Сто шагов от мёртвой сакуры

Ариона
— Какого чёрта я делаю?

  Эта фраза была произнесена усталым голосом, как будто его владельцу всё на свете надоело. А может, не как будто? Ей действительно надоела беспросветность в её жизни, иначе она не стояла бы сейчас здесь.

  — Я, наверное, спятила! — произнесла юная девушка, бросая хмурый взгляд на покосившиеся ворота заброшенного храма.

 Рен уже почти жалела, что повелась на слухи и пришла сюда ночью. Она была довольно легко одета для такого внезапно холодного вечера и уже успела порядком замёрзнуть. Но ноги, несмотря на сомнения девушки, уже начали поднимать её по ступенькам.

  — Это же просто забытый храм. Тут никого нет, — голос Рен прозвучал твёрдо, хотя сама она в своих словах не была уверена. — Ни один нормальный человек не пошёл бы ночью шататься по заброшенным храмам!

 Наверное, да. Ни один нормальный человек не пошёл бы ночью в заброшенный, почти разрушенный храм. Более того, ни один нормальный человек не стал бы искать там падших богов. Но не Рен. Она слишком устала от себя и своего нынешнего существования и в таком состоянии была способна на любые глупые поступки, лишь бы не потерять самую последнюю крошку надежды, пока заставляющую её жить.

 Пьющие родители, увы, — не редкость в этом мире. Одиночество и непонимание встречаются ещё чаще. Рен давно привыкла, что никому не нужна. И, возможно, из-за этой привычки начала неосознанно отпугивать людей вокруг себя. Осветлённые волосы, большое количество пирсинга на теле, вызывающая одежда — всё это только ещё сильнее изолировало её от общества. Но почему-то вдруг стало очень тяжело. Возвращаться домой не хотелось. Идти куда-то — тоже. Лучше всего было после подработки слоняться по улице без цели, пока усталость и желание спать не начнут валить с ног. Тогда можно было пойти домой, чтобы, не видя и не слыша того, что там творится, рухнуть без сил. Когда Рен на собственном выпускном поняла, что даже будущее после окончания школы ей безразлично, в груди что-то зашевелилось. И это был страх. Страх, что теперь всё на свете будет восприниматься ею столь апатично. Что уже ничего не способно принести ей радость.

  Тогда она и решилась проверить слухи, которые слышала ещё в школе: что недалеко от их деревни стоит заброшенный храм воды. Божество оттуда исчезло более ста лет назад, с тех пор как пересохла река, проходившая через ту местность. А вместо него около этого храма поселился какой-то тёмный дух или падший бог, исполняющий желание того, кто сможет добраться до него и принесёт соответствующий дар. Что конкретно он требовал в дар, понять так и не удалось, мнений было слишком много и в основном глупые и пошлые, в соответствии с подростковой фантазией.

  — Совсем свихнулась.

  У Рен было много причин обвинять себя в сумасшествии. Она сама не могла понять, зачем пошла сюда. Может, хотелось проверить не столько слухи, сколько способна ли она ещё что-то испытывать? Тогда результат налицо: мурашки не то от холода, не то от нервного возбуждения и страха покрывали каждый сантиметр её тела.

  Окрестности этого храма в темноте выглядели жутко. Чем выше по ступенькам девушка поднималась, тем больше голых сухих веток встречалось у деревьев. На самой вершине зелени совсем не осталось. Стояли только чёрные силуэты ничем не прикрытых деревьев. Их ветки больше напоминали коряги или тощие когтистые лапы чудовищ. И при каждом дуновении ветра они со скрипом шевелились, словно хотели дотянуться и схватить незваную гостью.

  Рен почувствовала, что сердце в груди забилось чаще. Аура на вершине лестницы стояла ужасающая. Ночь как будто стала ещё темнее. Девушка задрала голову — небо заволокло чёрными тучами, хотя почти всю дорогу она наслаждалась звёздами. Справа, словно окутанный магическим чёрным туманом, стоял тот самый заброшенный храм. Одноэтажное здание с покосившимися колоннами и проломленной крышей в одном месте. Рядом находился высохший и наполовину разрушенный бассейн для омовений. Очевидно, прихожане покинули это место давным-давно.

  Рен нервно сглотнула — всем своим видом этот пейзаж пытался прогнать глупого посетителя. Но… она уже здесь и решила всё проверить.

 Стало ещё холоднее. Такое ощущение, что с каждым шагом девушки по направлению к храму воздух холодел на градус. Вдобавок пошёл дождь. Её волосы моментально намокли, лицо заледенело. Кожаная куртка спасала от воды, но не от пронизывающего ветра. Очень хотелось обхватить себя руками, но Рен намеренно не вынимала ладонь из кармана, сжимая в кулаке электрошокер. Больше всего она боялась встретить здесь не богов, а обычных человеческих маньяков. Во второй руке был зажат компактный фонарик, дающий небольшое пятно света.

  От мысли зайти в храм, переждать там дождь, её прошиб холодный пот. Здание выглядело настолько жутким, что никакой смелости не хватило бы подойти к нему совсем близко. К счастью, ей туда не надо. За храмом стояла огромная мёртвая сакура. Она и служила главным ориентиром.

  — Встать спиной к сакуре и отсчитать сто шагов… — для ободрения Рен вслух прошептала инструкцию, но сразу беспокойно оглянулась. Внутренний голос сходил с ума от волнения. Он вдруг начал нести несусветную чушь, ложно обнадёживая, что, если она сейчас немедленно уйдёт, вся её жизнь станет лучше… Всё станет лучше…

  — Не станет.

  Это единственное, что Рен точно знала. Не станет. Что бы она ни делала — не станет. Из дома их послезавтра выгонят за неуплату. Родители нашли и пропили старательно спрятанные девушкой деньги. Поступить в институт она не сможет, также из-за отсутствия денег. Всё, что у неё есть, — только её нынешняя любимая одежда, купленная сразу после зарплаты. Можно было бы уехать и бросить родителей на произвол судьбы, пусть разбираются, как знают… Правда можно? Нет. Какими бы они ни были, так поступить Рен не могла. Поэтому лучше не станет.

 Решимость Рен изменилась вдвое, когда она подошла к сакуре. Ей казалось, что это будет большое сухое дерево, но нет. Сакура не была сухой. Ветки не трещали, кора не отваливалась. Более того, казалось, что из её ствола что-то сочится. Что-то чёрное и густое. Может, воображение девушки так разыгралось из-за дождя и темноты? Но ведь даже свет от фонаря не помогал развеять эту иллюзию…

 Нет! Это, должно быть, всего лишь дерево, пусть и очень страшное! Рен заставила себя повернуться к ней спиной, несмотря на стойкое ощущение опасности. Словно затылком чувствовала на себе чужой взгляд.

  — Один… два…

  Чтобы не сбиться, она начала отсчитывать шаги вслух. Дождь усилился. Земля под ногами оказалась мягкой и рыхлой, отчего идти было нелегко.

  — …Двенадцать, тринадцать…

 С каждым шагом пульс стучал громче. Сердцебиение стало каким-то болезненным. У Рен от волнения пересохло во рту.

  — …Сорок три, сорок четыре…

  Ветер завыл с неистовой силой, покачнув девушку. Ей пришлось поднять руку с фонарём, загораживая лицо от беспощадного холода.

  — Пятьдесят…

 Голос с каждым новым счётом сильнее хрипел. Дыхание сбилось, приходилось через раз останавливаться, чтобы восстановить дыхание и удержать равновесие. Вой усилился, и уже казалось, что это не ветер, а стаи диких животных. Пришлось напомнить самой себе, что никого подобного здесь быть не может. Разве только лисы, но они так не воют.

 — Шестьдесят восемь… Шестьдесят девять…

  Ветер начал потихоньку стихать. Дождь тоже. Это придало Рен сил, заставляя ускорить шаг.

  — …Семьдесят два…

  Дождь совсем кончился. Вместо него пошёл снег. Снег в апреле! Девушка с шумом выдохнула морозный воздух, не позволяя себе отвлекаться и думать о посторонних вещах, хотя в голову очень упорно пыталось пробиться здравомыслие.

  — …Девяносто восемь. девяносто девять… Сто…

  Рен остановилась, как вкопанная, снова с шумом выдохнув воздух. Из её рта вырвался пар и, завиваясь, устремился вверх. Она впервые позволила себе оглядеться. Никого. Только морозный пейзаж с редкими голыми кустами и деревьями. У ног начинался спуск с холма, под ним — каменная широкая дорога, похожая на бывшее русло реки. Девушка переступила с ноги на ногу, и заиндевевшая земля отозвалась хрустом. Невольно Рен дотронулась до своих волос и убедилась, что они тоже затвердели от холода.

 Девушку охватило сильнейшее разочарование. Подумать только, ведь она понимала, что всё это пустая затея, но… Возможно, отчаяние совсем лишило её разума. Нужно как можно скорее уходить отсюда в тепло, наверное, простуда ей уже обеспечена.

  Громкий треск невдалеке заставил Рен едва слышно пискнуть. Резко обернувшись, она снова схватила только выпущенный электрошокер, на этот раз вынимая его из кармана. В темноте очень плохо видно, единственное слабое пятно от фонарика дрожало, не попадая куда нужно, но, кажется, под ближним деревом что-то шевельнулось… Выросла какая-то тень.

  — Кто здесь?! — присутствие неизвестного неожиданно оказалось ещё хуже, чем отсутствие. Рен уверенно вытянула руку с шокером, но та от холода сильно тряслась.

  — Невежливо наставлять оружие на хозяина дома, — спокойно произнёс тихий мужской голос. — Особенно, когда приходишь незваной.

 Тень приблизилась, обретая черты высокого человека. Девушка вынужденно сделала несколько шагов назад, тяжело дыша. Внутри у неё всё сжалось от растерянности и страха. Заглатываемый холодный воздух колол горло.

  — Убери это, милая, или я прогоню тебя.

 Рен совсем запуталась… Что ей делать? Разум отказывался верить в то, что она действительно нашла божество, хотя шла сегодня именно для этого.

  «А вдруг всё-таки маньяк?» — девушка не могла решиться. Как бы она ни пыталась осветить его фонариком, свет упорно попадал мимо.

  Мужчина между тем медленно приближался. Уже можно было разглядеть его одежду и черты, правда, расплывчато. Трудно было поверить своим глазам, в такой мороз всё облачение мужчины состояло из светлой юкаты и накинутого поверх хаори более тёмного оттенка. Тёмные длинные волосы были отброшены назад и слегка колыхались на ветру.
Любой маньяк уже превратился бы в окоченевшего зомби, поскольку на такой погоде полураздетым долго не простоишь. А мужчина стоял… ровно и величественно.
Рука Рен дрогнула. Медленно, будто перерезает провод взрывчатки, она спрятала шокер обратно в карман.

  — Фонарь тоже убери. Увидишь, без него станет лучше.

 Не понимая, зачем его слушается, девушка засунула и фонарь в куртку. Когда пятно света исчезло, на душе стало тяжело. Как будто ушло ещё одно живое существо, и теперь она один на один с неизвестно кем.

  Однако без помощника глаза быстро стали привыкать к темноте. Мгновение-другое, и сложилось ощущение, что посветлело на самой поляне. Рен могла разглядеть мужчину полностью, включая вежливую улыбку на тонких губах.

  Он остановился примерно в пяти шагах от выпучившей глаза девушки, изучая её взглядом с не меньшей внимательностью, чем она его.

  — Ты, наверно, замёрзла, милая. Иди сюда, — он протянул руку в приглашающем жесте.

 Рен не шелохнулась. Ноги как будто вмёрзли в землю. Да и не собиралась она идти в распростёртые объятья к незнакомцу. Так и осталась на месте, приоткрыв рот от шока. Улыбка на лице мужчины сделалась довольнее — кажется, именно этого он и ожидал.

  — Ты же не для того меня искала, чтобы бояться, Рен?

  Её имя, произнесённое устами незнакомца, поразило девушку, как разряд молнии. Сомнения начали отступать. Может быть, он взаправду падший бог, исполняющий желания? Ведь она в него верила, когда решилась сюда пойти, почему сейчас вера колеблется?

  Каждый шаг давался нелегко. Ноги дрожали. Разум не признавал такой наивности, боролся за право управлять телом, но Рен овладела отчаянная надежда. Она приблизилась очень медленно и, наконец, трясущимися пальцами коснулась руки незнакомца. По венам сразу побежало тепло, прогоняя пробивающий до костей холод. Не в силах вымолвить слово или отвести взгляд, она послушно приблизилась вплотную, ведомая его рукой, и позволила накинуть на себя широкое хаори. Стало совсем тепло. Озноб последний раз пробежал по позвоночнику и исчез.

 Более того, оказавшись совсем близко, Рен почудилось, что от него исходит свет. Даже цвета стали различимы. Девушка теперь ясно видела, что юката бледно-голубая, хаори тёмно-синее… так же, как и волосы мужчины.

 Страх усилился. Особенно после того, как изящные руки приобняли её за талию.

  — За всё время ты первый человек, сумевший до меня добраться… — он снова заговорил, заставляя девушку нервно задрать голову, чтобы увидеть его лицо. — Значит, ты в сильном отчаянии и действительно нуждаешься в исполнении желания.

 — Кто… ты? — еле слышно прошептала Рен, жалобно уставившись в ярко-синие глаза мужчины. К счастью, в них не было затаённой злобы. — Ты… действительно падший бог?

  — Падший… Забытый… Называй как хочешь. Если тебе нужно имя, можешь звать меня Мидзу.

Рен растерянно моргнула. Чем тише он говорил, тем сильнее завораживал его голос. От мужчины пахло свежестью, как от чистой горной реки. Его тепло защищало, согревало. Но почему он так крепко, практически своевольно прижимает её к себе? Такое поведение смущало.

  Мидзу, почувствовав сопротивление девушки, усмехнулся. Его внимательный взгляд пробежал по множественному пирсингу в бровях и губе.

  — Ты знаешь, что я беру плату?

  Рен молча кивнула, сглотнув. Слово «плата» звучало лучше, чем «жертва» или «дар». Лишь бы это не оказалось нечто непомерное.

  — С… сколько я должна заплатить? — голос дрогнул только в самом начале, выдавая бурлившее в ней волнение.

  — Это не деньги.

  — Тогда что? — в отличие от его спокойного доброжелательного тона, её звучал резковато. Так было легче бороться со страхом.

  — Чтобы получить то, что больше всего хочешь, нужно отдать самое ценное, что у тебя есть.

 — У меня ничего нет, — это была чистая правда, поэтому требование ввело девушку в замешательство. Самое ценное, что у неё было, — её куртка из дешёвой кожи, купленная на распродаже за двадцать пять тысяч йен. Только вряд ли это подходящая цена для падшего бога.

  Тихий смех мужчины смутил и разозлил одновременно. Гордость требовала полностью вырваться из его тёплых объятий немедленно, но благоразумие победило. Если отойдёт от него, окажется на морозе.

  — О, нет, — мягко проговорил Мидзу, продолжая улыбаться. — У всех есть что-то ценное. В том числе и у тебя. То, что имеешь в единственном экземпляре.

  — Моя жизнь? — Рен заставила себя сказать это очень спокойно, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. Ещё начиная подъём, она подумала о таком варианте расплаты, но он показался ей бессмысленным. Кто обменяет жизнь на желание?

  Мидзу снова мягко рассмеялся, на этот раз не став даже отворачиваться.

  — Зачем мне твоя жизнь, милая? У тебя есть то, что во все времена ценилось богами больше жизни.

  Щёки Рен мгновенно вспыхнули. Ей в голову пришёл только один вариант, выглядевший правдоподобно. И то, как ласково падший бог смотрит на неё, и то, как крепко обнимает… Всё указывает, что на этот раз её догадка верна. Стало настолько не по себе, что девушка невольно упёрлась в мужчину руками, чтобы немного отстраниться.

  — Тебе нечего опасаться, Рен, — Мидзу с той же улыбкой наблюдал, как девушка забеспокоилась. — Я не стану совершать сделок без твоего согласия.

  — Значит… Значит, я смогу уйти? — стыд не позволял ей снова поднять взгляд.

  — Если хочешь — иди. Только тебе решать, что для тебя ценнее.

  Лицо Рен горело огнём. Она беспомощно уставилась в даль. Снег продолжал падать, и его уже насыпалось достаточно, чтобы покрыть землю тончайшим ковром. Туч на небе меньше не стало. По редким деревьям можно было понять, что дует ветер, однако рядом с Мидзу его совсем не ощущалось. Уточнять вопрос о цене стыдно, но, если этого не сделать, можно попасть впросак.

  — Ты же… Ты имеешь в виду… Я должна переспать с тобой?

  — Да, милая. Твоя невинность станет платой.

  Ожидала ли она это услышать? Возможно, ожидала. Учитывая сплетни, которые ходили об этом месте ещё в школе. Только всё же… она не принимала эти ожидания всерьёз.

На мгновение девушке показалось, что всё это жестокий розыгрыш, мужчина рядом с ней — никакой не бог, а по кустам сидят ржущие люди, снимающие её глупость на камеру. Пришлось ещё раз внимательно осмотреться вокруг. Нет… В таких голых кустах не спрячешься. Наверное, на километры не найдётся других людей. Они здесь одни, а вокруг только тишина, холод и темнота.

  От таких мыслей рядом с Мидзу стало ещё уютнее. Наверное, впервые в жизни Рен было комфортно рядом с другим человеком, хотя человеком он как раз не был. Девушка не сомневалась в решении, а только серьёзно обдумывала все «;за»; и «;против»;.

  Что для неё означает её невинность? По сути, абсолютно ничего. Просто так получилось, что Рен сторонилась людей, а люди сторонились Рен. У неё не было любимого… Никого не было. И отдать то, что для неё ничего не значит, за шанс обрести всё…

  Девушка собралась с силами и подняла на божество красное, как рак, лицо. Ей хотелось дать ответ, придя к полному согласию с собой. На лице мужчины по-прежнему играла добрая улыбка. Взгляд бездонных синих глаз излучал ласку. От белой, точно фарфоровой кожи исходило едва заметное сияние, как от снега. Он был высок. Как минимум на полторы головы выше Рен. Точнее сказать сложно, поскольку Мидзу наклонялся, чтобы удобнее было обнимать неожиданную гостью.

 Дыхание Рен участилось, она на мгновение представила, как сама обнимает его, и по её спине побежали беспокойные мурашки. Если она согласится, то впервые за много лет почувствует себя не одинокой… В какой-то мере нужной…

  — Хорошо.

  Голос не дрогнул. Взгляд не спрятался. Щёки покраснели уже до боли, но это было неважно. Рен, мучительно стесняясь, смотрела прямо в глаза падшему богу, ожидая, что он скажет.

  Мужчина пока молчал. Только выражение лица стало довольнее. Изящные ладони поднялись вверх, и длинные белые пальцы коснулись кожи Рен, ласково проводя по щеке. От такого лёгкого прикосновения пульс девушки усилился в сто крат. Сердцу в груди стало тесно, оно заколотилось так, словно собиралось выскочить наружу. Непонятное незнакомое ощущение охватило всё тело, словно предвкушая что-то невероятное.

  — Скажи, — тихо попросил он, — я согласна на сделку, Мидзу.

  — Я… — на этот раз говорить было труднее. Дыхание Рен никак не желало приходить в норму. — Я… согласна на сделку, Мидзу.

 Её губы тут же накрыли губы мужчины, обжигая горячим дыханием кожу. Девушка не сопротивлялась. Пыталась ответить, но это оказалось сложно — у неё кружилась голова, как если бы он опоил её. Искушению от опытного соблазнителя было невозможно противиться. А Мидзу был именно таким. Даже думать не хотелось, сколько девушек попалось в его чары, в точности как и она сегодня.

  Когда жадные руки обняли её, прижимая крепче к мужскому телу, Рен показалось, что она уже неспособна самостоятельно стоять на ногах. Поцелуй стал жарче. Если до этого Мидзу только пробовал её на вкус, то сейчас беззастенчиво проник языком в рот, зачаровывая девушку ещё сильнее. Но когда он случайно задел свежий пирсинг в её языке, Рен словно пробил разряд тока, вырывая из забвения. Это было неприятно и больно. Мидзу мгновенно отстранился.

  — Высунь язык, пожалуйста, — мягко попросил он, когда гримасы боли со стороны Рен закончились.

 Девушка, тяжело дыша, послушалась. Она уже жалела об этом проколе, совершенно не привыкнув к нему.

  — Тебе это не нужно, милая.

  Изящные руки ненадолго отпустили её, прикасаясь к металлу с явным намерением снять его. Рен пошатнулась. Равновесие от пережитого подводило её. Девушке даже в голову не пришло воспротивиться Мидзу, как будто его слова были прописной истиной, которую она всю жизнь и сама знала.

  Блестящий цилиндр полетел вниз, на холодную землю. Только жалко, незажившая ранка всё равно будет болеть, лишь бы на речь не повлияло. И так больше недели сначала шепелявила. Но на языке мужчина не остановился. Следом за ним он снял железки с губы, серьги с ушных хрящей, а потом добрался до бровей.

  — Не надо… — Рен остановила его на последнем кольце, украшавшем край левой брови. С остальными она могла согласиться почти без сожалений. Девушка вешала на себя пирсинги, когда ей до боли хотелось хоть что-то изменить в своей жизни, пусть даже такую мелочь. Но это кольцо было слишком важным.

  Начало конца. Первый прокол в её жизни, сделанный на карманные деньги в четырнадцать лет. День после похорон её младшей сестры, погибшей под колёсами автомобиля. День, когда родители, убитые горем, начали пить и уже не закончили.
Рен боялась, что Мидзу её не послушает, начнёт уговаривать или расспрашивать, но мужчина только посмотрел ей в глаза, ласково улыбнулся и повторил за ней.

  — Не надо.

 И снова последовал поцелуй. Глубокий, нежный, подчиняющий. Почему-то боли от раны на языке не было. Напротив, Рен получала наслаждение, отвечая его ласкам. Девушка уже забыла, ради чего это делает. Само нахождение рядом с Мидзу стало важнее любых желаний. Тем более, впервые за долгое время её поняли. Без вопросов, без скандалов. Просто поняли и приняли, какой она была. Причина ли в том божественная сила или дело в характере мужчины, Рен не задумывалась, наслаждаясь каждым мгновением в горячих объятьях и не сожалея ни о чём.

  Отступать от падшего бога не хотелось ни на сантиметр, поэтому, когда он прервал поцелуй, едва заметно отстраняясь, девушка с трудом сдержала разочарованный вздох. Но, кажется, он это сделал не просто так. Тёплое хаори упало на землю. Длинные пальцы Мидзу ухватили за застёжку на куртке Рен и потащили её вниз.

  — Не бойся, милая, холодно не будет, — ответил он на немой вопрос, отразившийся в карих глазах девушки.

 Кажется, позволить снять с себя куртку оказалось самым сложным. Как будто резкий шаг в темноту с завязанными глазами — неизвестно, что ждёт её там, где она абсолютно беспомощна. Но, вопреки коротким сомнениям, куртка уже упала на землю, а мужчина теперь стягивал с неё тонкую заношенную кофту.

 Холодно действительно не стало. Тепло, исходящее от Мидзу, продолжало согревать Рен, даже когда она оказалась в бюстгальтере, застенчиво прикрываясь руками. Её ладонями тут же завладели, ласково, но настойчиво отнимая их от тела. Девушку снова поцеловали, но на этот раз поцелуй был скользящим, поверхностным. Мидзу не ограничился одними губами, плавно переходя к шее, а потом спускаясь к груди.

 От таких откровенных ласк по телу Рен пробежала дрожь. Это было слишком приятно, смущающее и волнительно одновременно. Сильная волна возбуждения прошла по каждой клеточке, сосредотачиваясь внизу живота. Рен потеряла момент, когда сама захотела принадлежать Мидзу без остатка.

 К протёртым джинсам мужчина перешёл быстро: продолжая целовать Рен, опустился на колено и без трудностей расстегнул несколько пуговиц, заменяющих молнию. Странное ощущение, когда с тебя стягивают штаны на улице, попутно целуя бёдра. Рен, помогая высвободить свои ноги, от смущения захотела бежать. Подумать только, она стоит на хорошо просматриваемом пространстве в одном белье, позволяя обнимать себя едва знакомому мужчине. Вот уж никогда бы не подумала, что с ней может произойти нечто подобное. Но если она согласилась только из-за желания… Почему сейчас ей ни о чём таком даже думать не хочется? Это какая-то магия? Мидзу, кажется, её полностью очаровал. Немного страшно, что может кто-нибудь увидеть. Хотя… на дворе ночь. И если вспомнить, каких усилий стоило до сюда добраться, опасаться, наверное, нечего. Ведь если бы это было не так, Мидзу не стал бы сам раздеваться?

  Юката мужчины упала вниз, расстелившись наподобие покрывала. Божество, нежно взяв Рен за руки, уложил её спиной на свою одежду. Девушка же, как зачарованная, не могла отвести от него глаз. У него сильное красивое тело, наверное, как и полагается богу. Светлая сияющая кожа и рассыпавшиеся по плечам длинные тёмно-синие волосы делали его похожим на призрака из эпохи Эдо. Жаль, пока она стояла не успела опустить взгляд. Сейчас разглядеть мужчину целиком не было возможности.

  — Расслабься…

 Ласковый шёпот заставил Рен, наоборот, задрожать от волнения. В груди уже давно пылал пожар, обещая вот-вот распространиться по всему телу. Даже собственные мокрые волосы, соприкоснувшись с кожей, больше не отвлекали внимания. Все неприятные ощущения стёрлись, осталось лишь желание всецело принадлежать Мидзу. Изящные ладони дотронулись до неё, спуская бюстгальтер вниз, и Рен выгнулась навстречу теплу его рук. Пусть он трогает её там, где никто никогда не прикасался, пусть ласкает самыми нежными прикосновениями, это так приятно…

  Сапоги на высокой платформе скинули быстро, как надоевшую помеху, а вот трусики Мидзу стягивал медленно, как будто специально мучая девушку стыдом, заставляя её привыкать к его взгляду.

  Ноги Рен послушно раздвинулись, стоило их чуть-чуть подтолкнуть, но вместе с этим девушка отвернула лицо, прикрывая веки. Немного страшно. Очень стыдно. Нестерпимо горячо. Сильное тело накрыло её собой, чужая рука ласково провела по щеке.

  — Не отворачивайся, Рен. Не закрывай глаза.

 Этот нежный голос! Он сводил девушку с ума сильнее всего остального. Может, в нём и заключается вся магия?! За ним хотелось следовать, ему хотелось подчиняться. Вот Рен и подчинилась. Продолжая ещё сильнее краснеть, она посмотрела в красивые синие глаза именно в тот момент, когда в её промежность упёрся член мужчины. От смущения перехватило дыхание. Это было безумно неловко, но само ощущение столь интимных прикосновений в тот миг сделало для неё Мидзу самым дорогим существом на свете.
Он качнулся, и головка возбуждающе прошла между половых губ. Рен чуть не застонала от охватившего её в этот момент томления. Между ног ныло. Хотелось большего, намного большего.

 Ещё несколько покачиваний, и по телу девушки разлилась мучительная нега, заставившая её прикусить костяшку пальцев. Трения с каждым движением становилось меньше, оно сменялось скольжением. Чем больше плоть выделяла смазки, тем сильнее она открывалась, по чуть-чуть позволяя захватчику проникать дальше, пока Рен не стало больно.

  Она ждала этого, но всё равно не смогла сдержать тихого писка, и Мидзу, уловив напряжение в мышцах, тут же отступил назад, чтобы ещё немного подразнить девушку. Второй раз боль пришла сильнее и практически внезапно. Только что Рен тонула в глазах мужчины, и вдруг сильный напор вырвал её из порочного уюта, заставляя протестующее замычать. Тело напряглось, руки упёрлись в грудь божеству в неосознанной попытке его оттолкнуть, лицо исказила гримаса, во взгляде отразился страх.

 Вроде бы он понял, подался назад, но спустя мгновение снова толкнулся вперёд с новым упорством.

  — Мне больно!

  Рен вскрикнула скорее автоматически, ни на что не надеясь, прекрасно понимая, что по-другому не будет. Но что-то в её душе шевельнулось. Чего она хотела? Жалости? Девочка, считавшая себя сильной, никогда никому не позволяющая лезть в свои дела, старательно отталкивающая людей, внезапно захотела, чтобы Мидзу её пожалел, проявив заботу, как к больному ребёнку. Осознание этого стало таким шоком, что Рен едва не ругнулась на себя вслух, но не успела.

  Тёплыми пальцами мужчина нежно обхватили её запястья, не позволяя больше себе препятствовать, после чего наклонился ниже, к её лицу.

  — Всё будет хорошо, милая. Расслабься, думай обо мне.

  Опять этот невероятный, обволакивающий шёпот! Кажется, он дотрагивается до самой души. Неприятно ощущать себя слабой, противно чувствовать себя беспомощной, гадко наслаждаться заботой… Но этот дьявольский шёпот отогнал все тяжёлые мысли. Действительно, думать больше ни о чём не хотелось, только о нём.

  Следующий толчок, почувствовавшийся глубже, принёс новую порцию сильной режущей боли. Рен сжала зубы, чтобы её перетерпеть, но чужие настойчивые губы быстро завладели её ртом, вынуждая не зажиматься. Ещё одно глубокое проникновение… Немного терпимее предыдущих. И ещё одно… Нет, боль почти отступила. Вместо неё что-то иное начало зарождаться в глубине тела, распространяя по венам слабые электрические разряды.

  — Обхвати меня ногами…

 Остатки смущения не помешали девушке исполнить просьбу. Бёдра немного побаливали и плохо слушались, но она не уступила дискомфорту.

 Новые толчки стали более частыми. Мидзу входил в неё глубоко, при каждом движении растягивая тело девушки всё сильнее, принося смесь еле заметной боли и острого удовольствия. Но едва Рен смогла снова расслабиться, как мужчина внезапно вышел из неё.

 — Встань на четвереньки.

 Новую просьбу оказалось ещё сложнее выполнить. Девушка уже плохо ориентировалась в пространстве. Её шатало, руки и ноги тряслись. Тем не менее, не желая противиться покорившему её шёпоту, она подчинилась.

 Горячая ладонь аккуратно надавила ей на позвоночник, вынуждая прогнуться. Рен просто упёрлась грудью в мягкую ткань, когда почувствовала, как длинные пальцы погладили её ягодицы, разводя их в стороны. К такому она не была готова, поэтому с силой сжала кулаки, заставляя себя не дёргаться. Она не хотела сопротивляться. Она хотела отдать Мидзу всё, что он попросит… Просто для смирения, что её возьмут через задний проход, Рен требовалось больше времени, хоть какая-то моральная подготовка…

 Короткий смешок, раздавшийся за спиной, заставил сердце сжаться от сильного волнения.

 — Не бойся, милая, я не перейду черту нашей сделки. Но ничего не запрещает мне смотреть на тебя.

 Сделка… какое чёрствое слово. Рен уже давно забыла обо всяких сделках, как будто она здесь просто ради этого мужчины. Но прийти в себя и очухаться ей не дали. Член уже упёрся в её промежность, и мгновение спустя Мидзу протолкнул его внутрь. Это были совершенно другие ощущения, хотя сменилась только поза. Пенис задевал иные точки, тёрся сильнее, вызывая желание стонать и кричать от мучительного напряжения, скопившегося в её теле.

 Движения ускорялись. Стоны Рен, несмотря на охрипшее горло, становились громче и интенсивнее. Где-то внутри зародился плотный комок, состоявший из удовольствия и желания, набухающий с каждым новым толчком. Девушка уже не контролировала себя, хватаясь руками за юкату, сжимая её, двигая бёдрами, подстраиваясь под быстрый темп. Образ Мидзу стоял перед глазами.

 Комок внутри быстро увеличивался, распирал, пока внезапно не разлетелся в разные стороны, задевая каждый нерв, заставляя пульсировать каждую клеточку. Перед глазами девушки пронёсся водоворот ярких искр, а вслед за ними пришла расслабляющая прохладная темнота, полностью накрывая сознание Рен.

 Девушка очнулась резко и внезапно, словно кто-то вылил на неё ведро холодной воды. Но… кажется, нет. Ей не холодно, не мокро. Не делая резких движений, вообще не шевелясь, Рен лежала на спине и непонимающе осматривала пространство, пытаясь осознать, что произошло и где она.

 Вокруг разорённая полуразрушенная комната. Светло. Солнечные лучи проникали через множественные дыры в рисовой бумаге на стенах. Лежать мягко, тепло. Рен попробовала приподняться, несмотря на тут же возникшую ломоту в мышцах. Вниз упала светло-голубая юката, укрывающая её наподобие одеяла. Девушка обнаружила, что лежит совершенно обнажённая на чистом футоне. Рядом аккуратной стопкой сложена её одежда.

 — Так… это был не сон?

 Растерянность Рен несложно понять, слишком необычными были ночные воспоминания: странные перемены погоды, падший бог… Мидзу. Девушка непременно приняла бы всё за больное воображение, если бы не небольшое кровавое пятно внизу юкаты. Откуда оно появилось, догадаться не трудно.

 Желая быстрее полностью проснуться, Рен по привычке хотела растереть себе лицо ладонями, но с удивлением остановилась. Дотрагиваться до гладкой кожи без торчащих в ней железок было странно. Зато язык чувствовал себя комфортно без пирсинга.

 — Мидзу? — попыталась позвать Рен и обнаружила, что её голос больше не хрипит. Последствий для здоровья после прогулки в непогоду не осталось.

 Зато сильно саднило между ног, ещё раз доказывая, что все ночные приключения — реальность.

 — Мидзу! — ещё раз позвала девушка, на этот раз громче.

 Ответа не последовало. Может быть, падший бог действительно являлся только ночью? Делать нечего. Сидеть здесь обнажённой и дальше не хотелось. Надо вставать и одеваться.

 Пару минут спустя Рен, морщась от яркого солнца и ноющих мышц, вышла из того самого полуразрушенного храма, около которого росла мёртвая сакура. При свете дня пейзаж вокруг выглядел не таким жутким, но всё равно не дружелюбным. Сухие деревья не зацвели, так и оставшись безжизненными корягами. Сакура по-прежнему пугала. Рен, пошатываясь, двинулась к лестнице. Она ощущала себя очень странно, как будто проснулась от долгой болезни. Но самое смешное, она не успела загадать никакого желания. Мидзу даже не спросил о нём. Да и Рен не знала, как бы его сформулировала. Что надо было сказать, чтобы снова почувствовать вкус к жизни?

 Странно, но сожалений не было. Мидзу занял все мысли, и сейчас постоянно вставал перед её взором с ласковой улыбкой и добрым взглядом синих глаз.

 Домой идти не очень хотелось. Там девушку не ждало ничего хорошего. Как всегда. Но кое-что всё-таки изменилось. Воспоминания о ночи приносили Рен тепло, согревая душу. Хотелось им улыбнуться.

 К счастью, дома можно будет запереться в своей комнатушке и обдумать произошедшее. Родители, наверное, ещё спят после ночной попойки. Эх, узнать бы, сколько времени…
Входная дверь жутко скрипела, открывать её, как всегда, пришлось с осторожностью.

 — Я дома… — разуваясь, проговорила девушка, по традиции не ожидая ответа.

 — Рен!

 Рен аж подскочила, настолько странно было услышать этот голос бодрым, да ещё и взволнованным. Из гостиной выбежала её мать и, не давая девушке опомниться, заключила её в крепкие объятия.

 — Ох, Рен, где тебя носило всю ночь?! На дворе три часа дня! Разве так можно?! Мы с отцом чуть с ума не сошли от беспокойства! И давно ты такое себе позволяешь?!

 А девушка стояла, раскрыв рот, приподняв руки, и почти не дышала. Да что происходит?! Эту женщину подменили?! Если бы не устоявшийся запах перегара, Рен бы ни за что не узнала свою мать!

 — Доченька! — теперь женщина заливала слезами её плечо. — Ты не представляешь, как мы перепугались, внезапно проснулись ночью, а твоя комната пуста! А вдруг с тобой бы что-нибудь стряслось?!

 Опомнились! За четыре года вспомнили, что одна дочь у них ещё осталась!

 Наверное, подумав, что Рен стоит в трансе, женщина ещё сильнее прижала её к себе.

 — Прости нас доченька, это наша вина! Но даю слово, с сегодняшнего дня всё изменится! Отец тоже хотел тебя дождаться, но надо было пойти заплатить за дом, иначе беда. Я не понимаю, как мы могли… Думали только о… — Она замолчала — кажется, продолжать женщине было слишком стыдно. Ей понадобилась пауза, чтобы унять на секунду промелькнувшие слёзы. — Представляешь, — продолжила женщина уже спокойнее, — я убиралась и случайно нашла наши старые сбережения!

 Рен не выдержала и вырвалась, чтобы посмотреть в рано постаревшее морщинистое лицо. Это пьяный угар, или мать действительно совершенно трезвая? На первое, к счастью, не похоже…

 — Что?..

 — Ой, а у тебя же было больше пирсинга? — мать перебила её, тоже изучая лицо дочери, которое до этого видела редко… По крайней мере, в трезвом состоянии.

При слове пирсинг Рен всё поняла. Падший бог. Он исполнил то, что она так и не смогла озвучить.

 — Ты его сняла? Вот и молодец! — женщина запнулась, недовольно посмотрев на оставшееся кольцо в брови, но всё же ничего не сказала по этому поводу. — Да что же я держу тебя на пороге! Проходи, я приготовлю чай и что-нибудь вкусненькое… Или хочешь в ванную?

 В ванную? Да… помыться надо, но кожа ещё помнила тепло прикосновений Мидзу, и хотелось сохранить это ощущение чуть-чуть подольше. В полной растерянности, не раздеваясь, Рен прошла в гостиную. Он что, заколдовал весь дом с его обитателями? Она совершенно не узнавала комнату. Весь мусор из объедков и пустых бутылок вынесли, пыль протёрли, пол вымыли. Шторы раздвинули, запуская внутрь побольше света. Прохладный свежий воздух из открытого окна сражался с запахом затхлости и перегара. Просто не верилось, неужели родители за ночь и утро вычистили весь накопившийся бардак? Сама Рен уже два года как махнула рукой на уборку где-либо, кроме своей комнаты. Всё равно было бесполезно.

 Постоянно оглядываясь, как во сне, девушка подошла к зеркалу, желая убедиться, что всё это происходит именно с ней. Отражение внесло ещё больше смятения. Да, видеть себя без десятка колец и гвоздиков очень странно, но куда делись проколы от них? Всё зажило, не оставив даже намёка на то, что там когда-то был пирсинг. На языке тоже не обнаружилось никак дыр или ранок.

 — Я дома!

  Свежий, бодрый голос отца, раздавшийся от входной двери, окончательно добил. И без того еле сдерживающиеся эмоции вырвались из-под контроля. Необходимо было хоть куда-нибудь спрятаться, чтобы никто из постоянного окружения их не увидел.

 — Хорошо, что успел сегодня с деньгами! — объявил мужчина вышедшей его встретить жене. — Надо бы в храм сходить, поблагодарить богов, что вовремя уберегли нашу семью…

 — Дорогой, Рен вернулась!

 — Рен?!

 В этот момент девушка, ничего не слыша и не видя, промчалась мимо собиравшегося её обнять отца, быстро сунула ноги в сапоги, попутно вытирая уже ничем не сдерживаемые слёзы. В груди образовался непонятный комок из всех невыраженных на последнее эмоций. Они разрывали её, а верховодил всем страх. Страх, что это только снится! Вдруг завтра все изменения исчезнут, и родители опять возьмутся за бутылку?!

 — Рен, что с тобой?!

 — Буду поздно… — невпопад бросила она, — поговорим, когда… когда вернусь, — всхлип удалось спрятать за скрипом входной двери.

 — Но куда ты?!

 — В храм.

 Девушка, как ошпаренная, вылетела из дома, со всех ног бросаясь прочь. Из груди рвались рыдания, слёзы крупными каплями текли по щекам. Как же давно этого не было! Реветь — одно из тех действий, которых Рен себе не позволяла.

 Отмазка, способная в тот момент остановить её родителей от попытки задержать дочь, была правдой. Она бежала в храм. Заброшенный храм к падшему богу. К Мидзу. Плевать, что не взяла с собой тёплой одежды, плевать, что день! На всё плевать! Если надо будет, она просидит там до ночи! Почему-то сейчас, когда она впала практически в панику, ей нестерпимо хотелось оказаться рядом именно с ним. Тем более, после увиденного дома Рен была обязана ему кое-что сказать.

 Дыхание сбилось быстро. Бежать и плакать — не самая лучшая идея. От нехватки кислорода в один момент Рен потеряла равновесие и упала, проехавшись ладонью и коленями по асфальту, прибавив к дизайнерским дырам на штанах обычные дворовые. Дальнейший путь пришлось проделать более медленным шагом. К счастью, от её дома этот храм недалеко, всего три километра.

 Уже вновь поднимаясь по каменным ступеням, Рен готовилась к резкому изменению погоды, но ничего не произошло. Наверху её встретила прежняя недружелюбная атмосфера, но ничего более. Солнце ярко светило, туч не было, дождь не собирался. Уже на финишной прямой девушка вновь ускорилась, почти не чувствуя боли от ушибов и содранной кожи.

 — Мидзу! — она ворвалась в помещение, где проснулась днём, но, как и раньше, никакого ответа не последовало. — Мидзу! — девушка обежала весь храм по периметру. Ничего, только продырявленная рисовая бумага шелестела на слабом ветру, да скрипели бамбуковые перегородки.

 Рен бросилась к мёртвой сакуре, на этот раз не тратя времени на её разглядывание. Сразу повернулась спиной и ринулась вперёд, считая шаги вслух.

 — …Четыре!.. Пять!..

 Из предыдущих препятствий была только рыхлая почва, сапоги в ней увязали не меньше прежнего. Больше ничего.

 — …Сорок пять! Сорок шесть!….

 Ни дождя, ни сильного ветра, ни холода. Солнце на месте.

 — Девяносто девять!.. Всё!

 Рен резко затормозила, согнувшись пополам от нехватки воздуха. Она слишком запыхалась. Ошибиться невозможно, это тот самый пейзаж. Редкие голые кусты и деревья, дорога, похожая на пересохшее русло реки… Вот там, чуть дальше, она впервые увидела Мидзу.

 Девушка прошла к деревьям, старательно вертя головой, но сейчас там никого не было.

 — Мидзу!

 Её ор разнесся, наверное, на всю гору. Странно, что птицы не встревожились. Возможно, тут совсем не осталось живности.

 — Мидзу!

 Новый крик во всю мощь её голосовых связок и прежняя тишина.

 — Значит, всё-таки ждать до ночи? — этот вопрос Рен адресовала сама себе, попутно осматривая землю, не мёрзлая ли.

 Нет. Не мёрзлая. Обычная каменистая земля, как и положено в середине весны, только без травы. Недолго думая, девушка уселась прямо на спуске холма. Штаны всё равно пропали, их испачкать не жалко. Возможно, на коленях сидеть было бы удобнее, но не хотелось, чтобы в рану попала инфекция.

 До вечера ещё долго. Хорошо, что удалось снова взять вверх над эмоциями. Слёзы рвались наружу, но Рен держала их под строгим контролем, не желая быть слабой. Наверное, было проще, потому что сейчас её окружало одиночество, к которому она привыкла. Ветер то поднимался, играя с голыми ветками, то стихал. Поначалу Рен оборачивалась на каждый шорох, но потом привыкла. Просто обхватила руками ноги, свернувшись комочком. Ничего, если станет совсем холодно, всегда можно встать и походить.

 Снова подул холодный ветер, на этот раз сильнее, чем раньше, принеся с собой небольшое разнообразие звуков. Прохладно. Девушка даже опустила лицо, спрятав его между локтями.

 — Ты что тут делаешь?

До боли знакомый голос заставил Рен резко подскочить на ноги, тяжело дыша. Мидзу. Девушка уже смирилась, что сможет увидеть его только ночью, поэтому внезапное появление бога днём застало её врасплох.

 Он стоял совсем рядом, вероятно, материализовавшись из ниоткуда. Бирюзовая юката подчёркивала статность фигуры. Тёмно-синие волосы, развевающиеся на ветру, снова наводили на мысль о призраке. При свете дня облик мужчины завораживал ещё сильнее. Вот только сейчас он почему-то не улыбался. Напротив, синие глаза смотрели на возвратившуюся гостью очень строго.

 Сердце Рен пропустило удар. Все слова разлетелись, тело тоже онемело, голова сама собой виновато опустилась. В груди перемешалась радость от встречи и боль от холодного тона. Её душа ринулась к Мидзу, но не смогла дотянуться, словно столкнулась с незримым барьером.

 — Я ведь исполнил твоё желание? — голос, как всегда, звучал спокойно, но мягкости в нём убавилось. — Так зачем же ты снова пришла?

 Он шагнул вперёд, но, убедившись, что от него прячут глаза, перевёл внимание на каменную дорогу внизу.

 — Я… — Рен запнулась. Сердце стучало так громко, что мешало думать. Почему он ведёт себя настолько иначе. Даже «милой» больше не называет.

 — Ты хочешь чего-то ещё?

 Тяжелое, горькое разочарование в голосе Мидзу словно окатило её ледяной водой.
Падший бог громко вздохнул, подступая ближе ещё на шаг.

 — Знаешь, — внезапно он переменил тему, — этот храм построили люди пятьсот лет назад. Тогда здесь протекала широкая, глубокая река, огибая холм, — он грациозно указал на каменную дорогу. — Она приносила большие неприятности жителями соседних деревень. Постоянно разливалась. Так появился я, из молитв людей, просящих о защите.

 Рен тайком подняла голову. Поскольку он смотрел в другую сторону, ей пока не было нужды прятать взгляд. Отчего-то реветь захотелось ещё сильнее. Так значит этот храм принадлежит Мидзу? Зачем мужчина об этом рассказывает и почему так холодно?

 — Больше трёхсот лет я смиренно выполнял свои обязанности, успокаивая воды и оберегая деревни, — он горько усмехнулся. — Но люди… такие люди. Река перестала представлять опасность, смертей и потерь из-за неё больше не было… Значит, можно попросить о чем-нибудь ещё … и ещё… Если желания исполнялись, они тут же прибегали с новыми, если нет, то возвращались с руганью и бранью. — Мидзу ещё раз вздохнул. На его тонких губах, наконец, мелькнула слабая улыбка, но она была грустной. — Все забыли, для чего изначально строился этот храм.

 Повисло молчание. Рен кожей чувствовала, что это не всё. Ведь если он первоначальный хозяин храма, то почему постоянно сидит здесь, в ста шагах от него, а сам храм выглядит так плачевно? И почему называет себя падшим? Ведь падшие боги — те, кто отказался от своих обязанностей, отверг всех прихожан и их мольбы…

 — Жадность людей меня всегда злила. Вдобавок жители из одной деревни стали приходить ко мне с пожеланием смерти друг другу. По разным причинам: из зависти, из мести… Моё терпение лопнуло. Догадываешься, что я сделал?

 Такой спокойный, даже милый голос, но у Рен побежали от него мурашки. Он точно означал что-то нехорошее.

 — Я вывел реку из берегов. Затопил, разрушил и смыл каждый дом в той деревне, независимо от того, кто там жил. А после осушил реку до последней капли, чтобы соседние деревни оставили меня в покое. Бог воды не нужен без воды. Но меня не забыли. Наверное, слишком хорошо исполнял свои обязанности, когда хотел. Прихожан стало меньше, но они не кончились. Всё равно шли и просили… просили… просили.

 Он сделал ещё одну паузу, но почти сразу продолжил.

 — Человеку в отчаянии помочь приятно. Но человеческая жадность не знает меры. Тогда я стал требовать за исполнения желаний плату. Что-то равнозначное, заставляющее задуматься, так ли важно то, что хочется. Меня почти возненавидели, — очередной грустный смешок, прозвучал жёстко. — Что же. Это было даже хорошо. Приходили только те, кому действительно требовалась помощь или просто любопытные. Для отсеивания последних я сделал себя почти недосягаемым. Большая часть убежит, едва поднимется по ступенькам. Четверть собьют с пути собственные мысли. Остальные сломаются на шагах.

 Девушка снова опустила голову — тяжело было слышать проскальзывающую злость в покорившем её голосе.

 — Ты первая, пришедшая ко мне за последние сто лет. Я был рад тебе помочь… — Мужчина наконец соизволил посмотреть на девушку, она стояла не шевелясь, затаив дыхание, боясь того, что он скажет дальше. — Но не прошло и нескольких часов, ты опять прибегаешь сюда. Так что же ты хочешь на этот раз, Рен?

 Стало очень страшно. Рен тайком приподняла голову, не желая встречаться с Мидзу взглядом. Его губы снова изогнулись в вежливой улыбке, но в ней больше не было тепла, наоборот, от неё веяло холодом и неприветливостью.

 У девушки не нашлось слов. Комок в груди расширился, причиняя нестерпимую боль. Её колотила мелкая дрожь. Все скопившиеся эмоции рвались наружу, а у Рен совсем не осталось сил с ними бороться. Присутствие Мидзу лишало её воли. Зачем он при первой встрече заставил её проявить слабость?! Зачем он показал, что такое забота и ласка?!

 Несмотря на явное недружелюбие, Рен всё равно тянуло к этому мужчине. Безумно хотелось объяснить, что не собирается беспокоить его больше никакими желаниями, но разве это правда? Разве может она ничего не хотеть, если сходит с ума от одного звука его голоса?

 Диагноз бесспорен: Рен влюбилась в Мидзу. Так может, это была настоящая плата за исполнение желания? Он забрал её сердце? Ведь потеря невинности — ничто по сравнению с той болью, которая её сейчас раздирает. Она хочет быть с ним, но Мидзу ненавидит тех, кто ненасытен в своём «хочу». Значит, ненавидит её. Теперь уже ненавидит. Лучше всего будет скорее уйти отсюда, забыть навсегда про то, что случилось в ста шагах от мёртвой сакуры. Но прежде…

 Она ведь бежала сюда не только ради встречи. Рен считала, что обязана сказать очень важную вещь.

 — С… спасибо… — проклятые слёзы всё-таки набежали на глаза. — Спасибо за родителей!

 — Что?

 В его голосе проскользнули нотки удивления. В груди Рен что-то надломилось. В какой-то момент ей стало невыносимо себя сдерживать. И плевать на все последствия! Даже если он рассердится, всё равно им больше не увидеться.

 Управлять ногами было сложно. К счастью, Мидзу стоял рядом, нужно было сделать всего два шага. Рен так и не поняла, то ли она споткнулась, то ли тело само понесло её вперёд, но девушка буквально бросилась к нему, утыкаясь лицом в грудь.

 Мужчина не ответил на объятья. Ничего не сказал. Рен не ощутила прежнего тепла, согревающего её ночью, но её уже ничего не могло остановить. Радость, боль, грусть, смятение, страх — всё, что скапливалось несколько лет вырвалось наружу в виде безудержных рыданий и спутанных слов.

 — Спасибо за родителей!.. Я не… ожидала!.. Не поняла!.. Не понимаю!..

 В итоге все слова сбились в нечленораздельный плач, но девушка только сильнее вцепилась в Мидзу. Ведь он пока не сопротивлялся, пока позволял.

 Нежное обволакивающее тепло пришло внезапно. Падший бог мягко приобнял её в ответ, положив одну руку на спину, другую на затылок, поглаживая волосы. Рен заревела пуще прежнего, больше не пытаясь ничего произнести. Её колотила мелкая дрожь, ноги почти перестали держать.

 Чтобы успокоиться требовалось время. Мидзу не торопил её, наверное, для него время не имело значения. За столько лет к нему сумел прийти только один человек… пусть и дважды.

 Всхлипы Рен стали реже, она начинала приходить в себя.

 «Он не прогнал меня… — эта мысль бессовестно зарождала болезненную надежду. — Но если собирался прогнать, то зачем пустил? Зачем разговаривал? Ведь мог вышвырнуть без всяких историй и шанса оправдаться…»

 Об этом действительно стоило задуматься, ведь второй раз Рен прошла без всяких препятствий. День-ночь не имело значения, не захотел бы её видеть — не впустил бы.

 — Меня ещё никто не благодарил… — мужчина заговорил, как только плечи Рен перестали содрогаться. Тон разительно переменился, от прежней недружелюбности не осталось и следа. — Это приятно…

 — Тебе… — девушка решилась поднять заплаканное лицо, — тебе здесь одиноко.

 Их взгляды встретились. Рен с изумлением заметила, что он смотрит на неё так же, как смотрел ночью. На губах появилась искренняя, нежная, хотя и немного загадочная улыбка. Более того, пусть она и отстранилась, он руки не убрал.

 — Так ты пришла, чтобы скрасить моё одиночество, милая?

 Опять тихий шёпот, практически выбивающий у Рен почву из-под ног. Против воли девушки по её телу побежали волны возбуждения.

 — Нет… — ложь далась с трудом. Но она не могла признаться, ведь любовь, по сути, — тоже докучливое желание.

 — Рен… — Мидзу дотронулся белыми пальцами до мокрой от слёз щеки, — бог может прочесть мысли по глазам. Но при прикосновении даже не нужно применять усилий, они сами льются в голову.

 Девушка точно окаменела. Сознание, в попытке оградить себя от позора, автоматически отказывалось принимать его слова и уж тем более доносить их значение до Рен.

 — Теперь я знаю всё, что ты чувствуешь…

  Тёплые объятья разжались. Стыд полностью захлестнул девушку. Лучше бы убежать самой до объявления приговора, но кровь из тела перекочевала в лицо. Да и как она могла убежать, если Мидзу ещё рядом… Совсем близко. Есть возможность ещё раз вдохнуть его запах, чтобы запомнить надолго.

 Мужчина аккуратно взял Рен за руку, поднимая запястье, после чего коснулся его губами. Ранка на ладони затянулась прямо на глазах изумлённой девушки. Кажется, то же произошло и с царапинами на коленях, потому что кожу перестало саднить.

 — Иди домой, милая.

 Больно. Жестокая фраза после того, как он узнал о её чувствах и поцеловал. Рен послушно вздохнула. Весь её образ неформальной сильной девочки меньше чем за сутки развалился к чертям. Последние слова окончательно опустошили душу. Лучше уходить как можно скорее, пока не стало совсем плохо, только пусть руку, наконец, отпустит!

 Рен уже собралась повернуться, как Мидзу внезапно склонился и поцеловал её. Легко, ненавязчиво, но очень нежно.

 — Ты меня не так поняла, Рен, — голос прозвучал чуть строже, будто он поймал глупого ребёнка за непослушанием. — Тебя ждут родители. Сейчас для всех вас это намного важнее. Не бойся, милая, они никогда не начнут снова пить. А когда вы поговорите… если захочешь, возвращайся сюда. Я не буду против.