Не бойся, человече! Что с тобой не так? Пойдём потихоньку. Они будто убивают Иуду, дурень. Да. Убивают Иуду. Это имело место один раз на Мантуррио, второй - на улице Энмедио, а иной раз и вон там. И у общего колодца видел я их ночью, будто зафиксированных в воздухе сверхъестественной силой невидимой в темноте верёвкой к изгибам балкона. Я их поддерживал. Как гротесканая мешанина из старых шляп на макушках и женских плащей, масок судей и бринолина под спокойными звёздами. Собаки их облаивали, не отставая ото всех, и лошади, недоверчивые, не хотели пропускать их под брюхом...
Сейчас говорят колокола. Платеро, когда он сошёл с большого алтаря, он разбился. Не верю, что у людей оставалось хоть одно ружьё, что не выстрелило в Иуду. Здесь остаётся запах пороха. Ещё выстрел! Ещё!
Только сегодня, Платеро, Иуда это депутат или учительница, или пристав, или мытарь, или градоначальник, а может и повивальная бабка; и каждый человек трусливо разряжает своё ружьё, уподобившись ребёнку в это утро Святой Субботы, так питая к ним ненависть, наложенную на это смутное и абсурдное подобие весны...