. Кошелев вскинул автомат и начал стрелять в направлении развалин. Под прикрытием огня старшего лейтенанта бойцы патруля начали по одному, перебежками, приближаться к развалинам. Ответных выстрелов не было слышно. Один из бойцов кинул лимонку в предполагаемое место нахождения врага. Это был угол здания с чудом сохранившимся единственным окном. Вернее, окна там не было — лишь рама без стекол. После взрыва гранаты и эта рама развалилась, некрасиво выщерившись своими остатками наружу.
Виктор вместе со старшим патруля заглянул в проём окна. Там никого не было, но на земле лежала немецкая винтовка, посечённая осколками. Когда один из бойцов принёс винтовку, Кошелев потрогал ствол — он был тёплый. Значит, именно из этой винтовки стреляли.
— Вроде фрицев всех выловили. — сказал один из патрульных. — Кто же это такой смелый, что стреляет посередь дня?
— Куда же он делся? — озадаченно спросил в ответ Кошелев. Затем он сам перелез в окно на ту сторону. — Товарищ лейтенант!
Старший патруля появился в проеме окна.
— У вас есть фонарик? Тут в углу темно. Не могу рассмотреть.
Лейтенант исчез и через некоторое время снова появился в окне. Протянул фонарик. Виктор из-под обломков кирпичей заметил, посветив фонариком, кусок форменной одежды. Показалось даже, что там лежит человек, погребённый обломками. Но нет, оказалось, что это красноармейский ватник с погонами старшего сержанта. Совершенно новый. Странно, что он здесь валяется. Видимо, стрелок подложил перед выстрелом под винтовку, для верности.
В карманах ватника ничего не было. Кошелев протянул его через окно лейтенанту.
— Посмотрите на свету, может, какие пометки есть. Узнать бы, кто разбрасывается новым обмундированием?
— Нет никаких пометок. — сказал лейтенант, тщательно осмотрев одежду.
— Ладно, забирайте в комендатуру. Может, отыщется хозяин. А мне пора, потеряли меня, наверное, задержался я здесь. Я старший лейтенант Кошелев из разведотделения N-ской дивизии. Если будут какие новости, сообщите. Уж больно хочется узнать, кто по мне стрелял.
По возвращении в расположение роты Виктора ждал еще один сюрприз. На этот раз приятный — пришло письмо. Толстое на ощупь. Почерк на конверте был незнакомый. Значит, не от Вали. Но он ошибся. Внутри конверта было два письма и одно из них от медсестры. Давешнее предчувствие его не обмануло. Вот почему он вспомнил эту девушку при посещении медсанбата.
Глава 12. Бой в каньоне
Быстро наступившие сумерки в Севастополе целомудренно прикрыли раны-развалины, нанесённые городу безжалостной войной на выживание. Послевоенный город уже начал зализывать свои раны. Ещё наступит время, когда по красивому Приморскому бульвару будут дефилировать молодые дамочки под руку с морячками, а горожане будут выходить на Графскую пристань провожать и встречать корабли не на войну, а лишь на учебные походы. Пожилые севастопольцы будут отдыхать на скамеечках под тенистыми деревьями возле восстановленной Ракушки, а мамочки выгуливать своих детишек в колясках у центрального фонтана, слушая выступления духовых оркестров. Всё это будет — дай только срок.
Кошелев удобно устроился под абажуром электрической лампы — бойцы расстарались, приготовился, наконец, прочитать полученные письма. В первую очередь развернул письмо с незнакомым почерком — это было письмо от мамы Вали. Мария Александровна писала, что дочь, не послушав увещеваний матери, окончила курсы радисток и ушла на фронт. Теперь сердце матери неспокойно. Писем от неё нет уже второй месяц. Пишет Виктору по двум причинам. I’m Во-первых, Валентина оставила для него письмо перед отъездом. Во-вторых, надеется, что Виктор сможет узнать о её судьбе. Возможно, она писала ему?! Заканчивалось письмо интеллигентной женщины тактичной просьбой узнать, где находится её дочь. Ходила в военкомат, но там ничего не сказали, сославшись на секретность. «Будто цензура пропустит ответ, даже если я узнаю», — подумал Виктор.
Отложив в сторонку письмо Марии Александровны, он взялся за чтение послания от Вали. Ничего нового из её короткого сообщения Виктор не узнал. Бывшая училищная медсестра писала о том, как училась на курсах радисток, какие проявились у неё способности в военных науках и что скоро направят на фронт. Из письма было понятно только то, что её направят для выполнения особого задания. Иначе бы не занимались с ней интенсивной подготовкой по топографии, ориентированию и способам перемещения на пересеченной местности, стрельбе и взрывному делу.
Затем, не откладывая в долгий ящик, Кошелев начал писать небольшой ответ матери Вали Шишкинской. Он писал о том, что обязательно постарается узнать местонахождение Вали. Просил зря не беспокоиться — время военное, письма не всегда приходят вовремя.
Закончить письмо не дали. Забежал в комнату дневальный с сообщением, что Кошелева требует командир роты Дроздов. Новый ротный известил, что комдив приказал разведчикам оказать помощь в проведении подразделениями НКВД войсковой операции против банды крымско-татарских националистов. Они были обнаружены в горно-лесной местности в районе Бахчисарая.
***
Все три бронеавтомобиля роты были выделены для спецгруппы разведчиков в количестве тридцати человек во главе со старшим лейтенантом Кошелевым. Дорога к Бахчисараю пролегала через долину реки Бельбек. Выехали рано утром, еще до рассвета. В головной машине вместе с Кошелевым и десятью бойцами ехал проводник. Он-то и рассказал Виктору, что в Крыму началась операция НКВД по принудительному переселению крымских татар в Узбекскую ССР. Слухи среди местного населения распространяются быстро. Уже объявлено жителям: спецпереселению подвергается всё крымско-татарское население за редким исключением. Депортация не касалась членов семей командиров и отличившихся бойцов Красной Армии, а также членов подпольных организаций и партизанских отрядов.
Любоваться красотами Крыма возможности не было — прибыли с рассветом. Встретил их капитан НКВД кавказской внешности — чёрные усы, орлиный нос и горящий взгляд.
— Командир отдельной роты НКВД капитан Жванадзе. Можно просто Георгий! — сказал он с лёгким грузинским акцентом, пожимая руку Виктору.
— Командир спецгруппы разведчиков гвардии старший лейтенант Кошелев! — представился разведчик. — Виктор!
— Задача следующая, Виктор. Моими бойцами заблокирована бандгруппа численностью около двадцати человек. По всей видимости, если верить захваченному пленному, из числа остатков 149 карательного батальона крымских татар. По оперативным данным бандгруппа планировала совершить нападение с целью помешать отправке эшелона со спецпереселенцами.
— А что за спецпереселенцы? — прикинулся незнающим Виктор.
— Есть Постановление Государственного комитета обороны от одиннадцатого мая этого года за номером пятьдесят восемь пятьдесят девять эс эс. Называется «О крымских татарах». Согласно этому постановлению за массовое сотрудничество и пособничество крымских татар фашистским захватчикам принято решение переселить их в кратчайшие сроки в солнечный Узбекистан.
— Ясно, Георгий. Какова наша задача?
— В пяти километрах отсюда на одном из склонов Бельбекского каньона заблокирована названная мною бандгруппа. В связи с тем, что войска НКВД, в том числе большинство моей роты, на полуострове заняты спецпереселенцами, обратились с просьбой к вашему командованию. Ваша задача — выбить их оттуда. Вверх они не уйдут — не позволит крутой склон, а в долине будем ждать мы, от нас тоже не уйдут.
— Так мы же проезжали по этому маршруту, — удивился Виктор. — Никого там не заметили. Ни бандитов, ни ваших.
— Во-первых, было ещё темно, когда вы проезжали. Во-вторых, бандиты ещё не знают, что они уже взяты в клещи, а в-третьих, мы тоже умеем маскироваться, не лаптями щи хлебаем. Так, кажется, звучит по-русски эта поговорка? — спросил с улыбкой капитан.
— Так, Георгий. Ты хорошо говоришь по-русски!
— Так я всю жизнь провёл среди русских. Мама русская. Жили мы в Пятигорске.
— Я из Москвы. Ну что? Когда трогаемся?
— Подожди, дорогой, не спеши! Сейчас прибудет мой заместитель, доложит ситуацию и поедем. Никуда бандиты теперь не денутся. Пусть рассветёт. Посветлу пойдем. Броневики придется оставить под склонами — не пройдут они дальше.
Кошелев приказал бойцами сойти с техники, немного размяться. Его группа по обыкновению была одета в маскировочную форму «чучело». В каждой подгруппе по одному снайперу и пулемётчику. Остальные были вооружены автоматами ППШ и ППД. Жванадзе с восхищением посмотрел на ладные фигуры, которые не скрывала даже их необычная одежда. Видно было по лёгким пружинящим шагам и расчётливым движениям, что это не простые бойцы.
***
Через полчаса прибыл еще один капитан НКВД — заместитель Жванадзе. Этот был низкорослый крепкий мужчина средних лет с гладко выбритым лицом и русыми волосами. В разговоре чувствовалось вологодское окание. Он доложил командиру роты, что наблюдатели заметили оживление в рядах бандитов.
— Видимо, заметили утром исчезновение своих дозорных.
— А переговорить с пленными позволите? — спросил Кошелев.
— Не с пленными, а с пленным. Захватил одного, а второго ликвидировали.
Привели захваченного в плен коллаборациониста с фингалом под левым глазом. Он то и дело облизывал кончиком языка разбитую губу и зыркал на присутствующих злыми глазками.
— Ты белками на меня не смотри! — прикрикнул на него вологодец. — Отвечай на вопросы старшего лейтенанта.
— Сколько там человек? — спросил Кошелев. — Какое вооружение?
— Двадцать пять… было… с нами. Вы убили брата моего?! — спросил пленный, повернувшись к Жванадзе. — Его надо похоронить по нашим обычаям, до заката.
— Отвечать на вопросы! — сказал жестко Георгий, проигнорировав его вопрос.
Татарин снова повернулся к Виктору. Опустил голову и стал читать молитву тихим голосом — почти шёпотом. Это продолжалось недолго — Кошелев ждал. Закончив молитву, пленный поднял голову и промолвил:
— Наших осталось двадцать три. Вооружены немецкими автоматами, есть два пулемёта и один пятидесятимиллиметровый миномёт.
— Кто командир? У вас есть опыт боёв?
— Командир — Усеин Чолбашев. Да, мы участвовали в нескольких боях. Это остатки всего нашего батальона. Остальные погибли.
— В картах разбираешься? Можешь показать на карте, где ваши находятся? — задал очередной вопрос Кошелев.
Пленный утвердительно кивнул, приблизился к вчетверо сложенной карте, которую Виктор вытащил из планшета и протянул в его сторону. Карта предусмотрительно была сложена так, чтобы оставался только район нахождения разведчиков и окрестности. Коллаборационист показал пальцем точку на карте и… тут же был снесён ударом в лицо, нанесённым заместителем Жванадзе. Он склонился над поверженным, снова занес руку для удара и прошипел:
— Ты что, гад, вводишь в заблуждение старшего лейтенанта? А?
Затем вологодец, не разгибаясь, повернул голову в сторону Виктора:
— Он показал абсолютно другое место! Я сам проведу ваших разведчиков к этому месту. Насчёт количества он сказал правду, мои наблюдатели тоже посчитали примерно такое количество. А вот по поводу вооружения не уверен.
***
По прибытии на место разведчики спешились. Командиры провели небольшое совещание перед боем. Было принято решение, что сначала необходимо нанести по району дислокации бандитов массированный огонь из миномётов и крупнокалиберных пулемётов, в том числе из установленных на бронетранспортёрах разведчиков. Все возможные пути отхода крымско-татарских националистов были перекрыты бойцами НКВД.
Дали возможность разведчикам максимально приблизиться к противнику, пользуясь складками местности, кустарниками и деревьями с правого фланга. Затем, по сигналу Кошелева, ударили из миномётов. Сначала послышались беспорядочные хлопки, затем вой летящих мин и взрывы. Это продолжалось минут десять. После чего вступили крупнокалиберные пулемёты и сорокопятка из машины Кошелева. Но они стреляли скорее для психологического воздействия — оставшиеся в живых бандиты наверняка находятся в укрытиях.
Под прикрытием огня разведчики рванули в чащу леса и начали взбираться вверх по склону, грамотно перемещаясь мелкими группами и прикрывая друг друга. Вот они уже в опасной близости от огня собственных пулемётов — Кошелев дал второй сигнал. Стрельба прекратилась, а ответного огня не было. Бандиты или все перебиты, или выжидают… Разведчики поднялись до уровня предполагаемого нахождения бандитов справа и, развернувшись в цепь, повернули налево. Теперь они приближались осторожно, максимально используя стволы деревьев для прикрытия, быстро перебегая от одного дерева к другому.
Вдруг раздался вскрик в неожиданной близости от Виктора:
— Руслар!4— и застрекотал немецкий автомат. К нему присоединились ещё выстрелы, и ещё…
Какофония звуков выстрелов и разрывов гранат, сливаясь с лесным эхом, превратилась в один страшный гул, заставляя разведчиков сильнее прижиматься к стволам деревьев. Кошелев, стоя спиной к широкому стволу дерева, не оборачиваясь, кинул через плечо одну за другой гранаты в сторону выстрелов. И тут же, за раздавшимися взрывами, развернулся, припал на правое колено и, прикрывая левую половину тела стволом дерева, открыл огонь из автомата. Ещё несколько бойцов повторили приём командира. Под прикрытием их огня приблизилась остальная группа и через несколько минут всё было кончено.
Практически все бандиты были уничтожены разведчиками, за исключением одного, который чудом прорвался по левому флангу вниз. Но, судя по раздавшимся через некоторое время выстрелам, его там ожидали.
Среди бойцов Кошелева потерь не было. Лёгкие ранения получили два бойца — один в руку, второму посекло лицо щепой, отскочившей от ствола дерева при попадании пули. Страшнее было смотреть на второго бойца, чем на первого — всё лицо залито кровью. Но ему быстро оказали медицинскую помощь. И вот он уже улыбается, шутит вместе со всеми — боевая операция прошла удачно. Тем временем подошли бойцы НКВД, стали считать, обыскивать убитых бандитов. Ну, у каждого своя работа…
Тепло попрощавшись с капитаном Жванадзе, Кошелев приказал трогаться в обратный путь. Но не тут-то было. Жванадзе вцепился в руку Виктора мёртвой хваткой.
— Дорогой, никуда я не отпущу, пока не угощу тебя и твоих орлов! Какой из меня будет грузин, если отправлю вас голодными после такой блестяще проведённой работы? Вы спасли десятки, если не сказать сотни, жизней сегодня! Если бы эти шакалы вступили в бой с моими бойцами? Не знаю, не знаю… Твои орлы спасли нас от неминуемого позора!
— От угощения мы не откажемся, если ты так настаиваешь, Георгий! Но в отношении неминуемого позора я сомневаюсь. Твои орлы не хуже моих, — принял игру Виктор, посмотрев на хитрую улыбку капитана. — Так и быть, угощай!
4. Руслар(крымско-тат.) — русские.
Глава 13. Ценный груз
После сытного обеда с вином, устроенного подопечными капитана Жванадзе, бойцов Кошелева разморило. Они, не обращая внимания на красоты Крыма, кто сидя, кто полулёжа, предавались долгожданному сну. Пулемётчики по бортам машин, оставленные в качестве наблюдателей и боевого охранения, с завистью поглядывали на своих товарищей. Но те заслужили отдых.
Как раз проехали мимо места недавнего боя. На званый обед разведчики возвращались в Бахчисарай. Жванадзе, как истинный сын своего гостеприимного народа, расстарался. На столах стояли кувшины с вином, были нарезаны сыры, наломлены лепёшки, много разнообразной зелени, на подносах дымились шашлыки из баранины. Такого изобилия еды никогда не было у разведчиков. Разве что Виктор часто вспоминал вкусные борщи Марьи из Александровки. Но там было просто вкусно, а здесь — вкусно, разнообразно и много.
— Ты, дорогой, не думай, что мы тут шикуем, — сказал Георгий, посмотрев на настороженное и удивлённое лицо Кошелева. — Это мы ради вас постарались. Не каждый день встречаемся с элитой бойцов Красной Армии. Тем более операция прошла без потерь, что для нас, что для вас. Кушай, Виктор дорогой, кушай! Бери сыр, зелень, положи на лепёшку и кусай смело. Потом отправь в рот вот этот кусок жирной баранины, прожуй хорошенько и запей вином! Вай, как хорошо!
Бронетранспортёр тряхнуло на очередной яме. Виктор крякнул, посмотрел осуждающе на водителя и оглянулся через окошечко на своих бойцов. А им хоть бы хны — спят, как младенцы, положив головы на плечи друг другу. А пулемётчики на своих местах зорко наблюдают за окружающей обстановкой. Заодно любуются природой Крыма.
А вокруг было на что посмотреть. Крымская природа завораживала. Вдоль громадной теснины высились многометровые скалы. Виктор прикинул на глаз — пожалуй, метров сто будет. Если не больше. На склонах растут разнообразные деревья. У некоторых деревьев он и названия не знает. Вот этот, что растёт со скалы, точно дуб. А это шиповник. Вон там, кажется, кизил. Внизу течёт река Бельбек. Конечно, это не Волга и даже не Москва-река, но достаточно полноводная для этих мест.
По кабине постучали чем-то металлическим. Виктор вздрогнул, обернулся назад.
— Товарищ гвардии старший лейтенант! Посмотрите!
Это звал правый пулеметчик, показывая рукой куда-то в сторону. Так как из кабины не было видно, Кошелев приказал остановиться, открыл дверцу и встал на подножку.
— Что там, Серегин?
Серегин молча указал пальцем в сторону склона. Там, в метрах пятистах, виднелись дымящиеся обломки самолета. Кошелев приказал водителю двигаться в направлении дыма. Остальные бронетранспортёры остались на месте. По мере приближения к месту крушения отчётливо проявлялись через дым немецкие опознавательные знаки.
Это был штабной самолет Fi-156 «Шторьх». Виктор узнал этот самолёт по своеобразным стойкам шасси и крыльям. Судя по тому, какой запах распространялся от трупов, самолёт был сбит или потерпел крушение давно. Видимо, от жары сдетонировал боезапас и поэтому топливо загорелось. Самолёт практически выгорел, за исключением кабины экипажа. Вероятно, из-за того, что летательный аппарат переломился пополам в результате удара о землю, огонь не распространился на эту часть.
В оснащении бронетранспортера имелись два противогаза — для водителя и старшего машины. К этому времени проснулись остальные разведчики. Двое вызвались заглянуть в кабину самолёта. Поставили бронетранспортёр с наветренной стороны, чтобы не сильно чувствовался запах разлагающихся трупов. Разведчики в противогазах вскрыли кабину, вытащили оттуда сначала тяжёлый металлический ящик, затем объёмистый кожаный портфель. Оба предмета принесли к командиру. Сняли противогазы.
— Больше ничего нет, командир! Там только два трупа — лётчик и еще один. Видимо, пассажир. Одет в офицерскую форму. Мы не стали обыскивать — они так разложились, что дотронуться невозможно. Фу-уу…
— Ладно, ящик оттащите в сторону, возможно, там поставлено на самоподрыв при вскрытии. Пусть сапёры посмотрят.
— Сапёры во второй машине, товарищ гвардии старший лейтенант.
— Дай мне связь со старшим второй машины.
Радист поколдовал со своей техникой и подал шлемофон командиру. Бронетранспортёры были оснащены танковой коротковолновой радиостанцией 71-ТК-3. Кошелев приказал машине с сапёрами двигаться к самолёту, а третьей машине оставаться на месте для подстраховки. Пока машина с сапёрами двигалась к месту происшествия, разведчики протёрли кожаный портфель ветошью, смоченной в бензине. Он оказался коричневый, перетянутый вокруг хлястиками с металлическими наконечниками, которые, в свою очередь, входили в щель замков на корпусе портфеля. Виктор сорвал печати и разрезал хлястики портфеля из-за отсутствия ключей. Может, они и были в карманах погибшего офицера, но ради этого не хотелось ковыряться в карманах трупа, когда есть старый добрый острый нож.
В портфеле были три папки, а промежутки были забиты немецкими ассигнациями. Старший лейтенант открыл одну из папок. Это были ведомости раздачи денежного довольствия солдатам одного из полков. Возможно, кассир полка летел с казной. Посмотрим, что в других папках и в ящике. Во второй папке были канцелярские документы, приказы, отчётность. А вот третья папка была более интересна. Там были секретные карты, схемы минирования важных промышленных объектов Крыма, а также списки лиц, сотрудничавших с оккупационными властями в Крыму. Вот обрадуются смершевцы.
Наконец, подъехал второй бронетранспортёр и настала очередь железного ящика. Он был тоже обработан, вычищен с помощью той же тряпки с бензином. Сапёры аккуратно отнесли тяжёлый ящик на безопасное расстояние.
— Всем укрыться за бронемашинами! — крикнул Кошелев.
Через несколько минут напряжённого ожидания послышался снисходительно-добродушный голос одного из сапёров:
— Можно выходить!
Когда разведчики вышли из-за укрытий, они уже несли ящик обратно, улыбаясь во все лицо. Сапёры поставили ящик на землю и откинули крышку. И… тут все ахнули! Ящик изнутри обклеен красным бархатом, а все пространство до отказа забито золотыми слитками. Кошелев взял в руки один из тяжёлых слитков и поднёс к глазам. На него грозно смотрело клеймо Государственного банка СССР в виде серпа и молота на фоне пятиконечной звезды. Виктор аккуратно положил слиток обратно в ящик и закрыл крышку.
— А где замок? — спросил он, посмотрев на возбужденные лица товарищей.
— Дык, сломался замок! Иначе как бы открыли, товарищ командир? — сказал один сапёров.
— Больше ничего не было внутри?
— Вы же сами видите, что там больше места нет! — обиделся второй сапер.
— Ну, это я для порядка спросил! — сказал серьёзно Кошелев. — Ситуация принимает очень даже интересный оборот. Как же закрыть ящик?!
— А давайте скрутим проволокой, товарищ командир? — предложил водитель машины Кошелева. — У меня есть…
Так и сделали. Затем загрузили в кузов бронетранспортёра. Кошелев назначил охрану груза:
— Старшему сержанту Васильеву принять под охрану ценный груз!
— Есть!
— Отвечаете головой! Еще двух бойцов с собой в кузов. Пулемётчики остаются в своих экипажах. Остальным распределиться по другим машинам. Вторая машина в голову колонны, мы идём вторыми, третья — замыкающая. Ни при каких обстоятельствах не останавливаться до прибытия в расположение штаба дивизии. Вперёд!
Ближе к городу вышел на связь с разведотделом и доложил ситуацию. Смутное чувство тревоги не покидало командира группы разведчиков до конца путешествия. Ему было уже не до красот Крыма.
Успокоился только тогда, когда машины въехали во двор бывшей школы. Во дворе, предупрежденные по рации, ждали офицеры СМЕРШа с комендантским взводом охраны. Рядом стоял начальник разведки дивизии и командир роты Дроздов. У всех были крайне серьезные лица. Виктор соскочил с подножки, сделал несколько шагов и обратился к начальнику разведки:
— Товарищ гвардии подполковник, разрешите обратиться к старшему лейтенанту Дроздову?
— Давай, Виктор, без церемоний! Рассказывай, показывай: что, где, как?
— Извините, товарищ гвардии подполковник, но вы отнимаете наш хлеб! — встрял в разговор начальник отдела контрразведки СМЕРШ. — Поступим следующим образом. Сейчас вы, товарищ старший лейтенант, по акту сдаёте нам все найденные документы и ценный груз. А затем, через пару часов, мы вернёмся и продолжим разговор. Вернее, не так. Вы поедете с нами! Остальным оставаться в расположении роты до особого распоряжения.
В документах особистов заинтересовала только зелёная папка, но забрали всё. Слитки комиссионно пересчитали, составили акт. Когда все поставили подписи, загрузили ценности в грузовик и в сопровождении комендантского взвода убыли со двора бывшей школы. Старший лейтенант Кошелев поехал с майором в «Виллисе».
Всю дорогу начальник контрразведки СМЕРШ не проронил ни слова. А сидящий сзади между двух бойцов Виктор чувствовал себя крайне неудобно. Будто арестанта везут. Почти так и было. По прибытии Кошелева посадили в отдельную комнату, дали бумагу, карандаш и предложили написать все без утайки, начиная с утреннего выхода на задание. Виктор написал подробно всё как было, за исключением обеда у Жванадзе. То есть он написал об этом, но без подробностей.
Затем начался допрос.
— Сколько было ящиков с золотом?
— Один.
— Вы сами видели, что был один ящик?
— Нет, но я доверяю своим бойцам.
— Вы считали, сколько было слитков в ящике?
— Нет. Я достал только верхний слиток, чтобы посмотреть, и положил обратно.
— Старший лейтенант! Куда вы дели остальное золото?
— Во-первых, я гвардии старший лейтенант! — взорвался Виктор. — Во-вторых, не было больше золота!
— Вы сами видели, что там не было больше ящиков?
— Я уже сказал, что нет!
— Тогда почему вы утверждаете, что там больше не было ящиков? Может, вы в сговоре со своими бойцами или под угрозой наказания, спрятали остальное золото? А? Товарищ гвардии старший лейтенант! Пока ещё товарищ…
— Что-ооо? — Кошелев вскочил на ноги. — Как вы смеете, меня — боевого офицера, обвинять в сговоре и воровстве?
— Вы сядьте, сядьте! Разберёмся! Этот благородный металл портит многих. И таких, что не чета вам, старший лейтенант!
Смершевец поставил ногу на перекладину стула, на котором сидел Кошелев и, опершись руками на свое колено, склонился коршуном над допрашиваемым.
— Давайте начнём сначала. Итак, вы утверждаете, что больше золота не было и вы не сговаривались с остальными бойцами о том, чтобы спрятать часть золота.
— Нет! — сказал Виктор, тяжело вздохнув. — Мы сначала понятия не имели, что это за груз. И бойцы залезли в кабину в противогазах, вытащили всё, что там было, кроме трупов.
— Ну, мы это проверим. А пока вот вам ещё бумага. Опишите по минутам, что происходило и каждого, кто принимал участие и касался груза.
Кошелев пробыл в отделе СМЕРШ еще три часа. Появился в расположении роты лишь поздно вечером — вконец озверевший, усталый и голодный.
***
Утром обнаружилось, что исчезли сапёры, приданные для выполнения вчерашнего задания в Бахчисарае. Сначала решили, что они, ослушавшись указаний особистов, ушли в расположение своей части. Но, связавшись с сапёрным батальоном дивизии, выяснили, что бойцы туда не прибыли.
Командир роты ходил мрачнее тучи, косо поглядывая на Кошелева. Будто Виктор виноват в том, что они такие недисциплинированные. Пусть их воспитывает командир сапёрного батальона. Самое интересное, что они пропали сразу после того, как с ними побеседовали смершевцы.
А вот и они — легки на помине. Во двор въехала машина начальника отдела контрразведки СМЕРШ дивизии.
Офицеров роты собрали в кабинете начальника разведки. Майорская форма на его крепком, чуть полноватом теле сидела как влитая. При каждом движении поскрипывали до блеска начищенные хромовые сапоги и новенькая портупея.
Майор снял фуражку, достал платок, сначала вытер пот со лба, затем головной убор с внутренней стороны. Подошел к окну, стал молча смотреть в окно. При этом его лысая и круглая голова без единого волоска заблестела от солнечного света. Не поворачиваясь, в напряженной тишине, он надтреснутым голосом начал говорить:
— Как вы знаете, вчера группа разведчиков во главе со старшим лейтенантом Кошелевым обнаружила упавший немецкий самолёт с ценным грузом. Возможно, он там так бы и пролежал, если бы не загорелся случайно. Возможно, был бы разграблен. Но что случилось — то случилось. Не знаю даже, хвалить Кошелева или казнить, как говорится…
Смершевец повернулся к присутствующим и продолжил:
— Мы вчера посетили это место. И вот что обнаружилось дополнительно. Там были не только портфель с документами и ящик с золотыми слитками, но и мешки с деньгами. С советскими казначейскими билетами с достоинством в пять рублей. Они были размещены в хвостовой части в несгораемых мешках. Конечно, под воздействием высокой температуры большая их часть испорчена — бумага обуглилась. Но в одном из мешков имелись хорошо сохранившиеся экземпляры. С помощью наших товарищей из местной милиции и бывших сотрудников банка выяснили, что деньги эти поддельные. Но очень высокого качества.
Присутствующие возбужденно заговорили одновременно — кто о чём:
— Не может быть.
— Откуда?
— Зачем?
— Куда везли?
— А сколько было денег?
Майор поднял правую руку призывая к тишине. Затем надел фуражку. «Видимо, лысина замерзла», — злорадно подумал Виктор. Он был зол на него за вчерашний утомительный допрос.
— Теперь следующее, — продолжил особист в наступившей тишине. — Сегодня утром обнаружен труп одного из сапёров — из тех, что вскрывали ящик с золотыми слитками. Второй сапёр пропал, как я понял из доклада вашего командира роты.
Старший лейтенант Дроздов возразил:
— Я докладывал о двух отсутствующих красноармейцах в расположении роты, товарищ майор.
Особист, не оглядываясь на Дроздова, сказал:
— Я помню. Как видите, один обнаружен. Вероятно, убит сообщником. У вас может возникнуть вопрос — в чём они сообщники? А я вам отвечу — в воровстве!
Он энергично рубанул рукой по воздуху и многозначительно поднял руку с оттопыренным указательным пальцем к уровню глаз.
— Более того, могу сказать, что на обивке крышки ящика со слитками обнаружен след — отпечаток клише такого же достоинства, который был на поддельных банкнотах. Пятирублёвый казначейский билет образца одна тысяча тридцать восьмого года.
Майор сделал паузу, затем повернулся в сторону Кошелева. И, пристально посмотрев на него, проговорил:
— Вот вы на меня обижаетесь, — увидев, как протестующе вскинулся Виктор, поднял ладонь и продолжил. — Обижаетесь, обижаетесь! Я же вижу. А ведь вчера вы опрометчиво поступили, не проверив самолёт лично. Это во-первых. А во-вторых, не присутствовали при вскрытии ящика, доверив это малопроверенным людям из другой части.
— Но я же с ними несколько часов до этого был в одном бою. Они не трусили. Малодушия не проявили.
— Тут уже играют другие человеческие качества. Не все же уголовники, к примеру, враги народа или предатели. И среди них есть геройские парни, бьющие врага не на жизнь, а на смерть. Но при виде ценностей — денег, золота, драгоценностей — просыпаются иные стремления.
Контрразведчик снова снял фуражку и вытер пот с головы.
— Кстати, мы выяснили, что второй сапёр… сообщник, — он сделал паузу и заглянул в папку. — Второй сапёр по фамилии Званцев, который пропал, — бывший уголовник по кличке «Звонок», художник-самоучка, до войны занимался изготовлением поддельных купюр. Был осужден. С началом войны изъявил добровольное желание воевать. Искупил вину кровью в штрафной роте. Стал сапёром. Неоднократно был награждён медалями. Но тут, видите, сыграли профессиональные навыки — увидел клише — сразу сообразил, что на этом можно обогатиться. И намного больше, чем имеется золота в ящике.
— Удача сама пришла ему в руки, — подал голос кто-то из офицеров.
— Это не удача пришла, а настоящая диверсия! — возразил майор. — Экономическая диверсия! Это удар по экономике страны. Крайне необходимо найти этого Званцева. Живым или мёртвым. Ещё важнее найти клише. Мы точно не знаем, одно было клише или были ещё экземпляры. Сохранились купюры только пятирублёвого достоинства. Мы уже направили циркуляр через наше ведомство всем заинтересованным структурам об изъятии из обращения билетов с такими номерами. Неизвестно, сколько их было напечатано и сколько из них распространилось по стране.
Начальник контрразведки СМЕРШ снова надел фуражку. «У него явные проблемы с терморегуляцией!» — подумал Виктор. Этот медицинский термин он запомнил во время занятий с капитаном — теперь уже майором, Лысенко. Тот учил, как можно регулировать температуру тела. Когда надо охлаждать, а когда — согревать. И как это можно сделать с помощью дыхания.
Запомнилось последнее занятие с Лысенко, когда он учил согревающему дыханию. Рассказывал, что на Дальнем Востоке буддийские монахи соревнуются, кто быстрее высушит голым телом мокрую простыню в морозную ночь возле реки.
Техника такого дыхания заключается в следующем. Нужно вдыхать носом на семь счётов, при этом напрячь тело или сжать кулаки, затем задержать дыхание на четыре счёта и выдыхать на семь счётов через рот, расслабив тело. При выдыхании важно собрать губы в трубочку — будто свистишь. Через несколько минут такого дыхания тело согреется.
Особенно запомнилась аналогия человеческого тела с кувшином. Во время вдоха надо представлять, что через макушку входит вселенская энергия, а во время выдоха оседает на дне кувшина в виде угольков. Дном кувшина в данном случае будет низ живота. То есть с каждым вдохом, задержкой и выдохом все больше угольков набирается в кувшине, согревая тело.
Тем временем майор продолжил:
— Учитывая тот факт, что вы знаете Званцева в лицо, принято решение о привлечении вас к поиску. Надо будет оказать помощь вновь сформированным отделам милиции в этой работе. С командиром дивизии согласовано. Тем более, что вам пока делать нечего. Наверняка Звонок вошёл в контакт с местными уголовными элементами и вряд ли покинул город. И ещё. С подчинёнными причину поиска Званцева не обсуждать. Всё, что я тут вам говорил, информация только для служебного пользования.
«Вот и сходил к Маше», — подумал Кошелев. Он планировал сегодня сходить в медсанбат — проведать Машу Абызову.
Глава 14. Приятное свидание
Опасения, что Виктор не сможет повидаться с Машей, не сбылись. Начальник разведки дивизии после разговора на повышенных тонах с майором поехал к комдиву и отстоял бойцов разведроты от выполнения несвойственных им функций. Разведрота должна тренироваться, пока дивизия находится в резерве. Тренироваться усиленно, пополнять личный состав, готовить новичков к работе в реальном бою. Когда наступит это время, а оно наступит, будет не до тренировок.
Наступательная операция в Крыму показала, что недостаточная подготовленность и обученность личного состава разведроты приводит к выбыванию именно этой части бойцов. Необученные бойцы, даже имевшие определённую подготовку до прибытия в разведподразделение, теряются в реальной боевой обстановке. Потому что нет слаженности с другими бойцами, нет понимания с полуслова, с полужеста.
В общем, отстоял подполковник перед комдивом бойцов, за исключением двух — трех разведчиков, которые хорошо знают этого Званцева. Их будут ежедневно выделять для включения в составы комендантских патрулей. Ещё договорились, что при необходимости местные органы НКВД могут обращаться за помощью к армейским подразделениям с личного разрешения комдива. Дело сложилось так хорошо, что командир дивизии даже подписал представление, подготовленное начальником разведки, о награждении бойцов, отличившихся во вчерашнем бою.
Путь до медсанбата у Виктора занял считанные минуты. Во дворе его встретила улыбающаяся Мария — врачи ей разрешили ходить. Она неуклюже двинулась навстречу старшему лейтенанту, опираясь на костыли. Кошелев протестующе махнул руками и сам ускорил шаги.
— Здравствуй, Маша!
— Здравствуйте! Вот — я уже встала на ноги!
— Вижу, вижу, — сказал Виктор, тоже улыбаясь. — Но тебе, наверное, неудобно стоять? Давай присядем. Там у стены, я вижу, смастерили скамейку…
Молодой человек помог девушке доковылять к указанному месту, придерживая за локоть. Они сели на пригретую весенним солнцем узкую деревянную скамейку. От близости девичьего тела Виктор разволновался и замолчал. Маша тоже молчала. Так и сидели некоторое время, щурясь от весеннего солнца, разглядывая снующих по своим делам медицинских работников, гуляющих раненых из числа выздоравливающих, невесть откуда взявшуюся худющую кошку и зачирикавших в панике от её вида воробьев.
Молчание двух молодых людей не было напряжённым, они не тяготились этим, усиленно пытаясь придумать слова для общения. Наоборот, каждый из них радовался встрече. Они, с так и не сошедшими улыбками, то и дело посматривали друг на друга. Взгляды их при этом становились ещё теплее, ещё ярче. То, что нельзя передать сотнями слов, можно узнать в одном взгляде.
Вот Виктор поймал взглядом очередной поворот головы девушки в его сторону, взял в руки её маленькую ладошку с тонкими, почти прозрачными, пальчиками. Она ответила несильным пожатием.
— Ты ещё слаба, Маша, — сказал заботливо Кошелев. — Ты кушаешь тот шоколад, который я приносил в прошлый раз?
Это развеселило Машу. Она, ещё шире улыбнувшись, махнула свободной рукой и ответила:
— В тот же день слопала! Такое богатство у меня долго не задерживается.
— Я тебе ещё принес. На, ешь, угощайся! У нас этого добра много.
Маша развернула обёртку шоколада, принесённого Виктором, отправила ломтик в рот. Проговорила с набитым ртом:
— Вчела этот опат плиходил…
Виктор засмеялся, умиляясь непосредственности девушки, и спросил:
— Что-оо?
Маша проглотила сладкую смесь, смущённо вытерла рот платочком. Скосив взгляд,Виктор узнал свой платок, оставленный ей при первой встрече. Это ещё больше его тронуло.
— Я говорю, что этот сержант опять приходил вчера. Уговаривал, чтобы я поменяла свои показания. Какие показания? Со мной по этому поводу никто не беседовал. Я, правда, ему не сказала об этом. Опять прогнала. Спасибо доктору — он помог. Так тот и ему грозил, что доложит про непорядки с имуществом медсанбата своему начальнику.
— Подполковнику Нечипоренко?
— Да, кажется, такую фамилию называл…
— Придётся мне посетить этого Нечипоренко.
— Что ты, Виктор, не нужно, — она незаметно для себя тоже перешла на «ты». — Тебе влетит за это. Он, говорят, большой начальник.
— Ничего, разберёмся. Тем более, что есть и другие вопросы.
Кошелев и так планировал заехать в комендатуру, узнать о том, как обстоят дела с расследованием о стрельбе по его машине. Вернее сказать, по машине командира. А ещё точнее, стрельба велась конкретно по нему. В этом у Виктора нет сомнения. После комендатуры придётся съездить до штаба дивизии. Ему не терпелось увидеть этого подполковника, который тормозит дело с расследованием нападения его подчинённого на гражданское лицо.
Виктор помог Маше добраться до палаты и, галантно поцеловав ей руку, чем до жара в щеках смутил девушку, поехал на той же машине в сторону комендатуры.
***
Военного коменданта гарнизона не оказалось на месте, но ему с удовольствием вызвался помочь замещающий его старший лейтенант. Он был в курсе дела про стрельбу в городе. Найденное на месте стрельбы обмундирование с погонами старшего сержанта доставили, лежит до сих пор в кладовке. Пытались разобраться.
— Да и вряд ли удастся найти хозяина, — развёл руками старший лейтенант. — Тут в дивизии столько старших сержантов, что за месяц не управишься. Да и кому заниматься этим? Всех привлекли для оказания помощи местным в весенне-полевых работах, пока дивизия находится в резерве.
— А где этот ватник? Могу я забрать с собой? — спросил Кошелев.
— Забирай! Место только занимает в кладовке.
Из комендатуры Виктор позвонил командиру роты. Изложил суть дела и спросил разрешения убыть в штаб дивизии.
— Разрешаю! — сказал Дроздов. — Тем более тебя хотел видеть начальник контрразведки СМЕРШ. Зайди к нему.
— Что? Опять?
— Не трусь, голос был добрый! — засмеялся Дроздов. Затем добавил с нажимом:
— Просил зайти к нему.
— Слушаюсь!
— Давай, Виктор, удачи!
По прибытии в штаб дивизии Кошелев первым делом решил зайти к смершевцам. Они столкнулись с майором прямо у входа в здание.
— Здравия желаю, товарищ майор!
— А, гвардии старший лейтенант Кошелев! Слушай, у меня к тебе есть разговор, но сейчас у комдива срочное совещание… Ты зайди ко мне через часок. Договорились?
«До странности мягко разговаривает», — подумал Виктор. Но ответил:
— Есть!
Майор ушёл ускоренным шагом в своем направлении, а вышедший его провожать сотрудник СМЕРШ многозначительно поманил Виктора с собой.
— Зайди.
«Вот и хорошо! — подумал Кошелев. — Заодно обсужу проблемы с Машей». Позвал Виктора к себе тот сотрудник, которому он говорил о происшествии в здании бывшей школы.
— Заходи, Кошелев, — смершевец выключил керогаз с закипевшим там чайником. — Чаю будешь?
— Буду. Спасибо.
Виктор сел, посмотрел на суетящегося с чайником сотрудника. Совсем юный ещё лейтенант. Почти такого же возраста, как и он сам. Недавно прибыл в контрразведывательный отдел, закончив Ташкентскую школу СМЕРШ. Худой, в очках, нескладный. Не то, что майор. Тот — старый волчара. Не дай бог снова попасть в его лапы.
— Бери сахар, Кошелев. Не стесняйся, — лейтенант пытался придать голосу солидность, но это у него плохо получалось. «Ну ничего, заматереет еще…» — подумал Виктор, снисходительно наблюдая за ним.
— Слушай, пока не пришёл начальник, хочу поговорить с тобой. Ты знаешь, зачем он тебя звал?
— Нет, не знаю… Может, по поводу найденного немецкого самолёта?
— Да нет! Этого Званцева уже нашли. Прятался в подвале с корешами. Только утверждает, что клише у него нет и не было… Но это вопрос времени. Разговор не об этом.
— О чём?
— Короче говоря, у нас в отделе есть стрелковый взвод бойцов СМЕРШ для борьбы со шпионами, диверсантами и дезертирами. Он хочет предложить тебе перейти в нашу структуру и принять командование взводом. Бывшего командира отозвали в Москву.
— Интересное кино. Вчера только в этом кабинете как преступника допрашивали, а сегодня предлагаете на службу перейти.
— Ты не понял. Я, наоборот, хочу отговорить тебя. Ты знаешь… — тут лейтенант замялся, чуть покраснел от смущения. — Ты знаешь, я хочу сам взвод возглавить. Ты вон боевой офицер. Уже медаль имеешь. А что я? Сижу, целый день бумажки перебираю. Хочу живой работой заниматься.
— С вашим майором, пожалуй, откажешься. Потом всю жизнь буду врагом.
— Да ты не волнуйся, Виктор. Я сам это устрою. Ты после беседы с ним возьми время. Мол, на раздумье.
— Хорошо! Тогда у меня будут к тебе две встречные просьбы.
— Говори. Всё, что смогу, сделаю.
— Первая просьба по поводу нападения на Марию Абызову.
— Ты знаешь, тут всё не так просто. Во-первых, нет заявления самой потерпевшей. Старший сержант Мамаев утверждает, что нападения не было, а выстрел случайный.
— Да врёт он всё! А заявление от Маши будет — завтра же привезу.
— Вези. Только собственноручно написанное и заверенное подписью и печатью командира медсанбата. Вторая просьба?
— Вторая просьба тоже с Мамаевым связана. Давай вместе сходим к нему, пока майора нет. Есть у меня подозрение, что это он стрелял в меня из развалин.
— О, это уже серьёзное обвинение. А что собираешься делать с ним?
— Я там, в развалинах, обнаружил ватник с погонами старшего сержанта. Вот хочу ему продемонстрировать. Может, увидев меня с тобой, засуетится… Мы его вместе додавим.
— Слушай, не зря майор собирался пригласить тебя к нам. — похвалил лейтенант. — Настоящий розыскник.
Кошелев по дороге на вещевой склад, где служит Мамаев, прихватил из кабины «Виллиса» найденный ватник.
— Где начальник склада старший сержант Мамаев? — спросил Виктор часового, охранявшего склад.
— Он ушёл к подполковнику Нечипоренко, товарищ гвардии старший лейтенант!
Виктор по дороге обратно в здание штаба дивизии спросил лейтенанта:
— А кто он, этот Нечипоренко?
— Ты что, не знаешь? Это же заместитель командира дивизии по тылу!
— Ах, вот кем он прикрывается. Что будем делать?
— А что делать, — приосанился лейтенант. — Я как-никак сотрудник СМЕРШ. Зайдём к нему. Тем более, что зам по тылу наверняка на совещании у комдива. Пошли!
Так и было — в кабинете Нечипоренко сидел в одиночестве Мамаев, перебирая какие-то бумажки. Услышав шум открываемой двери, обернулся, увидел сначала лейтенанта, затем Кошелева с ватником под мышкой. Рассчитывая на психологический эффект, Виктор предусмотрительно выставил ватник погонами вперёд, чтобы тот сразу узнал.
Действительно, у надменно сидевшего за столом старшего сержанта расширились от ужаса глаза, затем забегали по сторонам в поисках поддержки, но никого, кроме сотрудника СМЕРШ и старшего лейтенанта, конечно, не было. Затем он сделал роковую ошибку. Ему бы сидеть спокойно и отвечать на вопросы, отрицать, но вместо этого рванулся в сторону двери, затем к окну, попытался открыть — не получилось, обречённо сел на стул, опустив голову.
— Что здесь происходит? — послышался грозный голос от двери.
Все присутствующие в кабинете обернулись: Кошелев заинтересованно, лейтенант равнодушно, а Мамаев с надеждой — пришло его спасение. Это был заместитель командира дивизии по тылу подполковник Нечипоренко. За его плечом виднелась ещё чья-то голова.
— Что вы здесь делаете? — повторил вопрос Нечипоренко.
— Пришли арестовать вашего подчинённого, товарищ подполковник! — взял на себя инициативу лейтенант.
— В чём дело? — Нечипоренко, проигнорировав лейтенанта, повернулся в сторону начальника СМЕРШ — это он стоял за спиной.
Контрразведчик кивнул в сторону лейтенанта. Мол, пускай продолжает.
— Старший сержант Мамаев подозревается в попытке изнасилования гражданского лица, в ранении этого лица, а также в покушении на убийство старшего лейтенанта Кошелева, — доложил на одном дыхании лейтенант.
Нечипоренко недоуменно посмотрел сначала на Кошелева, затем на майора, потом на Мамаева.
— Это так, Мамаев?
— Нет, нет, нет! Товарищ подполковник, я не виноват. Вы же знаете, я для вас всё что угодно сделаю, только не отдавайте меня им!
— Я же так тебе доверял, Мамаев! А ты такие вещи творил за моей спиной. Только что на совещании товарищ майор, — подполковник кивнул на соседа, — рассказывал про твои махинации с вещевым имуществом. Не хватало ещё и этого…
Мамаев даже не удосужился встать при словах начальника. Так и остался сидеть, обхватив голову руками.
— Товарищ майор, разрешите увести в отдел? — спросил лейтенант. Когда тот кивнул, повернулся к Мамаеву: «Встать! Сдать оружие!»
Кошелев вышел из кабинета майора в прекрасном настроении. Давно не было такого дня. Солнечная погода, красивая девушка, пойманный преступник, благополучная развязка накопившихся проблем — все уместилось в этот прекрасный день. Виктор ещё немного постоял на крыльце, подставив лицо тёплым лучам солнца, вдохнул полной грудью чуть солоноватый морской воздух, с хрустом потянулся, резво сбежал с лестницы и, запрыгнув в одно касание за руль «Виллиса», помчался в расположение разведроты.
***
Молодой смершевец ошибся. Начальник контрразведки СМЕРШ даже словом не обмолвился о новой должности для старшего лейтенанта Кошелева в своём ведомстве. Дело было совсем в другом. В том, что даже его подчинённые не догадывались. Он пригласил Виктора дать поручение от имени командира дивизии. Вернее, поручений было два. Старший лейтенант направлялся в распоряжение Генштаба Красной Армии для участия в выполнении особого задания командования. Посовещавшись, решили поручить командировочному доставку им же и обнаруженного ящика с золотом в Москву. До сих пор он хранился в штабе дивизии.
Таким образом, к радости посещения столицы присоединился груз ответственности. Ответственность была на самом деле серьезная. Всего с двумя сотрудниками НКВД Виктору предстояло проехать полстраны с ценным грузом.
Несмотря на серьёзность задания, настроение у Виктора было прекрасным. Скоро увидит Москву. Правда, тревожило ещё предстоящее выполнение «особого задания» командования. И это вызывало много вопросов, на которые ни командир роты, ни смершевец не дали ответа. Почему выбрали его? С кем он должен встретиться в Генштабе? Что за задание и вернётся ли он обратно в свою роту? А в том, что благополучно доставит ящик с золотом по назначению, он не сомневался.
Тем не менее подготовка к отправке ценного груза была проведена в условиях строжайшей секретности. Вначале Кошелев был откомандирован в распоряжение начальника СМЕРШ. Затем ему представили сотрудников НКВД. Два крепких сержанта. По виду чуть ли не близнецы. Оба одного роста, выше среднего, белобрысые. Правда, глаза разные — первый с карими, смотрит исподлобья, хмурый. Второй — синеглазый, с открытым добродушным лицом, улыбчивый. Хмурого звали Петр, а синеглазого — Евгений.
— Сержант Васильев! — представился густым басом хмурый.
— Зовут как, Васильев?
— Петром меня кличут.
— Сержант Соглобов! — лихо козырнул синеглазый. — Евгений. Можно просто Женя.
«Ох, не прост этот Женя!» — сразу определил для себя Кошелев. За кажущейся простоватой, до детской непосредственности, улыбкой кроется жёсткий, хитрый специалист своего дела. Играет роль весельчака. Что касается хмурого Петра, то этот был прост, прямолинеен — всё видит только в чёрно-белых цветах. Никаких оттенков. Скажешь ему: «Прыгни со скалы!» — прыгнет, не задумываясь. Скажешь: «Застрели старшего лейтенанта Кошелева! Он предатель!» — застрелит. Наверняка, такую задачу получил. Но тем и хорош, что понятен от начала до конца. С ним проблем в пути не будет.
Непонятно было только, кто за кем приглядывает? То ли Виктор за своими временными подчинёнными, то ли они за старшим лейтенантом. Наверное, верно и то, и другое. Подстраховывается командование. Когда Кошелев предложил взять с собой бойцов разведроты, испытанных в боях, то это вариант сразу отмели. Более того, было запрещено вводить в курс дела кого бы то ни было, кроме участников операции. Даже командир роты Дроздов знал только, что Кошелев убывает в Москву в командировку. А почему, зачем — покрыто тайной. Впрочем, они военные — привыкли не задавать лишних вопросов.
Майор лично проинструктировал перед отъездом тройку, переодетую в одинаковую общевойсковую полевую форму. Лишь погоны выдавали, что один из них офицер, а два других — сержанты.
— До Симферополя будете добираться на машине в сопровождении отделения из комендантского взвода. На каждом участке остановки, пересадки докладывать по телефонной связи непосредственно мне. Далее самолётом транспортной авиации вылетаете в Москву. По прибытии на Центральный аэродром Ходынка вас встретят наши сотрудники. От коменданта аэродрома выйти на связь со мной и доложить. Груз там не передаёте! Встречающие вас будут сопровождать только до места. Ящик с грузом передадите сотруднику банка по фамилии Ефимов. Вот его фотография. После этого будете свободны и возвратитесь в свои части. Кроме старшего лейтенанта. Вопросы есть?
— Товарищ майор, а как нам возвращаться. Авиацией? — спросил сержант Соглобов.
— Нет, обратно возвращаетесь железной дорогой. Для этого вам необходимо прибыть на Курский вокзал. Комендант вокзала предупреждён о вас — организует отправку. Вот ваши предписания.
Ящик с золотом был упакован в плотную брезентовую ткань защитного цвета. Для удобства переноски в местах крепления ручек вырезаны щели. Под ручками по кругу пропущена стальная проволока и опломбирована.
Для поездки до Симферополя подали грузовую машину ЗИС-5В с брезентовым тентом на кузове. Там, кроме группы Кошелева, разместились десять бойцов во главе с младшим сержантом. Кошелев уступил место в кабине младшему сержанту, а сам забрался в кузов.
Ехали молча — красноармейцы подрёмывали, насколько позволяла дорога, Кошелев думал о Маше, сержанты сидели верхом на ящике с грузом, сосредоточенно вглядываясь в дорожную пыль, клубами поднимающуюся за машиной.
Движение по симферопольской дороге до Бахчисарая было интенсивным. То и дело попадались встречные автомобили, попутные машины. Когда миновали Бахчисарай, Виктор обратил внимание, что за ними в течение довольно длительного времени следуют две машины. Эти автомобили следовали, сменяя друг друга, то отставали, то обгоняли грузовик с золотом. Это показалось Кошелеву подозрительным.
Вот опять недавно обогнавшая полуторка с фургоном стоит на обочине. Водитель поднял капот и делает вид, что ремонтирует, а сам внимательно сопровождает взглядом проезжающий ЗИС. А в это время, не отставая, следовал ГАЗ-67 «Русский Виллис». У этого автомобиля верх тоже был закрыт, несмотря на теплую погоду.
Кошелев толкнул локтем сержанта Соглобова, когда тот повернул к нему лицо с неизменной улыбкой, показал подбородком в сторону следующей за ними машины. Евгений, не переставая улыбаться, понимающе кивнул в ответ. Глаза при этом были серьёзные. Он переложил на колени ППШ, отстегнул барабан, взглянул на наличие патронов и хлопком застегнул обратно. От этого металлического звука сержант Васильев вздрогнул и посмотрел неодобрительно, а дремлющие бойцы встрепенулись.
— А? Что такое? — спросил один из красноармейцев.
— Пока ничего, — сказал Виктор. — Но будьте внимательны.
Машина натужно пошла на подъем. ГАЗ-67 легко пошёл на обгон и умчался вперед, а полуторка пристроилась сзади. «Может, зря беспокоюсь?!» — подумал Виктор.
— Приятное свидание, — сказал Петр, вглядываясь в дырку в брезенте.
— Какое свидание? Кого увидел? Неужели зазноба твоя стоит на дороге? — спросил, смеясь Соглобов.
— Не кого, а что! Указатель на дороге. Написано «Приятное свидание».
— Это село такое, — вступил в разговор один из бойцов. — Значит, немного осталось до Симферополя. Я местный, знаю дорогу.
— Странное название, — буркнул басом Петр.
В ответ местный боец поведал историю о том, что название село брало с тех стародавних времён, когда Екатерина II, проезжая по Крыму, встретилась в этом месте то ли с Потёмкиным, то ли с ханом Шахин-Гиреем. Но более правильным считают версию наличия здесь одноимённого трактира, где встречались русские офицеры, прибывавшие с фронта и на фронт во время Крымской войны 1853—1856 годов. В последующем название трактира перешло к возникшей здесь деревне.
«Как-то необычно тихо стало… — подумал Кошелев. — И встречные машины перестали попадаться. Только эта полуторка тащится за нами».
Не успел Виктор додумать пришедшую на ум тревожную мысль, как впереди ЗИС раздался взрыв. Машина вздрогнула всем корпусом, но она устояла на колесах и, проехав несколько метров, остановилась. Бойцы в кузове попадали на пол. Это их и спасло. У следовавшей за ними автомашины открылось окошко в фургоне, показался ствол пулемёта.
— Группа, к бою! — крикнул Кошелев, одновременно полоснул ножом по брезенту и нырнул через прорезь наружу, выставив руки с автоматом вперёд.
Перекувыркнулся через голову, упал на обочину и изготовился к стрельбе. Уже в полёте слышал, как пулемёт со стороны полуторки полоснул длинной очередью по их машине. Послышались вскрики раненых, лихой мат сержанта и ответная стрельба. Сектор стрельбы для Кошелева закрывал борт ЗИСа. Он осмотрелся. Младший сержант, сидевший в кабине, был убит, а водитель, похоже, ранен — потихоньку шевелился, пытаясь спрятаться от роя пуль. Со стороны подъёма дороги тоже начали стрелять — грамотно взяли в клешню.
— Соглобов! — крикнул Виктор. — Жив?
— Жив! — послышался в ответ.
— Что вы там застряли? Прыгайте сюда!
— Щас! Петя, прикрой!
Под прикрытием длинных автоматных очередей в ту же прорезь протиснулась белобрысая голова и мягко сползла по борту юркая фигура. Соглобов подполз поближе к Виктору и улыбнулся.
— Что вы там застряли? — повторил вопрос Кошелев.
— Да там борта обиты железом! Нас только это и спасло!
— Убитые, раненые есть?
— Убитых нет, но половина отделения раненых. Петю чуть зацепило.
— Надо водителя вытащить из кабины, Женя! Потом будем думать, что делать…
Соглобов оставил автомат рядом с Кошелевым, подполз к скобоченной кабине ЗИСа, открыл дверцу. На него свалился труп младшего сержанта. Он аккуратно уложил его рядом с машиной и спросил водителя:
— Жив, браток?
— Пока жив… Долго здесь не просижу… Второй раз ранили уже…
Евгений взял шофера за шкирку и потянул на себя. Тот застонал:
— Ааа… Нога…
— Потерпи, браток! Вишь, стреляют. Не могу аккуратно. Давай, помогай одной ногой. Не бойся, я подхвачу с этой стороны.
Наконец, общими усилиями выбрались из кабины и спрятались за обочиной.
— Короче, надо, чтобы бойцы покинули кузов. Они там как в мышеловке — хватит одной гранаты… Давай, Соглобов, действуй! Всё внимание на полуторку. А я пойду по низу обочины вверх — посмотрю, что за фрукт там засел. Чует моё сердце — там люди с другой машины. Помнишь, ГАЗ-67 нас обгонял давеча.
— Хорошо, товарищ гвардии старший лейтенант. Только подождите меня. Сейчас передам приказ Васильеву и пойду с вами.
Подполз к машине и крикнул:
— Петя! Как ты там?
— Жив ещё, — послышался глухой бас из-за брезента.
— Старший лейтенант приказал покинуть машину! Закидают гранатами — рожки да ножки останутся!
— Я не уйду… Давай ребятки, вон из машины!
В прорезь в брезенте начали протискиваться по одному бойцы отделения охраны. Эвакуацию из машины осуществляли грамотно — под прикрытием огня.
— Петя, не дури! — снова крикнул Соглобов.
— Я груз не оставлю!
— Тьфу ты! Что за упрямый человек! — чертыхнулся Петя. Повернул улыбчивое лицо в сторону Виктора.
— Я слышал, — кивнул тот. — Ладно, оставь его. Может, это и хорошо, что там останется.
— Так, бойцы! Слушай мою команду! Всем рассредоточиться вдоль обочины и вести огонь по полуторке. Чтоб пулемётчик даже носа не высунул! А мы с сержантом пойдём к другой огневой точке. Где этот местный?
— Здесь, — откликнулся боец.
— Как звать?
— Рядовой Чуйко.
— Оставляю тебя за старшего, Чуйко. Тем более, фамилия у тебя почти полководческая.
— Есть!
Дорога на подъеме делала небольшой поворот. За этим поворотом засели двое и вели огонь из автоматов по машине. Чуть поодаль стоял ГАЗ-67 с заведённым двигателем. Все внимание нападающих был сосредоточено на подорванной машине и поэтому они не заметили подползающую смерть. Кошелев с Соглобовым двумя меткими очередями из своих ППШ уложили бандитов. А то, что они были бандитами, не было сомнения. Одежда гражданская, руки синие от наколок. Соглобов подобрал оружие бандитов, а Виктор заглянул в машину — больше никого не было, заглушил двигатель.
Со стороны других машин послышался взрыв. Кошелев резко обернулся. Это загорелась полуторка. «Слава богу, что не наша» — подумал Виктор. Стрельба временно прекратилась. Воспользовавшись этой паузой, Кошелев с Соглобовым побежали к своим.
Оказалось, что бойцы Чуйко постарались, метко запустив лимонку в проём окна в фургоне автомашины бандитов.
— А где водитель полуторки? — спросил Кошелев.
— Да вон, лежит за машиной!
— Убит?
— Скорее жив, чем мёртв! Если только со страху не сдох, — сказал Чуйко. — Я его сразу приметил: как только раздался взрыв перед нашей машиной, он остановил свою и, бросившись лицом вниз на канаву, пролежал до конца боя… Эй, чудик!
Чуйко носком сапога толкнул лежавшего на земле. Тот вскочил и на коленях пополз в сторону офицера.
— Товарищ офицер, я не с ними… Меня заставили… Я шоферю на хлебозаводе. Никакого отношения к ним не имею. Отпустите меня?
Тут он посмотрел на полыхающую огнем машину и схватился за волосы.
— О, господи… Что же теперь будет? Это же не я!
— Ладно, вставай! — сказал Кошелев. — Разберутся, кто ты на самом деле. Свяжите ему руки.
Осмотрев вместе с Соглобовым место происшествия, пришли к выводу, что им повезло. Если бы взрыв произошёл не впереди машины, а под ней, то они бы вряд ли сейчас разговаривали здесь. Просчёт бандитов спас им жизнь. А вот откуда они знали, что на этой машине и по этой дороге повезут ценный груз — это вопрос. Не иначе, как кто-то из своих сообщил.
Как бы там ни было, план бандитов сорвался, а задание надо выполнять. Решено было двигаться дальше на уцелевшей машине ГАЗ-67. В ней поедет группа Кошелева с грузом, а Чуйко со своими бойцами остаётся на месте. Ждать попутного транспорта и вернуться с ранеными домой. Тщательно проинструктировав Чуйко, что делать с арестованным шофёром, как будет докладывать о происшествии, как понял ход боя, заставив повторить всё, Кошелев двинулся в сторону ожидающей машины. Ящик с золотом был перегружен из грузовика в «козлик», Соглобов за рулём, Васильев с перевязанной головой на заднем сидении.
— Петр, ты точно чувствуешь себя хорошо? Может, останешься?
— Нет, я поеду! Ранение плёвое… Так, по коже чиркнула пуля…
— Смотри, Васильев! Если тебе будет дурно, то в самолёт не возьму, оставлю в Симферополе.
— Все будет хорошо, товарищ гвардии старший лейтенант! У меня голова крепкая. И не такое выдерживала.
— Ну, тогда трогай, Евгений!
— Есть! — сказал с улыбкой Соглобов и включил передачу.
Глава 15. Прерванный полет
На аэродроме Симферополя их ожидали с нетерпением. Комендант выбежал лично встречать машину с группой Кошелева. Начальник контрразведки СМЕРШ N-ской дивизии так его накрутил звонками, что на него было больно смотреть. Здесь уже были в курсе, что произошло по дороге. Чуйко каким-то образом смог связаться с дивизией. Возможно, через телефонную связь, имевшуюся в селе с чудным названием Приятное Свидание. Да уж, «приятное свидание» устроили бандиты. После того, как в штабе дивизии узнали, что машина с ценным грузом попала в засаду, незамедлительно была выслана помощь. «Быстро сработал Чуйко, — подумал Виктор. — Быть ему командиром».
На взлётно-посадочной полосе стоял самолёт, поблёскивая на солнце прямоугольными иллюминаторами. Это был Ли-2 зелёного окраса с большой красной звездой на хвостовом оперении. Из открытой двери призывно махал одной рукой пилот в шлемофоне, защищаясь другой от плотного потока воздуха пропеллера.
— Давайте скорее, товарищи! — крикнул он сквозь звенящий шум двигателей. — Мы и так опоздали с вылетом…
Погрузка заняла считанные минуты. И вот под крылом самолёта проплывают густые белые облака, а внизу остаются здания, похожие на спичечные коробки. От перепада высоты у Кошелева заложило уши. Он продул их и посмотрел на своих попутчиков. Несмотря на то, что в салоне самолёта имелись сиденья по бортам — очевидно, предназначенные для десанта — Петр неизменно сидел верхом на ящике с золотом, подложив под себя ватник. Соглобов разместился на сиденье напротив Виктора. У обоих автоматы лежали на коленях.
Кроме них и экипажа в салоне был ещё один мужчина — суровый и молчаливый. Он был в длинном плаще из мягкой темно-коричневой кожи и чёрной фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Из-под полей шляпы выглядывал тяжёлый подбородок, выбритый до синевы. Обращало внимание не это, а начищенные до зеркального блеска коричневые остроносые штиблеты на тонкой подошве. Как он умудрился пройти по аэродромной пыли, не испачкав обувь? Виктор невольно посмотрел на свои сапоги — несмотря на то, что по дороге в машине он успел привести себя в порядок, его внешний вид был несравним с изящной экипировкой сурового товарища. Впрочем, штатский уже сидел в салоне самолёта, когда группа загружалась. Видимо, успел почистить свои модные туфли. «Пижон!» — решил для себя Кошелев.
Виктор устроился покомфортнее, насколько позволяло неудобное сиденье и под мерный гул двигателей самолёта задремал. Снилась ему Валя.
Валя Шишкинская, училищная медсестра, была одета в красивое свадебное платье и фату. Но на ногах — солдатские сапоги. Несмотря на то, что вокруг всё гудело, народ веселился и играла гармонь, выражение лица девушки было печальным.
— А где жених? Давайте жениха! — кричал кто-то сквозь гул людских голосов. — Ищите жениха…
А Валя молчала. Только улыбалась грустно и виновато. Виктор пытался с ней заговорить, но тщетно. Он только открывал рот, двигал губами, как рыба, шевелил языком, а голоса не было. Валентина сама подошла к нему, на плечах появилась санитарная сумка.
— Не бойся, боец, я помогу, — сказала она. — Я помогу, помогу…
И стала наматывать бинт на лицо Виктора, закрывая с каждым оборотом все сильнее и плотнее рот и нос.
— Не кричите, товарищ старший лейтенант! Не кричите… Что случилось?
Виктор стал задыхаться, вырываться из её рук и… проснулся.
— Вы кричали, товарищ старший лейтенант. Что случилось? — повторил Соглобов. Это он, оказывается, зажал рот Виктора. — Вам кошмар приснился, наверное?!
— Извини. Представляешь, мне приснилось, что говорить не могу. Открываю рот, а из легких не выходит воздух. Хочу сказать, а звука нет. Действительно, кошмар…
— Бывает, — засмеялся Евгений. — Я тоже был такой после контузии. В палате со мной отказывались лежать. Всю ночь кричал.
Виктор посмотрел на Соглобова заинтересованно. «Смотри-ка ты, я - то думал, что энкаведешник в тылу отсиживался. Воевал, значит. И контузию получил».
— Где был контужен? — спросил вслух Кошелев.
— Было дело. На Украине бандеровцы захватили в заложники семью с малыми детьми. Не успели перехватить их при преследовании. Заперлись в доме, выставили в окна хозяев дома, включая детей. Решено было проникнуть в дом без применения стрелкового оружия…
Тут он замолчал на некоторое время, вспоминая неприятный и трагический эпизод, затем продолжил:
— В общем, не успел предотвратить взрыв. От взрывной волны улетел на несколько метров. Мы не ожидали, что они решатся подорвать себя вместе с заложниками. После контузии все снилось, что успею снять взрывника, но каждый раз происходил взрыв…
Соглобов замолчал, непривычно посерьезнев. Посидел так несколько секунд, затем встрепенулся, мотнул головой, будто стряхивая неприятные воспоминания, и снова заулыбался.
— Тот день я считаю своим вторым днём рождения! И решил жить, радоваться, несмотря ни на что! Жить для себя, для этой погибшей семьи…
Из-за того, что в салоне самолёта было шумно от гула двигателей, говорить приходилось громко. Последние слова Соглобова заинтересовали и «пижона». Он поднял края шляпы и внимательно посмотрел на собеседников. Но тут же, потеряв интерес, принял прежнюю позу.
Вдруг размеренный, убаюкивающий гул изменил свою интонацию. Левый мотор, чихнув несколько раз, замолк. Правый мотор загудел сильнее, удерживая самолёт на курсе. В иллюминаторы было видно, что пилоты пытаются запустить двигатель. После нескольких безуспешных попыток прекратили и к находящимся в транспортном отсеке пассажирам вышел один из членов экипажа. Это был второй пилот.
— Товарищи, прошу сохранять спокойствие. Возникла нештатная ситуация, — крикнул он. — Будем садиться.
— А что, нельзя дотянуть на одном двигателе? — спросил Соглобов. Ему было всё нипочём.
— Обнаружена утечка топлива. К сожалению, придётся садиться. Может, дотянем до Тулы, но есть сомнения. Возможно, посадка будет жёсткой, пристегнитесь. Там есть ремни…
Самолёт качнуло. Пилот, еле удержавшись на ногах, резко развернулся и исчез в кабине. Виктор посмотрел в сторону повреждённого мотора. Сердце ёкнуло: из двигателя тянулась тоненькая струйка белого дыма. Видимо, вытекающее топливо попадает на горячие поверхности двигателя и испаряется. «А если загорится? Да уж, не к добру связался я с этим золотом, — подумал Виктор. — Не зря говорят, что золото приносит несчастья хозяевам. Радует только, что не я его хозяин». Кошелев еще раз взглянул в иллюминатор и лихорадочно пристегнул ремень безопасности. Из-под обшивки мотора появились всполохи пламени и повалил густой черный дым.
Самолёт резко пошел на снижение. От этого маневра у Виктора комок подступил к горлу. Видимо, пилоты пытаются сбить пламя. Кошелев окинул взглядом транспортный отсек. Ящик с золотом закреплён надёжно. Люди пристегнуты. Наконец-то и «пижон» снял шляпу, обнажив черные, с проседью на висках, волосы.
— Делайте, как я! — крикнул «пижон» попутчикам, обнаружив громкий внятный баритон. Он обхватил голову руками и склонился к коленям.
Кошелев не стал спрашивать зачем — тут не до выяснений. Если человек без паники призывает к конкретному действию, значит, знает, что делать, и стоит к нему прислушаться. Пётр уже пересел на боковое сиденье и пристегнулся. Они с Соглобовым приняли ту же позу, что и «пижон». Виктор не стал испытывать судьбу — обхватил голову руками, склонился к коленям и закрыл глаза.
Он всем телом ощущал, как самолёт швыряло из стороны в сторону то вниз, то вверх. В целом чувствовалось, что они или идут на посадку, или падают. Но хотелось верить, что пилоты всё-таки найдут открытое пространство и сумеют посадить повреждённый самолёт. Правый мотор надрывно гудел, будто кричал о помощи. Вот после очередного ощущения падения самолёт слегка подкинуло вверх потоком воздуха, что-то ударило по корпусу и… долгожданный звук касания колёс шасси о грунт. Снова подкинуло… Пробежка…
Виктора мотало на ремнях, как куклу. Если бы не совет «пижона», точно бы приложился головой о корпус. Почувствовал, как самолёт резко развернулся влево и, упав на правое крыло, остановился — видимо, подломилась стойка шасси. Двигатель заглох и наступила звенящая тишина.
Через несколько секунд послышался весёлый голос Соглобова:
— Сели! Петя, слышишь? Сели! Я так и знал! Только как представлю, что нам теперь на руках нести этот чертов ящик, так лучше бы не сели…
— Типун тебе на язык! Давай, берись за ручку — надо скорее выносить, а то мы точно сгорим тут. Видишь, как заполыхало.
Кошелев тоже отстегнулся и глянул наружу. Левый мотор охватило огнём, похоже, пилоты не смогли сбить пламя. А вот и они…
Командира из самолета выводили за руки. Его лицо было залито кровью — похоже, сильно ударился головой. Остальные члены экипажа и пассажиры обошлись только легкими ушибами. Самолёту досталось больше. Левый двигатель горит, скоро перекинется на остальные части, а тушить нечем. Правая стойка шасси сломана, часть правого крыла разрушена.
Второй пилот и бортмеханик нырнули под воздушное судно и стали осматривать обшивку фюзеляжа и крыла, насколько позволял пожар. А Соглобов с Васильевым унесли груз на безопасное расстояние и вместе с бортрадистом стали оказывать помощь командиру судна.
— Я так и думал, — крикнул второй пилот из-под самолёта. — По нам стреляли…
Затем пилот выбрался с места осмотра и подошёл к остальным, с любопытством ожидающим продолжения.
— Нашёл четыре свежие отметины от пуль, — сказал он. — Я перед вылетом тщательно осматривал каждый сантиметр обшивки.
— И самолёт был исправен — я уверен! — крикнул издалека бортмеханик. Он ещё продолжал осмотр смертельно раненной железной птицы.
— А что же случилось? — спросил Виктор. — И кто знает, где мы находимся? Вы успели сообщить по рации о крушении?
— При взлёте я видел вспышки выстрелов с земли слева по курсу, но не придал значения, — сказал второй пилот. — Видимо, было попадание в двигатель. Возможно, пуля рикошетом задела топлевопровод. Мы почти два часа летели без проблем… Сейчас сложно судить.
— Связи нет! — коротко добавил бортрадист.
К разговору подключился командир воздушного судна. Он уже выглядел нормально. Ему промыли рассеченную бровь и наложили повязку.
— Мы были на подлёте к Туле, — сказал он, достав карту полёта. — Судя по всему, мы недалеко от реки Плава. Я видел под крылом какой-то большой посёлок остался. Возможно, это Плавск. Там есть железная дорога. Нам нужно двигаться туда.
— А куда это туда? Тут вокруг лес да поле. Никакой реки не видно, — сказал молчавший до сих пор Пётр. — И как вы представляете путешествие с этим ящиком. Тут килограммов семьдесят будет.
— А что за груз такой тяжелый? — спросил пилот. — С виду вроде небольшой ящик… А куда идти я знаю. При посадке приметил ориентиры. Главное, добраться до русла реки. Затем вверх по течению до рабочего поселка Плавск. Тут километров пять — шесть будет… Что за груз-то?
— Это трофейные детали, — ответил за Петра Кошелев. — Вот везём московским специалистам показать. Что-то связанное с новым оружием…
Затем Виктор повернулся к Петру и сказал:
— Идите, вырубите жердей пару штук. Сделаем носилки. И понесём по очереди.
— Надеюсь, товарищи лётчики не откажут в помощи?! — обратился он к лётчикам, когда Васильев с Соглобовым побежали исполнять приказ.
— Конечно, поможем! — ответил за всех командир. — Благое дело — доставить трофеи нашим конструкторам. Может, они такое придумают, что войне конец быстрее наступит. Тем более что мы и сами чувствуем вину за происшествие.
Тем временем молчаливый «пижон» присел на кочку, достал из саквояжа резиновые калоши и надел поверх туфель. «Ах, вот в чём его секрет». Виктор усмехнулся под нос и решил обратиться к нему с вопросом:
— Вы, товарищ, кем будете? Как вас величать?
«Пижон» молча встал, отряхнул себя сзади и, коротко взглянув на Виктора из-под шляпы, сказал:
— Сергеев.
— А как зовут?
— Обращайтесь ко мне «товарищ Сергеев».
Сергеев кончиками пальцев поправил шляпу и отвернулся. Потом неожиданно сказал через плечо:
— Можете рассчитывать на меня. Помогу нести груз.
Васильев притащил из леса две длинные и крепкие жерди из осины и стал молча приспосабливать их к ящику. Бортмеханик вызвался ему помогать.
— А где Соглобов? — спросил Виктор.
— Сейчас придёт. Живот у него прихватил после такого полёта, — сказал Пётр и впервые улыбнулся. Судя по гримасе, что он изобразил на лице, не привык улыбаться.
Через некоторое время появился Соглобов и они тронулись в путь. Вначале пробовали нести вдвоём, но так как жерди были толстые, нести оказалось неудобно. Тогда решили нести вчетвером. Так и пошли: Соглобов в паре с Васильевым шли впереди, а другая пара из бортмеханика и бортрадиста — сзади.
Когда прошли примерно с километр, увидели, что издалека во весь опор по полю несётся лошадь с телегой. А на телеге, держась за вожжи и размахивая кнутом, уверенно стоит возница. Через несколько минут он резко остановил лошадь рядом с потерпевшими крушение. Лошадь всхрапнула, будто обижаясь за такое обращение.
— Здоровы будете, товарищи! А я вас сразу приметил. Видел, как падали. Ой, как дымил ваш аэроплан. Ну, думаю, запрягай лошадь, Гриша, может, помощь нужна. Я тут, в Белой Горе, конюхом работаю.
— Здравствуйте, Григорий. Я Кошелев Виктор, — представился старший лейтенант, сразу показывая, кто тут начальник. — Нам очень нужна ваша помощь. Далеко ли до Плавска? Довезёте нас?
— Конечно, довезу, — радостно улыбнулся щербатым ртом Гриша. — Для этого и примчался. А до Плавска вёрст пять будет. Смотря куда вам там надо.
— Нам нужен вокзал. Железная дорога работает?
Тем временем ящик с ценным грузом загрузили на телегу. Туда сразу же забрался Пётр, а следом Соглобов. Подумав, решили усадить и командира судна — его что-то шатало при ходьбе. Остальные пошли пешком налегке рядом с телегой.
— Вокзал, говоришь? — вернулся к разговору возница. — Есть вокзал. И поезда ходят.
— Это хорошо.
— Так вы не к нам летели, что ли? — спросил разочарованно Григорий.
— А у вас что, аэродром есть? — спросил в ответ второй пилот.
— Нет у нас аэродрома. Но вначале войны немцы летали. Большие начальники прилетали. У нас же тут концлагерь был. Для наших красноармейцев. Пять тыщ нагнали сюда. Ужас, как много погибло народу там…
— А ты что же, Гриша, немцам, значит, служил в оккупацию? — спросил Соглобов, сделав суровое лицо.
— Эх, милай, молод ты еще! — Гриша даже не возмутился. Лишь вздохнул тяжело. — У меня там сынок единственный помер. Не отдали мне его. Других под видом родственников разбирали местные. Немцы вначале отпускали. Потом, в декабре сорок первого, совсем озверели. Почти два месяца они тут хозяйничали, пока Красная Армия нас не освободила.
Действительно, рабочий посёлок Плавск хранит в памяти тяжёлые страницы истории пятидесятипятидневной оккупации гитлеровцами. Организовав при школе и в церкви лагерь для пленных красноармейцев и гражданского населения с прифронтовой полосы, гитлеровцы нагнали туда около пяти тысяч человек, практически не кормили и не давали пить. Вместо еды давали по кружке необрушенной гречихи и отрубей. От этого случались кровавые поносы, что приводило к дополнительной гибели. Так в период с 1-го по 19 декабря 1941 года от поноса, нагноившихся ран и голода умерло более ста восьмидесяти человек. В этот же период были расстреляны почти пятьдесят человек. И это только из-за того, что люди от жажды вышли поесть снега. Когда наши войска вошли в Плавск, то живых в лагере насчитали всего восемьсот сорок человек.
— В ужасающих и нечеловеческих условиях находились люди в концлагере… — подытожил рассказ Григорий. — Грабежи и разорение населения, зверские насилия, массовые убийства. Вот такой след оставила в Плавске кровавая армия Гитлера.
Дальше продолжили путь молча почти до самого Плавска. Каждый думал о своём… Григорий — о сыне, так и не дождавшегося радости освобождения. Соглобов — о семье, не спасённой им от бандеровской нечисти: как будто наяву видел лицо маленького ребёнка в проёме окна за секунду до взрыва. Виктор ещё раз прокручивал в голове рассказ Григория. Пилоты тоже были потрясены, но их больше волновала в этот момент ситуация с потерей самолёта. Командир то и дело оборачивался назад, вглядываясь в чёрные клубы дыма, поднимающиеся до самого неба.
Через час размеренной ходьбы за телегой потерпевшие крушение прибыли на железнодорожный вокзал рабочего посёлка Плавск. Эшелоны с техникой и пополнением уходили на запад — в направлении Киева, а в сторону Москвы шли в основном с разбитой техникой — для ремонта. Проходили время от времени и санитарные поезда с ранеными и больными. На одном из этих санитарных поездов первым уехал «товарищ Сергеев», ловко запрыгнув на подножку вагона, притормозившего на станции состава. Было видно, как он показал какой-то документ преградившему путь сотруднику с медицинской повязкой на рукаве. Затем повернулся в сторону оставшихся на площадке вокзала и, коснувшись двумя пальцами полей шляпы на прощание, исчез в глубине вагона.
Товарищи по несчастью посмотрели вслед уходящему поезду и пошли искать начальника вокзала или коменданта, если они есть. На площадке осталась только группа Кошелева с грузом. В ожидании пилотов Кошелев осмотрелся. Двухэтажное старинное здание вокзала до сих пор сохраняло следы былых боев, но чувствовалось, что хозяин тут есть: стены побелены, окна и двери отремонтированы. Лишь водонапорная башня, стоящая справа, сиротливо выделяется щербатыми от пуль стенами и ржавой крышей.
Через центральную дверь им навстречу вышел начальник вокзала. Это был сухощавый мужчина в форменной фуражке. Его измождённое лицо с впалыми щеками выражало крайнее недовольство.
— Исполняющий обязанности начальника станции «Сергеевское» Ив… Кхе-кхе-кхе-кхе… — подошедший согнулся в мучительном кашле, не закончив фразу.
Кошелев подождал, пока побагровевший от кашля человек придёт в нормальное состояние, и сказал:
— Уважаемый, не расслышал вашу фамилию, нам срочно требуется уехать в Москву. Когда будет очередной эшелон?
Железнодорожник посмотрел на часы и ответил сиплым голосом:
— Через час тринадцать минут придёт пассажирский из Курска в Москву. Кхе… Но вряд ли там будут места, товарищи. Кхе-кхе-кхе… Стоит всего две минуты. За ним пойдёт литерный.
Кхе-кхе-кхе… Он здесь не останавливается. Пассажирский стоит, чтобы его пропустить.
— Разберёмся, товарищ, — сказал Кошелев. — У нас предписание.
— У всех предписание… Кхе-кхе-кхе… — железнодорожник снова закашлялся.
— Хорошо, — сказал Виктор. — Мы с грузом. Не стоять же целый час здесь. Прошу предоставить нам помещение до прибытия поезда. И еще… Нам надо обеспечить связь.
— Прошу в комнату начальника станции, — пригласил железнодорожник, вытирая рот платком.
— А где сам начальник?
— Он на путях. Разрушено полотно на одном из участков. Выехал лично для устранения. Нескоро еще вернётся… Кхе…
Лётчики помогли занести груз в кабинет начальника вокзала и стали прощаться — им в другую сторону. Они уже переговорили по телефону со своим начальством из ГВФ.5
Их возница Григорий, услышав благодарность от лица командования Красной Армии за оказанную помощь, приосанился и степенно ушёл к своей лошади. Кошелев засел за телефон. Связаться со штабом своей дивизии не удалось. Зато дозвонился в Москву — до офицера связи Генерального Штаба. Не вдаваясь в подробности, объяснил причину задержки.
— Товарищ подполковник! — кричал в трубку Виктор. — Прошу вас связаться со штабом N-ской дивизии в Севастополе и сообщить о происшествии. Выезжаем через час, пусть организуют встречу. После передачи груза прибуду к вам, товарищ подполковник.
— Вам было предписано явиться сегодня. Если сможете уехать поездом через час, то еще через четыре часа будете на Курском вокзале. Еще час — на передачу вашего груза… Таким образом, вы должны прибыть сюда не позже 18 часов, товарищ старший лейтенант.
— Слушаюсь, товарищ подполковник! Прибыть в Генштаб не позже восемнадцати ноль ноль.
Затем повернулся к железнодорожнику, надсадно кашляющему возле окна, закрывшему рот платком. Виктор заметил, как на белоснежной ткани проступили красные пятна.
— Товарищ, вам плохо?
— Нет, нет, всё нормально… Кхе-кхе… Сейчас пройдёт. Кхе-кхе-кхе…
— Вам надо к врачу! У вас здесь есть больница?
— Больница есть, но что толку? Кхе — кхе… У меня чахотка. Надо в Тулу ехать. А всё некогда… Вот вернётся начальник станции, отпрошусь, пожалуй… Кхе-кхе-кхе…
— Где тут можно постоловаться? С утра ни крошки во рту… Кхе-кхе… — Кошелев тоже невольно закряхтел, видя, как мучается человек.
— Да какой там. Тут нет ничего. Кхе-кхе-кхе… — железнодорожник открыл дверь и закричал сиплым и слабым голосом, — Тимка! Тимка, чтоб тебя… Тимка!
В коридоре послышался звонкий голос:
— Что, дядь Федя?!
— Ну-ка, подь сюда!
Железнодорожник Федя с невнятной фамилией закрыл дверь и сказал:
— Это Тимка… Тимофей. Мой племянник. Постоянно на станции ошивается. Их дом рядом с вокзалом. Кхе-кхе-кхе…
В дверь влетел и внезапно остановился, увидев посторонних, мальчишка лет двенадцати. Был он чубастый, в кепке, линялых штанах с заплаткой, перешитой железнодорожной куртке и в кирзовых сапогах.
— Что звал, дядь Федя?
— Ты вот что, Тимка. Кхе-кхе… Сбегай до матери да скажи: пусть чего покушать завернёт. Вот товарищи военные голодные. Катастрофу пережили… Кхе-кхе-кхе… Да, поживей! Через… кхе… — Федор посмотрел на часы, — сорок три минуты пассажирский на Москву остановится, литерный пропустить. Кхе-кхе-кхе-кхе…
Тимка повернул к военным восторженное лицо.
— Так это ваш самолёт упал у леса? Меня ребята звали как раз туда… Дядь Федя не отпустил.
Виктор не успел ответить мальчонке. Железнодорожник взял Тимофея за шкирку и вытолкал за дверь:
— Я тебе что сказал? Давай, бегом. Кхе-кхе-кхе… Чтоб… кхе-кхе… одна нога здесь… кхе-кхе… другая там. Кхе-кхе-кхе…
— Отца его — брата моего… кхе-кхе… немцы расстреляли. Кхе-кхе… Надо же такому случиться… кхе-кхе… ушёл на фронт, попал в плен… кхе-кхе… а пригнали сюда, обратно, в Плавск. Кхе-кхе… Жена пыталась вытащить его из лагеря, продукты носила к церкви… Они там голодали — ужас как! Кхе-кхе…
Федор отпил кипятку из оловяной кружки и продолжил:
— Все местные ходили с повязками на рукавах, чтобы отличать их от пригнанного народу. Красноармейцы делали из своих обмоток верёвку и спускали через решётки вниз, а женщины привязывали к ним продукты. Но продуктов и самим не хватало, сами понимаете. А тут ещё пять тыщ пригнали… Кхе-кхе… Зима… кхе-кхе… не щадила никого… кхе-кхе-кхе… а фашисты еще больше… Однажды ночью… кхе… отец его, повязав переданную женой повязку, попытался… кхе-кхе-кхе… сбежать, но его поймали и показательно расстреляли… Его труп так и валялся там… Кхе-кхе… Потом затолкали в общую яму… Кхе-кхе-кхе…
Федору было тяжело много говорить, но он всё равно продолжал — через силу, превозмогая кашель, молчаливым и благодарным слушателям, будто боялся быть неуслышанным. Настолько были сильны потрясения у местных жителей от пережитого, что они каждому новому человеку пытались донести трагедию Плавска. Вот недавно Григорий тоже с жаром поведал историю оккупации гитлеровцами рабочего посёлка. Сейчас Федор… Кошелеву подумалось, что останови он любого жителя поселка, каждый найдёт, что рассказать.
Через десять минут Тимка прибежал обратно. Принёс узелок с тремя большими картофелинами, отваренными в мундире — ещё теплые. Там же были кусок сала, большая краюха хлеба и луковица. Всё это он выложил на заранее постеленную газету, то и дело поглядывая на лица военных.
— Дяденьки военные, ну расскажите, как вы упали, интересно же! А то ребята скоро прибегут оттуда — будут рассказывать, а я вот вас живьем вижу… Расскажите… ну, пожалуйста. Ребята умрут от зависти!
— Тимка! Кхе-кхе-кхе… Много болтаешь! Не мешай военным — им скоро уезжать.
— Кушайте на здоровье!
Соглобов достал нож, порезал на хлебе сало, затем сам хлеб разрезал на три части, почистил луковицу, её тоже аккуратно разделил на полукольца. Потом достал из вещмешка соль и военные принялись за трапезу. Утолив первый голод, Соглобов лукаво подмигнул своим товарищам, глотнул заваренный Фёдором чай и повернулся к Тимке:
— Ну, слушай тогда. Значит, сели мы в большой самолёт в городе Симферополе. Ты знаешь такой город?
— Конечно, знаю, — усмехнулся Тимка. — Это в Крыму. Я все города Советского Союза знаю.
— Ну, молодец, что знаешь! Географию своей страны надо знать! Вот… сели в самолёт и полетели. А летели мы в Москву…
— В столицу нашей Родины! — добавил Тимка.
— Да, верно! — согласно улыбнулся Соглобов и отправил в рот кусок сала. Пожевал немного, откусил хлеба, снова пожевал. — Вкусное сало у вас. С чесночком…
— Мамка сама делает… — нетерпеливо ответил Тимка. — А дальше? А дальше что? Вас сбил немецкий мессер? А вы не отстреливались?
— Нет, по самолёту стреляли с земли еще в Крыму нехорошие люди. Так нам сказали лётчики. И вот в воздухе над вашим посёлком отказал один мотор. Мы бы, конечно, дотянули до Тулы, — тут Соглобов снова подмигнул своим. — Но лётчикам передали по рации, что в Плавске живёт один очень хороший парень по имени Тимофей — надо непременно его проведать!
У Тимки после этих слов округлились глаза. Но потом он недоверчиво скривил рот.
— Пришлось садиться рядом с вашим поселком. Но посадка была жёсткой. Нам не удалось потушить пожар. Теперь самолёт догорел, наверное…
— ЗдОрово! — воскликнул Тимка. — Вам повезло, что остались живы. Теперь у меня есть история, которой нет ни у кого в поселке. Спасибо, дяденьки военные!
— А что у вас в ящике? — спросил он, обернувшись на Петра, молча сидевшего на ценном грузе.
— Много будешь знать — скоро состаришься! — грозно буркнул басом Васильев.
— Тимка! Кхе-кхе-кхе… Иди… Кхе… Иди, давай, домой. Передай спасибо мамке. Скажи, что не зайду сегодня. Что-то плохо чувствую себя. Кхе-кхе… Придётся ехать в Тулу… Наверное, завтра же и соберусь.
— Хорошо, дядь Федя! Только я не пойду домой пока… Дождусь ребят.
— Давай, иди, Тимка!
Федор сел к телефону:
— Алло! Кхе… Дайте мне Горбачёво. Кхе… Горбачёво? Григорич? Это «Сергеевское». Плавск. Нет, начальника нет. Слушай, Григорич… Кхе-кхе-кхе… Скоро проследует пассажирский на Москву. Так ты притормози и передай начальнику поезда, чтоб одно купе освободили для военных с грузом. Кхе-кхе-кхе… Как понял? Да! Потом перезвони мне, скажи какой вагон. Кхе… Спасибо, Григорич!
Через двадцать минут прибыл пассажирский. Пока военные загружали тяжелый груз не без помощи проводника и начальника поезда, по второму пути прогрохотал литерный. Через минуту тронулся и пассажирский, оставляя на перроне одинокую фигуру Фёдора, согнувшегося в мучительном кашле. «Дай бог здоровья этому доброму человеку». Виктор помахал рукой.
5. ГВФ - Гражданский Воздушный Флот
...
Рамзан Саматов ©