Хочу вам рассказать об одном человеке.
Жил в большом городе такой мальчик – Женька. То, что мальчик – это точно. В свидетельстве о рождении было четко написано: «Евгений». Так, что каждый, кто когда-то и пытался называть его тетей Женей, как повариху в столовке, всегда хорошо от него получал. Вообще Женька драки никогда сам не начинал без очень большой надобности. А причина этого может быть была в том, что он уже давным-давно где-то узнал, что имя его означает «благородный» и всегда об этом почему-то помнил.
Как и положено, была у Женьки мама, и даже папа был, в отличие от многих других с прочерком в зеленой бумажке под названием «Свидетельство о рождении». У него там было все в порядке – он сам видел. И фамилия у него от родителей была уж такая красивая – Корабельников, не то что у Сашки Иванова, а тем более Андрюхи Пьянкова.
Но вся загвоздка была в том, что ни маму, ни тем более папу Женька отродясь никогда не видел и совсем ничего о них не знал. Сколько себя помнил, он всегда жил в детдоме, вначале – в одном, для дошколят, а когда пришла пора учиться, то уже в другом – в интернате.
За всю свою сознательную жизнь, проведенную в казенных домах, никто из родственников к Женьке так ни разу и не наведался. Хотя многих детей навещали какие-то родные и не очень бабушки, тетки, еще кто-то, принося с собой кульки с карамельками и другими маленькими ребячьими радостями, содержимое которых быстро делилось и исчезало, как только за посетителями закрывалась дверь. А некоторых счастливчиков даже забирали по домам на выходные или каникулы.
Женьке только один раз и удалось оторваться от общей детдомовской жизни, когда в больнице лежал. Там ему даже очень понравилось – не надо было учиться, а самое главное – никто еду не отнимал, а даже наоборот. Все мамаши, попадавшие в отделение к своим детям, его подкармливали и жалели.
– Бедненький! Угощайся! В детдоме-то небось такого не дают?
Только вот то, что жалели, ему совсем не нравилось.
– У нас в детдоме – «общество», не то, что у вас. Сиди дома один – скукота, – говорил им Женька.
Но это – так, из гордости. Нечем больше было Женьке гордиться. Всегда помня о значении своего имени, Женька думал, что это неспроста оно у него такое. Была у него заветная мечта – найти своих родителей. Понятно, что не графьев, хотя бы каких-нибудь, но чтобы они обязательно были.
Про маму Женька узнал все довольно быстро. Директриса в его личном деле нашла все, что его интересовало. Когда Женька родился, мать его сидела в женской колонии, а через два года умерла от туберкулеза.
Но оставался же еще отец. Женька сам ходил в стол справок и с большим трудом все же добыл его адрес. Жил он, как оказалось, совсем в другом городе, далеко. Женька написал ему очень длинное письмо, почти целую неделю сочинял, зачеркивал, переписывал не один раз. Но ответ так и не пришел…
И вот закончилось детдомовское детство, позади ПТУ. А теперь иди куда хочешь! Если никуда не хочешь, все равно иди куда-нибудь. Хотя кто ждет? Женьке же скоро надо было собираться служить. Но первым делом он наскреб денег на поезд и поехал искать отца.
В огромном чужом городе он с трудом отыскал нужный дом. Сердце выпрыгивало из груди, пока поднимался по лестнице. И вот – звонок.
– Чего тебе? – дверь чуть-чуть, только на длину цепочки, приоткрыла старушка в старомодном платочке, маленькая совсем, с огромными тревожными глазами за очками-линзами.
Женька ей все объяснил: кто он такой и откуда приехал. И что он хочет просто узнать, правда ли, что Корабельников Виктор Владимирович – его отец, как написано в свидетельстве о рождении. Он даже показал документ.
Старушка на порог Женьку не пустила и, как ему показалось, испугалась.
– Не отец он тебе никакой. Витя давно развелся с твоей матерью, когда тебя и в помине еще не было. А эта Галька, мать твоя, так она, зараза такая, фамилию нашу себе присвоила и тебе еще подарила – записала отца в твою метрику, – не на шутку разошлась старушка.
– А можно мне поговорить с Виктором Владимировичем? – еще немножко надеясь на что-то хорошее, сказал Женька.
– Нету его... А ты нам – никто! И не приходи сюда больше! – прошипела «бабушка» и быстро захлопнула дверь.
Женька не узнал, что за дверью остался его не совсем трезвый инвалид «отец» с новой женой и родной дочкой.
Женька так и не узнал, что совсем недалеко живет совсем уже взрослый его брат Валька, для которого Виктор – родной отец, а эта маленькая старушка – его родная бабушка. Она-то приходила к Вальке в детдом и даже иногда брала его на каникулы.
Еще Женька не узнал, что в этом же городе живет его старшая сестра Катя, как и он – с такой же красивой фамилией и с придуманной строчкой об отце. Такая же никому не нужная, как и он.
Все это знала маленькая слепенькая старушка, но она решила ничего не менять. Мало ли чем может обернуться.
А Женька спешил на вокзал, чтобы быстрей уехать из чужого холодного города. Пружина напряжения сжала все внутри, от отчаяния хотелось плакать. Но Женька не плакал. Он был мужчиной. В свидетельстве о рождении было написано четко: «Евгений». Что там про него еще понаписали, теперь уже ему было не важно. Надо было возвращаться в родной город, ведь скоро в армию. Пора отдавать свой долг перед Родиной. Родиной-матерью. А другой у него никогда и не было. Как и отца. Но Женька точно знал, что у его детей отец будет настоящий. На всю жизнь.
Женьку я никогда не видела и, может, все было в его маленькой жизни не совсем так, как я рассказала. Но мне бы очень хотелось, чтобы у него все получилось.