ГЛАВА 6
Минул год – в тревогах и упорном труде, в напряжённом ожидании. После очередного заседания Турбо вышел из малого зала заседаний и направился по широколиственной аллее в глубину парка. Лето стояло сухое. Листву на дубах, вязах и клёнах уже чуть тронула кисть великого живописца – прекрасной Торклианидской осени.
Турбо всегда носил на поясе мешочек со специальными зёрнами, ибо очень любил птиц, именно они давали ему возможность максимально расслабиться, забыть о невзгодах и как следует отдохнуть. С птицами не нужно было хитрить и лавировать, выявлять интриги, успокаивать народ и кого-то убеждать в своей правоте, читать нотации и ломать голову над государственными задачами.
Даже теперь он не мог расстаться с заветным мешочком, полным корма. Турбо еще сохранил непосредственность молодости, и Кара относилась к нему почти как к сыну, хотя никогда не выказывала напрямую привязанности и сохраняла строгость. Иметь своих детей ей не позволяла должность и присяга Королям Торклианидии.
…Вот и сейчас Турбо дошёл до самой дальней кормушки в парке, предназначенной специально для любимых юрких пузочек с сине-зелёными хохолками, любопытных зюбиков с нарядными, пёстрыми крылышками и сильно выдающимися шафранными грудками, и прочих мелких птах королевского парка. Достал мешочек, и симпатичные птахи с мелодичным посвистыванием «Зю-зю-зю» и «тиньки-тиньки-тррах» начали слетаться к нему. Турбо счастливо улыбался, и даже начал посвистывать вслед за ними.
И вдруг птахи закричали пронзительно, вспорхнули разом, всполошено замахали крыльями и унеслись прочь – словно порывом ветра сдуло. Турбо нахмурился, поднял голову и начал внимательно всматриваться в кроны ближних деревьев: никак, опять залетел сизокрылый корёлик с гор. Серьёзный хищник! Последнее время они зачастили – не хватает добычи в горах? Турбо не успел ничего высмотреть, ибо с самой макушки дерева внезапно резко, с быстротой молнии, спикировал огромный чёрный ворон и набросился на Турбо. От неожиданности Турбо не сразу выхватил свой министерский меч, а когда выхватил, было поздно: ворон успел вонзить свой устрашающий клюв прямо в его глаз, выдернуть его и торопливо заглотнуть. Турбо вскрикнул и зажал лицо руками, выронив меч.
Ослеплённый Турбо, завывая, сделал несколько неуверенных, пьяных шагов. Он дошёл до раскидистого серебристого тополя, там живой глаз его помутнел, закатился, и он рухнул прямо на склон альпийской горки. А ворон вдруг начал преображаться. Перья и пух посыпались дождём, растворяясь в воздухе, клюв превращался в нос, крылья – в руки, лапы – в ноги. Тело росло, выпрямлялось, приобретало человеческие очертания, а лицо – человеческие черты.
И по мере того, как ворон преображался в человека, Турбо корчился в судорогах, ибо он превращался в птицу, и не просто в птицу, а в ворона. Скоро под тополем стоял обнажённый Турбо, поспешно отряхивая с себя остатки пушинок, а на пригорке, среди стелющихся колокольчиков и роз, валялась пустая одежда. Лже-турбо оставалось только одеться и поднять выроненный меч. Несчастная одноглазая птица, странно каркая, словно плача от боли, попыталась взлететь, чтобы наброситься на себя-чужого. Лже-Турбо выбросил вперёд руку с мечом, воздух пронзил магический луч. Ворон каркнул, едва увернувшись, и благоразумно не стал дожидаться повторного выпада: он взмыл стрелой вверх. Лже-Турбо с досадой полосовал воздух убийственным лучом: он ещё не вполне приноровился к телу, и человеческие руки оказались недостаточно расторопны. Нежные пузочки и щёголи-зюбики, сражённые лазером, посыпались на землю вместе с листвой. А ворон невредимым улетел из парка в направлении озера.
Тогда бывший ворон отправился в ту часть парка, которая именовалась «музеем». Там встал лицом к широкому стволу великолепного экспериментального дерева, в народе называемого «Глушка» за способность создавать радиопомехи определённого диапазона в радиусе 10 метров. Когда-то его вывели для того, чтобы прикрывать особо секретные военные переговоры Короля. Но эксперимент успеха не имел. Теперь чаще всего его прикрытием пользовались придворные: влюблённые - для тайных свиданий, сплетники - чтобы посплетничать всласть, ловеласы-интриганы - передать любовное послание замужней женщине.
Итак, новый Турбо вытащил из-под ногтя крохотный наушник, вставил в ухо и начал посылать мысленные сигналы, которые не могли уловить в парке, но которые прекрасно улавливала птица-напарник – космический кибер-ворон. Этот ворон мог мимикрировать и затаиваться, сливаясь с любым ландшафтом. И что самое главное – он не генерировал магического поля, которое было легко уловить с помощью М-диагноста.
И сейчас он улавливал сигналы лже-Турбо, чтобы запечатлеть их в матрице памяти, а затем передать своему хозяину лично.
Послание лже-Турбо гласило: «Мой Повелитель! Ситуация следующая. Король Торклианидии, Улиан IY, покинувший планету под именем Улаф Фафр, направился на Скалу Фа, дабы затем достичь вашей резиденции. Подданные дезорганизованы. Ваше задание по внедрению выполнено. Готов к осуществлению операции «Конус». Жду ваших высочайших распоряжений. Вечно ваш раб, Вортон. Да здравствует Владыка Эггель-Фа!»
Новоиспечённый Турбо, победно улыбаясь и распугивая по дороге последних птах, широко шагал по направлению к Дворцу. Всё прошло как нельзя лучше и на редкость легко. Эта престарелая кляча, эта выжившая из ума карга Меферемия настолько усохла, что не сумела ухватить за хвост магию, просочившуюся во дворец. Министр не успел даже воспользоваться своим министерским мечом, и не беда, что он улетел невредимым, всего лишь без глаза. Всё равно ворону крышка, рано или поздно Турбо издаст указ уничтожить в королевстве всех ворон и воронов – дабы они не пугали королевских пташек, а пока прикажет прочесать окрестности в поисках одноглазого злоумышленника. Министру не скрыться. Зато бывшему ворону никакие проверки не грозят, он вне подозрений. Турбо-2 даже засвистел смешной мотивчик, подслушанный у подданных ещё в теле ворона.
- Турбо, как дела? – приветливо спросила его Кара, встретив в холле. Она выглядела неважно: синяки под глазами, усталость и тревога в потухшем взоре. – Ты кормил птиц?
- Как всегда, Кара, как обычно.
- Замечательно. Я с удовольствием полюбуюсь на наш осенний парк. Завидую тебе – ты всегда находишь время для птиц…
Она направилась в парк – проветриться и передохнуть: как все деятельные и энергичные люди, она отдыхала не в постели и не в кресле, а в прогулке на свежем воздухе. Она шагала по аллее, той самой, по которой недавно спешил к любимым пузочкам и зюбикам Турбо, погружённая в невесёлые размышления. Через полчаса быстрой ходьбы она достигла кормушек и не могла не заглянуть в них: «Пусто. Всё съели, маленькие обжоры. А где же они?»
Обычно избалованные птахи не улетали далеко от кормушек, летали кругами вокруг, частенько клянчили у проходящих вкусные крошки, зависая над головой, и даже садились на руку или плечо. И уж конечно, непрерывно слышался их забавный детский лепет, то тонкий и пронзительный, то бархатный и переливчатый: «зю-зю-зю», «дю-дю-дю» и «пиньки-пиньки-пиньки».
Но сейчас Кара не услышала привычных трелей и требовательных возгласов, хотя именно в эту пору птицы королевского парка, выкормив последний перед предзимьем выводок птенцов, увеличивали поголовье практически вдвое. Тишина показалась Каре непривычной, а потому зловещей. Кара прервала раздумья государственной важности и внимательно огляделась. Очень скоро она увидела развеянные среди кустов и травы жёлтые и голубые перья и пепельный пух. Она расстроено покачала головой: «Корёлики или вороны зачастили! Опять кого-то съели – сейчас молодняк словить несложно. Вот тебе и объяснение тишины. Надо будет сообщить в птиц-охрану, пусть пришлют охотников для отстрела хищников, залетающих на прилежащую к дворцу территорию. Непременно!»
……………
В голове у ворона-Турбо всё смешалось. Рана на месте глаза отчаянно болела и сочилась сукровицей. Голова кружилась от непривычки к высоте и полёту: тело птицы жило, казалось, своей, неподвластной голове жизнью. От боли и слепоты его всё время заносило, он налетал на кусты, напарывался на ветки и чудом не упал в озеро, но воды нахлебался. И всё равно, ворон испуганно летел неровными зигзагами до тех пор, пока ему не показалось, что опасность миновала. Он с грехом пополам пересёк озеро, уселся на верхушку тополя и стал размышлять, что же делать. Он – министр, он истинный, настоящий министр, заключённый в птичье тело! Он обязан довести это до сведения людей, обязан обезвредить опасного самозванца и преступника. Но как? Думай, Турбо, думай, ты не был бы министром, если бы голова у тебя не работала на высшем уровне. Думай, Саттал побери!
Турбо перебирал один за другим варианты, и тут же отбрасывал: что под силу человеку, то не под силу раненой птице. И кто из придворных способен ему поверить? Даже не поверить, а захотеть пообщаться? Турбо слишком хорошо, не понаслышке, знал дворцовых служителей. Все они эгоистичны, все заняты сверх меры и в вечной спешке, а привязанности Турбо к пернатым братьям меньшим не разделял почти никто. Даже его прелестная подружка Таша предпочитала бездумно сюсюкать с завезёнными из Центра баснословно дорогими попугайчиками в клетках. Надо искать особо одарённую личность, способную отнестись к ворону серьёзно, не прогнать и не бросить горсть корма, чтобы отвязался, а внимательно присмотреться и увидеть, что ворон не так уж прост и обычен…
Внезапно его осенило: весталки! Для весталок избирают самых чувствительных девушек, с задатками эмпатии. Только весталка способна услышать и понять его! Ему даже и в голову не пришло, что девушкам-ученицам запрещено не только иметь дело с мужчиной, но даже и видеть его, ибо именно среди них путём конкурсного отбора будет избрана преемница Меферемии.
Взбодрённый Турбо-1 возликовал. Он снялся с тополя с радостным гортанным криком, едва не врезался в выступ скалы и снизил темп. «Осторожность и внимание, осторожность и внимание», - твердил он себе. Он понёсся вдоль широкого ущелья, на дне которого, по самому центру цветущей долины, текла река Тиарона, питающая озеро Отро. Там, в глубине долины, почти у самого тупика, где с километрового уступа срывался великолепный и феерический водопад Тиарона-Ро, на склонах располагался женский монастырь и воспитательный дом весталок. Монастырю насчитывалось не менее тысячелетия, а весталки издревле считались хранительницами Торклианидии. В истории королевства случались исключительные моменты, когда весталки вставали рядом с воинами на защиту отечества, и вдохновлённые воины, питаемые особой силой, побеждали врагов. Весталки после войны умирали от истощения и шока, их хоронили с тем же почётом, как и погибших воинов.
…Вот далеко впереди возник ореол радужных брызг, немолчный рёв и звон тысяч струй. Это фантастическое зрелище способно было заворожить кого угодно, ворон даже замедлил лёт, отдавая дань природной красоте и красоте рукотворной, которая была доступна лишь взорам женщин. Ибо ни один мужчина современности ещё не осквернял его своим взором вблизи, только издалека и только кинооператоры с особым допуском, либо королевские художники. Потому-то каждый голо-снимок или пейзажная картина этих недоступных мест особенно ценились в других мирах. Турбо знал это, и, несмотря на своё бедственное положение, наслаждался зрелищем.
Прекрасный монастырь на Тиароне представлял собою небольшой Храм на гребне, выточенный из розового мрамора, изукрашенного искусной, тончайшей резьбой и каменным кружевом. От него лучами отходили в сторону долины цепочки домиков. Все жилые домики тоже соединялись между собой тропами, прозрачными галереями и ажурными мостиками, лесенками и мостками. Параллельно им змеились трубы водопровода и прочие коммуникации. А также установки ветродуев, помогающих очищать пологие склоны и переходы от редких снежных заносов и пыли. Всё это буквально утопало в зарослях буйно цветущих и вечнозелёных бесшипных роз.
Розоцветный монастырь поражал воображение не размахом и грандиозностью, а, напротив, хрупкостью, лиризмом и идиллическим настроением.
Также на склонах, там и сям, были разбросаны изваяния Богов Торклианы в богатых инкрустациях – исключительно женского пола. По другую сторону реки на склонах ярусами располагались огороды, плодовые сады и виноградники.
Вдоволь налюбовавшись цветущими склонами, Турбо подлетел прямиком к спортивному комплексу, перемахнул сетку и приземлился на одной из площадок для игры в мяч, прямо на пластиковый столб.
- Прочь, прочь! – девочки-подростки замахали руками, хохоча, запрыгали, прогоняя ворона. Они не относились плохо к пернатым и не боялись ворон и воронов, просто они были слишком юны, и им хотелось порезвиться. Но Турбо был обижен таким приёмом. «Глупые, я вам не какая-то драная ворона, я – первый министр королевства!» - закричал он, и девушки дружно поморщились от хриплого карка.
- Бедняжка, он, кажется, раненый, - сказала одна из девушек, – смотрите, у него нет глаза.
- Значит, драчун.
- Может, вынести ему хлебушка?
- Неужто ворон сам не найдёт себе пищу? Это баловство, Зийка!
- Девочки, перемена закончилась, пора на урок! – раздался зов учительницы. И следом прозвучал музыкальный сигнал. Девушки подхватили подолы своих длинных балахонов и, забыв о вороне, побежали вверх по вырубленной в камне лестнице, к строгому, но вполне современному зданию школы из литого камня и стекла, оборудованному, как знал Турбо, всем необходимым для учёбы, вплоть до лучших компьютеров с виртуальными обучающими программами.
- Куда же вы, куда? – отчаянно захрипел Турбо. Лишь одна из девушек обернулась и помахала ему рукой – та самая, что пожалела. Тогда Турбо улетел на верхушку причудливо изогнутой сосны и терпеливо принялся ждать.
Через три часа двери школы вновь распахнулись, и девушки разноцветной гурьбой высыпали наружу. Они долго обнимались и целовались, договаривались о встречах и походах в гости друг к другу. Та, которая помахала Турбо рукой, и которую назвали Зийкой, отделилась от подружек раньше прочих, и с явной неохотой направилась вдоль склона к своему домику - воспитанницы жили в маленьких домиках, прилепившихся к склонам, по одной или по двое, и все окна обращались к долине, а выходы – к основному зданию монастыря.
Турбо проследил за девушкой до самой её кельи. Зийка, по счастью, жила одна – её досрочно готовили к экзаменам, а потом она должна была отправиться к Меферемии на особую подготовку и наставления. Турбо внезапно поразила мысль о том, что в случае войны – а третья магическая война весьма реальна! - этой славной девушке придётся отдать свою жизнь за свободу Торклианидии. Как это печально, как несправедливо, как жестоко! Похоже, это не самый лучший из древних законов, и он непременно выскажется об этом на первом же общем заседании, донесёт до Короля. Разумеется, когда Король вернётся домой, а Турбо – в своё законное тело. Только когда это будет?
Турбо тихонько приземлился на подоконник открытого окна и осторожно заглянул в комнату. В одном углу стояла кровать, рядом – саморегулирующийся обогреватель, посреди – стол, по стенам – информационные стеллажи и учебный телевизор, а в другом углу пластиковой перегородкой отгораживались душевая и биотуалет. Никаких намёков на полную компьютеризацию – обстановка довольно спартанская. Даже обогреватель настроен на скупое тепло – для закалки.
- Ох, это ты прилетел, пират одноглазый? – вздрогнула Зийка. – Ты меня испугал. Ты, наверное, ручной? Жаль, что ты не можешь рассказать мне свою историю.
«И мне жаль», - молчаливо согласился Турбо.
- Сейчас я переоденусь и полечу тебе глаз, - Зийка принялась стягивать форменный балахон, чтобы накинуть лёгкий домашний блузон и свободные брюки. Она оказалась тоненькой, нежной и загорелой.
«Знала бы она, что я – мужчина», - смущённо подумал Турбо и поспешно деликатно отвернулся. – «Впрочем, если бы все они знали, что я – мужчина, меня бы казнили».
- Теперь иди сюда.
Турбо неловко и неуклюже подвинулся ближе к Зийке.
- Ты меня не боишься? Вот молодец. Как тебя зовут? Меня – Зийка. Давай, я буду звать тебя Черногузиком, ладно?
Турбо заморгал отчаянно здоровым глазом – «хоть горшком назови, только не гони!»
- Держись, Черногузик, может быть больно.
Турбо замер неподвижно, когда мягкая и нежная девичья рука накладывала чудо-мазь на больное место.
- Молодец, умница, – приговаривала Зийка. – А теперь мне надо готовиться к обряду имплантации, зубрить обращения к Богам, меня ради этого даже освободили от работы в огороде почти на две недели – не могу же я прибыть в Родуро полной замарашкой и невежей, с мозолями на пальцах. Потом я должна помыться, чтобы отправиться на ночные ритуальные танцы, а потом, конечно, спать, спать, спать! После танцев я рухну, как убитая. Потом опять учёба, медитации. А ещё через неделю днём меня увезут в госпиталь для подготовки, Черногузик, представь себе – натощак! И мы можем больше не встретиться. Так что у нас с тобой – целая неделя для общения. Не так уж и мало, согласись.
Турбо испуганно вздрогнул: значит, ему надо спешить! Зийка занималась нехитрыми домашними делами – убиралась, протирала пыль, раскладывала учебники, с детской непосредственностью бегая по комнате с распахнутой рубахой, что заставляло ворона-Турбо вздрагивать и поворачиваться к ней слепой стороной. Если бы Турбо был человеком, он бы, разумеется, покраснел до полного воспламенения, а затем беспременно влюбился и отправился лично к Сестре-настоятельнице - умолять отпустить девушку из монастыря дабы сочетаться с ней законным браком. Но Турбо заставил себя – хоть и с трудом – отвлечься от неподобающих дум и заняться срочным осуществлением намеченного неотложного дела. Эх, жаль, что он не может попасть к Храмовому компу, чтобы послать электронное письмо!
Турбо, трудясь изо всех вороновых сил, наносил к окну целую гору мелких камушков и веточек, хотя ему было довольно-таки тяжело синхронизироваться и ориентироваться с одним глазом. Потом под журчание воды в душе принялся переносить их на подоконник, затем с подоконника – на стол, дабы затем попытаться выложить текст-обращение. Но он успел только выложить первую букву Зийкиного имени. Ибо Зийка вышла из душа, на ходу натягивая рубаху. И тут увидела на своём девичьем столе сущее безобразие.
- Ну вот, ты собрался замусорить мою комнату. А воспитательница будет ругаться! – огорчённо сказала Зийка. – Придётся мне за тобой убрать, ты уж извини, - и она сгребла со стола кучку камушков и выбросила за окно. Турбо взвыл от отчаяния. Потом заставил взять себя в лапы.
- Пожалуйста, веди себя пристойно, если хочешь, чтобы мы продолжали дружить. Если ты обещаешь быть приличной птичкой, я разрешу тебе бывать у меня, сколько захочешь.
Турбо приободрился. Ничего, он попробует ещё. Он будет мусорить до тех пор, пока она не поймет, что он собирается ей что-то сообщить. Или… или пока ей не надоест убираться и она его не прогонит. Что же ещё придумать? Турбо обвёл глазами комнатку. Увидел на столе цветную авторучку, и его осенило вторично.
Он коршуном налетел на ручку, схватил её клювом, затем уселся верхом на стопку бумаги и попытался провести линию, потом в отчаянии перехватил ручку лапой – но у него ничего, конечно, не получилось. Зийка с изумлением следила за тем, как птичья лапа, неловко ёрзая по бумаге и беспрерывно теряя ручку, пытается что-то изобразить. Страшные неровные линии исчеркали белоснежный листок бумаги. Турбо с отчаянием каркнул.
- Какой-то чудак пытался научить тебя писать? А почему не говорить? – засмеялась Зийка, с сочувствием разглядывая листок. – Ведь вы способные птицы, умницы. Жаль, я не успею с тобой позаниматься. Если ты не захочешь улетать, можешь прибиться к Маковке, она жалостливая и очень любит несчастных птичек. Знаешь, я должна прикрыть окно на ночь, так положено. Но тебе, я вижу, понравилось у меня? Ты не хочешь улетать?
Турбо жалобно хрюкнул.
- Ладно, так и быть, я оставлю щёлочку, чтобы ты мог отлучиться. Постарайся быть чистоплотным, иначе Сестра меня накажет. Знаешь, как нас наказывают? Лучше не знать, птичка. Это ужасно и неприятно. Но хуже всего прослыть грязнулей. Поэтому я насыплю тебе корма под окном, а не в комнате, хорошо?
Турбо хотел, было, оскорбиться в ответ на подозрение в нечистоплотности, но вовремя понял, что в этом нет смысла. Зийка была права, Турбо сложно было приноровиться к контролю птичьих примитивных потребностей и отправлений. Нет, уж лучше вовсе ничего не есть, и умереть с голоду, но не заклеймить себя позором!
Зийка тем временем выкрошила за окно сбережённый для птиц кусок хлеба, потом пощекотала ворона возле крыла, погладила по спинке, вздохнула и покинула домик. А Турбо ликовал и даже подпрыгивал от нетерпения: у него была почти целая ночь, чтобы научиться изображать буквы!
Нет смысла описывать, как тяжело давалась Турбо наука чистописания и каллиграфии, которую в человеческом облике он изучил в совершенстве. Листок слетал на пол за листком, искаляканный несусветными каракулями. Вот уже загорелся мягко потолок, освещая нехитрое жилище, а за окном вспыхнули звёзды, окружая весёлой толпой королеву-Луну. А чёрный ворон всё пытался заставить птичью лапу нарисовать что-нибудь понятное. Все его мышцы дрожали от напряжения, единственный глаз слезился, пол устилали испорченные листы бумаги. Никогда ещё Турбо не трудился так упорно и упрямо, так яростно и без поблажек самому себе. И вот где-то к середине ночи первая фраза красовалась на листе, вкривь и вкось, но как же Турбо был горд своей победой! Наверное, единственной, стоящей признания.
Получается, получается, Саттал дери! Турбо даже хрипло взвыл от радости.
И тут раздались тихие шаги усталой девушки. Зийка вошла в комнату, которая с её появлением осветилась ярче, и застыла в немом удивлении. А Турбо, закончив очередную фразу, с победным видом схватил бумагу клювом и показал Зийке.
- Что такое, Черногузик? О, Боги, что это? Что за каракули? Словно ты пытаешься изобразить иероглифы своей птичьей лапкой. Ай-яй-яй, опять мне придётся убираться! Нет, я не сержусь, Черногузик. Очень приятно иметь дело с интеллектуальной птицей. Но извини, я очень хочу спать, – пожаловалась Зийка. - Поэтому придется убирать бумагу, чтобы ты опять не намусорил к утру.
И, обернувшись к ворону, Зийка вдруг лукаво подмигнула: - Надо было попробовать не лапкой, а клювом, Черногузик!
Нет слов, чтобы описать завладевшее Турбо отчаяние, но последний совет Зийки внушил ему некоторую надежду. А пока ему ничего другого не оставалось, как смириться с проволочкой и сторожить Зийкин сон.
Так минуло несколько дней. Зийка «воспитывала» Турбо-птицу, та страдала от неразделённой любви к юной весталке, которой запрещалось даже думать о мужчинах.
Попутно ворон не оставлял попыток в отсутствие Зийки научиться внятно и кратко излагать свои мысли на бумаге, держа ручку в клюве, и Зийка, возвращаясь в домик, лишь замечала утончившуюся стопку бумаг, понимающе качала головой, сдержанно улыбалась, но не ругалась. Потому что Турбо не «мусорил»: он уносил испорченные листки к водопаду и там их рвал в клочья.
Однажды окрестности огласились непривычными в этих краях звуками рожков и специфическими ритуальными звуками. Это по указу лже-министра в долину вошли женщины-птицеловы в поисках хищных воронов, учинивших расправу над пузочками и зюбиками в королевском саду. Настоятельница с лицом, скрытым вуалью, лично вышла к ним навстречу.
- Чем обязана вашему посещению? – негостеприимно осведомилась она.
- Указу первого министра Турбо, - отвечала главный птицелов, в нетерпении переминаясь и подпрыгивая на хоббайтулях и помахивая сеточкой-самоловкой. – У нас есть сведения, что в этих краях прячется ворон-злоумышленник. Его отличительная примета – отсутствие левого глаза.
- В этих краях нет, и не может быть злоумышленников, тем более, среди птиц, - сурово отвечала мать-настоятельница. – Сёстры-монахини слишком чуткие и добрые личности, они ощущают зло на расстоянии.
- И всё же мне велено расспросить их, не встречал ли кто поблизости или в лагере странного ворона, отличающегося от обычных. Он может подлизываться к обитательницам монастыря, а ваши девушки по доброте душевной могли его приютить.
- А если я выставлю вас вон за ваши грязные подозрения и нарушение покоя священной территории?
Главная ловчая усмехнулась и вскинула ладонь, на которой сверкала голографическая королевская печать.
Мать-настоятельница лишь пожала плечами, и больше не сказала ей ни слова, сохраняя гордое молчание. Девушки были собраны на большом спортивном поле.
- Сёстры, - сказала мать-настоятельница. – Министерское собрание требует вашего содействия, и весьма настойчиво, - она произнесла обращение нарочито буднично и тихо, но воспитанницы тут же уловили её собственное негативное отношение к этому вторжению в заповедные места и проводимому мероприятию. – Будьте любезны ответить на вопросы королевской дамы.
Турбо сходил с ума от страха, что кто-то из подружек Зийки нечаянно выдаст её дружбу со странным вороном. Но Зийка лишь обменялась с ними говорящими взглядами, и о странном вороне, пытающемся научиться писать, никто не обмолвился и словечком, а применять дознавательские методы к весталкам запрещал древний закон.
Облава пронеслась ураганом по окрестным предгорьям, пугая птиц и животных, и окончилась ничем. Чтобы министр, который в последнее время стал особенно нервным и раздражённым, не устроил разноса, раздосадованные ловчие схватили пару старых воронов с застарелыми ранами и увезли их во дворец, чтобы там предать показательной казни. Эта история вызвала живой отклик в нежных душах девушек, они долго обсуждали жестокость мужчин и даже плакали.
Турбо натерпелся страхов и почти не вылезал из домика Зийки, прячась под кроватью, пока ловчихи мерили шагами мостки и шарили во всех потаённых местечках монастырских угодий. У него даже пропал аппетит.
- Бедная птичка, – посочувствовала ему Зийка. – Наверное, ты натерпелся от всяких гонителей. Что за несусветная глупость и блажь – называть злоумышленником птицу? Ты никак не можешь быть злоумышленником. Я-то вижу, что ты умный, ласковый и совсем не злой.
И благодарный Турбо, зажмурив единственный глаз, ткнулся клювом в её мягкую хоббайтулю.
Пока Турбо мучился, пытаясь научиться писать птичьей лапой, лже-Турбо пытался отстоять своё право регулярно бывать в Родуро и дежурить бок о бок с Карой или Норлином. В результате две девушки-помощницы Меферемии занемогли. «Слабаки!» - ухмылялся лже-министр. – «Их магия немногого стоит!» Но проблему решили не магически, а юридически. Консилиум постановил, что Турбо слишком брутальный для прохождения службы на Родуро, и запретили ему подходить к конусу ближе, чем на километр. Лже-министр рвал и метал, и срывал раздражение на подданных. И все посвящённые в тайну короля в напряжении ожидали его сигнала. Во дворце воцарилось уныние...
Рьяный и упорный труд бывшего министра принес свои плоды. И однажды Турбо торжественно предъявил Зийке своё выстраданное послание.
- Ты всё-таки научился писать? За несколько дней? Ты действительно интеллектуал, Черногузик!
Турбо крякнул и уронил лист. Зийка наклонилась и осторожно взяла его.
- Что? Верить тебе? – она вгляделась пристальнее, переводя глаза с письма на ворона и обратно. – Да, я тебе верю. Я чувствую сейчас, после танцев, что тебе надо верить… О! Ты… ты не ворон? Ты – человек? – спросила Зийка тихо, и на её лице отразился испуг. – Ты – мужчина? О, Боги, я не имею права с тобой говорить и смотреть на тебя! Меня накажут, Черногузик. То есть… Что, ты – Турбо? – проговорила она растерянно, глядя во все глаза на еле внятные каракули, которые несчастный Турбо посчитал за эталон письма. – Во дворец проник злоумышленник? Вот кошмар и ужас… Что же мне… что же нам теперь делать, Черногу… то есть, Турбо? Идти во Дворец?
Турбо активно замотал птичьей головой.
- Как же я пойду во дворец? Я ничего и никого не знаю там, и меня тоже не знают. И у меня скоро церемония, я выиграла конкурс и не могу показываться раньше инициации. Я не могу подвести королевство.
Турбо тут же нацарапал ещё несколько слов.
- Ты полетишь во дворец? Сам? С моим письмом? Я боюсь за тебя, Турбо. Будь осторожней, пожалуйста, я никогда не прощу себе.
Зийка уселась за стол, взяла ручку и принялась сочинять черновик послания.
Внезапно Зийку осенило: - Я пойду с письмом к Сестре. Она тоже должна тебе поверить. Ой, что я говорю! Я не могу… Я не имею права… Никто не должен о тебе знать… Я всё испорчу… Но и молчать нельзя.
Расстроенный Турбо не стал больше мучить Зийку. Зря он прилетел в монастырь. Его выбор оказался не самым удачным. В самом деле, нельзя же подвести девушку и Главную пифию, которая ждёт преемницу. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы во Дворце хозяйничал злоумышленник. Что же делать, что делать? Искать обычную деревенскую девушку, которую он не может скомпрометировать? Но кто её пустит во дворец, кто поверит?
- Турбо, - сказала Зийка, отрываясь от письма. – Письмо готово. Но, может быть, ты подождёшь, пока я пройду церемонию? Тогда будет проще убедить всех, ведь после того, как я получу третий глаз, мне сразу поверят!
Ворон сделал попытку пожать плечами: кто знает, сколько всего непоправимого может произойти за эти дни.
- Турбо, я придумала! – Зийка едва не завопила от радости, но вовремя сама себе закрыла ладошкой рот. – Я проберусь в школу и отправлю это электронной почтой, Турбо!
И ворон оглушительно захлопал крыльями.
- Только ты останешься тут, для большей сохранности. Понял?
И ворон, сникнув, послушно кивнул головой. Он грустно наблюдал из окна, как Зийка быстро шагает по запутанным дорожкам своими лёгкими, привычными к подъёмам и спускам ножками. И думал о том, какая колоссальная ответственность ляжет теперь на хрупкие плечи девушки…
………………………..
- Я ненадолго, мне не хватает учебника, у меня возникли неотложные вопросы, Галка. Мне разрешено пользоваться Информатекой, ты знаешь, - сказала Зийка дежурной.
- Знаю, знаю. Но я знаю также и то, что тебе надо выспаться.
- Я быстренько, Галка.
- Иди, иди, трудяга. Не зря просиживала за учебниками – теперь отправишься на Отро. Счастливица.
- Да уж, – уклончиво вздохнула Зийка. Она поднялась на свой этаж, зашла в аудиторию, села к компу и надела наушники. Вздохнула, принялась тихо диктовать письмо, затем вложила в поток копию послания, написанного птичьим клювом. Щелчок – и оба письма в секретном коде отправились во Дворец.
- Девочка, я же велела тебе отдохнуть, – услышала она голос, и на плечо ей легла рука наставницы. Зийка вздрогнула и испуганно вскрикнула.
- Ну, вот, твоё состояние очень неустойчиво последние дни. Конечно, всем нам неспокойно в отсутствие короля. Все мы чувствуем, что что-то назревает. Но не стоит давать волю страхам и тайным желаниям и вытаскивать их наружу. Пока ты не получишь третий глаз, ты не увидишь истины. Хочешь, я дам тебе успокоительного питья?
- Нет, нет, всё в порядке, – пролепетала Зийка, пытаясь загородить письмо.
- Что это? Покажи, не прячь, секретничать нет смысла, ты знаешь. Возможно, я сумею помочь избежать соблазнов.
Наставница взяла воронье письмо, пробежала глазами, хмыкнула: - Богатая у тебя фантазия. Но с чего это вдруг ты взялась шутить шутки накануне церемонии? Это не слишком тактично и говорит о не слишком хорошем воспитании – и это, увы, наша вина. Но ведь ты не хочешь, чтобы нас стыдили и смеялись?
- Это не шутки, госпожа Дирси. Ворон – это министр Турбо, которого магией переместили в тело птицы. Если его не спасти, то вражеский агент возьмет во дворце слишком большую власть!
- Во дворце нет, и не может быть агентов, милая, успокойся, все его обитатели прошли проверку, а Меферемия держит ситуацию под контролем. Твой знакомый ворон – большой шутник.
Наставница Дирси, сдвинув брови, послала следом за электронным посланием клеймо «ошибка». Послание автоматически перешло на мусорный канал и зависло там. Зийка с ужасом смотрела на экран, где выскочило окошко: «Сообщение ликвидировано»...
- Девочка, я приказываю тебе вернуться домой, забыть о птице, и немедленно лечь отдыхать, обещаешь? Иначе я вынуждена буду за тобою проследить.
Зийка кивнула и опустила голову как можно ниже, чтобы не было видно еле сдерживаемых слёз. Нет, доходить до крайности – до слежения ИДГ - Искусственным Домовым Глазом – она не хотела, ведь глаз не только видел, но и чувствовал то, что с нею происходило, и тут же сообщал на центральный пост Храма. Это значило – быть полностью контролируемой. Такое наказание назначали только самым неуравновешенным или, напротив, самым ценным для Храма находкам.
«Вот и всё, Турбо», - подумала Зийка, доведённая до самых дверей домика наставницей Дирси. Дверь захлопнулась, Зийка вошла, едва скрывая отчаяние.
Дождавшись, пока Дирси скрылась из виду, Турбо осторожно вылез из-под кровати и вопросительно уставился на девушку.
– Ну, Турбо, что ты смотришь на меня так? У меня и без того сердце разрывается. Прости меня, но я не сумела… Я уже почти отправила письмо. Почти отправила…
«Почему почти»? – нацарапал Турбо. И Зийка, рыдая, рассказала ему о том, что произошло. – Прости, Турбо, я виновата, и потому лично отправлюсь во Дворец – будь что будет…
«Всё не так страшно», - хотел сказать Зийке Турбо. – «Я – большой специалист по сплетням и внутридворцовым тайнам. Кому, как не мне, хорошо известно, что то, что раз попало в Сеть, там и осталось, и нужно лишь уметь вовремя достать его из недр Сети». Вместо этого он нацарапал поспешно: «Ни в коем случае. Я лечу туда!»
- Турбо, постой! Ведь ты обещал мне не делать глупостей и поберечь себя!
Турбо замотал головой. Самое важное сделано, письмо отправлено, но его никто не прочтёт, если он не прибегнет к своей коронной уловке! Кроме того, если он лично не засвидетельствует его истинность, то письмо могут принять за розыгрыш, издевательски устроенный не в самые лучшие времена для Королевства, а пройдоха лже-Турбо уж позаботится о том, чтобы в монастыре устроили разнос воспитанницам.
Турбо подлетел к Зийке, нежно тюкнул своим мощным клювом по руке, страстно желая запечатлеть настоящий, пылкий поцелуй на её невинных устах, и вылетел прочь.
- Ворон, ворон, куда ты, стой! Я с тобою! – закричала Зийка. Но Турбо уже летел навстречу восходу. Он знал, что именно на это утро назначено малое заседание, и он намеревался лично взорвать благородное собрание разоблачением преступника.