Один престарелый литератор был извещён о присуждении ему высокой награды в очень непростой, можно даже сказать переломный момент. Почти месяц не отходящий от собственного смертного одра умирающий писатель то впадал в тревожный сон, а то подолгу выпадал из него и с тоской обозревал тогда горстку тараканов, расположившихся на потолке прямо над больничной койкой. Известие о присуждении агонизирующему почётных регалий явилось сущей неожиданностью и прозвучало как гром средь ясного неба:
- Вам звание дали! – кричала медсестра Муся, захлёбываясь щенячьим восторгом и гомерическим хохотом. - За огромный вклад! И за заслуги тоже! Господи, радость-то какая!
Услышав приятную новость, практически недвижимый, с остановившимся взглядом и градусником в заднем проходе, писатель всё-таки нашёл в себе силы обрадоваться свалившемуся на него счастью и даже попробовал весело и заразительно засмеяться, но на это действо сил у него уже не хватило.
«Успел! – со злорадством подумал умирающий, и оскал беззубого рта украсил его скукоженное годами активного творчества лицо. – А Ефрем - нет! Естественно, я всегда писал лучше него!»
- Покажи! Где? Где написано? – еле слышно приказал Мусе признанный наконец автор, тяжело дыша и протягивая дрожащие руки к долгожданной газете - к той, которую он ждал всю жизнь. – Да очки, очки на меня надень, доченька.
«Пусть выкусит теперь. Я – победил!» – опять и опять проносилось в трясущейся голове абсолютно безнадёжного пациента, пока он силился разобрать мелкий газетный шрифт, а потом вникнуть в его смысл. Наконец содержание короткой заметки полностью перекочевало в голову писателя.
- Что это? – поразился вдруг напечатанному неизлечимо больной и неожиданно тонким визгливым голосом зарезанного поросёнка потребовал объяснений от радостной медсестры. – Что ты мне притащила, клизма рваная?
- Да вот же! Вы что? Ослепли? – обиделась Муся. – Чёрным по белому: «присвоено звание», «за заслуги», «вклад» и т.д. И при чём здесь клизма вообще?
- Ты дальше, дальше читай! – уже больше не визжал, а шептал обессиленный награждённый, впадая в состояние самого последнего оцепенения. – Что Ефрем? Тоже получил? Отвечай быстрей да не ври, видишь, - умираю я.
Через несколько минут с ним было кончено. Муся плакала: ей вдруг стало очень жаль старенького писателя, прощального шёпота которого она уже не слышала: «Всё-таки Ефрем удостоился лишь посмертно, а меня оценили ещё при жизни. Итог: я талантливей!»